Идея, впервые высказанная в Риме

После крушения фашистского режима в Италии и выхода страны из войны Советский Союз в марте 1944 года восстановил с ней дипломатические отношения. А там, где есть такие отношения и когда они развиваются в нормальном русле, естественными становятся и контакты между людьми в самых различных областях, включая встречи между государственными деятелями.

Каждый раз, когда оказываешься в Риме и едешь из аэропорта к центру города, обязательно из каких-то тайников сознания приходит мысль: «Ведь я еду по старой Аппиевой дороге, на которой еще сохранились камни, аккуратно уложенные древнеримскими рабами. А сколько еще встретится на пути и руин, и полусохранившихся памятников старины!» Это ощущение, видимо, сродни тому, которое испытывают иностранцы, ступая на территорию Московского Кремля — священного места в нашей стране.

Когда въезжаешь в столицу Италии, то, независимо от того, первая ли это поездка или десятая, глаз невольно начинает искать овал Колизея, без которого Рим не был бы Римом. При виде этого гигантского памятника древности любому человеку, вероятно, трудно избавиться от мысли, что на арене Колизея погибали тысячи гладиаторов, которые шли на верную смерть по прихоти рабовладельцев. Кровавые игрища на аренах в империи стали как бы апофеозом гнета и бесправия в рабовладельческом обществе.

В Италии мне приходилось встречаться и беседовать с ее президентами, премьер-министрами, министрами иностранных дел. При этом нельзя не отметить специфику политической жизни этой страны.

После окончания второй мировой войны в Италии не выделилась какая-либо одна, пользующаяся всеобщим признанием общественная фигура, которая сравнилась бы по своему значению, например, с де Голлем во Франции, Черчиллем в Англии, Аденауэром в Западной Германии. Здесь сформировался определенный круг буржуазных деятелей, которые, перемещаясь с одного поста на другой, прочно удерживались в высшем эшелоне государственной власти. Поэтому, как мне представляется, не имеет существенного значения, в каком порядке пойдет о них речь.

Трагическая гибель в 1978 году Альдо Моро, лидера христианско-демократической партии, от рук террористов является весомой причиной, по которой стоит назвать его имя первым.

Меня могут спросить:

— Кого из итальянских государственных и политических деятелей вы знаете лучше всех?

Не задумываясь, я отвечу:

— Альдо Моро.

Нет, это не из-за того, что его уже нет в живых. Не из-за того, что его зверское убийство, потрясшее не только итальянцев, вызывает в моей памяти образ человека, достойного страны, давшей миру великую древнюю цивилизацию, которая в той или иной мере рассеяла семена будущего по всему западному, да и не только западному, миру. Например, знаменитый кодекс Наполеона, созданный на основе постулатов римского права, сам впоследствии обогатил юридическую науку и практику романских стран Западной Европы, а через них и многих других стран.

Хотя Моро являлся представителем мира капитализма, он все же стал убежденным сторонником той точки зрения, что разногласия между государствами должны разрешаться мирным путем, а не силой оружия. Различия в общественном строе государств не должны вести к применению оружия, считал он, как бы ни обострялись разногласия между ними по спорным проблемам. Однажды он говорил мне в беседе:

— Современный мир, накопивший огромное количество ядерного оружия, не должен позволить пустить его в ход. Даже, выражаясь фигурально, и мечи римских легионеров не должны употребляться по их прямому назначению. Не говоря уже о том, что нельзя допустить применения ядерных ракет.

Слушая его, я думал: «А ведь это отдаленный потомок тех людей, которые с мечом в руке прошли по землям, где впоследствии возникли многие современные государства».

Обращает на себя внимание то, что приведенные здесь слова Альдо Моро прозвучали из его уст еще в начале семидесятых годов. Он не изменял этому своему убеждению.

Его я знал как политика незаурядного ума, вдумчивого и серьезного собеседника. Поначалу, когда мы с ним познакомились, он произвел впечатление медлительного и даже несколько флегматичного человека. Но четкость в выражении мыслей, сосредоточенность, систематичность в изложении позиций — а именно это отличало Моро на переговорах и в беседах — все эти качества уже вскоре заставили вносить коррективы в первое впечатление.

Мне много раз приходилось встречаться с Моро на сессиях Генеральной Ассамблеи ООН. Виделись мы и в Хельсинки на заключительном этапе общеевропейского совещания. Отстаивая общие позиции стран НАТО, он тем не менее отдавал себе отчет в том, что Восток и Запад должны жить в мире. А раз так, то они обязаны вести диалог, учитывать законные интересы друг друга.

Прежде чем Советский Союз внес на рассмотрение соответствующих государств предложение о созыве общеевропейского совещания для рассмотрения вопросов безопасности континента, советское руководство решило начать зондаж. К тому времени эта идея еще не доводилась до сведения какой-либо страны НАТО. Первой стала Италия. В апреле 1966 года я совершил визит в Рим и в ходе беседы с тогдашним премьер-министром Моро изложил содержание нашего плана.

Моро задумался, а я с нетерпением ожидал реакции. Он задал несколько вопросов, чтобы уяснить суть плана. Слово взял присутствовавший на беседе министр иностранных дел Аминторе Фанфани. Он проявил понимание смысла и значения советского предложения. Моро тоже высказал положительное к нему отношение.

Оба итальянских собеседника весьма живо отреагировали на мои соображения. Моро сказал:

— Действительно, государства нашего континента, а также США и Канада созрели для того, чтобы встретиться и совместно обсудить проблемы европейской безопасности и попытаться прийти к каким-либо согласованным решениям, которые стали бы приемлемыми как для стран Организации Варшавского Договора, так и для государств Североатлантического союза.

Беседа по этому вопросу заканчивалась определенно на конструктивной нотке. Оба собеседника — премьер и министр нашли идею совещания заслуживающей серьезного внимания.

Опять Моро задал несколько вопросов, и опять мне пришлось давать разъяснения. Затем он заявил:

— Эта идея для итальянского правительства представляется приемлемой.

В ходе наших дальнейших консультаций с широким кругом государств правительство Италии придерживалось того же мнения, что высказывали на беседе в Риме Моро и Фанфани.

И действительно, Италия придерживалась конструктивной позиции в течение всей работы Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе. Моро возглавлял итальянскую делегацию, прибывшую в Хельсинки на завершающий этап совещания, и от имени своей страны подписал Заключительный акт.

Никогда Моро не проявлял спешки при рассмотрении какого-то вопроса. Главным он считал конечный результат обсуждения и всегда держался спокойно, когда высказывал свои взгляды. Ни разу я не наблюдал, чтобы он нервничал. Думаю, что каждый, кто хотел бы нарушить его рассудительный тон изложения позиции Италии, потерпел бы неудачу.

После одной из бесед, когда мы выходили от Моро, я сказал советскому послу в Италии Н. С. Рыжову:

— Да, этот итальянский собеседник обладает такой же нервной системой, как юный Гай Муций Сцевола![11] И ничуть не слабее!

Посол меня понял и улыбнулся.

Моро обладал достаточной подготовкой, чтобы считаться в области внешней политики одним из наиболее компетентных деятелей Италии. Но он неплохо знал и экономику своей страны, ее сильные и слабые стороны.

Много раз я слышал о личной скромности Моро. Это совпадает и с моими собственными наблюдениями. Он, например, никогда не заботился, появится ли в прессе его заявление или его фотография в связи с той или иной встречей. Такая его черта была широко известна, и люди это ценили.

Запомнился Альдо Моро еще и тем, как он с любовью, но, по-моему, объективно говорил об итальянцах. Умение так рассуждать о собственном народе — не частое явление.

Был вечер. Рим — южный город, и, как везде на юге, сумерки в нем летом наступали быстро. А мы разговаривали. Речь шла о политике, об идеологии, а потом — на необычную тему.

— А знаете, в чем итальянцы отличаются от русских? — неожиданно спросил Моро.

Я сказал собеседнику:

— Раньше, когда я знакомился с вашей страной только по литературе и по картинам ее выдающихся художников, мне казалось, что итальянцы на каждом шагу поют, танцуют, смеются и плачут. Да еще катаются в гондолах по каналам ваших городов. Конечно, они и работают, но об этом как-то не думалось, — в труде все народы везде на Земле равны.

Моро не удивился тому, что услышал от меня.

— Так обычно и думают об итальянцах за рубежом, — заметил он. — Раз итальянец с итальянкой идут или сидят вместе, так они должны обязательно запеть или, по крайней мере, поцеловаться, чтобы все другие вокруг это видели.

А какова реальность? — спросил самого себя мой собеседник. — Итальянцы почти ничем не отличаются от других народов. Конечно, они живут на юге и представляют собой сложное смешение племен и народностей, которые населяли Апеннинский полуостров в далеком прошлом. Происхождение этого сплава, его черты, особенности и сейчас еще не полностью прослежены. И вовсе не надо судить о молодых итальянцах по их поведению во время парадного шествия гондол по каналам Венеции.

На это я заметил:

— Ваш соратник по политической деятельности — господин Фанфани мне не раз говорил, что если я не побываю в его родном городе — Венеции, то могу считать, что не побывал в Италии. При такой постановке вопроса я, конечно, согласился с тем, что в Венеции побывать следует. Тем более, что в противном случае Фанфани не собирался засчитывать мои визиты в вашу страну. И представьте себе, я попал в этот чудесный город. Но случилось так, что на каналах тогда не было гондол. Два дня шел дождь, и мы с сопровождавшими нас итальянцами шутили: «Не приложило ли к такой погоде руку американское ЦРУ?»

Тут Моро вспомнил случай, который произошел в тот день, когда он посещал Венецию:

— Было это именно в момент парада гондол. Упала в воду из одной гондолы девушка. Конечно, все, и в первую очередь гондольеры, переполошились. Она начала тонуть. Но сразу же несколько мужчин бросились в воду, чтобы помочь синьорине выбраться из канала. Тот, кто прыгнул первым, и спас ее.

Думаю, — добавил Моро, — что эта сцена, возможно, была разыграна. Но так пусть считают рационалисты. На самом же деле все обстояло внешне естественно. У итальянцев вымысел от правды иногда отличить трудно. Мы в известном смысле — прирожденные артисты. Конечно, это не относится к серьезной политике. Вот в этом мы чуть отличаемся от русских.

Вероятно, Моро сознательно обращал внимание лишь на одну сторону характера его соотечественников, отдавая себе отчет в том, что слушатель вполне поймет патриотические чувства и оценит изящные примеры при описании психологии жителя Венеции, Рима или любого другого города страны.

Смотрел я на Моро и сделал ему совершенно искренний комплимент:

— Да вы и сами могли бы состязаться со спасателями. Вы — стройный, подтянутый, выглядите как отличный спортсмен, к тому же вы еще и психолог.

…Этот разговор я вспомнил в ту минуту, когда прочел сообщение о том, что тело Моро было обнаружено в багажнике автомашины на одной из улиц в центре Вечного города. Длинный мартиролог жертв заговоров, больших и малых, за более чем две с половиной тысячи лет истории Рима пополнился еще одной…

События, связанные с убийством Альдо Моро, представлялись для итальянской общественности настолько необычными, настолько они приковывали внимание всей страны, что кинематографисты, основываясь на скрупулезно собранном досье — материалах суда, создали художественный фильм «Дело Моро». Он с необычным, можно даже сказать, сенсационным успехом прошел по экранам Италии.


Примечания:



1

ЕкатеринаII. Lettres аu prince de Ligne. Bruxelles, 1924. P. 128 (письмо от августа 1790 года).



11

Гай Муций Сцевола — по античному преданию, римский юноша, плененный этрусками, опустил в огонь правую руку, которая сгорела, а он тем самым показал свое презрение к боли и смерти. — Прим. ред.









Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Наверх