• 11. Время первых морских королей
  • 12. Возвращение морских королей
  • 13. Игра в мячик
  • 14. Игра в мясо
  • ЧАСТЬ 3. ВВЕРХ

    И вернулись они в решете, в решете

    Через двадцать без малого лет.

    И сказали друзья: — Как они подросли,

    Побывав на краю отдаленной земли,

    Повидав по дороге весь свет!

    (Эдвард Лир, «В страну джамблей»)

    11. Время первых морских королей

    Древние легенды утверждают, что очень давно жила на Земле цивилизация крылатых людей. Но постепенно у них стал портиться нрав, и они превратились в крылатых драконов.

    («Тайны Мира» №6, 2002)

    Начнем с вопроса, который очень интересовал в свое время Геродота.

    «И я не могу даже понять, почему, собственно, трем частям света, которые являются одной землей, даны названия по именам женщин. Непонятно также мне, почему реки Нил и Фасис в Колхиде (по другим: река Танаис, впадающая в Меотийское озеро, и киммерийский город Портмеи) образуют границу между ними. Нельзя выяснить имена тех, кто разграничил их и от кого взяты названия этих трех частей света. Ведь Ливия [т.е. Африка. — А.Р.], как обычно думают в Элладе, получила свое имя от местной женщины Ливии, Азия же — от супруги Прометея. Впрочем, лидийцы также желают присвоить себе имя Азии. По их словам, Азия названа от Асия, сына Котия, внука Манеса [Миноса? Менеса? — А.Р.], а не от супруги Прометея Асии. Поэтому и один из кварталов Сард называется Асиадой. Что до Европы, то никто из людей не знает, омывается ли она морем, откуда ее имя и кто ее так назвал. Или же нужно предположить, что эта страна получила свое имя от тирийской Европы (раньше ведь она была безымянной, как и другие части света). Но все же эта женщина Европа происходит из Азии и никогда не приходила в ту землю, которая теперь у эллинов называется Европой. Она прибыла из Финикии только на Крит, а с Крита — в Ликию».

    ((Геродот, «История». Книга IV Мельпомена))

    Как мило! Оказывается, сестричка Европа вовсе не терялась, а сходив замуж за Зевса (или Астерия) и, родив трех очаровательных малышей (будущих правителей средиземноморья), заняла соседний с братом Киликсом полуостров на юге Малой Азии. Последующей феерической истории ликийцев, связанной с т.н. «вторжением народов моря», мы еще коснемся.

    Что же касается вопроса Геродота о странном и достаточно искусственном делении Старого Света на части, то на него в известной степени отвечает Платон.

    «Как известно, боги поделили между собой по жребию все страны земли. Сделали они это без распрей: ведь неправильно было бы вообразить, будто боги не знают, что подобает каждому из них, или будто они способны, зная, что какая-либо вещь должна принадлежать другому, все же затевать об этой вещи распрю. Итак, получив по праву жребия желанную долю, каждый из богов обосновался в своей стране».

    ((Платон, «Диалоги. Критий»))

    Оставим истории о богах теологам. Речь, разумеется, идет о людях. Собственно, вся мифология Эллады указывает, что это были именно люди, пусть и необычные (Геродот между делом бросает реплику о том, что Посейдон был человеком, а критяне с незапамятных времен демонстрируют всем желающим могилу Зевса).

    Итак, что же это за ребята болтались по всем морям, разыгрывая в кости прибрежные страны и называя континенты в честь своих любимых женщин?

    Неудобно получилось. Мы увлеклись и совсем забыли о наших героях, успешно поигравших сначала в кораблики, а затем в карты. Мы оставили их где-то между 12-м и 5-м тысячелетием до н.э. Разумеется, некоторые из них давно осели на какой-то земле, утратив через несколько поколений вкус к морским авантюрам, а то и вовсе забыв технологию мореплавания. У других же получилось иначе. Те команды, которым в первом тайме «морской рулетки» достались небольшая территория, просто не могли позволить себе остановиться на достигнутом — новые поколения требуют жизненного пространства. Вот следующее поколение, достигнув совершеннолетия, играет второй тайм — и снова некоторым достается слишком мало земли, чтобы остановиться и перейти к оседлой жизни (ничего не поделаешь — рулетка есть рулетка).

    Третье поколение отправляется в море на поиски удачи, а потом, возможно, и четвертое.

    Здесь происходит самое интересное:

    Во-первых, непрерывно совершенствуется технология.

    Во-вторых, формируется традиция.

    Дети вырастают и отправляются в море, причем отправляются более подготовленными, больше знающими, больше умеющими, более уверенными в себе, чем когда-то их отцы. Уже не столь важно, нашли они большую и изобильную землю или нет. Следующее, пятое, поколение все равно на ней не осядет, а уйдет в море искать еще что-нибудь — поскольку так делали их отцы, деды и прадеды.

    В таком случае, что они будут делать с найденными землями?

    Посмотрим на это с берега.

    Итак, в один прекрасный день на горизонте появляются паруса, а вскоре к берегу пристают странные больше лодки. Из нее высаживаются несколько десятков людей не менее странного вида. Что происходит дальше?

    Возможны варианты. Если местные жители проявляют дружелюбие, то, быть может, пришельцы мирно обоснуются на берегу и построят в каком-нибудь удобном месте укрепленный лагерь. Завяжется обычная меновая торговля. Большие лодки будут уплывать и возвращаться. Лагерь быстро превратится в факторию, а меновая торговля будет продолжаться к обоюдному удовольствию сторон на протяжении многих последующих поколений. Пришельцы обучат аборигенов ремеслам, познакомят их с новыми видами материалов и так далее. Впрочем, эта идиллическая картина цивилизаторской деятельности существует только если аборигены многочисленны, как-то организованы и обладают достаточно суровым нравом, а пришельцы не располагают достаточной военно-технической оснащенностью, чтобы с запасом компенсировать разницу в численности.

    В противном случае картина может стать совершенно иной. Вдруг оказывается, что местные жители должны (хотят они того или нет) снабжать пришельцев припасами, помогать им в обработке земли, добыче полезных ископаемых, разведении скота и так далее. Более того, пришельцам требуются здоровые и толковые юноши (что вполне понятно — морские походы дело опасное, не все, кто вышел в плавание, доживают до его финала, нужно пополнять команду) и красивые девушки (что тем более понятно).

    Разумеется, местные жители могут в какой-то момент выразить активное неудовольствие происходящим — они ведь считают эту землю своей. В этот момент сразу же окажется, что пришельцы, несмотря на свою малочисленность, имеют огромное преимущество — в организации и в качестве вооружения.

    Впрочем, вся эта история может быть короче — приходит сразу десяток больших лодок и местному населению в краткой и доступной форме объясняют некоторые практические аспекты колониальной политики. Местным жителям вменяется в обязанность каждый год к определенному дню (как правило, это — день весеннего или осеннего равноденствия) доставлять в определенное место запрошенный перечень предметов. Некоторые «альтернативные» историки полагают, что такое место морские короли отмечали описанными выше трилитами — мегалитическими «воротами» сложенными из трех валунов (каждый из которых весил порой десятки тонн). Заодно эти «ворота» должны были напоминать местным жителям о вмененной им дани, а также служить знаком другим пришельцам: территория занята.

    Такая система называется ТАЛАССОКРАТИЯ — морская власть. Вероятно, первые талассократии появляются где-то около 13-го тысячелетия до н.э., а в «исторический» период этот термин впервые был применен к морской державе минойского Крита.

    Напомним: Крит был центром контроля Средиземного и смежных морей как минимум, с XXX в до н.э., а утратил эту роль в XV в. до н.э., когда произошла чудовищная вулканическая катастрофа — взрыв вулкана Санторин (о. Тира) примерно в 100 км к северу от Крита.

    «Газы, пары, пепел и обломки пород были подняты на высоту 70–80 км и рассеялись по площади около 1 млн. кв. км... Вызванные взрывом чудовищные волны вздымались наподобие гор, доходя до 30 м в высоту; одна за другой низвергались они на острова. Города, деревни, леса — все было стерто с лица земли... Бepeгa измeнились дo нeyзнaвaeмoсти. Знaкомые места можно былo нaйти paзвe только пo пoлoжeнию, но никак не по внешнему видy. Зeмля былa coвepшeннo гoлoй; сepaя гpязь и продукты извеpжeний, выpвaнныe c корнями деревья, ocтaтки здaний, тpyпы людeй и животныx yсeяли ee».

    ((Сб. «Катастрофы Земли»))

    Это — описание произошедшего 27.08.1883 г. взрыва вулкана Кракатау в Зондском проливе между Явой и Суматрой, уничтожившего 160 населенных пунктов и погубившего почти 40000 человек.

    Взрыв Санторина был примерно в 4 раза более мощным, чем взрыв Кракатау. Вероятно, он разрушил до основания все порты и береговые сооружения на Крите, Кикладах, Пелопоннесском полуострове и в Малой Азии, а возможно — и во всем средиземноморье.

    От этой катастрофы минойский Крит уже не оправился...

    Но власть морских королей началась задолго до минойской эпохи и отнюдь не закончилась вместе с этой эпохой.

    И уж разумеется она не ограничивалась ни пределами Средиземного моря, ни даже пределами т.н. «старого света». Минойское фактории простиралось, как минимум, от Британских островов на Северо-Западе до Мадагаскара на Юго-Востоке. Впрочем, скорее всего этим дело не ограничивалось — иначе зачем бы понадобились порты на Атлантическом побережье Европы и Африки. Как уже говорилось выше, западноевропейский Тартессос был основан не позднее финала 8-го тысячелетии до н.э., а североафриканский Ликс — еще раньше (поселение на этом месте фиксируется уже в 13-м тысячелетии до н.э.). Зачем понадобились порты на этих побережьях по обе стороны Гибралтара — если только не для поддержки океанских маршрутов? Возрождение этих портов произойдет в XII в. до н.э., после возвращения морских королей — но об этом в свое время. А сейчас несколько слов о минойском Крите. Не хочется прощаться с ним, не сказав подобающего количества хороших слов:

    «Тоска по невозвратимому, по „золотому веку“, когда жизнь была прекрасна для человека. Упорная воля разгадать великую тайну бытия или мудростью, или колдовством. Желание власть имущих утвердить свое господство навечно. Желание заручиться поддержкой каких-то высших сил, чтобы побороть в себе самом постоянно возникающие сомнения и страхи. Обожествление деспотической власти, без которого эта власть, да и само неравенство между людьми показались бы противоестественными...

    Все это в своей сложности и в своих противоречиях присутствовало в мироощущении людей всех культур, сущность которых открывалась нам до сих пор в их творчестве.

    Но вот перед нами искусство, где, кажется нам, ничего этого нет, где все весело, безмятежно и просто, где во всем сквозит непосредственная радость бытия, без раздумий, сомнений и грез, где нет ни томления духа, ни жажды чего-то неизведанного, где жизнь — как бы сплошное сияние, сплошная игра, развлечение, где радость из мимолетной превращается в постоянную, где человек не трепещет ни перед роком, ни перед беспощадными, им же придуманными богами, не боится ни болезней, ни смерти, одним словом, где живет он подлинно в „золотом веке“, по которому с такой тоской вздыхал древний вавилонянин, где нет „ни диких собак, ни волков“, „ни страха, ни ужаса“.

    Да, такое искусство существовало, и создания его дошли до нас. Современное великим искусствам Египта и Месопотамии, оно выражало душу народа, о котором мы почти ничего не знаем, кроме его удивительного художественного творчества.

    Трудно представить себе человеческое общество, действительно воспринимающее жизнь как сплошной праздник. И вряд ли такое общество когда-либо существовало. Но важно, что были люди, пожелавшие именно так изобразить жизнь, быть может опять-таки веря в магическую силу изображения; что были люди, очевидно ценившие в творчестве, которое мы ныне называем искусством,. только то, что наполняло их душу безмятежной радостью, веселило их, утверждало в иллюзии легкого, приятного, бездумно-ликующего восприятия мира.

    Чуждое великим вопросам, извечно волнующим человечество, но подлинно восхитительное, быть может, самое изящное из всех, до и после него возникших, абсолютно законченное в своем мастерстве, это искусство расцвело в III и II тысячелетиях до н. э. в восточной части Средиземного моря, к югу от Эгейского моря, — на острове Крите».

    ((Л. Любимов, «Крит. Искусство древнего мира»))

    12. Возвращение морских королей

    Кто же вы, скажите? Откуда к нам прибыли влажной дорогой?

    Дело ль какое у вас? Иль без дела скитаетесь всюду,

    Взад и вперед по морям, как добытчики вольные, мчася,

    Жизнью играя своей и беды приключая народам?

    (Гомер, «Одиссея»)

    Больше двух веков море молчало. Приморские страны «старого света» жили своей в основном сухопутной жизнью. Блистательный фараон Тутмос III завоевывал южное средиземноморье, а не менее блистательный хеттский царь Суппилулиум I — восточное. Северное средиземноморье делили Троя — с востока и Микены — с запада.

    И вдруг, на глазах одного поколения людей, вся эта понятная, объяснимая и в общем-то предсказуемая жизнь заканчивается. Вот что говорит об этом официальная история:

    «„Народы моря“, условное обозначение племён или народов, первоначально обитавших, возможно, на Балканском полуострове или в Малой Азии; упоминаются в египетских источниках 13–12 вв. до н. э. в качестве нападавших на границы Египта с моря (иногда в союзе с ливийцами), а позже — через Сирию, Финикию, Палестину. Им приписывалось уничтожение Хеттского царства и др. государств. Названия отдельных „Н. м.“ сохранились лишь в записях египетским письмом из одних согласных, отождествлены из них лишь некоторые (ликийцы, филистимляне, возможно, данайцы — ахейцы). Полагают, что Троянская война была частично связана с передвижениями „Н. м.“».

    ((БСЭ))

    По поводу Филистимлян (pilistim, pulasati) многие специалисты полагают, что это — искаженное pelasgoi — пеласги, другие же полагают, что речь идет о phoenix — финикийцах. Как мы уже говорили раньше, скорее всего, большой разницы на самом деле нет. С ликийцами и данайцами мы уже встречались. Это опять-таки пеласги и финикийцы. Судя по всему, они вернулись в Средиземное море, туда же, откуда ушли после санторинской катастрофы — на Сардинию, Сицилию, Мальту, Крит и Киклады. У античных историков, сообщающих о том, что случилось дальше, нет-нет, да и проскальзывает упоминание о том, будто «данайцы» считали средиземноморье своим по некому «древнему праву Мелькарта (или Геракла)». Как бы то ни было, как только «народы моря» осваиваются в новой (а точнее хорошо забытой старой) обстановке, на всем средиземноморском побережье начинается кошмарная мясорубка.

    Первые удары пришлись по ближайшим от Крита целям — Пелопоннесу и Малой Азии. Микены и Троя, не говоря уже о меньших городах Эллады и Троады, были стремительно взяты, сожжены и разрушены до основания. Стремительно? — спросит кто-то, — а как же «Илиада»? Неужели Гомер выдумал 9 лет осады Трои? Да нет, наверное, если Гомер что-то и преувеличил, так это подвиги своих героев. И правильно, кстати: он же эпическую поэму создавал, а не диссертацию по истории. Так вот, реконструировав ход событий по гомеровской «Илиаде», можно увидеть, что происходило нечто далеко не обычное для тех времен.

    Впрочем, сначала все как раз вполне в духе времени. В Троаде идет война, ставшая уже привычной за 9 лет. С одной стороны — укрепленный лагерь ахейцев, с другой — циклопические стены Трои. В периодических стычках воины ранят и убивают друг друга. Лекари возятся с больными и ранеными. Земледельцы пашут, сеют и собирают урожай. Пастухи пасут стада. Ремесленники делают всякую утварь. Торговцы что-то продают или меняют одно на другое. Проститутки оказывают сексуальные услуги. Жрецы совершают обряды. Воры воруют. В общем, все при деле — а как же иначе, ведь война никак не отменяет человеческих потребностей в еде, питье, одежде и развлечениях. Все знают, что происходит — ведь ахейцы и троянцы — это один народ, говорящий на одном языке, имеющий одинаковые традиции и почитающий одинаковых богов. Если отбросить лирику (Елена прекрасная, яблоко Эриды и пр.), спор идет лишь о том, чей царь царистее и кто контролирует стратегически важный порт у Геллеспонта. Всем понятно, чем это может кончиться. Или ахейцам надоест вся эта канитель и они уплывут домой, или троянцы, получив очередное подкрепление, сбросят ахейцев в море, или ахейцы возьмут-таки Трою. Но и в последнем случае все будет банально и привычно. Победители пограбят несколько дней, потом подерутся между собой, а потом в Троаде будет новый правитель — кто-то из ахейских царей.

    И вот, кажется, развязка. Ахейцы грузятся на корабли и отплывают. Но почему так поспешно? Троянские командиры со стен всматриваются в море. Сначала там можно разглядеть лишь две точки, потом становятся видны странно раскрашенные паруса, и наконец носовые украшения кораблей в виде головы рогатого дракона. Драконоголовые корабли пристают к берегу и воины в странных доспехах немедленно окружают пятачок земли плотным кольцом. Троянцы совершают вылазку, нападают на до смешного малочисленных пришельцев и... откатываются от железного строя, оставляя на песке убитых и раненых. Еще одно нападение — и все повторяется. А странные чужеземцы не только не несут потерь, они даже не сдвигаются с места. Стена их щитов закрывает других, которые быстро сгружают на берег какие-то рамы, катки и балки а затем сноровисто собирают из всего этого нечто вроде гротескной лошади.

    Казалось бы, лишь два корабля атакуют Трою — мелочь по сравнению с ахейской коалицией. Тем не менее, город обречен. Это — не волшебство, а просто военная технология. Еще до захода солнца мы увидим эффект, производимый механическими осадными орудиями. Морские короли покажут, что способны не только очень быстро строить стены, но и очень быстро их разрушать, в то время, как брошенные катапультой горшки с зажигательной смесью (прототипом известного по средневековой истории «греческого огня») будут превращать город в один огромный костер. Ночью пламя горящей Трои видно на всем побережье. Видят его и с ахейских кораблей, отплывших так вовремя (кто-то из них видимо уже знал о крайне опасных свойствах морских королей). Ахейцы — люди разумные и практичные. Они понимают, что на двух кораблях не увезти столько добычи, сколько есть в Трое, и после отплытия пришельцев там еще будет, чем поживиться. Так, разрушенный, разграбленный и подожженный город подвергнется второму грабежу со стороны вернувшихся ахейцев. Задерживаться они здесь не будут — нет смысла. Таинственные пришельцы могут вернуться в любой момент, а увиденное в Трое лишь усилило желание не встречаться с этими людьми. Ахейцы отплывают домой и... попадают в эпицентр бушующей на средиземноморье невиданной войны. Многим из них не суждено вернуться домой, иные же застанут там новых хозяев.

    «Народы моря», тем временем, предпринимают новую стремительную атаку — на Ближний Восток. От прибрежных хеттских городов на всем пространстве от севера Малой Азии до границы с Египтом (проходившей тогда примерно по 35 параллели) не осталось практически ничего. Находившееся к этому моменту в зените своего могущества хеттское государство просто перестало существовать.

    Другой корпус «народов моря» вторгается с Сардинии и Мальты в Северную Африку. Берберийские правители сдаются без боя (а возможно просто присоединяются к пришельцам, не без основания рассчитывая на хорошую поживу). Северный Египет оказывается взятым в клещи. Около 1200 г. до н.э. «народы моря» обрушиваются на него с двух сторон. Прибрежные города стерты с лица земли, дельта Нила захвачена, а египетские войска отброшены вглубь континента. Лишь ценой огромных усилий и военных потерь египтянам удается остановить дальнейшее движение пришельцев вверх по Нилу, но побережье для них безнадежно потеряно. Занавес.

    На несколько столетий все средиземноморье становится, как в минойские времена, одной свободной торговой зоной. На суше, в континентальных Европе, Азии и Африке, что-то происходит, кто-то с кем-то воюет и захватывает какие-то лоскутки суши, но новое поколение морских королей это мало интересует. Они безраздельно хозяйничают во всех акваториях. Вдоль побережий растут новые полисы, фактории и морские форты: финикийские — на юге, эллинские — на севере. Восстанавливаются и стремительно развиваются разрушенные за 250 лет океанские маршруты. Полисы Тартессос (с севера) и Ликс (с юга) контролируют внешние, атлантические подходы к «столбам Мелькарта» — Гибралтарскому проливу. Отсюда можно идти по цепи портов в любую сторону. Аналогичные полисы, вероятно, возникают и на Красном море — но данные о них не сохранились и где именно они были мы не знаем.

    В период IX–VII в. до н.э. цепи океанских портов замыкаются в кольца. Одно, меньшее кольцо портов замыкается вокруг Африки. Это — общепризнанный исторический факт, подтвержденный массой документов и свидетельств (в т.ч. о знаменитом плавании Ганнона, в ходе которого талантливый финикийский капитан, обойдя Африку обследовал все ее берега).

    Есть и другое, большее кольцо. Оно замыкается вокруг Земли. Это — не какой-то досужий домысел, а такой же исторический факт — только не общепризнанный. Но об этом — в следующей главе.

    А сейчас продолжим наш экскурс по истории Старого Света... В VI в. до н.э. в Средиземном море становится тесно и начинают вырисовываться контуры некого «морского пасьянса». Роль экономических центров оспаривают друг у друга полисы континентальной Греции, Ликийско-Киликийский конгломерат в Малой Азии, «старо-финикийский» Тир, «ново-финикийский» Карфаген и островные полисы — Самос, Сицилия, Сардиния, Мальта, Крит...

    А что же сами морские короли? Они мыслят в категориях моря и берега. Корабль — это дом, планета состоит из морей, по которым можно идти и берегов, к которым можно пристать на некоторое время. Вся остальная суша — это всего лишь бесплатное приложение к берегу. Что на этой остальной суше происходит, если и важнее того, что происходит, скажем, на Луне, то не намного. Важно лишь одно — чтобы было свободно море и были свободны берега.

    В свойственной им беспечности, они не замечают, что на суше начинаются новые геополитические игры, где на кону уже не отдельные страны, а весь «Старый Свет» целиком. Как в огромном калейдоскопе сменяют друг друга нарождающиеся и умирающие империи — все более жадные до «земли и воды». Ассирийцы. Персы. Македонцы... Флотам морских королей придется покидать эти места. Здесь не остается свободного моря — а значит здесь нельзя жить так, как привыкли жить они.

    Последние 6 веков до новой эры это удивительная эпоха и, перебирая ее историю, можно было бы рассказать о многом. Об ужасном финале Ассирийской империи и гибели Ниневии. О тайных пифагорейских орденах и пиратских корпорациях. О том, как Ксеркс хотел перенести сухопутные законы на море, а Александр — перенести морские законы на сушу и как ни того, ни другого не получилось. О наследстве Александра и загадочном исчезновении флота Неарха-Критянина. О распаде македонской империи и закате цивилизации Эллады. О загадке правителя Нумы и стремительном возвышении Рима. О падении Карфагена и уходе последних знаменитых финикийцев из средиземноморья. О неизвестной истории Черного моря и призрачной удаче Митридата Евпатора. О том, как Архимед сжег римский флот в коротком и загадочном сражении под Сиракузами. О продолжавшихся более столетия войнах между Римом и киликийскими пиратами — арьергардом «морских королей». О самих этих пиратах, об их удивительных замках, разбросанных по восточному средиземноморью, об их кораблях с обитыми серебром веслами и с пурпурными (phoenix) парусами. О странной религии этих пиратов — морском митраизме и о звездном символизме тауроктонии (малоизвестном ритуале этой религии, связанном как с культом звезд, так и с культом быка, с древнейших времен символизировавшего море). О сходстве морского митраистского ритуала с известными по фрескам ритуальными танцами в минойском культе быка, сформировавшемся, самое позднее, в 4-м тысячелетии до н.э. — а, быть может в 7-м или 8-м...

    Каждое из этих «О» достойно отдельной книги, а к некоторым из них мы еще вернемся в нашем рассказе. Как бы то ни было, в I в. до н.э. все Средиземное море оказалось внутренней областью т.н. Pax Romana — «римского мира». То, что происходит здесь следующие 400 лет — известная история римской империи от зенита до заката. А мы поговорим о другом.


    13. Игра в мячик

    Он с собою взял в плаванье Карту морей,

    На которой земли — ни следа

    И команда, с восторгом склонившись над ней,

    Дружным хором воскликнула: «Да!»

    (Л.Кэрролл, «Охота на снарка»)

    Все началось с невинного вопроса: куда же все-таки ушел Неарх со своим флотом?

    «Официальная» история считает флот Неарха погибшим. Сомнительное утверждение.

    Известно, что в течении полугодичного автономного морского похода из Индии в Месопотамию, проходившего при весьма неблагоприятных условиях, Неарх потерял только 3 корабля — не более 1 процента флота. Из-за чего бы вдруг он потерял ВЕСЬ флот? Только чтобы не подводить будущих «официальных» историков?

    «Альтернативная» история ищет следы флота Неарха где угодно — в Африке, в Южной Америке, в Индокитае, в Океании — и, что характерно, везде их находит. Где-то сохранилась типичная для Эллады форма шлемов, где-то была найдена керамика с типично греческими жанровыми рисунками и средиземноморским орнаментом, а где-то и вовсе находили предметы финикийского и эллинского происхождения, которые вполне могли относиться к IV в. до н.э. В Америке то здесь, то там, находятся то клады греческих и финикийских монет, то камни и таблички с надписями на финикийском или египетском. Постепенно и «полинезийская», и «американская» версии накопили достаточное количество свидетельств в свою пользу. Но чем больше прорабатываются эти версии, тем более становится понятным, что поиски бесполезны. «Что за черт! — возмущаются исследователи, — ведь Неарх же не Бэтмен, он не смог быть везде и сразу!»

    Все дело в том, что «альтернативные» историки искали уникальный след единственного флота европейцев, прошедшего через Тихий или через Индийский и Атлантический океаны — а никакой уникальности и единственности просто нет — оказывается, эти океаны уже в X–VII вв. до н.э. представляли собой проходной двор. «Альтернативщики» оказываются в положении сыщиков из «Знака четырех», которые радостно шли по следу преступника, чьи ботинки были испачканы креозотом, пока не вышли на дорогу, по которой креозот возили бочками ежедневно и не особенно аккуратно, так что залили этой субстанцией все, что можно.

    Но нет худа без добра — «альтернативщики», в ходе обреченных на неудачу поисков пропавшего флота, выявили основные торговые маршруты того большого морского кольца, которое окружало планету в финикийскую эпоху, еще раньше — в минойскую эпоху, и еще раньше — в эпоху древних морских королей, которые впервые пересекли все океаны, составили первые карты мира и заложили основу средиземноморской цивилизации.

    Сейчас мы можем с определенной долей уверенности сказать, что из Средиземноморья основной трансатлантический маршрут шел через Канарские (счастливые) острова к Антильским островам, Центральной и Южной Америке. В портах экваториальной Америки эти маршруты смыкались с трансокеанским маршрутом из Керны (западная Африка, дельта р. Сенегал). В поисках продолжения кругосветного маршрута на Запад по ту сторону американского континента, мы приходим в порты тихоокеанского побережья Америки на широте Южного тропика (он же — тропик Козерога, 23,5 град. южной широты). Именно на этой широте существует промежуточный пункт на длинном перегоне между континентом и Туамоту — ближайшим архипелагом уже в Полинезии. Этот промежуточный пункт — знаменитый остров Пасхи (речь о котором шла выше и еще пойдет ниже). Далее маршрут распадается на множество ветвей, проходящих через бесчисленные острова Океании образующие цепочки, приводящие в Австралию и Юго-Восточную Азию. Здесь — рай для древних мореплавателей и не случайно мы наблюдаем здесь множество мегалитических памятников, построенных ранее 3-го тысячелетия до н.э., возможно — около 8-го тысячелетия до н.э. (сложность точной датировки древнейших мегалитов обсуждалась выше). Есть все основания считать, что именно на островах Океании зародилась та культурно-экономическая модель, развитие которой привело к возникновению современной цивилизации — но вряд ли мы когда-либо будем знать это достоверно. Так или иначе, несмотря на огромную проблему — дефицит леса (сведенного многими поколениями судостроителей), базы флотов «морских королей» существовали здесь всегда. Уже в новое время, с переходом на суда с металлическим корпусом, наличие леса утратило свое значение, так что стратегически важные военные базы крупных морских держав существуют здесь по сию пору.

    Последняя дуга маршрута проходит через южную оконечность Индии, Аравийское и Красное моря, возвращая путешественника в финишную/стартовую точку — Средиземноморье. Разумеется, это — лишь «осевой» маршрут и то лишь в общих чертах. Более подробное описание с учетом известных ответвлений и вариаций этого маршрута составило бы отдельную книгу.

    Легко заметить, что часть «осевой маршрута» идет через южноамериканский континент, пересекая его по диагонали с Северо-Востока на Юго-Запад. Есть основания полагать, что в древнейшие времена корабли могли подниматься по разветвленной речной системе Амазонки и Ориноко до крупных озер, и сплавляться в Тихий океан по рекам с другой стороны андского водораздела.

    Вдоль этих межконтинентальных трасс, по берегам рек и озер, росли фактории, а затем — крупные портовые города. Центром развития естественным образом стали озера, лежащие на линии водораздела (это — единственный на Земле случай возникновения очага цивилизации вокруг высокогорных озер, а не вокруг дельт рек). Ориентировочно в 5–6-м тысячелетии до н.э. здесь зарождается мощная высокоразвитая культура, которая позже получит название ольмекской. В 3-м тысячелетии она распространяется вплоть до побережья Карибского моря. Ольмеков иногда называют финикийцами Америки, хотя с таким же успехом их можно назвать китайцами или шумерами. Их скульптура, утварь и оружие похожи на финикийские, общественные сооружения — на ранние шумерские зиккураты, а иероглифическая письменность сходна с китайской вплоть до идентичности некоторых обозначений. Если добавить, что найденная в Бразилии ранняя керамика поразительно напоминает японскую эпохи «дземон», а из мегалитических сооружений одни напоминают известные по Средиземноморью нураги (замки шерданов),а другие — усовершенствованные сложные дольмены приатлантической Европы, то можно с уверенностью констатировать: ольмекская культура выросла на одном из важнейших перекрестков цивилизаций того времени.

    Но есть у ольмеков и две совершенно самобытных традиции.

    Одна — это своеобразные скульптурные портреты: огромные (до 2,7 метров в высоту и 40 тонн весом) необыкновенно выразительные каменные головы. Есть гипотеза, что таких изображений удостаивались... знаменитые футболисты. Дело в том, что второй самобытной традицией ольмеков является игра в футбол. Они, собственно, ее и изобрели — придумав игру, где две команды гоняют по полю каучуковый мяч, изыскивая возможность забить его в ворота соперника. По жесткости игра больше напоминала регби или американский футбол (не говоря уже о том, что попадание монолитного каучукового меча могло запросто отправить игрока в глубокий нокаут). Естественно, на поле игроки выходили, в защитном снаряжении, в числе которого были и облегающий шлем. Именно такие шлемы изображены и на каменных головах. В общем, к изобретениям ольмеков следует отнести не только сам футбол, но и футбольных фанатов (а кто еще придумал бы увековечивать таким способом образы игроков)?

    Интересно, что судя по чертам лица каменных голов, ольмеки принадлежали или к средиземноморской европиоидной расе, или к негроидной австронезийской, но никак не американской монголоидной. Судя же по мелкой пластике (статуэткам) среди них были и монголоиды, но... не американского типа, а китайского. Ну и наконец, мифический отец-основатель Кетцалькоатль (он же Виракоча или Вотан), пришедший из-за океана, был светлокожим и бородатым. Кстати, Кетцалькоатль в переводе — «пернатый змей», а проще говоря — дракон. Мезоамериканские скульптурные изображения головы этого дракона до смешного напоминают фигурные ростры кораблей минойцев, данов и викингов (о которых мы поговорим в свое время). Ну, и разумеется, на парусах здешних мореходов — изображение солнца (с легкой руки Т. Хейердала мы знаем это изображение как «солнечного бородатого бога» Кон Тики). Суммируя все это, можно сказать, что в этническом отношении ольмеки представляли собой веселый пришлый интернационал, столь характерный для колоний морских королей. Добавим ко всему этому прекрасно развитую математику, астрономию, оптику, химию, медицину, судостроение, военное дело — и портрет цивилизации ольмеков в общих чертах завершен.

    В начале 2-го тысячелетия до н.э. цивилизацию ольмеков постигла большая беда. Произошла незначительная (по геолого-климатическим меркам) перестройка водного баланса в области андского водораздела — в результате крупным полисам в Андах (таким, как Тиауанако) пришлось перейти к мелиоративному земледелию (что не столь существенно), а пересечение континента по озерно-речной системе стало невозможным (что было уже очень плохо). Теперь морские торговцы вынуждены были или обходить континент с Юга или вести дела с соседями из другого океана через перешейки с Юга и Севера от полуострова Юкатан. Если для самих торговцев просто увеличилась длительность путешествий или добавилось перемещение груза по суше, то для крупных полисов, расположенных вдоль речных магистралей и живших международной морской торговлей, это означало полный крах в самом ближайшем будущем. Ольмеки бросают свои прекрасные города, навсегда покидая внутренние области континента.

    Часть из них отправилась искать удачу по известному маршруту на Запад через Тихий океан. Волна колонизации прокатилась по островам Океании, а 2–3 века спустя, ударила в берега Индокитая и Индонезии. В XII в. пришельцы, поднявшись по великим рекам Китая, и несмотря на свою сравнительную малочисленность, в течении полувека подчинили себя местное население, учредив т.н. династию «чжоу». В конечном итоге эта «новая волна» дала импульс, обеспечивший развитие приморских регионов Азии на последующие полтора тысячелетия.

    Другая часть ольмеков просто переместилась на карибское побережье (через которое теперь проходила северная ветвь «кругосветного» торгового маршрута), где в XVII–XII в. до н.э. основали города, до сих пор привлекающие массу туристов и археологов. В XV в. (после санторинской катастрофы) на побережья Карибского бассейна хлынули новые переселенцы — лишившиеся своих портов в Средиземном море этеокритяне, финикийцы, шерданы и прочие пеласги. За два столетия здесь образовалась гремучая смесь разнообразных «морских королей», которая и стала ядром флота вторжения «народов моря». На рубеже XII–XIII в. до н.э. они обрушились на средиземноморские побережья, стирая с лица Земли сухопутные цивилизации «древнего мира»... Разумеется, это всего лишь предположение — но, с учетом вышеизложенного, оно кажется очень даже логичным.

    Далее, следует эпоха расцвета атлантической цивилизации (IX–VII в. до н.э.), сменившаяся переполнением средиземноморья, ростом «сухопутных» империй и миграцией «морских королей» в другие моря и к другим берегам. Одновременно с постепенной утратой значения океанских портов Средиземного моря, утрачивают значение и противостоящие им порты Карибского бассейна. Атлантический участок торгового кольца вокруг Земли, судя по всему, смещается далеко на юг — и ольмеки, как это свойственно «морским королям», покидают территории, потерявшие экономическую привлекательность. Что же осталось в регионах Центральной и Южной Америки утративших свое значение перекрестка народов? Города в Амазонии, брошенные еще во 2-м тысячелетии до н.э. постепенно заросли джунглями (где их в наше время и обнаруживают везучие археологи). На тихоокеанском побережье и на Юкатане местные индейские племена, многому научившиеся за тысячелетие соседства с цивилизацией, смогли некоторое время поддерживать городское хозяйство и сохранять часть знаний. Они даже создали империи, покорившие соседних индейцев (вовсе нецивилизованных). Так возникла цепь эпигонских культур майя, тольтеков, ацтеков, инков — все они, последовательно деградируя, вытеснялись более дикими, но более воинственными соседями. Средневековые обитатели древних городов уже ничего толком не знали и жили в соответствии со своими примитивными методами хозяйствования, обычаями и верованиями. В таком виде застали их европейские авантюристы-конкистадоры в XVI в. н.э. — и поступили с ними, что называется, «по суровым законам истории» (большую часть убили, остальных обратили в рабство). При этом все туземные письменные источники были, по христианскому обычаю, сожжены.

    А откуда мы тогда знаем о постоянных трансокеанских связях между «старым» и «новым» светом задолго до нашей эры? Нам даже не придется ссылаться на спорные исследования графа Вальдека о глубине сходства древней мезоамериканской и древнеегипетской архитектуры и на якобы имевшее место упоминание о «великой дуге» через океан в «докладной записке» первого министра Имхотепа фараону Джосеру (XXVII в. до н.э.). Есть масса гораздо более прозаичных (зато более надежных) доказательств — в т.ч. многочисленные находки древнегреческих и финикийских монет в Бразилии и Перу. Но мы приведем самое забавное доказательство. В главе «Веселые картинки» мы уже говорили о том, что слоники за что-то очень невзлюбили будущих историков и заранее создали им массу неприятностей. Вот и в «Новом Свете» мстительные хоботные около 3–4 тысяч лет назад подложили историком огромнейшую свинью. Дело в том, что на древних мегалитических памятниках Юкатана, Анд и Западного побережья Южной Америки осталось множество изображений слоников. А два очень милых слоника украшают собой мегалитические «солнечные ворота» в городе Тиуанако, что расположен у высокогорного озера с благозвучным названием Титикака. Город был полностью оставлен жителями не позднее середины 1-го тысячелетия до н.э., а построен не одним тысячелетием раньше. Можно было бы списать это на древних южноамериканских слоников (токсодонов) — но те предусмотрительно вымерли к 10-му тысячелетию до н.э. (а упомянутые постройки всяко возведены несколькими тысячелетиями позже). Историки попытались было объявить, что изображены здесь вовсе не слоники, а... ну, кто-нибудь другой. Но не даром слоники зовутся хоботными — эти злокозненные существа обладают таким строением морды, что даже на детском рисунке их ни с кем другим не спутаешь. Хобот — он и в Америке хобот.

    Иначе говоря, трансатлантические контакты не просто имели место до нашей эры — они были настолько частыми, что для древних южноамериканцев слоник был также хорошо знаком, как например кенгуру — для современных жителей «Старого Света»

    Кстати, пора бы нам и вернуться в этот самый «Старый Свет». Мы оставили его в I в. до н.э. по случаю установления гегемонии Рима (каковая, как мы знаем, продлится до 4-го века н.э.), а после распада империи мы вступим в новую эпоху «официальной» истории — европейское средневековье (иначе называемое «темными веками»).

    Но, поскольку «короли моря» совершенно не в курсе «официальной» истории, то они продолжают заниматься тем, чем им свойственно во все времена и во всех уголках планеты. Римская империя пала — а значит здесь появились свободные берега. И начинается новая игра.


    14. Игра в мясо

    «Господи! Избавь нас от ярости норманнов»

    ((из средневековой молитвы))

    «Норманны» — это просто «люди с севера». Сами они называют себя «даны». Термин же «викинг» обозначает род занятий и «вероятно, связан с глаголом wiking, который ранее на севере означал: „идти в море для приобретения богатства и славы“» (И. фон Фиркс, «Суда викингов»). Начало эпохи их морского господства «официальная» история обычно относит к VIII в. н.э. Никто достоверно не знает, когда и откуда появились даны (они же — викинги, они же — норманны). Считается, что они произошли от каких-то германских племен, начавших в конце 2-го тысячелетия до н.э. переселяться на побережье Скандинавии, откуда впоследствии совершали свои знаменитые набеги. Упоминание о конце 2-го тысячелетия до н.э. сразу же настораживает. Мы помним, что именно в этот период (около 1200 г. до н.э.) некие «народы моря» учинили жуткий разгром на всех средиземноморских побережьях сразу. Мы также помним, что среди этих народов присутствуют некие пеласги — данайцы (греч. Danajoacute, егип. Dajniuna). Если мы еще немного копнем историю, то обнаружим общий для данов и данайцев обычай украшать шлемы бычьими рогами. Воины в таких шлемах есть и на древнеегипетских изображениях воинов «народов моря» и на древних скандинавских изображениях (для викингов это — лишь символическая традиция, на практике они не пользуются шлемами без лишних украшений). Мы обнаружим у викингов ритуальные маски, похожие на минойские. Мы обнаружим склонность к строительству замков, похожих и по архитектуре и по технологии на башни-форты (нураги) шерданов. Мы обнаружим привычку украшать нос корабля мордой мифического существа (обычно — дракона, отсюда и название корабля — дракар). Совершенно такая же привычка была у критян-минойцев. Не лишним будет в связи с этим вспомнить и о мифическом Офионе — драконе-прародителе пеласгов. Мы обнаружим у викингов тот же образ жизни, что у пеласгов, подразумевающий, что мир состоит из моря и берегов. Наконец, мы обнаружим солнце на парусах. Нет, не на парусах самих дракаров (там применяются маскировочные полосы, позволяющие сделать корабль менее заметным), а на парусах их символических изображений, каковых предостаточно среди петроглифов Скандинавии.

    «Изображения подобных судов сохранились на скалах, особенно много их в Швеции у Бохуслена и в соседнем районе Норвегии у Осло-фиорда. Сохранившиеся до настоящего времени наскальные рисунки, несмотря на выветривание, позволяют понять, что на них изображено. В основном это — суда-лодки... Сами рисунки служили ритуальным целям, поэтому часто на них можно различить круглый диск, иногда украшенный. По современным толкованиям, это — изображение солнца.

    Окончательная датировка наскальных рисунков была выполнена шведским археологом Монтелиусом в 1874 г. по изображениям секир. Их форма типична для бронзового века. Рисунки выбиты острым камнем на граните или вырезаны на сланце и выкрашены красной краской».

    ((И. фон Фиркс, «Суда викингов»))

    Вообще-то здесь следует сделать несколько пояснений. «Суда-лодки» — это данские морские парусные рейдеры того времени, бравшие на борт до 50 (позже — до 100) человек. «Круглый диск, иногда украшенный» — это крест из мачты и горизонтальной реи на фоне солнца (то самое солнце на парусе). Позже такую композицию назовут «кельтским крестом», а еще позже в слегка измененном виде, но в той же цветовой гамме она будет красоваться на парусах португальских каравелл XV в. (но об этом — в свое время). Что же касается термина «бронзовый век» — то он просто означает 2–3 тысячелетие до н.э. (это может быть и эпоха Минойского Крита и время сокрушительного удара «народов моря» по доантичным средиземноморским империям).

    Сходство времени возникновения, обычаев и ремесел, символов, образа жизни — и названия — это уже серьезный набор аргументов за то, чтобы считать пеласгов-минойцев-данайцев и норманнов-викингов-данов одной и той же общностью людей на разных этапах развития. Есть и еще одно крайне важное сходство — техника военных походов и вообще техника территориальной экспансии «народов моря» и викингов. Об этом сравнении мы поговорим ниже, а сейчас попробуем найти аргументы против.

    Главный аргумент — время, вернее, интервал времени между VI–VII в. до н.э. (когда «народы моря», постепенно исчезают из средиземноморья) и VIII в. н.э. (когда в западноевропейских летописях неизвестно откуда появляются норманны). Куда исчезли «морские короли» на полтора тысячелетия?

    Ответ будет таким: а где вообще была западноевропейская история до VIII в. н.э.? Мягко выражаясь, нигде. История европейского средневековья начинается с прихода к власти династии Каролингов в 751 г. и последующего официального основания т.н. «новой западной империи» в 800 г. вторым королем этой династии — Карлом. От западной Европы VI и VII в. до нас не дошло ни одного внятного исторического источника. То ли истории там не было, то ли писать было некому. А, быть может, история была и ее даже записали, только где-то в XIV–XVI в. она не вписалась в христианскую концепцию — и все записи были уничтожены в числе множества прочих книг, неудобных для «единственно верного учения». Что же касается легендарных королей-героев — таких как Хлодвиг (во Франции), Артур (в Англии) и Зигфрид (в Германии), то в их отрывочных раннесредневековых жизнеописаниях в том или ином виде непременно присутствуют морские разбойники — даны. В более поздних версиях западноевропейского фольклора даны окончательно сливаются со своими кораблями-дракарами, порождая столь любимый авторами рыцарских романов образ огнедышащего дракона, пожирающего людей, собирающего несметные сокровища и похищающего юных симпатичных девушек. Разумеется, легендарные короли их (данов и драконов) непременно побеждают — герои они или нет в конце концов!

    Из более ранней истории — известно, что в I в. до н.э. римляне завоевали приатлантическую Францию и Британию и, с некоторым неудовольствием, обнаружили, что: «...в море живут племена свионов. Кроме сухопутных воинов они имеют и сильный флот. Поскольку их суда построены так, что и спереди и сзади у них нос, они могут причаливать сразу же». (Тацит, «Германия», 98 г. н.э.) Ничего более ни о самих загадочных свионах, ни об их морском ремесле у античных историков не сохранилось. В V в. н.э. римляне ушли с британского архипелага, а все местные архивы достались неизвестно кому (и делись неизвестно куда). Какова была на протяжении 500 лет колониальной истории Британии степень присутствия римлян на этих территориях — вопрос сложный. Безусловно, они контролировали крупные укрепленные города, переправы через основные реки и стратегически важные дороги. В остальной части этих земель (а тем более — прилежащих морей) они, скорее всего, не только не контролировали ситуацию, но вообще не знали, ни что там происходило в прошлом, ни что происходит в настоящем.

    А там происходило масса всего интересного — правда, неизвестно когда именно. Дело в том, что единственным источником информации для нас являются мифы кельтских племен, живших на этих землях. Мифы, как известно, рассказывают о событиях, имевших место так давно, что совершенно не важно, насколько давно. Что ж, будем исходить из того, что это действительно не важно.

    Итак, ОЧЕНЬ давно пришли с неизвестных островов племена богини Даны, владеющие магическими знаниями (проще говоря — всеми возможными ремеслами, морской навигацией, счетом и письменностью, а также военным делом). Они принесли в с собой четыре магических предмета: Камень Фал, который издавал крик, когда на него становился законный король. Копье Луга которое приносило победу. Меч Нуаду, от которого не было защиты. Котел Дагда, который сам наполнялся пищей. К истории этих четырех предметов мы еще вернемся.

    Собственно Дана (Дану, Дон) — прародительница мира и всех богов, безымянная «далеко блуждающая» пеласгического мифа (известная в Элладе — как Эвринома, в Месопотамии — как Намму). Множество европейских рек получили свое имя от Даны: Дон, Дунай, Днепр, Днестр. На каждой из этих рек к 4-му тысячелетию до н.э. уже существовали крупные цивилизованные поселения (т.н. протогорода). Но это так, к слову.

    Сами же племена Даны (от которых получили свое исходное название даны-викинги-норманны) — это кельтский пантеон, очень похожий на эллино-финикийский, и точно так же состоящий из обожествленных первых правителей. Здесь есть Минос (Менес, Манес). Его зовут Ман-аннон и остров Мэн до сих пор носит его имя. Он, разумеется, «сын моря» и правитель заморской «потусторонней» страны Тир. В этой «потусторонней» стране обитают маги, называемые аннон (те же аннунаки из мифологии Шумера — строители первых зиккуратов). Где Тир, там и Сидон: «герои из сидов» — это другое название тех же племен Даны. Здесь есть Гермес — покровитель торговли и ремесел. Его зовут Луг и в честь него названы Лундрас (Лондон), Лутеция (Париж) и еще множество городов. С Лугом, вероятно, связан и титул шумерских правителей — «лугаль». Среди героев племен Даны есть также Бел — то ли месопотамский бог, то ли пеласгический правитель, внук Зевса и Ио. Конечно, здесь есть и Геракл (или Мелькарт) — его зовут Огма, он еще и изобретатель письменности. Разумеется, никак не могло обойтись без культа, связанного с быком. Праздник быка (tarbfeis) был в кельтской традиции одним из главных. Во время него прорицатель, поев мяса и выпив крови быка, впадал в транс и видел будущего короля. Встречаются у кельтов и изображения быка с тремя птицами и деревом на спине. Это уже знакомый нам крито-финикийский символизм (вспомним авантюру принцессы Европы). Морской бык — корабль, птицы — те самые, которые указывают курс, а дерево — мачта. Дерево, разумеется, мировое — символ оси, вокруг которой вращается Вселенная. Вокруг чего же должна у морского народа вращаться Вселенная, как не вокруг мачты корабля?

    А сейчас вернемся к их эпохе, которая длилась примерно 500 лет с VIII до XIII в., т.е., практически до расцвета военно-торговых орденов, вслед за которым начались «великие географические открытия» и наступило т.н. «новое время» (о чем пойдет речь в следующих главах).

    Есть в этом какая-то историческая инварианта. Те же 500 лет господства «народов моря» между XII и VII в. до н.э. (которые с точки зрения «официальной» истории тоже были дикарями), стерли с лица земли наиболее одиозные средиземноморские государства и создали новые морские пути для торговли и культурного обмена. Именно тогда начиналось стремительное развитие и распространение цивилизации Эллады, культурными достижениями которой мы пользуемся до сих пор.

    Стратегия данов тоже исключительно похожа на стратегию «народов моря». В VII–VIII в. они постепенно заняли небольшие острова Северной Атлантики (Гебридские, Шетландские, Оркнейские, Фарерские, Мэн) и создали там сеть военно-морских баз (точь-в-точь как «народы моря» на средиземноморских островах). Европейцы называют эту разбросанную по островам страну морских королей словом Frisland (Фрисландия) и весьма произвольно рисуют ее на картах, как единую территорию (что впоследствии вызовет массу недоразумений). Примерно тогда же возникает смешанное поселение данов и северных славян на Ладоге — будущая база флотов Рюрика и Орвара Одда (рус. Олег). Здесь стоит упомянуть, что и славяне и даны, по крайней мере, мифологически, вели свой род от одних и тех же прародителей — первых сколотов. Одни якобы ушли на север с Слоби (рус. Словен), а другие — с Сигги (дан. Сигурд Одд, Один).

    Вернемся, впрочем, к истории викингов.

    В начале IX в. даны под командованием Гастинга впервые грабят Париж (810) и города по берегам Пиренейского и Апеннинского полуостровов. Королю Карлу Лысому удается заключить с Гастингом мир (это обошлось в 7000 фунтов серебром). В середине IX в. даны колонизируют Исландию и оккупируют значительную часть Британских островов (часть Ирландии и Шотландии была оккупирована ими еще в конце VIII в.). В 866 г. образуется территория Данло (Danelaw) — т.е. «закон данов», куда входит Шотландия, Нортумбрия, Восточная Англия, часть Эссекса и Мерсии. Параллельно «регулярному» завоеванию, даны проводят и чисто пиратские рейды: Лондон (836), Орлеан, Тулуза, Лиссабон, Кадис, Севилья (842–844), Гамбург, Трир, Париж (845), Кентербери, Лондон, Париж (851–861), Флоренция, Сицилия, Тунис, Марокко, Византия (860–870), Кельн, Бонн (892). О численности данских флотов говорит хотя бы то, что в рейде на Лондон и Кентербери было задействовано около 350 кораблей. Практически в то же время (882) Олег приходит на Юг по восточноевропейским рекам и занимает Киев — основанный по преданию в незапамятные времена общими предками данов и славян. Теперь даны могут атаковать Византию не только со стороны Средиземного, но и со стороны Черного моря — что и происходит: Олег осаждает Константинополь и облагает его данью (895–903). Далее, на рубеже X в., следует продолжение «регулярных» завоеваний на континенте. Рейды во Францию, в первую очередь — на Руан и Париж (878–885) завершается образованием еще одного Danelaw — Нормандии (911), первым правителем которой стал Хрольв по прозвищу Пешеход (фр. Ролло). В течении всего X в. здесь будет укрепляться плацдарм для экспансии данов в Средиземноморье и на Британские острова. В конце X в. из Исландии идет волна данской колонизации Гренландии и Северной Америки (о которой мы подробно поговорим ниже). В начале XI в. даны начинают «регулярную» кампанию в Англии (завершена в 1066). Одновременно начинается крупномасштабная военная кампания в Тирренском море под предводительством братьев Робера и Рожера. Учинив разгром войск папы Льва IХ (1053) они заняли Апулию и Калабрию. Далее братья разделились. Рожер вторгся на Сицилию и в 1061 г. взял Мессину, а к 1074 г. завладел практически всей южной Италией и прилежащими островами. Робер, пользуясь конфликтом между папой Григорием VII и императором Генрихом IV, в 1084 г. взял Рим. Разумеется, удержать центр католической Европы было невозможно, поэтому Рожер просто дочиста разграбил город.

    Наконец, в конце XI в. даны удачно вписались в 1-й крестовый поход, дополнив свои владения территориями на Ближнем Востоке и островами Восточного Средиземноморья. Морские короли вернулись на берега, оставленные их древними предшественниками в VIII в. до н.э. Так и хочется представить себе знаменитого Гийома по прозвищу Длинный Меч, который придирчиво осматривает стены древнего Тира, сплевывает на горячий песок и думает: «Да, заборчик-то покосился за 20 веков, поправить бы надо». Символично, не правда ли? Такими остались даны — викинги в истории.

    «Ничто не спасало от них — ни отдаленность Испании, ни великое могущество франков, ни огражденное морем государство англосаксов, ирландцев и шотландцев, ни дикая храбрость и численное превосходство славян и чуди. Для грабежа, владений и добычи викинги ездили к дальним и близким берегам, в страны, никому не известные, и к народам, которых название они никогда не слыхали. Без компасов и квадрантов они плавали по самым обширным морям, без осадных орудий брали укрепленные города и замки».

    ((Андерс Стриннгольм, «Походы викингов»))

    А при чем тут вообще цивилизация? — спросит кто-то, — ведь даны были просто дикарями и морскими разбойниками. Ничем, кроме зверств, грабежей и разрушений не занимались! С точки зрения «официальной» истории так оно, конечно и есть. В следующей главе, когда мы коснемся истории кельтского бога Езуса, станет ясно, кто на самом деле дикари — «язычники» даны или европейские «христиане».

    Разумеется, викингов нельзя назвать человеколюбивыми и кроткими. Да и странно было бы искать такие качества в людях, проводивших значительную часть жизни в морских экспедициях и пиратских рейдах на чужие берега. Но уж дикарями они точно не были — чтобы в этом убедится, достаточно взглянуть на поразительные в своей гармоничности образцы их ремесла и искусства, которых сохранилось предостаточно. Только о них как-то не очень принято распространяться за пределами Норвегии и Исландии — что, в общем-то, понятно. Ведь дикость викингов — это один из краеугольных камней «официальной» истории средних веков — стоит его вынуть и развалится вся конструкция.

    Утверждение о том, что викинги «без компасов и квадрантов плавали по самым обширным морям, без осадных орудий брали укрепленные города и замки» как-то очень напоминает упоминавшиеся в главе «Игра в молчанку и танцы на волнах» противоречивые представления о циклопах/киклопах. Напомним: циклопы, с одной стороны — непревзойденные мастера оружейного и фортификационного дела, а с другой — дикое племя, живущее в пещерах. Рискнем предположить, что дикость викингов была преувеличена так же, как за 2000 лет до того — дикость циклопов. Аналогия на этом не кончается: одноглазость циклопов как-то подозрительно перекликается с одноглазостью Сигги — Одина (но это уже отдельная тема, как и тема параллели свойств отсутствующего глаза Одина и свойств Грааля). Другое дело, что невежественные европейские христиане просто не понимали, как викинги ориентируются в море и как они берут города. Вспомним легенду о взятии Трои, где применение осадной техники выглядит как диснейлендовский сюжет с игрушечной лошадкой-переростком в главной роли. Ситуация еще несколько прояснится, если вспомнить о недавнем переполохе историков вокруг найденного в 1990 г. клада викингов XI в. в Висби (о. Готланд). Среди обнаруженных там предметов оказались легко узнаваемые оптические линзы для подзорной трубы или секстана. Обычные линзы 20–50 мм. в диаметре, но вот беда — они сделаны на основании геометрического расчета, который, согласно «официальной» истории, стал возможен только в XVII в., с антиаберрационной обработкой, требующей оборудования, которое «официально» появилось лишь в том же XVII в. Какая уж тут дикость...

    Что касается такого элемента цивилизации, как письменность — кто еще в средневековой Европе (в X в.) вел запись событий своей повседневной жизни? Пожалуй только викинги. Благодаря этим записям, мы можем узнать о них массу интересного. Современная официальная история утверждает, что исландские саги были в X в. устными, а записаны лишь в XIII–XIV в. Позволим себе обратиться к тексту (поначалу довольно скучному) и логике — а именно: решить, могли такие вещи передаться устно через 300–400 лет или нет.

    «Сына Торвальда звали Эйриком Рыжим (Raudi)...

    Однажды рабы Эйрика устроили обвал на усадьбу Вальтьова — Вальтьовов Двор. Тогда Эйольв Дерьмо, родич Вальтьова, убил этих рабов у Бегового Склона выше Озерного Рога. В отместку Эйрик убил Эйольва Дерьмо. Он убил также Храфна Драчуна у Двора Игрищ. Гейрстейн и Одди с Песков, родичи Эйольва, начали тяжбу против Эйрика, и он был изгнан из Ястребиной Долины».

    ((Сага об Эйрике Рыжем))

    Заметим: оказывается у этих, якобы дикарей, данов есть вполне сформировавшаяся система судопроизводства. Впрочем, как это видно из дальнейшего, Эйрику не везло ни в суде, ни с соседями.

    «Эйрик занял тогда Пушичный и Бычий Острова и первую зиму жил в Тропах на Южном Острове. Он одолжил Торгесту с Широкого Двора скамьевые доски. Затем Эйрик переселился на Бычий Остров и жил в Эйриковой Усадьбе. Он потребовал, чтобы Торгест вернул ему доски, но ничего не добился. Тогда он отправился на Широкий Двор и отобрал их силой. Торгест погнался за ним. Они сразились недалеко от хутора в Скалах. Два сына Торгеста были убиты и еще несколько человек.

    После этого и у Эйрика, и у Торгеста было все время по многу людей, готовых к бою...»

    ((Там же))

    Есть большие сомнения, что такое множество деталей фермерской жизни (от топонимики до экономики, от драк до судебных тяжб) могло сохраниться, не будь оно записано. Ну а что же было с Эйриком потом?

    «На тинге Мыса Тора Эйрик и его люди были объявлены вне закона. Эйрик готовился отплыть из Эйрикова Залива, а Эйольв укрыл его в Заливе Димуна, пока Торгест и его люди обыскивали острова.

    Эйрик сказал провожавшим, что намерен искать ту страну, которую видел Гуннбьёрн, сын Ульва Вороны, когда его отнесло далеко на запад в море и он открыл Гуннбьёрновы Островки».

    ((Там же))

    Вот здесь уже становится веселее — завязывается основная интрига. Когда через 500 лет Колумб соберется пересекать Атлантику, он будет долго оббивать пороги королевских дворцов, выпрашивая деньги, снаряжение и людей. А здесь обычный предприимчивый и задиристый данский фермер совершенно самостоятельно отплывает в Атлантику на своем корабле — как будто речь идет о прогулке в лес за грибами. И никого это не удивляет.

    «Эйрик вышел в море у Ледника Снежной Горы и подошел к земле у ледника, который называется Белая Рубашка. Оттуда он поплыл на юг, чтобы разведать, можно ли там селиться. Он провел первую зиму на Эйриковом Острове, это почти в середине Восточного Поселения. На следующую весну он поплыл в Эйриков Фьорд и решил там поселиться. В то лето он плавал в пустынный край на западе и многое назвал там...

    Он назвал ее Гренландией, ибо считал, что людям скорее захочется поехать в страну с хорошим названием».

    ((Там же))

    А он хитрый малый — этот Эйрик. Реклама — двигатель торговли (и колонизации — тоже). Сам же оборот «многое назвал там» — возвращает нас к эпохе первых морских королей, которые так лихо называли земли и континенты (последние — именами любимых женщин). Вообще, исландские саги — это бесценный источник информации об этике, привычках и образе жизни морских королей. Например:

    «Бьярни подавал большие надежды. Смолоду его тянуло в чужие края. У него были и деньги, и доброе имя. Он проводил одну зиму в чужих краях, одну — дома у отца. Вскоре у него был уже свой корабль».

    ((Сага о гренландцах))

    Иначе говоря, сын, которым отец может гордиться, должен как минимум один год из двух проводить в чужих краях. При таком стиле воспитания становятся ясны феноменальные морские достижения данов. Но кроме этого их отличает еще и редкое упрямство. Тот же Бьярни, вернувшись из очередного похода, узнает, что его отец неожиданно переселился с Исландии куда-то в Гренландию (не так давно открытую Эйриком). Но он привык проводить зиму у отца — и немедленно отплывает (причем команда воспринимает это вполне нормально). Они плывут на Запад, осматривая с моря попадающиеся по дороге земли. Чем они руководствуются — непонятно, но финал таков:

    «...Теперь они плыли четверо суток, пока не увидели четвертую землю. Снова у Бьярни спросили, не думает ли он, что это Гренландия. Бьярни отвечает:

    — Это всего больше похоже на то, что я слышал о Гренландии. Здесь мы подойдем к берегу.

    Они так и сделали и в сумерки подошли к берегу у какого-то мыса. На нем была лодка, вытащенная на берег. У этого мыса жил Херьольв, отец Бьярни, почему этот мыс и называется Херьольвов Мыс».

    ((Там же))

    Как можно найти один хутор среди множества мелких островов и фиордов, протянувшихся на тысячу километров? Видимо, можно — если иметь хорошие мореходные знания, опыт и развитую интуицию. Впрочем, если вы думаете, что Бьярни снискал этим походом славу — то ошибаетесь. Его навигаторский талант воспринят как должное, но образцовый викинг должен быть еще и любознательным.

    «Бьярни рассказал о своем плаванье и о странах, берега которых он видел, и люди нашли, что он не очень-то любознателен, раз не может ничего рассказать про сами эти страны, и его порицали».

    ((Там же))

    Впоследствии это еще припомнит Лейв:

    «Мы хоть побывали в этой стране, не то что Бьярни, который даже не сошел на берег».

    ((Там же))

    А мы плавно перешли к походу Лейва в Америку.

    «Лейв, сын Эйрика Рыжего с Крутого Склона, поехал к Бьярни, сыну Херьольва, купил у него корабль и набрал себе людей, всего тридцать пять человек».

    Вот и вся подготовка. Для этих ребят открывать новые земли так же привычно, как строить сараи. У них есть даже принцип выбора названий для новых земель:

    «Надо назвать эту страну по тому, что в ней есть хорошего».

    ((Там же))

    Итак, они идут по Северной Атлантике, раздавая названия: «Страна Каменных Плит», «Лесная Страна»...

    А вот, наконец, и по-настоящему хорошее место:

    «Край был столь благодатный, как они скоро увидели, что даже не надо было запасать корм скоту: морозов зимой не бывало, и трава почти не вянула. Дни здесь не так различались по длине, как в Гренландии или Исландии. В самое темное время года солнце стояло в небе в четверть дня после полудня и за четверть дня до него. [т.е. эта земля находилась между 40 и 50 градусом С.Ш., на широте Великих озер — сейчас на этих широтах расположены Нью-Йорк, Бостон, Монреаль, Квебек. — А.Р.]

    Говорят, что корабельная лодка была вся заполнена виноградом... Лейв назвал страну по тому, что в ней было хорошего: она получила название Виноградной Страны (Wineland)».

    ((Там же))

    А что говорят по этому поводу специалисты?

    «Всегда было общепризнано и до сих пор неоспоримо, что саги эти основаны на вполне реальных фактах: описываемые в сагах колонизация Гренландии и Исландии и плавания из Гренландии в Виноградную Страну, то есть к какому-то побережью Северной Америки, несомненно, в самом деле имели место. О поездках в Виноградную Страну есть упоминание и в ряде других древнеисландских памятников...

    Что касается местностей в Гренландии, упоминаемых в сагах, то они почти все поддаются отождествлению [и не мудрено, если у викингов была привычка вести нечто вроде судового журнала. — А.Р.]...

    Учеными разных стран — историками, географами, астрономами, филологами, археологами, ботаниками — было выдвинуто множество теорий относительно того, где находилась Виноградная Страна. Ее искали от Гудзонова залива на севере до Каролины на юге... Вполне возможно, что, кроме тех посещений Северной Америки, о которых рассказывается в сагах, были и другие, о которых не сохранилось сведений [как будет сказано ниже, такие сведения очень даже сохранились. — А.Р.]. Большинство ученых склоняется все же к тому, что Виноградная Страна — где-то на северо-восточном побережье США, в так называемой Новой Англии. Считается, что там была и северная граница распространения дикого винограда (ср. название „Виноградная Страна“). Тогда Страна Каменных Плит — это юго-восточное побережье Баффиновой земли или северное побережье Лабрадора, а Лесная Страна — юго-восточное побережье Лабрадора или Ньюфаундленд.

    Упоминаемые в „Саге о гренландцах“ и „Саге об Эйрике“ скрелинги — это, несомненно, североамериканские индейцы».

    ((Халгар Фенрирссон, «Исландские саги» т.1))

    Впрочем, зачем предположения, когда есть вещественные доказательства. Недалеко от Велфорда (штат Массачусетс) есть скала с изображением рыцаря, вооруженного щитом и мечом. Меч образца XIV в., на щите — эмблема шотландских Синклеров. Впрочем, есть и памятники с более точным обозначением времени. Около Кенсингтона (штат Миннесота) существует огромный камень с древнескандинавской надписью (напомним: к несчастью для «официальной» истории, викинги знали грамоту). Надпись повествует об отряде из 30 викингов и снабжена датой: 1362 год. В 1497 г. (всего через 135 лет) эти же местности исследовали англичане под командованием Дж. Кабота. Считается, что викингов к тому времени уже не было. Кем считается? С чего бы вдруг викинги покинули весьма уютные, теплые и богатые всяким добром 40-е широты? Такая бесхозяйственность для них была вовсе не характерна. Впрочем, этой части рассказа — свое время.

    В конце XIX века в Бостоне поставили памятник Лейву Эйриксону, по прозвищу Счастливый — как первооткрывателю Америки. Если бы он увидел это — сказал бы наверное: «Я знал, конечно, что влип в историю, но не думал, что так надолго». Влип он в историю, похоже, навсегда, так что будем надеяться, что памятник бы ему, все же, понравился.










    Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Наверх