Глава 14

«Лейся, песня» и «Пейся, пепси» – это не скороговорка, а виды культурного отдыха масс.

(Из газеты «Жэньмин Жибао».)

Следующий день, последний в Пекине, начинается с утреннего посещения парка Житан («Алтарь Солнца» – когда-то в нем император приносил жертвоприношения духам предков, Солнцу и Луне). Неспешной походкой минуем несколько посольств – около каждого чистенький китайский постовой в белых перчатках (надо сказать, военная форма на многих китайцах сидит м-м-м… как бы это выразиться? Несколько лоховато – слишком уж субтильные), проходим мимо рынка Яболу (барахолка для русских) и за пару юаней попадаем внутрь огороженной красными стенами территории парка.

В восемь утра здесь кипит вовсю парковая жизнь – заметьте, в рабочий день. Первый, кто привлекает наше внимание – дедушка седых лет, бодро шагающий по каменной дорожке задом наперед. Предположение о старческом слабоумии с негодованием отметается; версия контрамотов из Стругацких (для знатоков) признана черезчур экзотичной; спор прерывает А.М., поясняющий, что это просто напросто такой цигун – вероятно, один из новомодных. А, ну тогда конечно, все ясно, так бы сразу и сказали… Без проблем: если все время идти вперед, то стареешь, как все, а вот если назад, то немножко отматываешь время назад, и типа молодой. Ну это как одометр у автомобилей: если все время ехать назад, то можно отмотать пробег машины в обратном направлении. Не пробовали? Попробуйте!

Повстречав еще несколько контрамотов, приближаемся к центральным площадкам парка. В центре расположена система прудов, живописных полянок и аллей, на которых легко уединиться и покачать ци в свое удовольствие, или просто посидеть на скамеечке в теньке, любуясь на искусно расставленные валуны и карликовые деревья. Впрочем, есть здесь немало и нормальных деревьев – платаны, магнолии, кипарисы и всякие там елки-палки. Некоторые из них облюбованы местными цигунистами для осуществления своих странных, порой-таки подозрительных для непосвященного глаза практик. Так, можно увидеть солидную даму лет пятидесяти, вцепившуюся в горизонтально расположенный сук верхними конечностями и раскачивающуюся в этом легкомысленном положении. Другое несчастное дерево и вовсе вынуждено покрепче ухватиться корнями за землю: толстый мужик расстегнул рубашку на пузе и методично бъется оным о древесный ствол (одно из классичеких шаолиньких упражнений), спасибо еще это не пальма со спелыми кокосами. Рядом стайка женщин бальзаковского возраста (кстати, сколько это в цифрах?…) выполняет тайцзицюань под современную легкую музыку (в Китае она вся легкая; понятия «блатные песни» у них нет и в задумке – а ведь при Мао сидели как надо!) – вроде бы ничего особенного, но вот разительный штрих – у них нет тренера! Никто не заставляет их потеть по три часа в день – они делают это сами, потому что им это нравится и такова традиция!

Что делают люди в наших парках? Гуляют, сидят у фонтана, пьют пиво, в лучшем случае посещают какие-нибудь аттракционы. Словно не знают, что с собой делать – ждут того, что бы их развлекло или отдохнуло; пребывание наедине с собой ввергает обычного среднестатистического европейца в беспокойство (надо что-то делать, что я сижу просто так?) или скуку (господи, ну что я тут сижу один как пень, даже заняться нечем). Древние и мудрые ханьцы давно решили для себя проблему скуки и придумали массу упражнений, позволяющих человеку укрепить тело, не уставая до изнеможения, успокоить сознание, не пользуясь никакими внешними предметами или зрелищами, снять напряжение и до глубокой старости оставаться активным членом жизни. Для молодых это – кунфу, для пожилых – цигун, хотя в реальности кунфу и цигун неразделимы, и часто их невозможно различить по внешней форме.

Сказать, что в любом китайском парке за каждым кустом сидит по мастеру боевых искусств или великому цигунисту-экстрасенсу – конечно, значит безответственно соврать. Как и в любом искусстве, серьезного успеха достигают лишь единицы из десятков тысяч. Однако, сказать, что за каждым кустом сидит по занимающемуся – это правда, иногда и по два. Обилие стилей и направлений неудивительно – Пекин огромный город, сюда переезжают жить из разных провинций, принося с собой диковинные традиции семейных стилей, которые за века смешиваются, образуя новые, не всегда удачные сочетания. При всей своей привязанности к традиции и в чем-то консервативности, китайцы, тем не менее, легко принимают новведения и чужой опыт, практично используя лучшее и без сожаления отбрасывая неподходящее. Возможно, разгадка парадокса в том, что так легко меняется лишь внешняя форма – но основа, выстроенная тысячелетиями, неизменна. Казалось бы, авторитет китайского ушу не должен был бы позволить иностранным или новомодным стилям проникнуть в культурное пространство Китая – тем не менее, сейчас очень популярны школы Брюса Ли, каратэ и даже европейского бокса. Неважно, как называться и что преподавать – важно, что для занимающихся в Китае слово Учитель всегда пишется с большой буквы, и все они свято верят, перефразируя Марка Твена, что «их Учитель легко побьет десятерых, а по воскресеньям – и сотню противников». И хотя для критичного европейского ума подобная вера кажется несколько наивной, тем не менее она имеет большой практический смысл: сознание ученика, доверяющего учителю и его методам, гораздо более восприимчиво к информации, чем сознание сомневающегося, а значит, быстрее обучаемо; хорош учитель или плох – он все же заведомо мудрее и опытнее своих учеников (иначе они поменялись бы ролями!), и нужен им как проводник на их собственном длинном пути. Пройдет время, и многим из них окажется уже не по дороге с учителем – и в этом нет ничего плохого – но пока учитель рядом, в него стоит верить – и скорее всего, чуть раньше, чем понимать.

Возможно, занятые именно такими размышлениями, продолжаем нашу увлекательную экскурсию по парку Жи-Тхан. Минуя небольшой пруд, в котором вокруг искуственных (но выглядящих очень естественно) каменных островков плавают утки, вдруг слышим звуки музыки, в которой безошибочно распознаем традиционную пекинскую оперу. Действительно, спутать какофонические завывания свирелей, аккорды циней и удары литавров с чем-либо другим невозможно. Ориентируясь по звуку, подбираемся поближе. Довольно большая беседка с сидениями для музыкантов внутри, человек тридцать зрителей и десяток исполнителей, причем все они периодически меняются местами. Конечно же, большинство из них – пенсионеры. По центру беседки стоит дедушка лет шестидесяти, одетый как и все его сверстники вокруг – легкая светлая рубашка с короткими рукавами, тонкие летние брюки и сандалии на носки системы «женские подследники» а-ля «простите, мисс, лайкры хватило только по щиколотку». С очередным ударом литавров дед затягивает сложную арию тонким пронзительным голосом, который с закрытыми глазами мы назвали бы женским. Любой нормальный советский человек, воспитанный на Льве Лещенко и песне «Гайдар шагает впереди», без сомнения, не выдержал бы и пяти минут этого ужасного скребущего по ушам мяуканья. Однако мы выдерживаем больше, и в награду за стойкость нам удается послушать еще один номер импровизированного концерта – женскую партию, исполняемую соответственно миниатюрной бабушкой (одетой, впрочем, так же, как и дедушка). Здесь мы понимаем, обладателем какого глубокого баса являлся предыдущий исполнитель!

Слегка оглушенные культурным нокдауном, бредем далее. Несмотря на наше явное варварское непонимание музыкального смысла услышанных композиций, интуитивно мы чувствуем, что музыканты – молодцы и играли с вдохновением, и что для столь необычного вокального исполнения требуется особая, очень сложная практика и, видимо, особый тип музыкального слуха, совсем неразвитый у нас. И ведь это не были профессионалы, просто отряд пенсионеров по интересам. Почему наши пенсионеры не распевают арию Евгения Онегина в парке имени Максима Горького?

На следующей аллее нам посчастливилось лицезреть еще одного представителя оригинальной техники у-шу, хотя мы так и не смогли определить, к какому стилю относится увиденное. Мужичонка лет сорока, тощий и, говоря по-нашему, несколько плюгавый, одетый в штаны и домашнюю майку с лямками, выписывал разнообразные кренделя ногами и руками, то ускоряясь, то сгибая спину и замедляясь, меняя ужимки и гримасы, то неожиданно останавливаясь и просто отдыхая стоя. С некоторой натяжкой можно было бы назвать его стиль «обезьяной», той самой, которую придумали в Пекинской академии у-шу (а вовсе не в потайных коридорах монастыря Шаолинь), но смущало отсутствие каких-бы то ни было стоек и странная манера тыкать двумя растопыренными пальцами во все стороны. Налюбовавшись вдоволь на великого мастера, мы временно закрепили за новооткрытым направлением боевых искусств название «стиль пьяного таракана», и направились к выходу из парка – время уже близилось к обеду, да и впечатлений нагрузили котомку – не унести.









Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Наверх