40. Декабристы: политические честолюбцы или передовая часть российской элиты?

Часть 1

Сванидзе: Тема наших сегодняшних слушаний: «Декабристы: политические честолюбцы или передовая часть российской элиты?».

Декабрьское восстание в Петербурге, декабристы — это было давно, 185 лет назад, как раз в декабре. Редкое историческое событие, о котором большинство хоть краем уха, но слышало. Красивые, блестящие, богатые, молодые люди. И женщины у них — красивые, богатые. И вот они порушили все свои успешные жизни. Одни — на эшафот, другие — на каторгу. И жёны — всё бросили и поехали за ними.

Итак, вопрос слушаний: «Декабристы: политические честолюбцы или передовая часть российской элиты?».

Мы запускаем голосование для нашей телевизионной аудитории, номера телефонов вы видите на экране.

Обвинитель на процессе — писатель Леонид Млечин.

Защитник на процессе — политолог, президент Международного общественного фонда «Экспериментальный творческий центр» Сергей Кургинян.

Прошу вывести на экран материалы по делу.

Материалы по делу.

14 декабря 1825 года на Сенатской площади Петербурга произошло восстание декабристов. В истории дворцовых переворотов это первый случай, когда бунтовщики сражались за власть народа. В революционном манифесте мятежников объявлялось уничтожение бывшего правления, учреждение временного революционного правительства, ликвидация крепостного права, свобода печати и вероисповедания.

В ноябре 1825 года в Таганроге неожиданно умирает император Александр I. Наступает напряженное положение междуцарствия. Еще при создании своей организации в 1816 году, декабристы приняли решение выступить в момент смены императоров на престоле.

Сражения как такового не получилось. Царские войска стреляли картечью. Восставшие отвечали оружейным огнём. По официальным данным царской Канцелярии, был убит 1271 человек. Из них — 903 человека — чернь.

По мнению многих историков, это восстание во многом повлияло на всю последующую историю Российского государства.

Сванидзе: До начала прений у меня вопрос и к Млечину, и к Кургиняну — в чём актуальность темы? Сторона обвинения, Леонид Михайлович, прошу Вас, актуализируйте тему.

Млечин: В нашей жизни, в истории нашей страны была масса случаев, когда происходило то, что историки, сидящие в этом зале, профессионалы, называют инструментализацией истории. То есть, превращение реальной истории в инструмент политики. Когда реальная история искажалась в угоду текущей политической жизни, текущих политических потребностей. Странным образом, декабристы, столь далекие от нас, тоже оказались своего рода инструментом в политической жизни. И мы, на самом деле, только в последние годы, усилиями нашей академической науки, восстанавливаем то, что произошло тогда в реальности.

Эти люди начали с обмана в тот день. Они обманули своих солдат. И они повели их, в общем, и на собственную смерть, и они повели их убивать. Конечно, очень трудно сказать, что произошло бы, если бы они победили. Мне кажется, возможны два варианта.

Или бы они, убив императора, поставили бы другого императора. Это был бы ещё один переворот, которых много происходило тогда в Петербурге, в те столетия. Еще один переворот.

Или же, что ещё хуже, убив всю императорскую семью, они сделали бы то… Собственно говоря, нам не сложно предположить, в 1917 году примерно произошло тоже самое — свергли монарха, убили императорскую семью и залили Россию кровью. Очень горько разочаровываться. Изучение истории декабристов это разочаровывающая история.

Но мы давайте, попробуем, вернемся к реальности…

Сванидзе: Завершайте, пожалуйста.

Млечин: Увы, они, конечно, принадлежали к элите по праву рождения. Или к истеблишменту, как сегодня сказали бы. Но в основном это были честолюбцы, люди, готовые убивать.

Сванидзе: Спасибо. Прошу Вас, сторона защиты, Сергей Ервандович.

Кургинян: Поразительно, что за весь период, не имеющий никакого отношения к советской истории, за весь период между восстанием декабристов и 1917 годом, никто из людей, относящихся к очень разным направлениям, не бросил камня в адрес декабристов.

Ф.И.Тютчеву не нравилась революция, он написал великие строчки:

«О жертвы мысли безрассудной,
Вы уповали, может быть,
Что станет вашей крови скудной,
Чтоб вечный полюс растопить!
Едва, дымясь, она сверкнула
На вековой громаде льдов,
Зима железная дохнула —
И не осталось и следов»

О строчках А.С. Пушкина «Во глубине сибирских руд…» мы не будем говорить.

Почему? Почему? Есть исключения, которые я буду указывать. Но почему же так никто не сказал против декабристов? Потому, что есть несколько условий, очень важных условий, которым они отвечали.

Первое условие состоит в том, что это были люди, стремившиеся решить самую насущную задачу России — отмену крепостного права. С отменой крепостного права уже на тот момент была колоссальная задержка. Его надо было отменять. Все остальные методы были использованы в значительной степени. Как известно, есть революционный метод, да. Если задача не решается другим методом, она решается революционно. Дай Бог, чтоб нас миновала чаша сия, и чтоб все задачи мы решали другими методами.

Второе. Они любили народ. Они страдали по этому народу. Это была та часть нашей, если хотите, интеллигенции, дворянской интеллигенции, которая породила начала народолюбия, бесконечной заботы о народном благе.

Нам сейчас надо понять, что такое передовая часть класса — это те люди, которые видят исторические задачи, любят народ, и пытаются эти задачи решить. И нельзя в них кидать камень. Эти люди — святые, при всех их недостатках.

Сванидзе: Спасибо. В эфире «Суд времени». В центре нашего внимания декабристы. Начинаем слушания. Вопрос сторонам: «Какие исторические вызовы породили движение декабристов?»

Пожалуйста, слово стороне обвинения. Леонид Михайлович, Ваш тезис, Ваш свидетель. Прошу Вас.

Млечин: Если можно, я хотел бы побеседовать с одним из наших ведущих историков, членом-корреспондентом Академии наук, директором Института Российской истории, Андреем Николаевичем Сахаровым.

Андрей Николаевич, ну давайте попробуем внести ясность. Чего же хотели в реальности декабристы? Кем они были? Святыми, честолюбцами, заговорщиками, мятежниками — кем в реальности?

Сахаров Андрей Николаевич, членом-корреспондент Академии наук, директор Института Российской истории.

Сахаров: Я думаю, Леонид Михайлович, они были одновременно и честолюбцами, и злодеями, и передовой частью общества.

Декабристов породила обстановка послевоенного ожидания. Послевоенная, после 1812 года и заграничных походов, обстановка, которая принесла дыхание цивилизованного мира, европейского мира. Мира, в известной степени уже демократизирующего. И вот люди, которые прошли огонь 1812 года, которые побывали за рубежом, которые вдохнули этот новый мир, после французской революции, который в Европе был, — эти люди вернулись в обратно.

И вот эти люди предположили совершить невозможное в России и перевернуть российскую историю. Повести её по новому, по западному пути. Но я полагаю, что вот в этом вот обличии, декабристы дали начало ряду направлений российской истории.

Во-первых, с одной стороны, это эволюционизм. Это — спокойствие, пропаганда, это либеральные тенденции.

Вторая линия среди декабристов — это люди, которые считали, что необходимо решать всё кровью, диктатурой, насилием, репрессиями.

И здесь прозвучала мысль о том, что они любили народ. Вот эта часть народ не любила. Не понимала. Хотела использовать его с точки зрения своих интересов, довольно сомнительных и довольно грустных интересов. И вот эта линия породила в дальнейшем «нечаевщину». Это революционное движение, которое исповедовало лозунги — «Цель любыми средствами». В дальнейшем, «Народную волю» — это терроризм, это убийство Александра II, реформатора. В дальнейшем, эта эстафета была подхвачена большевиками, которые боготворили декабристов. Именно вот эту часть декабристского движения, которая отвечала насильственным, и, прямо скажем, террористическим методам действия. В частности, П. Пестель и ряд других декабристов. Как говорил П. Пестель: «Сначала разрушим всё — потом будем строить». Убьём, репрессируем, потом будем строить.

И вот наша история показала, что вот эти тенденции, они, в конце концов, в нашей стране, к сожалению, возобладали.

Сванидзе: Завершайте, пожалуйста. Спасибо.

Прошу Вас, Сергей Ервандович. Ваши вопросы оппонентам.

Кургинян: Нам часто говорят, что декабристы, вот, они — цареубийцы. Они кого-то там, так сказать, убили. Но вот у меня перед глазами текст.

«Да, в программе декабристов стоял пункт — истребление императорской фамилии. И когда восстание началось, один из отрядов должен был захватить Зимний дворец, под руководством декабриста А. Якубовича, и уничтожить царскую семью, в том числе и Николая I, императрицу, цесаревича, которому было в то время 7 лет. Будущий Александр II должен был погибнуть, если бы этот план осуществился. Но А.Якубович отказался штурмовать Зимний дворец, сказав, что он не может бороться с женщинами и детьми».

Значит, смысл заключается в том, что они могли? Если бы они хотели убить императора, они были люди с оружием, и легко могли это сделать, как это делали другие.

Скажите, пожалуйста, ведь на самом деле они не осуществили никакого цареубийства?

Сахаров: Я думаю, что Вы правильно сказали, что, действительно, они не совершили цареубийства. Они колебались. И А. Якубович отказался штурмовать Зимний дворец. А П. Каховский, который взялся сам убить императора, струсил, не пришёл.

Кургинян: Ну — не убил!

Сахаров: Но зато убил в спину М. Милорадовича, стрелял в него.

Кургинян: М. Милорадович не император.

Сахаров: Понимаете, это были дворяне. Это были люди колеблющиеся. Это были люди, которые во многом ещё доверяли императору. И которые, в своё время, боготворили Александра Iза его реформаторские поползновения.

Кургинян: Крепостное право было чудовищным бичом?

Сахаров: Да, Александр I был связан с убийством Павла I. Да, действительно, Павел I был убит заговором и кровью. Всё это ограничилось. Какие движения после этого совершила либеральные, власть нового императора? Не мало! Очень не мало. И Тайная канцелярия была отменена, и пытки запрещены, и многие другие…

Кургинян: Крепостное право было отменено?

Сахаров: Впервые, впервые люди выехали за границу свободно. После Лжедмитрия I, после 1605 года. Многое было сделано хорошего. И первые, первые шаги были осуществлены по ограничению крепостного права. Это известный Указ Александра I «О вольных хлебопашцах» и так далее.

Кургинян: Сколько процентов им воспользовалось?

Сахаров: Но Вы должны иметь в виду и следующее. Что противостояла этому либеральному движению сверху огромная, косная, тупая масса российского дворянства. Прежде всего, провинциального, которая жила за счет крестьянского труда. И вот эту огромную массу нельзя было вот так взять и опрокинуть. И поднять на это дело можно было, конечно, крестьян, или чернь, как тогда говорили. Против этого выступали все — Александр I, Карамзин, выступал Пушкин. Боялись вот этого огромного народного бунта, который мог снести всё.

Пестель этого не боялся. Пестель не боялся, но другие декабристы боялись. Они не доверяли вот этому огромному крестьянскому морю. Они боялись, как бы Россия не рухнула вообще. Они думали об этом, они колебались. Они советовались. Пестель шел прямо — разрушить все до конца, убить всех и вся, репрессировать, а дальше посмотрим, что получится. Это люди, которые, как говорил Герцен…

Кургинян: Ну, а сердце у них болело за народ? Это люди, были наверху, — сердце болело за народ? И, кроме того, что, действительно, крепостное право было постыдным ужасом? Исторически Россия двигаться без него не могла?!?

Сахаров: Если бы они болели за народ… Если бы они болели за народ, они бы к этому народу обратились. Но они были вне народа.

Кургинян: Вы только что сказали, почему. Вы только что сказали, почему.

Сванидзе: Спасибо, спасибо, спасибо, господа. Сейчас короткий перерыв, после которого мы продолжим слушания.


Сванидзе: В эфире «Суд Времени». Мы продолжаем слушания. Напоминаю вопрос: «Какие исторические вызовы породили движение декабристов?»

Сергей Ервандович, Вам слово, Ваш тезис, Ваш свидетель.

Кургинян: Пожалуйста, доказательство № 1.

Материалы по делу.

Из курса лекций профессора Василия Ключевского: «Россия даже от стран Центральной Европы отставала — на крепостное право, на целый исторический возраст, длившийся у нас два с половиной века».

Ключевский В.О. «Курс Русской истории» М., 1904-1910

Кургинян: Это отставание могло кончиться только исторической катастрофой. Следующее, доказательство № 2.

Материалы по делу.

Из книги историка Сергея Сказкина: «В XVI–XIX вв. в Западной Европе элементы крепостного права исчезают полностью. /…/ В странах Центральной и Восточной Европы отмена крепостного права происходила в ходе реформ конца XVIII–XIX вв. (1781 в Чехии, 1785 в Венгрии, 1807 в Пруссии, 1808 в Баварии, 1820 в Мекленбурге и т. д.)».

Сказкин С. Д. Избранные труды по истории. М. Наука, 1973 г.

Из книги профессора Петра Зайончковского о крестьянской реформе в России: «Развитие капитализма невозможно без наличия „свободного“ рабочего. Господство крепостного права исключало это условие, так как вольнонаёмные промышленные рабочие в подавляющей своей части являлись крепостными, отпущенными своими владельцами на оброк. В сельском хозяйстве производительные силы имели ещё меньшие возможности для своего развития. Причиной этого являлся подневольный, малопроизводительный крепостной труд. Переход к новым, улучшенным методам полеводства, внедрение отдельных несложных сельскохозяйственных машин, посевы трудоемких технических культур — всё это могло получить лишь весьма ограниченное применение».

Зайончковский П. А. «Проведение в жизнь крестьянской реформы», М., 1958

Кургинян: Доказательство № 4 зачитывать буду я. Текст слишком хороший.

«Я взглянул окрест меня — душа моя, страданиями человечества уязвлена стала./…/ Звери алчные, пиявицы ненасытные, что крестьянину мы оставляем? То, чего отнять не можем, — воздух. Да, один воздух. Отъемлем нередко у него не токмо дар земли, хлеб и воду, но и самый свет. Закон запрещает у него отъяти у него жизнь. Но разве мгновенно. Сколько способов отъяти её у него постепенно!»

Радищев А. Н. «Путешествие из Петербурга в Москву», М., 1790

Я оглянулся окрест меня — душа моя, страданиями человечества уязвлена стала…

А теперь, я представляю своего свидетеля Киянскую Оксану Ивановну, доктора исторических наук, профессора кафедры литературной критики РГГУ, автора книги «Южный бунт. Восстание Черниговского пехотного полка». Я прошу подтвердить или опровергнуть изложенную позицию.

Киянская: Спасибо большое. Вот вряд ли декабристы, которые свои планы обсуждали, выводили солдат на Сенатскую площадь, вряд ли они думали, конечно, об экономике, о крепостных крестьянах. И вряд ли, действительно, для них исходным тезисом было — любовь к народу. Дело не в этом, конечно.

Дело было в том, что они сами не хотели быть рабами. Они хотели реальной возможности управлять государством, участвовать в управлении государством. Коль скоро они этого хотели для себя, подразумевали, что равны должны быть все. И от этого идет ненависть к крепостному праву, как к факту вопиющего неравенства. Вот это, прежде всего, то, что касается крепостного права.

Соответственно, насчет обмана солдат и насчет присяги. Если мне позволено будет говорить. Дело в том, это смотря, что понимать под обманом солдат? Потому что никому, насколько я знаю, из осужденных не ставили в приговоре в вину измену присяги. Потому что вопрос с присягой, второй присягой Николаю I, был очень спорным вопросом. И самое спорное в этом моменте то, что Константин официально не отрекся от престола. И нету документа отречения императора Константина Павловича, его просто нет. Поэтому, коль скоро не было этого отречения, императором, по закону, считался Константин. Поэтому никому из декабристов не предъявляли обвинения в нарушении присяги.

Сванидзе: Спасибо. Леонид Михайлович, прошу Вас, Ваши вопросы оппонентам.

Млечин: Оксана Ивановна, ради Бога, если б Вы присели, мне было бы легче.

Киянская: Хорошо.

Млечин: Спасибо. Говоря об обмане, я имел в виду другое! Когда они ходили и говорили, что если вы останетесь верными Константину, то он вам, то он там уменьшит срок службы, будет больше платить и так далее. Это был чистой воды обман. Вот об этом обмане я и говорил.

Теперь, если можно, о движущих мотивах декабристов. Вы узнаете этот текст.

«После того как завершились заграничные походы русской армии, они вернулись в Россию, после того как в Европе воцарился мир, среди офицеров-фронтовиков начался тяжелый кризис невостребованности. Они оказались неприспособленны к мирной жизни в сословном обществе, где предел возможности был известен заранее. И офицерам послевоенной эпохи приходилось выбирать, что делать, — смириться с положением винтика, забыть о кипучей деятельности, выслуживать ордена и чины, или же, не смиряясь со всей судьбой, ты ломаешь государство, для того, чтобы сделать себе карьеру».

Теперь о мотивах Пестеля, если можно. У него был отец, как у нас сказали бы, на руководящей работе, генерал-губернатор Сибири, снятый императором.

«Узнав о судьбе отца, он пережил бурю личного негодования к императору и его советчикам. И император естественным образом очень быстро приобретает характер несправедливого гонителя семьи».

Хотя за дело был снят!

«И в этот момент раздражения и обиды, французские революционеры, убийством герцога Беррийского, указывают ему путь политической борьбы. И в минуту страстного раздражения, Пестель взял предложенное французами средство».

Сняли отца — обиделся. Надо убить. Ещё один есть замечательный декабрист, поднявший восстание в Черниговском полку — подполковник Сергей Иванович Муравьев-Апостол.

«Исходил из того, что мир определяет железная воля нескольких людей».

Я правильно цитирую, Оксана Ивановна? Согласны?

Киянская: Да.

Млечин: Вот что говорил С. Муравьев-Апостол.

«Масса ничто, она будет тем, чего захотят личности, которые всё».

Масса — ничто!

«Почувствовавши себя вправе вершить судьбы истории, Сергей Муравьев был не способен в экстремальных обстоятельствах командовать даже пехотным полком. Через три дня похода черниговцы превратились в толпу пьяных погромщиков, без труда рассеянную правительственными войсками. Естественно, что ни одна войсковая часть не поддержала мятежников. Жертвами муравьевского честолюбия стали в первую очередь его подчиненные, офицеры и солдаты, погибшие на поле боя, ушедшие в Сибирь на вечную каторгу, насмерть запоротые по приговору военного суда».

Это я всё цитирую, Оксана Ивановна, ведь Ваши слова, относящиеся к ключевым фигурам декабристского восстания.

Киянская: Да.

Млечин:. Не согласитесь ли Вы со мной, что — это звучит здесь и все с этим согласны — что люди были разные, но вот эти ключевые фигуры не думали о народе.

Киянская: Можно я отвечу?

Сванидзе: Да, прошу.

Киянская: Значит, что касается С. Муравьева-Апостола. Да, он считал, что масса ничто. Да, он не сумел командовать Черниговским полком. Но даже царь Николай I говорил о нём в возвышенных тонах, уважал его. Лев Толстой назвал его «лучшим человеком того-то и всякого времени». Поэтому, очернять его, да, мне кажется невозможно.

Млечин: А я ведь не очернял, я всего лишь прочитал цитаты из Вашей книжки.

Киянская: Да.

Млечин: Ни одного другого слова не сказал.

Сванидзе: Завершайте, пожалуйста.

Киянская: Я предлагаю относиться взвешенно. Были, однозначно, негативные черты — и в моих книгах об этом написано достаточно. Я никогда ничего не ретуширую и не прикрываю. Но я предлагаю за этим видеть абсолютно здравые и добрые помыслы, и действительно…

Млечин: Если можно, на секунду Вас прерву?

Киянская: Да.

Млечин: Если можно, про здравые помыслы?

Сванидзе: Леонид Михайлович, надо завершать.

Млечин: Ну, это секундное дело — одно доказательство.

Сванидзе: Это «секундное дело» потребует ответа.

Млечин: Ну, Оксана Ивановна, если захочет, скажет так же — секундно.

Киянская: Да-да-да.

Млечин: Если позволите, доказательство № 18, и будет понятно, о каких добрых помыслах идет речь.

Материалы по делу.

Из показаний Сергея Муравьева-Апостола: «На одном из совещаний, бывших в Киеве в 1823 году, было говорено об уничтожении целой Императорской Фамилии. Мнения членов были: истребить всех».

Муравьев-Апостол С. И. «Показания. Избранные произведения декабристов…»

Киянская: Можно я продолжу цитату?

«Мнение моё — никого».

Мнение моё — никого. Давайте откроем том?

Млечин: Они обсуждали…

Киянская: Обсуждали.

Млечин: И они были готовы.

Киянская: Он голосовал «против» на вот этом совещании.

Млечин: Я же не говорю о нём.

Киянская: Вы говорите о нем!

Млечин: Я говорю об этих людях. Я ведь, обратите внимание, о Муравьеве-Апостоле от себя не сказал ни одного слова. Я процитировал Вас и отрывки его показаний.

Я говорю об этих людях. И если всё дело было бы в одном Муравьеве-Апостоле — разговора не было. Они это обсуждали, они были готовы убить этих невинных людей. О чем мы говорим?

Киянская: Ну, это опять начинается разговор, что они были готовы, а их судьи — убивали.

Млечин: Оксана Ивановна, если люди готовы убить невинных людей, не должны ли мы на это взглянуть, во всяком случае?

Киянская: «Подлинно великая разница между совершением поступков и заявленной решимостью оный совершить» — Павел Иванович Пестель, показания.

Сванидзе: Спасибо, спасибо. Я хочу некоторые пояснения сделать. И задать вопрос одной из сторон.

Пояснение такое, что сейчас обсуждается одна из самых, я бы сказал, красивых тем в российской истории. Красивых — со всех точек зрения. И визуально красивых. Потому что красиво всё было. Красивые мундиры, красивый снег, и красива даже кровь на снегу, это известно, хотя и страшна. И красив поступок. Красиво наказание за этот поступок. И эта каторга, и эти женщины, которые за ними поехали.

У меня вопрос Вам, Андрей Николаевич. Вот смотрите, эти люди — декабристы, они герои. Грудь в орденах у этих молодых ребят. Воевали за Родину. Победили Наполеона. И вот они насмотрелись этих свобод европейских. Они напитались духом европейского просвещения. Им стыдно было от того, что творится в России. И они захотели изменить это. И хотя уж им ничего не было надо — знатные, богатые, всё у них в порядке, и вот они, рискуя всем на свете, пошли за то, чтобы изменить ситуацию в стране. Чтобы освободить крестьян, чтобы избавить от самодержавия. Сердцем — Вы не на их стороне?

Сахаров: Я думаю, что идеалы были. Но рядом с этими идеалами было много такого, что меня, вот как человека, отвращает. Отвращает просто. С одной стороны, мальчишеская бравада, когда один из них говорил: «Ах, умрем. Как славно мы умрем!». Хотел прославиться, хотел славно умереть. Другой хотел установить в стране диктатуру свою. В частности, Павел Пестель. Вот мы говорим о народе, о Павле Пестеле, который болел за народ. Но вот почитайте даже работы моего уважаемого оппонента. Павел Пестель был против народа в принципе! Он не признавал вообще наций в Российской империи. Он был за то, чтобы создать унитарное государство. За то, чтобы народы не имели никаких своих выражений. Павел Пестель был за то, чтобы решить еврейский вопрос, точно так же, как его пытался решить в своё время Гитлер. И либо выселить евреев из России 2 миллиона человек в Малую Азию, либо их заставить отречься от своей веры, от своих традиций, и так далее. Это тоже был Павел Пестель, это тоже был, так сказать, «гуманист» в кавычках. И если Вы посмотрите еще на одну позицию Павла Пестеля, она очень корреспондируется с тем, что говорили о Сергее Муравьеве-Апостоле, который говорил, что «масса ничто». Пестель говорил, что «все люди делятся на ведомых и ведущих», «это биология». Он считал себя и своих товарищей «ведущими», а всю остальную массу «ведомыми». Что это такое? С этой точки зрения, меркнут многие идеалы, меркнут многие красивые жесты, меркнут и величие их как каторжан, и жен, и прочая. Всё здесь хватало…

Сванидзе: Андрей Николаевич, их программы мы еще обсудим. Пестелевская программа, как известно, была не дописана. У них были и другие программы.

Сахаров: У декабристов всего хватало…

Сванидзе: И всё-таки, отвечая на мой вопрос, в глубине души, — нет? Не симпатичны Вам эти люди?

Сахаров: Вы знаете…

Сванидзе: Которые отдали свои жизни, свои карьеры. Пожертвовали всем.

Сахаров: Вы знаете, я историк, всё-таки. И думаю…

Сванидзе: Ради свободы, ради просвещения. Ради отмены крепостного права — прав Кургинян абсолютно.

Сахаров: Это всё прекрасно. Это всё замечательно. Это всё очень хорошо. И мы знаем, что в ад дорога вымощена соответственно…

Сванидзе: Благими намерениями.

Сахаров: Благими намерениями.

Сванидзе: Спасибо, я понял Вас. В эфире «Суд Времени». Мы продолжаем слушания по теме: «Декабристы». Вопрос сторонам: «Чем обернулось подавление восстания декабристов?».

Прошу, сторона защиты. Сергей Ервандович, Вам слово. Ваш тезис, Ваш свидетель.

Кургинян: Поразительно святые имена для всех! Парадоксально — от Ленина до Галича, от Окуджавы до Тютчева. Поразительно святые имена — именно в силу того, что действительное радение о благе народа. И действительное острое ощущение необходимости решать исторические задачи. И безусловная цель — отмена крепостного права. Абсолютно не отменяющая всего, что сказали здесь уважаемые эксперты. Это первое. Но это не всё.

Если бы те, кто им оппонировали, те, кто их вешали, те, кто их карали — они отстаивали свой проект, сделали то, что нужно для России, можно было бы спорить. Давайте посмотрим, что они сделали. Что стало результатом отсутствия отмены крепостного права, действий Николая I и всего остального. И что резко, в сто раз, подымает мою симпатию к декабристам, и без того, не малую. Пожалуйста, доказательство № 7.

Материалы по делу.

Из лекций профессора Василия Ключевского о попытках реформ при Николае I:

«Благодаря недостатку решительности все законодательство Николая о крестьянах осталось без практических последствий…».

«Хмурясь и робея, пережевывая одни и те же планы и из царствования в царствование отсрочивая вопрос, малодушными попытками улучшения, не оправдывавшими громкого титула власти, довели дело к половине XIX века до того, что его разрешение стало требованием стихийной необходимости, особенно когда Севастополь ударил по застоявшимся умам».

Ключевский В.О. «Курс русской истории», М., 1904–1910.

Кургинян: Доказательство № 8, пожалуйста.

Материалы по делу.

Из информационной справки.

«Крымская война обнажила отсталость России, слабость её промышленности. 96% русских пехотинцев были вооружены устаревшими гладкоствольными кремниевыми ружьями. Из-за отсутствия железных дорог воинские пополнения и боеприпасы прибывали крайне медленно. Паровой флот союзников превышал русский в 10 раз…

Накануне войны с Японией, несмотря на её очевидную неизбежность, крайне медленно шло сосредоточение воинских контингентов на Дальнем Востоке, не была завершена программа постройки кораблей для Тихоокеанской эскадры, уровень оснащения армии и флота новейшими видами вооружений был очень низким».

«Учительская газета», 12 июня 2007 года.

Сванидзе: Строго говоря, Сергей Ервандович, это уже очень большой промежуток времени.

Кургинян: Да, я просто показываю одно — как поздно отменили!

Сванидзе: К тому времени крепостничество давно было отменено.

Кургинян: Как поздно отменили. Вот все говорят, по моему люди самых разных убеждений, — если бы раньше отменили крепостное право!

А теперь я передаю слово Давиду Марковичу Фельдману, доктору исторических наук, профессору кафедры литературной критики РГГУ. И прошу сразу, 30 моих секунд ему дополнительно.

Фельдман: Я начну с грустного. Мы говорим — крепостное право. Крепостное право в России — крепостное право в Европе. Крепостное право в Европе — это совсем другое! Хотя называется также. В Европе людьми не торговали! В России было рабство — это позор!

Крепостное право можно было отменять раньше или позже. Я хочу сказать, что любая реформа это хирургическое вмешательство. Хирургическое, а не терапевтическое. Оставляющее операционную травму — в обязательном порядке. Реформы от хорошей жизни не задумывают и не делают. Если в государстве всё хорошо — нечего и реформировать.

Позор рабства, позор российского сословного неравенства пробудил движение декабристов. Да, они хотели равенства для всех, и для себя тоже. Это объективный фактор.

Ну, мне грустно говорить о таких простых вещах, как обвинение в убийстве царской семьи. Мы все время проецируем наш разговор на борьбу сил — добра и зла. Если с одной стороны, силы добра, значит с другой, абсолютное зло. Ничего подобного! Всё далеко не так. Им инкриминировали истребление царской фамилии — ничего подобного они не сделали. Далеко не все принимали планы цареубийства. Далеко не все.

Наконец, возникает самый простой вопрос — почему всем так надо было устранение монарха? И на этот вопрос, почему-то никто не хочет дать простой ответ. В России концепция власти, для миллионов населения — это богоданность монарха. Богоданность! В силу чего никакой власти, кроме как от монарха, быть не могло. Монарх — от Бога, офицер — от монарха. Как только офицер оказывается не от монарха, его власть кончается, какие бы эполеты он не надел. Это показало восстание Черниговского полка. Не С. Муравьев-Апостол не сумел командовать полком!

Сванидзе: Завершайте, пожалуйста.

Фельдман: Как только выяснилось, что полк против царя, власть офицеров рухнула. Вот что я хотел добавить.

Сванидзе: Спасибо, Давид Маркович. Прошу Вас, Леонид Михайлович, Ваши вопросы.

Млечин: Мы, может быть, Давид Маркович, слишком жёстки по отношению к Николаю. Всё-таки его 30-летнее правление часто называют апогеем самодержавия.

«Парадный фасад Российской империи никогда не был таким блестящим, а её международный престиж столь высоким. Это золотой век русской литературы, это железные дороги, это систематизация законов. Это оформление идеологической основы российского самодержавия».

Может быть, мы слишком жестоко относимся и к самодержцу? Причем, это был человек … Знаете, то, что так прозвучало — вот как то неуважительно… А это, между прочим…

Я прочитаю свидетельство человека, который имел возможность наблюдать повседневную жизнь царя.

«Он /…/ проводил за работой 18 часов в сутки /…/, трудился до поздней ночи, вставал на заре, /…/ ничем не жертвовал ради удовольствия, и всем ради долга, и принимал на себя больше труда и забот, чем последний поденщик из его подданных».

Долг. Этот человек жил долгом. Исполнял свой долг. И французский поверенный в делах, Мерсье, сказал: «Вы счастливый человек, только Вам нечего бояться революций». И что ответил ему Николай I: «Достаточно искры, чтобы ниспровергнуть весь нынешний порядок моей империи».

Французский поверенный в делах в Петербурге Мерсье вспоминал: «Когда я просил императора меня принять, я нашел его очень взволнованными сказал ему:

„Государь, только вам нечего бояться революций“.

— „Милый мой г. Мерсье, революции предопределены; я еще не освободил своих крестьян и знаю, что они недовольны своим рабством. Достаточно искры, чтобы ниспровергнуть весь нынешний порядок моей империи“».

Мне кажется, Давид Маркович, может, Вы со мной согласитесь, что это восстание или мятеж офицеров как раз и исключил возможность отмены крепостного права для Николая. Он еще больше испугался. Потому что, мы же здесь говорили, восставшие офицеры это небольшая часть русского дворянства. А остальная часть — против. И над Николаем это всегда висело, что если он сделает то, что не понравится русскому дворянству, его придут и задушат ночью. Как его отца.

Фельдман: Я могу ответить, Николай Карлович?

Сванидзе: Да. Конечно.

Фельдман: Отвечаю. Николай I не жил с ужасом. Ночного визита офицеров не боялся. Это красиво, ожидание мятежа, но это не история. Вы правильно сказали…. Я не закончил, Леонид Михайлович!

Теперь о грустном. Что произошло и что породило.

Сванидзе: Если можно, кратко.

Фельдман: Да. Государь убедился в том, что всё правильно. Что так и нужно жить. Крепостное право, позор Отечества, рабство, — не было отменено в годы его царствования. Не было!

Рекрутчина — 25-ти летняя служба солдат — не была отменена в его царствование. Не была!

Элита правящая, двор, привыкли думать, что всё правильно. Взгляните на карикатуры Гюстава Доре во французских журналах — русские помещики торгуют крестьянами, как пучками дров.

Вы сказали о фасадах. Один из путешественников так и отметил: «Империя блестящих фасадов».

Сванидзе: Завершайте, давайте.

Фельдман: Ничего себе, заслуга императора! 13 лет он собирается кодифицировать российское законодательство. Да, большая заслуга!?! В 1838 году наконец-то создали.

Россия колоссальным образом отстала. Именно, из уверенности правящей элиты в том, что всё хорошо, если мы побеждаем. Результатом — поражение в Крымской войне. Результат — отказ от отмены сословного неравенства, который обусловил, и обуславливал ранее, социальные взрывы и катастрофы гражданской войны.

Сванидзе: Леонид Михайлович, Ваш тезис, Ваш свидетель.

Млечин: Давайте поговорим с Вами о том, что стало последствием восстания декабристов для России. Как оно сказалось на судьбе России.

Сахаров: Я думаю, что восстание декабристов сказалось очень тяжело на судьбе России. Во-первых, были остановлены все попытки реформирования. Все подходы к отмене крепостного права. Общество было испугано. Лидер общества был напуган тоже. Всё было остановлено. Если бы конституция Никиты Муравьева была осуществлена, эволюционная, спокойная, конституция, ограничивающая власть монарха, то ситуация была бы совершенно другой.

Радикальная часть декабризма пошла по другому пути. Ну почему «Северное общество» подчинилось Пестелю? Почему взгляды Пестеля — террористические, репрессивные, диктаторские, — оказали огромное давление? Да потому, что вот эта часть, другая — Никита Муравьев, Александр Муравьев и многие другие умеренные декабристы, они не хотели и не желали общаться с этими людьми. В конце концов они отошли от движения. Отошли от движения — и радикалы взяли вверх. Радикалы погубили всё дело!

Млечин: Пожалуйста, Александр Николаевич. Возьмите микрофон, возьмите!

Александр Закатов — кандидат исторических наук, директор канцелярии главы Российского императорского дома.

Закатов: Здесь цитировался Ф.И. Тютчев, но не до конца. В этом стихотворении, которое Сергей Ервандович привел, есть такое слова:

…«Народ, чуждаясь вероломства,
Поносит ваши имена —
И ваша память для потомства,
Как труп в земле, схоронена.»…
Вот, я думаю — это ответ.

Млечин: Это о декабристах?

Закатов: Да, о декабристах. В этом стихотворении, которое цитировал Сергей Ервандович.

Млечин: Спасибо.

Сванидзе: Спасибо. Прошу Вас, Сергей Ервандович, Ваши вопросы оппонентам.

Кургинян: Эти строчки Тютчева не только, как Вы понимаете, ничего не отменяют. Да? И я их не процитировал не потому, что я их не знаю — я знаю стихотворение наизусть. И не потому, что я хочу что-то скрыть. А потому, что тут возникает совсем новая тема. Эта тема, так сказать, справедливо ли поведение народа, с точки зрения Тютчева. Это совершенно отдельная тема. После того, как он сказал:

…«Вы уповали, может быть,
Что станет вашей крови скудной,
Чтоб вечный полюс растопить!»…
Вечный холод крепостного права!
…«Едва, дымясь, она сверкнула
На вековой громаде льдов»…

То, что народ в этот момент, с точки зрения Тютчева, не проявляет благодарности. Да? И там происходит не то, что «И на обломках самовластья напишут наши имена», а как-то по-другому, с точки зрения Тютчева, — никоим образом не отменяет оценку. Согласитесь?

Но я бы хотел о другом. Если бы хотя бы исторические задачи были решены! Если бы Николай I — так сказать, хороший он был, плохой, переживал он что-то, не переживал — его личная проблема! Если бы он мог успеть решить те задачи, которые хотели решить они! И если бы мы выиграли Крымскую войну! И в дальнейшем не было этого чудовищного разлада между нами и Западом во всём, обусловленного нерешенностью главных социально-политических проблем страны! Если бы он их решил, то можно было бы пересмотреть отношение к истории декабристского движения. Сделать его более взвешенным. Но он не решил ничего!

А вот как оценивает В.Ключевский:

«Благодаря недостатку решительности, всё законодательство Николая о крестьянах осталось без практических последствий… Некий дворянин говорил: „Зачем нас мучают этими полумерами? Разве в России нет верховной власти, которая может приказать землевладельцам отпустить своих крестьян на волю, с землёй или без земли. Это вправе сделать верховная власть. Дворянство всегда верно и преданно престолу, получив приказ исполнить это — исполнило бы его…“» и так далее.

Смысл заключается в том, что Николай I плох как исторический деятель. Котёл взорвался.

Теперь, я спрашиваю, если бы декабристы успели сделать эти исторические изменения, которые они почувствовали, разве это не было бы лучше для России? И разве, через эту точку зрения, мы не можем, через эту призму, мы не должны рассматривать соотношение Николая и декабристов? Я бы хотел, чтобы господин Сахаров, если можно, ответил на этот вопрос.

Сахаров: Я Вам отвечу просто. У Вас такое ощущение, что Россия была сплошной страной крепостного состояния. Это глубокое заблуждение. Александр I в 1817–1818 годах отменил крепостное право в Прибалтике. В Финляндии крепостного права не было вообще, как такового. В Сибири и на Севере его не было как такового. Так что, первое. Это крепостное состояние в России не было повальным и всеобщим. Хотя оно было ужасным, действительно, и рабством, я согласен здесь со своим коллегой-оппонентом, это все было, конечно, старорежимным и требовало отмены.

Кургинян: Оно было препятствием на пути исторического движения России?

Сахаров: Совершенно верно. Оно было…

Кургинян: Это препятствие не было устранено?

Сахаров: Оно было, и попытки в этом отношении делались. Делались попытки осторожного, эволюционного движения. Как в Прибалтике и других регионах страны. Но, в то же время, если бы эта попытка увенчалась тем, о чем говорили, и о чем мечтали декабристы, это была бы катастрофа. Почему — мы это видели в 1905 году, мы это видели в 1917 году, мы видели вот эту часть народа, которая опрокинула всё существующее. О чем мечтал Пестель.

Кургинян: А Вам не кажется, что именно потому, что было безумно задержано?

Сахаров: Вначале разрушим, потом построим. Это в принципе не могло быть, потому что не могло быть никогда. В том числе в России — вот с тем народом и с той элитой, дворянской, которая существовала. Это был полный абсурд. И люди умные, в частности А. Пушкин, это прекрасно понимали. Вы считаете, что это можно было сделать именно так, как это надо было сделать, — это было невозможно. Это было невозможно.

Кургинян: Нет, я хочу Вам… я обращаю Ваше внимание, что это не было сделано. И что это привело к исторической катастрофе! Если же люди осуществили преобразования вовремя, как мы считаем, то это было бы для России гораздо лучше. Мы бы избежали следующих катастроф.

Сахаров: Вопрос заключается в том, что значит «вовремя». И вот здесь вот начинаются расхождения и поиски вот этого.

Кургинян: Так назовите! Что Вы считаете «вовремя»? Мы считаем, что «вовремя» уже запоздало к моменту восстания декабристов! А Вы когда считаете «вовремя»? Когда надо было освободить крестьян?

Сахаров: Я Вам скажу следующее. Я в этом смысле ничего не считаю! Потому, что я затрудняюсь ответить на этот вопрос.

Кургинян: Понятно. Понятно.

Сванидзе: Спасибо, спасибо. У меня есть вопрос. В отношении того, что «вовремя» — «не вовремя». Вот, кстати, было известное письмо Александра Ивановича Герцена государю-императору Александру II, от 7 октября 1857 года, где он пишет (открытое письмо, Герцен из эмиграции написал Александру; еще это было до отмены крепостного права, соответственно, но настрой Александра II чувствовал Герцен и писал ему о декабристах): «Был ли этот заговор своевременен, доказывает единство мнений Александра I, Ваше, Ваше Императорское Величество, и их, о невыносимо дурном управлении нашем».

То есть, по мнению Герцена, «вовремя». Но, естественно, Герцен был человеком революционно-демократических взглядов. Странно было б, если бы у него было б другое мнение. Но, наверное, мнение Герцена в данном случае очень обосновано. И крепостное право, наверно, давно нужно было отменять.

Вопрос мой как раз Вашей стороне. Может быть, Вам — Оксана Ивановна, может, Вам — Давид Маркович, как хотите.

А была ли реальная возможность? Вот то, о чем, кстати, говорил Андрей Николаевич. Да, надо было! А реальная политическая возможность была освободить крестьян? Вот в тот период, когда декабристы этого хотели. Или бы это кончилось страшной, кровавой катастрофой? Потому что, действительно, весь правящий класс, а правящий класс дворянский — это были не блистательные офицеры гвардейских полков, которые воевали с Наполеоном и прошли по Европе, а это были гоголевские персонажи, и вот эти персонажи не хотели категорически освобождения крестьянства! И они стояли мёртво, как партийная элита в советское время. Вот была возможность тогда, реальная, освободить крестьян? Или это были мечты! Пожалуйста.

Киянская: Вы имеете в виду эпоху Александра, да?

Сванидзе: Я имею в виду эпоху Александра и конец эпохи Александра. И начало эпохи Николая.

Киянская: Знаете, дело в том, что вряд ли российское дворянство 20-х годов представляло собой такой монолит, который стоял на пути реформ и не пускал императора. Действительно, было отменено крепостное право в Прибалтике. Действительно, например, существовало так называемое «Общество добрых помещиков». Куда входил, в частности, князь Михаил Воронцов, один из богатейших людей России. Оно ратовало за отмену крепостного права. Действительно, были инициативы у малороссийского генерал-губернатора Николая Григорьевича Репнина, связанные с отменой крепостного права в Малороссии. Очень много было инициатив. И мне кажется, если бы царь попробовал, — да. Пока он боялся и не пробовал, то и ничего из этого и не получалось.

Кургинян: То есть, Вы говорите, что была политическая база?

Киянская: Конечно, была для этого политическая база.

Кургинян: Это очень серьёзный вопрос.

Киянская: И очень многие дворяне, владельцы крупнейших имений, были согласны, что надо было отменять крепостное право. Вот, ярчайший пример, Михаил Воронцов, генерал, командир оккупационного корпуса во Франции. Знаменитый генерал, мы его все знаем.

Сванидзе: Или бы это действительно кончилось табакеркой и удушением.

Киянская: Вы знаете — нет. Я думаю, что это табакеркой бы не кончилось, потому что изменилась эпоха. Изменились представления о власти, о крепостном праве, о…

Сванидзе: Табакеркой был ударен в висок Павел I, прежде чем его задушили.

Млечин: Оксана Ивановна, извините, ради Бога. Но даже родители Пестеля не отпустили своих крестьян, правда же?

Киянская: Извините, к сожалению, там не было крестьян — я должна Вас расстроить. Если там был — один-два человека.

Млечин: Даже их не отпустили…

Киянская: Это было разоренное войной имение Смоленской губернии. Я сейчас Вам скажу. По-моему, там было 3 человека. Один из них был подарен матерью Павла Ивановича — Пестелю. И Павел Иванович Пестель отпустил его на волю.

Млечин: Ну, могли б демонстративно всех отпустить…

Киянская: Вот еще два остались.

Сванидзе: Это были все крепостные люди Пестеля?

Киянская: Да-да. Он не отличался богатством.

Сванидзе: Спасибо. Спасибо. Нам, конечно, понадобиться еще один день для того, чтобы разобраться в сложной истории декабристского восстания. Завтра в 21 час мы продолжим слушания по теме декабристов.

Часть 2

Сванидзе: Сегодня второй день слушаний по теме: «Декабристы: политические честолюбцы или передовая часть российской элиты?».

Декабрьское восстание в Петербурге, декабристы — это было давно, 185 лет назад, как раз в декабре. Редкое историческое событие, о котором большинство хоть краем уха, но слышало. Красивые, блестящие, богатые, молодые люди. И женщины у них — красивые, богатые.

И вот они порушили свои успешные жизни. Одни — на эшафот, другие — на каторгу. И жёны их — всё бросили и поехали за ними.

Итак, вопрос слушаний: «Декабристы: политические честолюбцы или передовая часть российской элиты?».

Мы запускаем голосование для нашей телевизионной аудитории, номера телефонов — на экране.

Обвинитель на процессе — писатель Леонид Млечин.

Защитник на процессе — политолог, президент Международного общественного фонда «Экспериментальный творческий центр» Сергей Кургинян.

Прошу вывести на экран материалы по делу.

Материалы по делу.

Организаторы декабристского восстания были казнены 13 июля 1826 года в Петропавловской крепости. При проведении казни через повешение, 3 сорвались с виселицы. По закону, их должны были освободить. Но император приказал повторить экзекуцию. По свидетельствам современников, в тот момент поэт Кондратий Рылеев и произнес знаменитое: «В этой стране не могут ни составить заговора, ни судить, ни повесить нормально».

Сегодня многие историки задаются вопросом — зачем декабристы пошли на Сенатскую площадь? Считается, что они отстаивали свои идеалы — ограничение монархии и предоставление свободы народу. Но не всё задуманное декабристами свершилось. Тем не менее, это выступление было первым открытым протестом в России, в задачи которого входило коренное переустройство общества.

Сванидзе: Начинаем слушания. Вопрос сторонам: «В чём моральный и политический смысл восстания декабристов?».

Пожалуйста, сторона защиты, Сергей Ервандович, Вам слово. Ваш тезис, Ваш свидетель.

Кургинян: О политическом мы уже говорили — осуществить исторически обязательные изменения в стране. Спасти страну от крепостного права, которое не только унизительно, омерзительно, оскорбительно для народа, но оно ещё и исторически бесперспективно. Оно не даёт развиваться производительным силам, и в итоге оказывается, что страна бессильна перед другими быстро развивающимися странами.

Что же касается моральной точки зрения, а мне кажется, что она крайне здесь интересна, то тут всё еще более серьёзно.

Пожалуйста, доказательство № 13.

Материалы по делу.

Из высказывания Александра Герцена: «Отчего битва 14 декабря была именно на этой площади, отчего именно с пьедестала этой площади раздался первый крик русского освобождения, зачем каре жалось к Петру I— награда ли это ему?…или наказание?

Четырнадцатое декабря 1825 было следствием дела, прерванного 21 января 1725 года. Пушки Николая были равно обращены против возмущения и против статуи. Жаль, что картечь не расстреляла медного Петра».

Кургинян: Для меня это один из самых потрясающих текстов, который я читал в своей жизни. Потому что здесь речь идет о том, что декабристы жались к Петру. Что они были объединены вместе с Петром в единой воле к преобразованиям, которую власть потеряла.

Теперь, пожалуйста, доказательство № 14.

Материалы по делу.

Из статьи Григория Померанца: «Особой интеллигенции не было. Но дворянство было особым, отличным от немецкого или ещё какого-нибудь. Без этого нельзя понять восстания декабристов. Ростопчин смеялся над ним: „В Париже сапожник, чтоб барином стать, бунтует — понятное дело. У нас революцию делает знать. В сапожники, что ль, захотел?“. Граф Ростопчин рассуждал в духе французской теории классов и классовой борьбы, только что открытой Гизо. А декабристам просто стыдно было перед Европой за крещеную собственность. Понимая это, можно говорить о дворянской интеллигенции, можно начинать историю интеллигенции с Петра».

Померанц Г. С. «Чтение „Вех“. Неуслышанные голоса», кн. 2, М., 2003

Кургинян: И теперь я вызываю свидетеля — Оксану Ивановну Киянскую, доктора исторических наук, профессора РГГУ, автора книги «Южный бунт. Восстание Черниговского пехотного полка». С тем, чтобы она подтвердила или опровергла эту позицию, высказала свою точку зрения.

Киянская: Спасибо большое. Мы все знаем фразу, знаменитую, историка В. Ключевского о том, что «восстание декабристов случайность, обросшая литературой». И действительно, вполне возможно, не случись междуцарствие, этого восстания не было. Потому что известно, что в случае воцарения Константина, декабристы хотели тайные общества распустить и принять царствование Константина.

Другой вопрос, само вот это движение декабристов. То, чего хотели декабристы, то, как воспринималось в обществе это движение.

Во-первых, практически сразу же родился в общественном сознании миф о декабристах — о людях, которые отдали всё ради, вот, «за други своя». Для того, чтобы принести себя в жертву. И этот миф питался из действительно такого важного источника, потому что очень многие сами декабристы считали, что они приносят себя в жертву обществу. Например, Александр Иванович Одоевский, это известно, накануне восстания говорил знаменитую фразу: «Умрём! Ах, как славно мы умрем!». И по этому поводу было даже специальное следствие, что он имел в виду? Он имел в виду, как он объяснял, идею принесения себя в жертву.

Сванидзе: Спасибо. Спасибо, Оксана Ивановна. Прошу Вас, Леонид Михайлович, Ваши вопросы стороне защиты.

Млечин: Давайте посмотрим, действительно, есть многообразие мнений о декабристах, есть различные оценки.

Будьте добры, доказательство № 18, вторую часть из писем Петра Каховского, если можно.

Материалы по делу.

Из писем Петра Каховского: «Мы были заговорщики. Преступная цель была наша истребить всю ныне Царствующую Фамилию и с ужасным потоком крови основать правление народное».

Каховский П. Г. «Из писем. Избранные произведения».

Млечин: Истребить всю царствующую фамилию — это просто убить семью. И с потоком крови основать царствие народное.

Если можно, доказательство № 28.

Материалы по делу.

Из доклада следственной комиссии: «/…/ на другой день Рылеев при Оболенском, [И. И.] Пущине (старшем, приехавшим из Москвы) и Александре Бестужеве говорил Каховскому, обнимая его: „Любезный друг! Ты сир на сей земле, должен жертвовать собой для общества. Убей императора“. И с сими словами все прочие бросились также обнимать его. Каховский согласился, хотел 14 число, надев лейб-гренадерский мундир идти во дворец, или ждать Ваше Величество на крыльце».

Млечин: Каховский убил генерала Милорадовича, героя войны, выстрелом в спину. Ну и наконец, последняя оценка, в целом. Доказательство № 35.

Материалы по делу.

Из высказывания публициста Антона Керсновского: «[Россия, в случае удачи этого восстания, погрузилась бы] в хаос, перед которым побледнели бы ужасы пугачевщины… Война двадцати пяти миллионов взбунтовавшихся крепостных рабов и миллиона вышедших из повиновения солдат смела бы всех и всё, и декабристов 1825 г. постигла бы участь, уготованная февралистам 1917 г. Картечь на Сенатской площади /…/ отдалила эти ужасы почти на столетие».

Керсновский А. А. «История русской армии», т. 2, М. «Голос», 1992

Млечин: Оксана Ивановна, вот, с Вашей точки зрения, с учетом кровавого опыта России последних ста с лишним лет, не должны ли мы взглянуть на восстание декабристов вот под таким вот углом. Не прекраснодушные идеалисты-реформаторы, мечтавшие о благе народа и принесшие себя жертву ради народа. А люди, успех которых был бы возможен, равносилен кровопролитию. И не идеалисты они были на самом деле. Не согласитесь ли Вы со мной?

Киянская: Вы знаете, я с Вами соглашусь в одном. Что одна из бед, которые привели и приводят ко всяким негативным последствиям, это незнание собственной истории.

Что касается Каховского, его писем, где он говорит, что мы хотели истребить Царскую Фамилию и основать царствие народное, вот приводилось письмо. Но не было сказано, что это тюремные письма к императору. Это не просто письма к барышне, к другу, где он так просто говорит, что вот хотим мы, дескать, истребить Царскую Фамилию.

Каховский на следствии, напоминаю Вам, был в крайне тяжелом положении. На него, как мы бы сейчас сказали, вешали убийство Милорадовича. Это не доказанный факт — что убил Каховский. Стреляло каре. Стреляли люди, много людей. Что достигло своей цели — пуля Каховского? Не доказано!

Млечин: Говорили, что это была пистолетная пуля, у солдат ведь были ружья.

Киянская: Да, это была пистолетная пуля, но очень многие люди и в толпе, и среди восставших были вооружены пистолетами. И кто стрелял, точно мы не знаем. Экспертиза не проводилась. Это один из самых больших вот таких мифов, о том, что точно стрелял Каховский.

Каховский, когда понял, что на него вешают убийство Милорадовича, и это пахнет смертной казнью, стал давать совершенно удивительные показания. Так, в частности, он давал показания, что Рылеев не только заставлял его пойти и убить царя, в случае неудачи грозился поджечь Петербург. Да, чтобы горело всё огнем и ничего он знать не хочет. Естественно, Рылеев отказался, и Каховский был уличен в несправедливых мнениях.

Но пафос моего выступления сводится к тому, что давайте сначала мы разберемся с фактами. Чтобы мы знали, кто чего сказал, кто с кем общался, и кто, при каких ситуациях, какие высказывания говорил. Спасибо.

Млечин: Оксана Ивановна, тем не менее, Вы не ответили на мой вопрос.

Сванидзе: Короткий вопрос — короткий ответ.

Млечин: Очень коротко. Вот этот самый главный вопрос. Вот в свете нашей истории, кровавой и трагической, вот не должны ли мы всё-таки посмотреть на них критически сейчас? Вот, а если они успели бы? А если они преуспели бы? Взяли бы власть, то, что за этим последовало бы — не кровавая ли диктатура? Диктатура их собственная, и кровопролитие ли тяжелое?

Киянская: Простите, пожалуйста, я, наверное, не всё знаю про восстание декабристов. В частности, я не знаю такого программного документа, где бы было написано, что в случае нашей победы в России объявляется диктатура, в случае нашей победы мы устраиваем гражданскую войну, устраиваем резню. И всё…

Млечин: Я с Вами согласен…

Киянская: Можно, я закончу?

Млечин: Большевики тоже не обещали гражданскую войну, Оксана Ивановна.

Киянская: Можно, я объясню? Можно, я закончу?

Млечин: Кто ж такие вещи обещает?!?

Киянская: Да, но….

Сванидзе: Большевики, Леонид Михайлович, я Вас поправлю, обещали гражданскую войну.

Млечин: Большевики не обещали гражданскую войну.

Сванидзе: И в документах, и письмах, и в том, что Ленин писал, было сказано, что они идут на гражданскую войну. И классовую проблему может разрешить только гражданская война.

Киянская: Они обещали экспроприацию экспроприаторов.

Млечин: Нет-нет, нет-нет, нет-нет. Приходя к власти, до октября 1917 года…

Сванидзе: До октября — нет. А после — да.

Млечин: А я об этом говорю, я говорю — «до»! После, когда уже взяли власть, всё другое. Мы же говорим — «до»! До — никто не обещает, что у вас будут убивать.

Киянская: Что касается — «до». До восстания все декабристы, в один голос, говорили — мы планируем военную революцию. По их мнению, она должна пройти была с минимальным количеством жертв. И не допустить гражданскую войну.

Вот всё то, что возможно было бы потом, относится к сфере альтернативной истории, про которую я, честно говоря, не готова говорить. Могло быть всё, что угодно. Вплоть до полета на Марс в середине XIX века.

Сванидзе: Спасибо. Спасибо. У меня к Вам вопрос, Оксана Ивановна. Если вывести за скобки возможность полета на Марс, предположим, что восстание декабристов имело удачу, они пришли к власти. На Ваш взгляд, убили бы государя-императора и его семью?

Киянская: Я думаю, что смотря кто бы пришел к власти. Если пришел к власти Пестель, скорее всего — да, убили бы. Если бы победило восстание 14 декабря, то по-другому было бы поступлено с царской семьей. Она была бы отвезена в Америку, она была бы отвезена вот в Форт-Росс, принадлежавший России. И там держалась бы в качестве заложников, пока шли реформы. Это жестокие меры? Да, это жестокие меры. Но опять-таки, я повторяю, это всё из области планов, из области программ.

Сванидзе: Да, разумеется. Но планы имеют иногда особенность реализовываться, в случае прихода к власти.

Киянская: Да, имели бы, но опять-таки, это ничем таким ужасным и выдающимся для русской истории не было. Потому, что Павел Iбыл убит, и не только Павел Iбыл убит. Это древняя, давняя российская традиция, которую, безусловно, декабристы в своей политической практике учитывали.

Сванидзе: Спасибо. В эфире «Суд Времени». Продолжаем слушания. Напоминаю вопрос: «В чём моральный и политический смысл восстания декабристов?».

Прошу Вас, Леонид Михайлович. Ваш тезис, Ваш свидетель.

Млечин: Почему мы здесь говорим о декабристах вот так вот!?! Потому, что эти люди были готовы убивать! И логика показывала, что они бы шли и убили бы. Да, много было идеалистов. А что, среди большевиков убийцы все были, к власти шли?!? Нет! Тоже были замечательные люди, тоже были интеллигентнейшие люди, тоже были идеалисты. И чем они кончили? Их убили и они убивали. Вот об этом мы и говорим.

Александр Николаевич Закатов, историк, директор канцелярии главы Российского императорского дома. Давайте о моральных уроках. Мы сейчас говорим о моральных, политических уроках восстания декабристов.

Закатов: Восстание декабристов, при том, как оно закончилось на практике. Чем оно могло закончиться, мы не знаем, и у меня серьёзные подозрения, что закончилось бы оно именно гражданской войной, диктатурой. И конечно же, ведь если даже сами декабристы не были готовы освободить крестьян с землёй, они не были к этому готовы, они сами этого не сделали и в программных документах они предусматривали микроскопические наделы для крестьян. С землёй они расставаться не хотели.

Сахаров: Две десятины.

Закатов: Да, две десятины. Освобождать крестьян без земли было действительно преждевременно. Мы знаем рассказ, что единственный декабрист Иван Якушкин, о котором было известно, что он хотел освободить своих крестьян. Он их собирался освободить без земли. Да. И они ему сказали: «Нет, барин, пусть тогда мы будем твои, а земля наша». То есть, Россия была в тот момент не готова к отмене крепостного права. Но она шла к отмене. Государи это понимали, правящий слой, в лице лучших своих представителей, это понимал. Однако, восстание декабристов, конечно, качнуло маятник вправо. Конечно, качнуло маятник в сторону торможения реформ. И поэтому, действительно, затормозилась отмена крепостного права.

Сванидзе: Завершайте, Александр Николаевич.

Млечин: Можно 30 секунд? Сергей Ефроимович Эрлих, кандидат исторических наук, директор издательства «Нестор-История».

Сванидзе: Хорошо.

Млечин: В микрофон только можно, пожалуйста. Можно сидеть!

Эрлих: Сегодняшняя передача называется «Суд истории». То есть мы…

Сванидзе: «Суд Времени», да!

Эрлих: Суд времени… Суд времени! Время и история — это одно и то же!

Но мы сегодня говорим не об исторических декабристах, а в большей части о декабристах мифологических. И если говорить с исторической точки зрения, значение этого движения было близким к нулю. Царь разогнал их, отправил в Сибирь. Всё, что они сделали, сделали реально хорошего, они занимались просвещением населения Сибири. За что их сибиряки очень любят. Они являются героями в Сибири. Вот это их прямое следствие.

А почему мы так рьяно обсуждаем декабристов, потому что они разбудили мальчика Сашу Герцена. И он создал гениальный миф, который построен на двух противоречивых системах. С одной стороны, это миф самопожертвования. То есть, он сравнивает декабристов с Христом. А другой миф, который он ввел, это миф жертвоприношение. То есть, это миф, который восходит к Георгию Победоносцу, который убивает этого дракона. И благодаря вот этой пластичности, этот миф оказался очень удобным политическим инструментом. Который можно всегда перевернуть в нужную сторону. И этот миф, это не миф русского народа. Это миф одной группы русского народа, которая называется радикальная русская интеллигенция. И Герцен вдохновил этим мифом тех же, там, народников, большевиков, там, не только большевиков, кстати, тех же и кадетов, там. Они между собой вели очень упорную борьбу…

Сванидзе: Завершайте, пожалуйста.

Эрлих: …кто является их наследником. И вот этот инструмент снес, помог снести самодержавие. Но оставаясь в рамках этого мифа, мы никогда не поймем, чем были декабристы на самом деле.

Сванидзе: Завершайте, пожалуйста!

Эрлих: Поэтому нам надо от этого отвлечься и заниматься реальной историей. Потому что страна, которая живет мифологией, никогда не выйдет на нормальный путь.

Млечин: Спасибо.

Сванидзе: Спасибо. Прошу Вас, Сергей Ервандович, вопрос.

Кургинян: Я понимаю под историей… Я просто знакомился с работами господина Эрлиха — «Россия колдунов», «История мифа». Я как бы считаю, что изучать реальную историю подобным образом конечно можно. Есть разные способы изучения истории. Но я бы предпочёл, как здесь сидящих экспертов, так и академика Нечкину М. В., покойную. Мне было так, как бы спокойнее, на счет истории.

Вопрос здесь заключается даже не в этом. С господином Закатовым я бы хотел побеседовать на эту тему. Вы говорите о том, что эти преобразования, сделанные декабристами, попытка преобразований, была половинчатая. Лучше две десятины и свобода чем ничто, да? Чем возможность продать как щенков детей, да? И так далее. Ну, они были половинчатые, они были недостаточные, они были неудачные и так далее, и тому подобное.

Скажите, пожалуйста, в России, с Вашей точки зрения историка, могло далее оставаться крепостное право? Ведь нет?

Закатов: Нет, совершенно верно. Крепостное право нужно понимать правильно. Когда-то крепостное право возникло как вынужденная, но по тем временам прогрессивна мера, потому что без него, без его завершения невозможно было выйти из последствий Смутного времени. И поэтому, конечно, пройдя определенные этапы, крепостное право вырождалось. Оно уже стало препятствием на пути дальнейшего развития страны. Но императорская власть неуклонно готовила отмену крепостного права. Начиная с наказа Екатерины II Великой, которая поставила этот вопрос. Потом Указ о трехдневной барщине императора Павла I, который ограничил право помещика эксплуатировать крестьян. Затем Указ о вольных хлебопашцах Александра I. То есть, постепенно, шаг за шагом, но чтобы не разбалансировать страну, не разрушить. Не привести к этому бунту — бессмысленному и беспощадному — и соблюсти интересы всех сословий. Императорская власть готовила последовательными шагами, мерами, постепенную отмену крепостного права.

Кургинян: Сколько процентов воспользовалось Указом о вольных хлебопашцах?

Закатов: Указом о вольных хлебопашцах, вот если Вы прочитаете те самые воспоминания И. Якушкина, на которые я ссылался, Вы поймете, почему было так мало. Потому что крестьяне не хотели…

Кургинян: 3 процента по статистике, я правильно говорю?

Закатов: Потому что помещики не готовы были освобождать крестьян с землёй, а крестьяне не хотели этой свободы без земли.

Кургинян: Хорошо, хорошо. Ну вот — 3% и ничего там не было. Никакого освобождения не произошло. Ну, ладно.

Прошло восстание 1825 года. Я Вам объясню свою позицию. Я никогда не буду защищать тему, которая мне чужда.

Я абсолютно убежден. Как я убежден, абсолютно, в ценностях свободы для общества. Также я абсолютно убежден в том, что надо производить своевременно исторические преобразования. Если исторические преобразования не происходят — это конец.

Закатов: Декабристы хотели разрушить государственный строй. Они хотели убить императорскую семью и ряд других государственных деятелей. Они хотели установить диктатуру и установить полицейское государство. Тоталитарный режим, которым всё общество должно было быть пронизано, а это предвестник…

Кургинян: Это огульные обвинения!

Закатов: Так, прошу прошения.

Кургинян: Да.

Закатов: Прошу прошения.

«Тайные розыски и шпионство, — пишет Павел Иванович Пестель, — суть не только позволительное и законное, но даже надежнейшее и почти, можно сказать, единственное средство, коим высшее благочиние поставляется в возможность».

Кургинян: И что?

Закатов: Он называет цифру — 112 900 человек, которые должны были выполнять вот эти функции надзора за гражданами.

Кургинян: Сколько выполняло при Николае I?!?

Закатов: А при Николае I выполняло — 4 278 было жандармов.

Кургинян: А Тайная канцелярия?

Закатов: Что?

Кургинян: А другие службы?

Закатов: Так, Тайной канцелярии уже давным-давно не было. К Вашему сведению, она была упразднена Петром III. А в Третьем отделении Его Величества, было самая большая численность — 40 чиновников. В Третьем отделении, которое считается жупелом!!! Которое считают, что это как какое-то ЧК или НКВД.

Кургинян: То есть, Вы считаете, что весь полицейский аппарат Николая I сколько составляет?!?

Закатов: Около 5-ти тысяч человек.

Кургинян: И вот за счет 5-ти тысяч по всей России осуществлялся полицейско-контрольный режим!?! Как это может быть!!!

Закатов: Да, вот представьте себе, представьте себе. И министров было 8, только когда-то.

Кургинян: Вот я хочу спросить историков. Это можно себе представить?!?

Закатов: Минуточку!

Кургинян: Вот так вот — не надо!

Киянова: Я не могу кричать.

Закатов: Можно закончить?

Кургинян: Можно, но Вы же сделали тезис, мы должны его уточнить! Пожалуйста.

Закатов: Да, пожалуйста.

Киянова: Значит, здесь не надо путать. Павел Иванович Пестель занимался не только реформами государства. Он занимался очень много армейскими реформами. И в частности, реформой армейской полиции. Поэтому, смешивать это с планами декабристов служебные документы Павла Ивановича Пестеля по меньшей мере странно.

Кургинян: Аналитическую записку…

Сванидзе: Господа, господа. Этот эпизод слишком удлиняется. Давайте полминуты для окончания диалога.

Киянова: Одну секунду. Значит, 4 тысячи жандармов и 40 человек в Третьем отделении. Ну, нельзя путать тайную полицию, да, аппарат тайной полиции, и полицию, открытую, жандармерию.

Закатов: Коллеги, я не путаю, я говорю о тайной полиции.

Кургинян: А почему Вы говорите о … Давайте говорить о репрессивном аппарате.

Закатов: Я говорю о реформе благочиния. Именно о тайной полиции. Сколько было в Тайной полиции, не говорю о милиционерах, так сказать. О полицейских, которые стояли околоточных. Я не говорю, я говорю о Тайной полиции как раз.

Киянова: Ладно. В это вот своё благочиние он включал полицию, обычную полицию. Он не собирался 4 тысячи человек в аппарате Тайной полиции.

Закатов: Я вам про тайную полицию и шпионство. Я привел записку…

Кургинян: И писал он аналитическую записку своему начальнику, а не строил козни!

Киянова: Совсем другое написано…

Кургинян: Вот так фальсифицируется история!

Закатов: Вы путаете.

Кургинян: Вот так фальсифицируется история!

Киянова: Нет-нет…

Сванидзе: Спасибо. Александр Николаевич, у меня к Вам вопрос. Скажите, пожалуйста… можете сидеть, если хотите.

Скажите, пожалуйста, вот, все-таки, декабристы ведь, и у них записано было, прежде всего, во всяком случае, в двух, если мне память не изменяет, проектах конституции из трех, была конституционная монархия заложена.

Не кажется ли Вам… Вот смотрите, как сложилась история трагически. Действительно, подавленное восстание. В общем, в конечном счете, испуганный при восшествии на престол Николай закручивает гайки. Тридцатилетний вот этот вот, напоказ, вроде бы благополучный, а на самом деле абсолютно застойный режим. Эти 30 лет оказались трагическими для нашей российской истории. Кончилось всё, в конечном счете, через паузу, но через логическую паузу, страшным переворотом. Двойным, самый страшный был октябрьский 1917 года. И когда последняя императорская семья была зверски убита, расстреляна, заколота, спущена в шахту большевиками.

Вы не считаете, что если бы тогда восстание победило, была бы конституционная монархия, была бы конституция, было бы спокойное европейское монархическое правление, если угодно, по английскому образцу. Вам не кажется?

Закатов: Ваша честь, нет. Я вынужден категорически ответить — нет. Потому что то, что говорила противная сторона о том, что якобы это были пустые разговоры об убийстве всей императорской фамилии, и что они, в конце концов, не убили. Не убили они только потому, что кто-то испугался, кто-то не смог. В Михаила Павловича стреляли на площади, младшего брата Николая I. И, конечно же, в случае победы декабристов по любому, в любом случае, кто бы ни победил, императорская семья была истреблена.

Сванидзе: Вам, как монархисту, кажется, что так, как сложилась наша история, она сложилась лучше, чем могла быть в этом альтернативном варианте? В случае победы декабрьского восстания.

Закатов: Просто, просто те ужасы, которые произошли в XX веке, могли совершиться в XIX, но они не совершились, потому что декабристы оказались не готовы и не способны осуществить этот переворот. Но они это хотели, и они намеревались это сделать. И, кроме того, это было бы…

Сванидзе: То есть Вы считаете, что получился такой отложенный кровавый кошмар.

Закатов: Да, безусловно. И для Дома Романовых это в любом случае было бы фатально, но это было бы и страшно для народа.

Сванидзе: Спасибо. Короткий перерыв, после которого мы завершим наши слушания.


Сванидзе: В эфире «Суд Времени». Последний вопрос для обсуждения в нашей двухдневной дискуссии, посвященной декабрьскому восстанию 1825 года. Итак, вопрос: «Каковы уроки движения декабристов?».

Пожалуйста, сторона обвинения. Леонид Михайлович, прошу Вас, Вам слово.

Млечин: Я думаю, что да, поскольку мы приближаемся к концу, то, я думаю, сейчас надо бы попросить всех высказаться очень коротко. Поэтому, давайте так. Возьмите, пожалуйста, микрофон, и вот так вот, постепенно. Можно сидеть, ради Бога, да.

Эрлих: Один из уроков декабристов, которые мы должны сделать для себя, что когда человек стремиться к какой-то цели, он должен этой цели соответствовать в своей деятельности. Декабристы хотели отменить крепостное право в стране, многие из них владели крепостными, но ни один из них крепостных не освободил, хотя по закону о вольных хлебопашцах они имели полную возможность это сделать. Представьте себе — 600 человек проходило, ну занесено было в этот алфавит декабристов. Допустим, 100 человек взяли бы и освободили. Какой бы это был моральный урок для страны! И наверное бы это содействовало бы отмене крепостного права гораздо сильнее, чем все эти разговоры о том, что они собираются делать. Вот это я считаю один из уроков — человек слаб, к сожалению.

Млечин: Спасибо. Виктор Михайлович, пожалуйста.

Виктор Безотосный, кандидат исторических наук, заведующий отделом Государственного исторического музей.

Безотосный: Думаю, шансов победить у декабристов не было никаких. Ну, во-первых, у них не было социального слоя, на который бы они ориентировались и который бы их поддерживал. Кроме того, ни технически, ни в военном отношении они победить не могли. И поэтому та кровь, которая была пролита на Сенатской площади солдатами Черниговского полка, она оказалась в какой-то степени бесполезной. И с этой точки зрения, декабристы, они напоминают мне людей, которые собираются жарить яичницу, но не собираются разбивать яйца.

Млечин: Если можно, Андрей Николаевич, буквально несколько слов, завершит это.

Сванидзе: По полминуты.

Млечин: Андрей Николаевич.

Сахаров: Декабристская конституционная линия — была прекрасна. Она привела потом к Февральской революции. И идеалы декабризма сегодня мы видим в нашей конституции российской. Но это линия была сломана, измята, отброшена радикалами, революционерами и террористами. И вот эта линия — эта линия пагубная для российской истории, которая надолго остановила реформы. И это тоже один из уроков, который наша история должна была извлечь.

Закатов: Я хотел бы, согласившись со всем здесь, в основном, сказанном, сказать что, с моей точки зрения, любая февральская революция порождает октябрьскую. Поэтому даже, если предположить, что победила бы та линия декабризма, которая ориентировалась на более мягкий вариант, всё равно это привело бы к гражданской войне, к хаосу, либо к распаду страны, либо к установлению тоталитарного режима, за сто лет раньше, чем это произошло в нашей стране.

Сванидзе: Спасибо. Прошу Вас, Сергей Ервандович, Ваши вопросы стороне обвинения.

Кургинян: Скажите, пожалуйста, вот самая миролюбивая, самая хорошая, к которой всё время очень все тяготеют, английская конституционная монархия. Которая, действительно, не мешала развитию производительных сил. Сочетала, так сказать, монархизм с бурным ростом буржуазных отношений. И сумела сделать Англию очень крупной державой. Эта конституционная монархия в Англии является результатом, продуктом деятельности О.Кромвеля и других. Не подскажете, не было ли там, какого-нибудь цареубийства? Там Карла I — его опекали, так сказать, с ним нянчились, или с ним сделали что-то другое?

Закатов: Во-первых, не корректно проведение параллелей с другими странами. Потому что в этих странах — и в Англии, и во Франции, и в Германии, была своя история, были свои гении и злодеи, свои реформаторы. И там, тоже точно так же, как и мы здесь, обсуждают персонажей прошлого и выносят суд о них. И в Англии, например, та демократическая система, которая сложилась, возникла после Реставрации, я напоминаю, а не после казни короля. И труп Кромвеля был вырыт и выброшен. Так что общество дало оценку его действий. Я не сторонник такого варварства по отношению к самым большим злодеям. Но это было.

Во Франции до сих пор говорят, что те заговорщики, и якобинцы, и более мягкие заговорщики, привели страну скорей к катастрофе, в общем.

Кургинян: Кто говорит!?!

Закатов: Мы всегда рассуждаем о том, что вот, если бы они победили, было бы хорошо. Да кто взял, откуда Вы это взяли, что было бы хорошо!?! А может, было гораздо хуже! Вот это, мы почему-то априори думаем, что — нет, было бы хорошо. Вот если бы они свергли самодержавие, если бы они сразу осуществили свои реформы — было прекрасно. Никто этого не доказал.

Сахаров: Один автор говорил про декабристов: «Страшно далеки они от народа».

Кургинян: Был такой автор.

Сахаров: Был такой автор.

Закатов: Кстати, можно согласиться, абсолютно правильно.

Сахаров: Он правильно сказал. А вот Кромвель, и другие люди, которые жили в Западной Европе, они от народа не были далеки. И при помощи народа, среднего класса, они сумели опрокинуть монархию, сумели дать возможность развитию промышленности, экономики и политики, и так далее. В России в начале XIX века такой возможности не было. А раз не было — как сказал товарищ Ленин: «Страшно далеки они от народа» — это всё, несмотря на идеалы, на прекраснодушие, на рыцарство, это было всё авантюризмом в то время. И это всё показала наша история. К сожалению большому.

Кургинян: Мне этот источник, который как бы для меня абсолютно не является табуированным, в Ваших устах…

Сванидзе: Сергей Ервандович, этот эпизод завершен уже. Вам слово. Ваш тезис, Ваш свидетель.

Кургинян: Да, вот я, говоря… И очень в Ваших устах это… Но, так давайте это до конца: «Страшно далеки они от народа. Но дело их не напрасно…»

Сахаров: Правильно, не напрасно.

Кургинян: «…Декабристы разбудили Герцена. Герцен развернул революционную агитацию…» и так далее.

Сахаров: И далее, и дальше пошло к финалу /неясно/

Кургинян: Итак, смысл заключается в том, что декабристы хотели самым мягким из всех возможных путей, максимально избавив страну от гражданской войны и всего остального, провести те исторические преобразования, которые назрели, и задержка с которыми была смертельна для России. Они пожертвовали для этого жизнью. Они ничего с этого не получили. И им нечего было желать — они принадлежали к верхнему сословию. Они стали уроком этого народолюбия для страны.

А теперь, доказательство № 17, пожалуйста.

Материалы по делу.

Из записок Марии Волконской (жены Сергея Волконского): «Здесь кстати упомянуть, как правительство ошибается относительно нашего доброго русского народа. В Иркутске меня предупреждали, что я рискую подвергнуться оскорблениям или даже быть убитой в рудниках и что власти не будут в состоянии меня защитить, так как эти несчастные не боятся больше наказаний. Теперь я жила среди этих людей, принадлежащих к последнему разряду человечества, а между тем, мы видели с их стороны лишь знаки уважения. Скажу больше, меня и Наташу они просто обожали и не иначе называли наших узников, как „наши князья“, „наши господа“, а когда работали вместе с ними в руднике, то предлагали исполнять за них урочную работу; они приносили им горячий картофель, испеченный в золе».

Волконская М. Н. «Записки. Своей судьбой гордимся мы», Иркутск, 1973.

Кургинян: Вот это — соединение передового класса с народом, вот это — сама возможность, когда народ признаёт в этих мучениках передовую часть своего класса. Не людей, которые живут для своего желудка и своих праздных нег, а людей, которые живут для народа! И только в этом смысле имеют право называться элитой! В противном случае, они не имеют право так называться!

А теперь я бы хотел бы, чтобы эту точку зрения прокомментировала, или развила, или опровергла, Анастасия Геннадиевна Готовцева, кандидат филологических наук, доцент кафедры литературной критики РГГУ.

Готовцева: Коллеги, я хочу обратить Ваше внимание на то, что вот противная сторона нам всё время пеняет, что мы…

Сванидзе: Она не противная, наверно, а противоположная.

Готовцева: Противоположная, извините.

Кургинян: Замечательная сторона!

Готовцева: Да, извините.

Млечин: И эта сторона Вам совершенно не пеняет!

Готовцева: Если Вам так не нравиться, скажем так, сторона обвинения.

Я хочу вернуться немножко назад, к процитированному доказательству стороны обвинения, цитату из Антона Керсновского. Видимо, это такая специфика, что ли, сегодня, у противоположной стороны — они обрывают цитату на самом интересном месте.

Сванидзе: Всё-таки — противная сторона!

Готовцева: Так же как было с показаниями Сергея Ивановича Муравьева-Апостола. И тут тоже. Ведь у этой цитаты продолжение есть, очень замечательное, которое меняет полностью её смысл.

Позвольте, я зачитаю: «Не в меру усердные советники молодого императора совершили ужасную, непоправимую ошибку, создав декабристам ореол мученичества. На культе из пяти повешенных и сотни сосланных в рудники основано всё политическое миросозерцание русской интеллигенции».

Действительно, вот тут говорилось о мифе. А ведь миф создал русскую интеллигенцию. А без интеллигенции не может существовать ни одно нормальное государство. Ни один культурный и развитый социум. И, в общем-то, тут стоит процитировать дальше Герцена, знаменитую фразу, говоря о Николае I: «Этот тупой тиран не понял, что именно таким образом виселицу превращают в крест, под которым склонятся целые поколения. Безмолвию, немому бездействию был положен конец. С высоты своей виселицы эти люди пробудили душу у нового поколения».

Повязка спала с глаз. И в этом был действительно смысл. И имело смысл выходить на площадь. Тут, конечно, мне можно сказать, почему не сделать это мирным путем.

Но, господа, ведь пытались это сделать мирным путем ещё со времен Екатерины. Не получилось ничего. И современники вспоминали, что восставшими овладело странное оцепенение, да, в момент бунта. А чем это оцепенение объясняется?

Сванидзе: Понемножку завершайте, пожалуйста.

Готовцева: Быть может, им казалось, что они сделали то, что хотели. Они уже вышли на площадь. Они уже обратили внимание власти на себя. И вот в этом, мне кажется, можно сказать урок.

Сахаров: Вопрос можно? Вопрос?

Млечин: Я с удовольствием.

Сванидзе: Вы можете передать. Прошу Вас.

Млечин: Конечно, Андрей Николаевич.

Сахаров: Грустно говорить, но Вы знаете, что Рылеев на следствии выдал всех, списками? Вы знаете, что Пестель выдал всех на следствии, списками? Вы знаете, что во время, когда Рылеев выдал всех списками, Николай I посылал семье Рылеева вспоможение в количестве 1000 рублей в месяц. Это Вы знаете?

Готовцева: Да, я это знаю.

Сахаров: Спасибо!

Готовцева: Я знаю, что он помогал семьям государственных преступников, как они тогда назывались. Но это была часть его идеологии, часть его политики, его правления, которое он начал строить, взойдя на престол после бунта. Он говорил, что нельзя обвинять родственников. И он действительно это делал. Да, он помогал. И более того, жена Рылеева получала гораздо большее вспоможение, чем все другие родственники декабристов.

Сванидзе: Я прошу прощения, Анастасия Геннадиевна. Здесь, насколько я понимаю, пафос Андрея Николаевича сводится не к тому, что царь помогал, а к тому, что Рылеев и Пестель сдавали.

Готовцева: Ну, что-то нужно было на следствии показывать. Своих реальных планов, ни Пестель, ни Рылеев…

Сахаров: Ошибаетесь!

Готовцева: …не отдали и не показали.

Сахаров: Всё рассказали, и о планах, и о друзьях рассказали, обо всем рассказали.

Киянова: О планах Пестеля могу сказать? Извините, коллеги…

Сахаров: Правда, Пестель был, Пестель был хитрее.

Киянова: И Рылеев! Могу про Рылеева сказать. Значит, я могу сказать Вам, коллеги, что конечно декабристы сдавали, как Вы говорите, на следствии. С этим спорить бесполезно. Они называли имена десятками и так далее. Почему это делали они? Большой вопрос. В каждом конкретном случае надо с этим вопросом разбираться. Но. Я разбиралась.

Что касается Пестеля. Ни одного человека, который участвовал в реальном заговоре, вот который он построил, ориентируясь на армию, он не сдал. Не назвал ни одной фамилии.

Что касается Рылеева. Ни одного человека, которые бы вместе с ним готовили…

Сванидзе: Я прошу прощения, Оксана Ивановна, то есть он невиновных сдавал?

Кургинян: Тех /неясно…/

Готовцева: Которых бы и так арестовали.

Киянова: Подождите, подождите, коллеги. Я не говоря, что декабристы белые и пушистые, они никого не сдавали, они шли грудью на амбразуру — нет. Я говорю другое. Они политики. Вот в чем для меня главный смысл. Они боролись за собственные права и за собственную свободу. И как всякие политики, конечно, они очень часто использовали дрянные средства, да. Но главный пафос их — был пафос борьбы за собственную свободу, за собственные права, вообще, за права человека. Вот в этом для меня смысл движения декабристов.

Сванидзе: Спасибо. Всё, на самом деле, мы завершаем наши слушания. Я предоставляю возможность произнести последнее слово на процессе декабристов каждой из сторон.

С начала — сторона обвинения. Прошу Вас, Леонид Михайлович.

Млечин: Почему мы два дня говорили о декабристах, столь далекой от нас материи? Потому что это вопрос о средствах и методах, о том, оправдывает цель средство или не оправдывает. Здесь вспомнили Рылеева. А в жизни ведь это был человек — чудовищный неудачник, у него не заладилась ни военная служба, ни гражданская. Зато преуспел в бизнесе, как сегодня сказали бы. И жил как раз для живота своего.

Сванидзе: Извините, что перебиваю, Леонид Михайлович, но поэт-то он был хороший.

Млечин: По-эт был чу-дес-ный!

Но в жизни у него не заладилось ни то, ни другое. И это, я думаю, подтолкнуло его к участию в антигосударственном мятеже. Вот что он говорил: «Для прочного введения нового порядка вещей необходимо истребление всей императорской фамилии». Всей императорской фамилии! «Убиение одного императора не произведет никакой пользы».

Мы говорим здесь о методах и средствах. И здесь правильно говорили. Что значит — они ничего не могли сделать!?! Расчудесным образом — 600 человек, освободите своих крестьян, уговорите других сделать. Нетерпение, не хотелось долго этим заниматься, хотелось в один день. Придем, захватим дворец, этих убьём, и завтра всё получится. Ну, ничего бы, естественно, не получилось. Потому что никакие крупные преобразования не совершаются быстро. И ни одно крупное преобразование в России, осуществленное на крови, добра стране не привело. И теперь мы это знаем.

Они не хотели осознавать того, как и что нужно делать в стране. Их гнало, конечно, разные чувства — разные чувства. Но у них отсутствовало, и это самое важное, отсутствовало понимание того, что нужно делать для государства, и что нужно делать для народа. И я думаю, что собственное желание, конечно, казаться у руля власти, у кормила власти, и самим решать судьбу страны, оказалось важнее всего.

Да, пятерых человек казнили. И это ужасно. Я сам принципиальный противник смертной казни. Но обратите внимание, что, в отличие от людей, которые будут брать власть в России после самодержцев российских, российские императоры хотя бы не казнили семьи осужденных. Хотя бы их не уничтожали. Вот когда наследники декабристов, радикальной части декабристов возьмут власть в России, начнут убивать уже и родных. И Россия умоется кровью.

Сванидзе: Спасибо. Сергей Ервандович, прошу Вас. Ваше финальное слово.

Кургинян: Обсуждаем в очередной раз декабристов, и опять нужно, обязательно, куда-то адресовать к 1917 году или к чему то ещё. Хотя никакой необходимости нет.

И вдруг мы убеждаемся, что каждый раз, когда приводится какая-нибудь цитата, что-то с ней странное, странное происходит. Рылеев говорил: «Мне иногда приходило в голову мысль, что может быть надо убить семью, я гнал её от себя и никому, ни с кем с ней никогда не делился». И вдруг говорят — вы требовали уничтожения семьи. Это извращение цитат, такое же, как мы видели всё время.

Нам говорят о Рылееве — чистейшем человеке, что он там то ли бизнесом занимался, то ли для брюха жил. Зачем это говорится? За этими людьми поехали на каторгу жёны. Вы мне сейчас скажите, к олигархам скольким поедут ли жены? И поедут ли жены, находящиеся в высшей части элиты, вот так вот, на каторгу и муки к людям, которые этого не достойны, которых они не ценят. Они поехали с ними — эти святые люди, эти святые женщины.

«Известно мне: погибель ждёт

Погибну я за край родной —
Я это чувствую, я знаю…
И радостно, отец святой,
Свой жребий я благословляю

И дальше возникает вопрос о том, зачем очернять их?!? Не потому ли, не по двум ли причинам?

Первое. Что они были передовой частью класса — и любили народ!

И второе. Потому что они чувствовали веления времени и хотели их исполнить!

Не потому ли и их надо замарать? Чтобы не осталось у России героев, которые действительно говорят о том, что нужно для нашего будущего!

Любите народ, если вы элита! Служите ему и осуществляйте вовремя исторические преобразования. И тогда вы будете на этом и на том свете — благословлены! И так и будет.

Сванидзе: Мы прекращаем телевизионное голосование. И я прошу проголосовать зрителей в нашем зале. Напоминаю вопрос: «Декабристы: политические честолюбцы или передовая часть российской элиты?». Прошу вас, голосуйте.

Выведите, пожалуйста, на экран результат голосования в зале.

«Передовая часть российской элиты» — 64%,

«Политические честолюбцы»- 36%.

36% считают, что декабристы «политические честолюбцы», 64% считают, что они «передовая часть российской элиты». После короткого перерыва мы объявим результаты телевизионного голосования.


Сванидзе: Когда в тысячный раз показывают фильм «Звезда пленительного счастья», про декабристов, с блестящими актерами, я уверен, люди смотрят и переживают. Но скажи большинству из этих зрителей XXI века, что декабристы умерли, чтобы была конституция, чтобы высшая единоличная власть была ограничена, чтобы все были равны перед законом, чтобы люди серьёзно ходили на выборы, избирали Думу, избирали себе местную власть, — да большинство и слушать этого не будет. Скажут — кому, по-серьёзному, нужна эта конституция и эти выборы? Вольно им было умирать за этот европейский путь, одно слово — баре. Это — моё личное мнение.

Итак, пожалуйста, огласите результаты телевизионного голосования.

Декабристы: политические честолюбцы или передовая часть российской элиты?

Политические честолюбцы — 7%

Передовая часть российской элиты — 93%









Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Наверх