В 1917 ГОДУ

У Сталина отсутствовали качества, присущие поведению выдающихся революционных вождей в периоды неопределенности, чреватые кризисами: гибкость, новый образ мышления, способность угадывать душевное состояние масс и их реакции…

(Роберт Такер)

Самую большую империю мира, которую Ленин называл «тюрьмой народов», связывала воедино бюрократическая организация, опиравшаяся на громадные полицейские и военные силы, чиновничий аппарат, выросший до гигантских размеров. Этот аппарат формировался в течение столетий. В начале XX века с исторически господствовавшим классом — классом крупных помещиков почти сравнялась, если не по своему экономическому весу, то по политической силе, русская буржуазия. Однако историческое прошлое и настоящее этого класса все время подталкивало его к компромиссам с царизмом. По мере развития капитализма в России буржуазия все больше попадала в плен фатальной утопии. Речь идет о таком заблуждении, как конституционная монархия.

В России существовала единственная политическая партия, которая со времени первой русской революции 1905 года знала, что Россия в силу своих специфических черт не пойдет по пути западноевропейского развития. Этой партией была партия большевиков. Суть этой проблемы была понятна и Сталину, хотя в начале 1917 года он не предполагал, что пролетарская революция так близка. Как и вся партия большевиков, он в то время следовал за широким народным движением, которое в феврале 1917 года выступило против царизма. Однако народные массы, недовольные двоевластием буржуазии и Советов, требовали немедленного прекращения войны, крестьяне хотели получить землю. А Советы, большинство в которых принадлежало меньшевикам и эсерам, в период с февраля по октябрь 1917 года не могли обеспечить реализацию этих требований. Массы все больше поворачивались к большевикам, стремившимся с весны 1917 года к переходу от буржуазно-демократической революции к революции пролетарской. Разумеется, не вся партия большевиков и не сразу пришла к этому решению. В конце концов пройдя долгий путь частичных успехов и поражений, большевики смогли определить направление революционного движения рабочих и крестьян-бедняков, сумели возглавить борьбу.

Противоречия этого процесса, представленного нами несколько упрощенно, на самом же деле имевшего чрезвычайно сложный характер, отражались и на политической деятельности, и на политическом мышлении Сталина.

Февральская революция, как стихийное движение народных масс, способствовала возрождению и усилению легальных рабочих организаций, зачатки которых существовали в период первой русской революции. Это были Советы, фабрично-заводские комитеты, выросшие из стачечных комитетов, профсоюзы, вооруженные рабочие отряды. Развернулась деятельность политических партий: эсеров, по существу крестьянской партии; меньшевиков и большевиков, оппортунистической и революционной партий рабочего класса; монархистов; конституционных демократов, то есть кадетов, самой крупной партии русской буржуазии, и других партий.

К моменту выхода из подполья большевистской партии, насчитывавшей в то время около 24 тысяч членов, Сталин прибыл из ссылки. Он хотел быть там, где разыгрывались важнейшие события. Но Сталину нужно было определить свое место, и он не сразу его нашел.

В Петроград Сталин прибыл 12 марта после почти четырехлетнего пребывания в ссылке. Вместе с ним приехали Лев Каменев, единственный ссыльный из Туруханска, с которым он поддерживал близкие отношения, а также М. К. Муранов, бывший депутат Думы. После ареста большевистских депутатов Думы и ряда видных партийных руководителей партийной работой в столице и по всей стране руководило Русское бюро ЦК, воссозданное А. Г. Шляпниковым. Работа этого оперативного органа ЦК осуществлялась в неимоверно сложных условиях: военная обстановка, оборонческая эйфория, аресты сокращали до минимума возможности для ведения партийной работы. В 1916 году после новых арестов Бюро пришлось восстанавливать буквально из руин. В вопросе оценки войны руководители Бюро твердо стояли на позициях Ленина. Однако в сфере оперативной политической работы Бюро не могло похвастаться особыми результатами. В последние месяцы 1916 года руководители Бюро довольно реально оценивали изменение настроений масс, стабилизацию стачечного движения, характер демонстраций, но вместе с тем оказались неспособны дать четкую программу для выступлений трудящихся.

Монархия была свергнута в результате стихийных выступлений масс. В первые дни деятельности буржуазного Временного правительства Русское бюро стремилось работать на основе указаний Ленина: «Наша тактика — полное недоверие к новому правительству», «Не сближаться ни с какими партиями». «Правда» под руководством Русского бюро придерживалась левых позиций, выступала, хотя и нерешительно, против буржуазного правительства. Сталин и Каменев, прибывшие в Петроград, считались самыми влиятельными по положению большевистскими руководителями, находившимися тогда в России. Члены Русского бюро уже в день приезда их в Петроград занялись определением их организационного статуса, и это, как ни странно, отнюдь не было легким вопросом. Члены Бюро выдвинули немало возражений против одного и другого.

Согласно протоколу заседания, дело происходило так: «Далее решался вопрос о тов. Муранове, Сталине и Каменеве. Первый приглашен единогласно. Относительно Сталина было доложено, что он состоял агентом ЦК в 1912 г . и потому являлся бы желательным в составе Бюро ЦК, но ввиду некоторых личных черт, присущих ему, Бюро ЦК высказалось в том смысле, чтобы пригласить его с совещательным голосом». Каменеву поставили в вину его поведение во время процесса над депутатами Думы, и было решено, что он может публиковать свои статьи в «Правде», но без подписи. Материалы заседания свидетельствуют о том, что большевики, находившиеся в Петрограде, знали о поведении Сталина в годы сибирской ссылки, ничем другим нельзя объяснить их негативное отношение.

14 марта Сталин, Каменев и Муранов взяли на себя редактирование «Правды», хотя в предыдущий вечер члены редколлегии М. С. Ольминский, М. И. Калинин, М. И. Ульянова все еще обдумывали вопрос, как отклонить сотрудничество с ними в газете. Сталин формально заменил отсутствующего К. С. Еремеева. 15 марта главный редактор Ольминский подал в отставку. Хотя возражения со стороны членов Русского бюро и редакции нельзя объяснить политическими причинами, так как вечером 12 марта они еще не могли знать, каких взглядов будут придерживаться Сталин и Каменев после 15 марта, все-таки тон «Правды» ощутимо изменился. Редакторы заняли более примиренческую позицию. В номере от 14 марта Сталин писал еще только в самых общих выражениях о необходимости укрепления Советов рабочих и крестьянских депутатов. Он подчеркивал, что это является залогом того, что темные силы старой России будут полностью разбиты. А вот статья от 16 марта «О войне» вызвала общее возмущение в партийных кругах. В этой статье, задавая вопрос «где выход?», Сталин отмечал, что воззвание Петроградского Совета, призывавшее народы мира заставить свои правительства прекратить кровавую бойню, не ведет прямо к цели. Выход он видел в том, что нужно оказывать давление на Временное правительство, требовать от него, чтобы оно заявило о своей немедленной готовности к переговорам о мире.

Авторы многих воспоминаний отмечали, что этот умеренный тон вызвал негодование среди петроградских рабочих. Например, Шляпников писал: «Негодование в районах было огромное, а когда пролетарии узнали, что „Правда“ была захвачена приехавшими из Сибири тремя бывшими руководителями „Правды“, то потребовали исключения их из партии». 18 марта Сталин написал новую статью в «Правде» «Об условиях победы русской революции». Свой анализ он начинает с характеристики двоевластия и указывает на оторванность провинции от Петрограда как на главную слабость русской революции, которая может стать опорой для Временного правительства. В этой обстановке, по его мнению, необходимо создать общероссийский орган революционной борьбы всех демократических сил, орган, который обладал бы достаточным авторитетом для того, чтобы сплотить воедино силы демократии в столице и губерниях и в нужный момент стать из органа революционной борьбы народа органом революционной власти. Таким органом может быть только Всероссийский Совет рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Это является первым условием победы русской революции. Вторым условием, по мнению Сталина, является немедленное вооружение рабочих, создание рабочей гвардии. Третье условие — быстрейший созыв Учредительного собрания. Для этой статьи Сталина, как и для других его заявлений того периода, характерно, что он выдвигает радикальные общие цели, а конкретные акции и политические задачи обрисовывает довольно туманно. К примеру, он ничего не говорит о политическом будущем Временного правительства — «органа напуганной „крайностями“ революции умеренной буржуазии»[17], не дает никаких рекомендаций относительно политики в отношении этого правительства, но затем требует все-таки вооружения рабочих и созыва Учредительного собрания.

Об общей слабости политической оценки обстановки Сталиным хорошо свидетельствует тот факт, что редактируемая им «Правда» не опубликовала серию писем Ленина под названием «Письма из далека», за исключением первого письма, отредактированного и значительно сокращенного работниками «Правды». Во всяком случае, для него это не было проявлением сознательного стремления к центризму. Этот факт отражал его лавирование в переменчивой политической обстановке и показывал отсутствие способностей к разработке ясной стратегической линии.

После Февральской революции Сталин был отнюдь не единственным большевистским руководителем, который испытывал сомнения в определении направления политического развития и, естественно, не мог дать четкой и последовательной программы действий. Ранее вся русская социал-демократия была едина в том, что страна должна пройти через этап буржуазно-демократической революции, в результате которой будут уничтожены остатки абсолютизма и феодализма и созданы демократические институты. За пределами этого пункта взгляды расходились. Большевики начиная с 1905 года полагали, что русская буржуазия в силу своей чрезмерной связи с царизмом не способна играть революционную роль. Гегемоном должен явиться пролетариат, заключивший союз с крестьянством и самым радикальным крылом буржуазных слоев. Должна быть создана рабоче-крестьянская демократическая диктатура. Согласно общему взгляду, осуществление пролетарской революции отодвигалось в далекое будущее, и большинство, даже в большевистской партии, придерживалось этой точки зрения и после Февраля. Это выяснилось совершенно отчетливо на Всероссийском совещании партийных работников, состоявшемся в конце марта — начале апреля 1917 года в Петрограде. Только немногие в тот период полагали, что нужно быстрее начинать борьбу за свержение Временного правительства. Большинство же отвергало эту точку зрения не потому, что они были против перспективы дальнейшего развития буржуазно-демократической революции, а по той причине, что в данной обстановке считали это безответственным, авантюристическим и неосуществимым лозунгом.

На совещании незначительным большинством голосов было принято решение о создании комиссии для переговоров с меньшевиками о принципиальных условиях объединения. В состав делегации был выбран и Сталин, который а тот период поддерживал планы объединения.

Возвращение Ленина на родину изменило соотношение сил в партии. Хотя первая реакция на его Апрельские тезисы в кругах большевиков была неоднозначной, автора обвиняли в авантюризме, в непонимании условий России, все-таки в течение апреля соотношение сил в партии постепенно изменилось. Ленин прежде всего заявил, что этап буржуазно-демократической революции завершился, а переход к социалистической революции уже начался, поэтому нужно прекратить поддержку Временного правительства. Он решительно сформулировал социалистическую перспективу, которая требовала в высшей степени гибкой тактики. Согласно его точке зрения, нужно было сохранить блок с мелкобуржуазной демократией, поскольку ему принадлежало большинство в Советах. Внутри этого блока надо проводить антивоенную линию и линию на пролетарскую революцию. Эта политика принесет успех, если крестьянско-мелкобуржуазный блок придет к выводу о бесперспективности политики Временного правительства, а большевики сумеют завоевать большинство в Советах. Партия большевиков должна всемерно ускорять этот процесс. Государство новой революции должно быть республикой Советов рабочих и крестьян.

Апрельские тезисы В. И. Ленина отвечали сокровенным мечтам масс, занимавших все более радикальные позиции. Эта программа учитывала тягу народа к миру, крестьянства — к земле, учитывала требования рабочих. Тем временем партия значительно увеличила свои силы, по сравнению с февралем ее численность выросла в 4 раза, составив 80 тысяч членов. Партия большевиков проявляла себя как единственная политическая сила в России, способная правильно проанализировать и использовать в своих целях исторические возможности.

Сталин быстро, почти без колебаний присоединился к новой линии. Это видно по его статьям и выступлениям после VII (Апрельской) Всероссийской конференции РСДРП(б).

После возвращения в Россию вождей грядущей революции, настоящих трибунов, Сталин несколько отошел на задний план. На фоне блистательных ораторов, ярких интеллектуалов он, как писали свидетели того времени, производил впечатление «серого пятна, иногда маячившего тускло и бесследно». Однако эту эмоциональную оценку вряд ли можно признать точной.

Сталин, несмотря на свои заблуждения в прошлом, стремление к соглашательству, сравнительно небольшую известность в широких кругах партии, на Апрельской конференции был избран в состав ЦК. На первом легальном форуме партии в этот орган вошло девять человек. В списки для голосования после подробного обсуждения кандидатур было внесено 26 имен. Из максимального количества — 109 голосов — Ленин получил 104 голоса, Зиновьев — 101 голос, а на третьем месте был Сталин с 97 голосами. Характеризуя Сталина в ходе дискуссии, Ленин сказал, что товарища Кобу «мы знаем очень много лет. Видали его в Кракове, где было наше бюро. Важна его деятельность на Кавказе. Хороший работник во всяких ответственных работах»[18].

Против кандидатуры Сталина не было высказано возражений. В ходе конференции Сталин выступил С докладом по национальному вопросу. Он отверг соображения о культурно-национальной автономии, заняв позицию в пользу предоставления нациям права на самоопределение, вплоть до государственного отделения, а также высказался за предоставление широкой автономии народам, пожелавшим остаться в рамках единого государства. От имени партии он потребовал предоставления равноправия национальным меньшинствам в вопросах школьного образования и религии. В конце доклада он решительно подчеркнул необходимость слияния пролетариев всех национальностей любого государства в единые нераздельные пролетарские коллективы, в единые партии.

После апреля Сталин, которого считали отошедшим на второй план, выполнял, может быть, не очень броскую, но весьма подходящую для него задачу, которая имела большое значение, для партий, готовящейся к захвату власти. Вместе со Свердловым он стал отвечать за связь с областными и низовыми организациями партии. Такого рода деятельность в партии, естественно, не была связана с гласностью и в новой обстановке. Требовалось по-прежнему соблюдать правила конспирации. Очевидно, по этой причине об этом этапе деятельности Сталина не сохранилось документальных свидетельств. Однако, выполняя эту миссию, он впервые вступил в непосредственную связь с центральными органами партии (об аппарате в тот период не приходится говорить). Для него же еще более важным явилось знакомство и установление регулярных связей с местными партийными комитетами, с губернскими кадрами. Знания, приобретенные в тот период, Сталин смог использовать позднее. Его роль в течение года, хотя он в значительной мере оставался на заднем плане, а в вопросах тактики допускал колебания, ни в коем случае не была второстепенной. Но, как типичный организатор, он по крайней мере несколько раз в течение лета 1917 года испытывал трудности при выборе правильной тактики. В мае, например, он писал, что «в революционную эпоху невозможно устоять на одной точке, тут можно лишь двигаться — вперед или назад. Поэтому, кто старается остановиться во время революции, тот неминуемо отстанет, а кто отстал, тому нет пощады: революция толкнет его в лагерь контрреволюции»[19]. В июле, в период обострения политической обстановки, в самые критические дни, когда партия почти готова была выдвинуть лозунг вооруженного выступления, его опять охватили сомнения. Сначала он выступал за восстание, затем изменил свою точку зрения, а позже уже отрицал, что вообще когда-либо думал о вооруженном выступлении. Известный поэт Демьян Бедный приводил следующий эпизод из этих дней: «Накануне июльского выступления, в 1917 году, в редакции „Правды“ днем сидим мы двое: Сталин и я. Трещит телефон. Сталина вызывают матросы, кронштадтские братишки. Братишки ставят вопрос в упор: выходить им на демонстрацию с винтовками или без них? Я не свожу глаз со Сталина. Мне смешно. Меня разбирает любопытство: как Сталин будет отвечать — о винтовках! По телефону! Сталин тоже как-то смешно и лукаво до последней степени сморщил лицо, погладил свободной рукой усы и говорит: „Винтовки?.. Вам, товарищи, виднее!.. Вот мы, писаки, так свое оружие, карандаш, всегда таскаем с собою… А как там вы со своим оружием, вам виднее“.

В те дни в особняке Кшесинской проходила Петроградская конференция РСДРП(б). М. П. Томский, руководитель профсоюзов, считал, что демонстрацию, являвшуюся самым крупным выступлением рабочих в пользу революции, нельзя выпускать из рук, нужно вести речь о новой пролетарской революции. Конференция, на которой не присутствовал Ленин (он с 29 июня лечился в Финляндии и 4 июля в связи с обстановкой вернулся в столицу), выразила все-таки его точку зрения, согласно которой развитие событий должно было привести к полному разоблачению эсеро-меньшевистского руководства Советов в глазах масс. В это время на заседании Петроградского Совета Л. Б. Каменев подчеркивал, что не большевики вывели массы на улицу, однако сейчас их нельзя оставлять без руководства.

3 июля большевики оказались в вынужденной ситуации, ведь развернувшаяся в тот день вооруженная демонстрация с участием многих полков и путиловских рабочих привела к новой обстановке. С одной стороны, массы решительно требовали, чтобы Советы рабочих и солдатских депутатов взяли на себя власть, с другой стороны — все их выступление было направлено против верхушки Советов, которая менее всего желала брать власть. Но обстановка еще не созрела для взятия власти. Большинство рабочих-большевиков и их руководителей понимали это. Советы даже но своему составу в тот момент были абсолютно не приспособлены для этой задачи. Да и вся Россия в целом не была готова к новому этапу борьбы за власть. Руководители Военной организации большевиков и большинство ЦК стояли перед своеобразной дилеммой. Они считали несвоевременной акцию масс, в то же время они не могли отвернуться от народа, поддерживавшего их. Выход виделся в том, чтобы держать под контролем это массовое выступление и попробовать направить демонстрацию в мирное русло. Приостановить всю акцию было невозможно. Масса стихийно рвалась в бой, в то время как обстановка требовала терпеливых, продуманных действий, что в конечном итоге являлось одним из условий успеха вооруженного восстания. Но для понимания этой истины, видимо, требовались тяжелые испытания.

Массовые демонстрации, развернувшиеся вечером 3 июля, продолжались до 3 часов утра под лозунгами «Долой 10 министров-капиталистов!», «Долой войну!», «Вся власть Советам!». В эту ночь в Петрограде многотысячные массы рабочих и солдат уже знали, чего они не хотят, но еще не понимали, что они способны сделать. 4 июля состоялась четырехсоттысячная массовая демонстрация. В этот день в Петрограде произошла серия кровавых инцидентов. Трудно точно определить, кто стрелял первым. Во всяком случае, во многих мемуарах указывается, что имела место сознательная провокация, поскольку черносотенные монархические силы были заинтересованы в том, чтобы вовлечь рабочих и солдат в преждевременное авантюристическое выступление. В течение дня офицерские отряды, юнкера и казаки устроили кровавую бойню при попустительстве со стороны беспомощного руководства Советов. 5 и 6 июля казалось, что все потеряно. 5 июля была разгромлена редакция «Правды», начались аресты, жертвами которых стали многие большевистские руководители. Партия вынуждена была уйти в подполье.

Эсеро-меньшевистское большинство Советов практически добровольно отказалось от двоевластия, перейдя в лагерь Временного правительства. Когда новое Временное правительство возглавил «социалист» Керенский, министры-социалисты сделали окончательный выбор между Советами и буржуазной властью в пользу последней. Но праздник контрреволюции не состоялся. Большевистские организации в Петрограде не были ликвидированы. Несмотря на расчеты эсеро-меньшевистского руководства Советов и правительства, в течение июля и августа в местных Советах образовалось прочное левое большинство. На местах большевики, меньшевики-интернационалисты, левые эсеры вырабатывали свою революционную линию. Среди масс, в местных Советах пробивало дорогу понимание того, что завоевания буржуазно-демократической революции нельзя отстоять без дальнейшего развертывания революционного процесса. О движущих силах июльского контрреволюционного, выступления, о его социальной базе официальное руководство Советов имело достаточно точную информацию. Достаточно перелистать стенограммы заседаний Петроградского Совета или его органов, чтобы убедиться в этом. Уже в мае — июне на этих заседаниях были обсуждены вопросы, которые свидетельствовали о том, что участники заседаний ясно представляли — контрреволюция еще далеко не потерпела поражения в России. Как уже отмечалось выше, целью политики компромиссов с буржуазией было обеспечить упрочение буржуазно-демократического процесса. Приходилось наносить удары не только влево. Время от времени возникала угроза контрреволюционного заговора в армии или в хаосе событий ощущалась нестабильность власти, что и пытались использовать в своих интересах контрреволюционные офицеры и монархистские силы различных оттенков для организации правого переворота.

Неотвратимо набирал скорость процесс поляризации революционных и контрреволюционных сил общества. Вопрос стоял не о выборе между диктатурой и демократией. Вопрос заключался в том, какая это будет диктатура.

После этих критических дней мирный период двоевластия закончился. Ленин и Зиновьев вынуждены были уйти в подполье, Троцкий, Каменев были арестованы. Остался открытым вопрос, можно ли и дальше придерживаться лозунга «Вся власть Советам!». На экстренной конференции Петроградской организации РСДРП(б) Сталин выступил с отчетом от имени ЦК и с докладом «О текущем моменте». Он констатировал, что мирный период развития революции завершился, начался новый этап — этап «острых конфликтов, стычек, столкновений». Хотя его диагноз был точным, но предложенная им терапия была недостаточной. Имеет смысл привести некоторые внесенные им предложения. «Основными нашими задачами должны быть: 1) призыв рабочих, солдат и крестьян к выдержке, стойкости и организованности; 2) возобновление, укрепление и расширение наших организаций; 3) не пренебрегать легальными возможностями, ибо никакая контрреволюция не может нас серьезно загнать в подполье»[20]. За этими предложениями мы опять видим февральского Сталина. Перед ним маячит радикальная цель — свержение правительства. Он учитывает, что нельзя толкать массы на авантюрные выступления, понимает, насколько важна организованность. Он не забывает и о легальных возможностях. Вместе с тем за всем этим не просматривается настоящий политик, политический вождь, который способен вести битву на постоянно меняющихся фронтах мобильной войны. Половина участников конференции отвергла эти предложения, так как выяснилось, что Ленин из Разлива написал письмо по данному вопросу. Но Сталин не ознакомил делегатов с этим письмом. Суть его он выразил таким образом, что, по мнению Ленина, власть нужно передавать не Советам, а классам.

На VI съезде РСДРП(б), состоявшемся в конце июля — начале августа, Сталин выступил с политическим отчетом ЦК и докладом о политическом положении. Тот факт, что он выступал с важнейшими докладами на всех совещаниях лета этого года, следует объяснить тем, что виднейшие теоретики партии по разным причинам не могли присутствовать на этих совещаниях. Свердлов, например, дал следующее объяснение: «По вопросу о докладчиках Организационное бюро сделало все, что могло, но съезду придется отказаться от тех докладчиков, к голосу которых мы привыкли прислушиваться. В самое последнее время т. Троцкий, докладчик по текущему моменту, был изъят, как и другие. Может быть, отсутствие их особенно скажется при обсуждении вопроса о пересмотре программы».

По вопросу о власти Сталин, так же как и на конференции Петроградской организации, говорил, что лозунг «Вся власть Советам!» не соответствует моменту: «Раньше мы стояли за мирный переход власти к Советам, при этом предполагалось, что достаточно принять в ЦИК Советов решение о взятии власти, чтобы буржуазия мирно очистила дорогу. И действительно, в марте, апреле и мае каждое решение Советов считалось законом, ибо его можно было каждый раз подкрепить силой. С разоружением Советов и низведением их фактически до степени простых „профессиональных“ организаций, положение изменилось. Теперь с решениями Советов не считаются. Теперь для того, чтобы взять власть, нужно предварительно свергнуть существующую диктатуру.

Свержение диктатуры империалистической буржуазии — вот что должно быть теперь очередным лозунгом партии». В ответах на вопросы по докладу о политическом положении он добавил следующее: «Поскольку речь идет о передаче всей власти Центральному Исполнительному Комитету Советов, то этот лозунг устарел. И только об этом идет речь. Вопрос о свержении Советов выдуманный. Его никто здесь не ставил. Если мы предлагаем снять лозунг: „Вся власть Советам!“, отсюда еще не вытекает: „Долой Советы!“… Местные Советы могут еще сыграть роль, так как им необходимо будет обороняться от притязаний Временного правительства, и в этой борьбе мы их поддержим»[21].

Здесь опять мы видим постановку радикальных целей и вновь в этом анализе отсутствуют промежуточные звенья. Оратор слишком быстро списал Советы, придавая им незначительную роль в процессах дальнейшего развития. По его мнению, политическая обстановка стала сразу двухполюсной. Бросается в глаза, что он, видимо, чувствует себя как дома в двухмерных построениях, хотя ему нужно было бы дать анализ многоэлементной сложной структуры.

В прениях Е. А. Преображенский предложил изменить концовку проекта резолюции. Имеет смысл привести ее полный текст. «Задачей этих революционных классов явится тогда напряжение всех сил для взятия государственной власти в свои руки и для направления ее, в союзе с революционным пролетариатом передовых стран, к миру и к социалистическому переустройству общества»[22]. Преображенский предложил следующую редакцию концовки: «для направления ее к миру и при наличии пролетарской революции па Западе — к социализму». На значении этого небольшого изменения вряд ли надо долго останавливаться. Большевистские теоретики, особенно тогда, в 1917 году, неоднократно подчеркивали отсталость России, исключая из своих расчетов программу общественного преобразования страны в опоре на собственные силы, так что это уже казалось теоретической банальностью. Однако ответ Сталина в этой дискуссии заслуживает внимания, хотя в тот период не всем была ясна суть вопроса. Он сказал: «Я против такой поправки. Не исключена возможность, что именно Россия явится страной, пролагающей путь к социализму. До сих пор ни одна страна не пользовалась в условиях войны такой свободой, как Россия, и не пробовала осуществлять контроль рабочих над производством. Кроме того, база нашей революции шире, чем в Западной Европе, где пролетариат стоит лицом к лицу с буржуазией в полном одиночестве. У нас же рабочих поддерживают беднейшие слои крестьянства. Наконец, в Германии аппарат государственной власти действует несравненно лучше, чем несовершенный аппарат нашей буржуазии, которая и сама является данницей европейского капитала. Надо откинуть отжившее представление о том, что только Европа может указать нам путь. Существует марксизм догматический и марксизм творческий. Я стою на почве последнего»[23].

На съезде развернулась оживленная дискуссия по вопросу, должны ли Ленин и Зиновьев, об аресте которых Временным правительством был отдан приказ, явиться на буржуазный суд. Выступая с политическим отчетом от имени ЦК, Сталин остановился на этой проблеме. Его точка зрения не была полностью ясной. Он сказал: «Нет гарантии, что, если они явятся, они не будут подвергнуты грубому насилию. Другое дело, если суд будет демократически организован и будет дана гарантия, что не будет допущено, насилие… Если же во главе будет стоять власть, которая сможет гарантировать наших товарищей от насилий, они явятся»[24]. В дискуссии известный украинский большевик Н. А. Скрыпник указал на принципиальную слабость аргументации Сталина: «В резолюции, предложенной т. Сталиным, было известное условие, при котором наши товарищи могли бы пойти в республиканскую тюрьму, — это гарантия безопасности. Я думаю, что в основу резолюции должны лечь иные положения. Мы одобряем поведение наших вождей. Мы должны сказать, что мы протестуем против клеветнической кампании против партии и наших вождей. Мы не отдадим их на классовый пристрастный суд контрреволюционной банды». Бухарин также возразил против подхода Сталина, считая его формулу о «честном буржуазном суде» наивной и схоластической. Съезд принял резолюцию, предложенную Бухариным.

На съезде был избран новый ЦК — его состав с 9 человек в апреле был расширен до 21 человека. Наряду с этим было избрано 10 кандидатов в члены ЦК. Результаты голосования неизвестны, но съезд Подтвердил членство Сталина в Центральном Комитете.

Вслед за разгромом монархистского мятежа Корнялова в конце августа обстановка в стране изменилась. В письме, написанном в конце сентября, Ленин давал следующую характеристику сложившейся ситуации: «События вполне подтвердили правильность моего предложения, сделанного во время Демократического совещания, именно, что партия должна поставить на очередь вооруженное восстание. События заставляют это сделать. История сделала коренным политическим вопросом сейчас вопрос военный. Я боюсь, что большевики забывают это, увлеченные „злобой дня“, мелкими текущими вопросами и „надеясь“, что „волна сметет Керенского“. Такая надежда наивна, это все равно, что положиться „на авось“[25].

Ленин, следивший за развитием событий издалека, из шалаша в Разливе, понял, что история предоставляет большевикам особый, неповторимый шанс, что партия сможет достичь успеха только посредством наступательной военной акции. И только так. Для тех, кто, занимаясь в Петрограде текущими делами, формировал политику, этот вопрос не был в такой степени ясным и однозначным.

15 сентября ЦК партии обсудил письма Ленина к Центральному Комитету[26]. Их острый тон, радикализм вызвали изумление среди большевистских руководителей, большинство их полагало, что партия поставит свое существование под угрозу, если развернет наступательные действия. Каменев прямо предложил сжечь письма Ленина. Сталин, в который раз заняв промежуточную позицию между радикальными взглядами Ленина и большевистскими руководителями, настроенными примиренчески, выдвинул предложение направить письма Ленина для обсуждения в местные партийные организации. В обстановке того времени это было бессмысленной затеей. В то же время (вместе с Троцким) он поддержал призыв Ленина к бойкоту Предпарламента, совещательного органа при Временном правительстве, в котором меньшевики и эсеры имели большинство. Но это предложение не сразу получило одобрение со стороны членов ЦК.

В период подготовки Октябрьского вооруженного восстания во взглядах Сталина можно проследить характерную двойственность. Он, конечно, руководствовался иными соображениями, чем Каменев и его сторонники, принципиально занимавшие примиренческую позицию. Среди примиренцев еще были живы определенные иллюзии насчет жизнеспособности Учредительного собрания, насчет возможностей демократического пути. В их позиции слышны отголоски мнения меньшевиков, которые считали, что Россия в силу своей отсталости еще не созрела для немедленной пролетарской революции. Из-за отставания европейской революции они пессимистически оценивали возможности социалистического будущего в России. В отличие от них Сталин, который был организатором, «комитетчиком», исходил из необходимости единства организации и ее боеспособности. Его каждодневные политические маневры, тактические шаги преследовали цель добиться равновесия и примирения взглядов в ходе дискуссии. Он хотел этого достичь любой ценой, даже тогда, когда наступило время неотложных, решительных действий. В подобном духе в качестве одного из редакторов центрального партийного органа газеты «Рабочий путь» он подвергал, как и в марте, цензуре статьи Ленина, которые считал недопустимо острыми по тону, даже воспрепятствовал публикации некоторых писем.

Общеизвестен эпизод в ходе подготовки вооруженного восстания, когда Каменев и Зиновьев даже в решающий момент не согласились со взглядами Ленина о начале вооруженного восстания. На заседаниях ЦК 10 и 16 октября оба выступили против проекта резолюции, предложенного Лениным, и внесли от себя другое предложение, суть которого сводилась к тому, что партия должна подождать открытия II Всероссийского съезда Советов и заручиться там одобрением на вооруженную акцию. После опубликования Зиновьевым и Каменевым своего заявления в газете «Новая жизнь» Ленин в письме в ЦК потребовал исключения «штрейкбрехеров» из партии, Сталин, как редактор центрального органа партии, без согласия ЦК 20 октября опубликовал письмо Зиновьева, объясняющее его поведение, к которому, был добавлен комментарий от редакции. В нем Сталин отметил, что данным заявлением вопрос можно считать исчерпанным. «Резкость тона статьи тов. Ленина не меняет того, что в основном мы остаемся единомышленниками»[27].

Свердлов в течение того же дня ознакомил членов ЦК, находившихся в Петрограде, с письмом Ленина. Сталин вначале предложил обсудить письмо на Пленуме ЦК, отложив принятие решения. В прениях он опять подчеркивал необходимость единства партии. Согласно стенограмме: «Тов. Сталин считает, что К[28] и З[29] подчинятся решениям ЦК… исключение из партии не рецепт, нужно сохранить единство партии; предлагает обязать этих двух тт. подчиниться, но оставить их в ЦК».

На заседании все-таки была принята отставка Каменева из состава ЦК. Оказавшийся в меньшинстве Сталин объявил, что выходит из редакции «Рабочего пути». Участники заседания не обсуждали его заявления, отставка Сталина была отклонена.

10 октября Сталин принял участие в строго конспиративном заседании ЦК, которое впоследствии приобрело большую известность. В этом заседании, продолжавшемся более 10 часов, приняли участие 11 членов ЦК и один кандидат. Сталин голосовал за план восстания, предложенный Лениным. На заседании было избрано временное Политбюро (в составе семи человек) для политического руководства восстанием. В него не вошли Свердлов, занимавшийся организационной работой, Урицкий и Дзержинский, занимавшиеся военными вопросами, а также Коллонтай, отвечавшая за международные связи. Членами этого органа стали: Ленин, Троцкий, Сталин, Зиновьев, Каменев, Сокольников и Бубнов. Однако в таком составе Политбюро не заседало ни разу. Подобная сравнительно небольшая роль выпала и на долю Военно-революционного центра, созданного на расширенном заседании Центрального Комитета 16 октября. Позднее этот орган стал составной частью мифов, создаваемых вокруг восстания, его называли Партийным центром. В истории партии, во многом унаследовавшей взгляды 30-х годов и сохраняющей некоторые их элементы и поныне, этот орган называется центром вооруженного восстания, направлявшим его ход. Естественно, во главе его стал Сталин. На самом деле этому центру отводилась задача представлять партию в Военно-революционном комитете Петроградского Совета. Именно туда сходились все нити военной подготовки восстания. Вместе с тем о центре не осталось никаких документов, на основании которых можно судить о его работе. Неизвестно, заседал ли он вообще. Подобным образом отсутствуют и документальные источники, которые могли бы показать непосредственную роль Сталина в подготовке и организации вооруженного восстания. Но во всяком случае известно, что он не присутствовал на заседании ЦК 24 октября, когда распределялись практические обязанности руководителей. Газета «Рабочий путь» в тот день опубликовала написанную Сталиным редакционную статью под названием «Что нам нужно?». Только здесь, на страницах газеты, мог найти выражение внушительный стиль автора. В те революционные дни, когда самые выдающиеся политические деятели партии, как народные трибуны, занимались агитацией в различных районах столицы, Сталин редко выступай перед широкой публикой. Сильный грузинский акцент и неторопливые, медлительные жесты делали из него плохого оратора. Однако в качестве «газетного оратора» он был действительно эффективен. Своими постоянными вопросами и ответами он оказывал воздействие на читателя. Читая вопрос: «Хотите ли вы?», тот невольно представлял, как толпа, словно один человек, ревет: «Хотим!» Но не так было в этот раз. Автор на жгучие вопросы тех дней дает относительно прохладные ответы.

Последние фразы этой статьи таковы: «Если вы хотите этого, соберите все свои силы, встаньте все поголовно, как один человек, устраивайте собрания, выбирайте делегации и изложите свои требования через них съезду Советов, который открывается завтра в Смольном… У власти должно быть новое правительство, избранное Советами, сменяемое Советами, ответственное перед Советами. Только такое правительство может обеспечить своевременный созыв Учредительного собрания»[30].

Мы не знаем точно, где провел судьбоносный день 25 октября Сталин, который в то время проживал на квартире своего будущего тестя Сергея Аллилуева. В известной книге Джона Рида «10 дней, которые потрясли мир» его имя не упоминается среди руководителей восстания.









Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Наверх