Боевое крещенье

На волоколамском, можайском, малоярославском направлениях вражеские полчища рвались к Москве. Украину уже топтали сапоги гитлеровских головорезов, линия фронта подкатывалась к Крымскому полуострову. Родной Ленинград сражался героически в блокаде, а там были отец, мать, братья. Как они там? Живы ли? Ведь я не получил от них ни одного письма, да и они ничего не знали обо мне. Война!

На полк возложена задача воздушного прикрытия порта Сухуми. Между полётами совершенствуем боевую выучку и терпеливо ожидаем настоящих боёв. Пока ни одного лётчика из полка не отправили на фронт, хотя рапорта об этом поданы всеми без исключения. И вот, наконец, этот день наступил.

– Так вот, товарищи, вашу просьбу о посылке на Фронт командование удовлетворяет: полк завтра должен вылететь на Кубань и произвести посадку на полевом аэродроме возле станицы Крымской. А потом будет видно куда ляжет боевой путь. – Командир полка майор Осипов пытливо посмотрел на ряды летчиков, которыми он командовал. Каждого он знал, у некоторых побывал на свадьбах или отпраздновал рождение первенца.

Они были ему дороги, как сыновья и как хорошо обученные летчики-истребители. Вот и им настал час показать себя в бою, проявить смелость и мужество, преданность Родине и зрелость воина.

На фронтах положение было тяжелым. Крым уже захвачен фашистскими оккупантами, во вражеской осаде Ленинград. Еще плотнее сжимается кольцо немецких войск вокруг Москвы. Гитлеровские орды, ценой огромнейших потерь в живой силе и технике, стремятся во чтобы то ни стало окружить и захватить столицу.

И вдруг – неожиданный традиционный парад 7 ноября на Красной площади. И преисполненные оптимизма и веры в победу ставшие крылатыми слова: «Будет и на нашей улице праздник!»

Мы понимали, что многое еще предстоит пережить нашему народу, много прольется крови. И все же настроение резко изменилось в лучшую сторону. Поэтому и напутственные слова командира полка были восприняты всем сердцем. А он говорил тепло, задушевно:

– Летать вы умеете, стрелять тоже. Но этого мало. Нам до зарезу нужен боевой опыт. Поэтому надо его приобретать в бою, научиться в жестоких схватках побеждать врага. А для этого необходимо мужество, смелость, хладнокровие в самых опасных положениях. И прежде всего – железная дисциплина.

И мы полетели. Уплыл под крылом порт и город Туапсе, а вскоре показалась и станица Крымская. На аэродроме очень много самолетов: истребители, бомбардировщики, штурмовики. Аэродром похож на перевалочную базу. Да оно так и было; отсюда самолеты уходили на Ростов, Таманский полуостров, в направлении Донбасса.

Сели самолеты и нашего полка. Сразу показалось как-то непривычно: в солнечной Абхазии теплынь, а здесь все покрыто снегом и мороз пощипывает за уши.

– Ну, братцы, это вам не солнечная Колхида! – восклицает Панфилов, поднимая воротник реглана и пряча поглубже в него голову.

Смех и горе: мы-то прилетели в гимнастерках, брюках «галифе» и щегольских сапожках, в одних кожаных регланах. А вся теплая одежда – меховые комбинезоны, шерстяные свитеры, меховые унты прибудут со вторым эшелоном, вместе с техниками.

Рассредоточили самолеты, заправили их горючим и бегом помчались в столовую: мороз не шутил.

К вечеру приехали техники. Все сбились в кучу в ожидании начальства. Командование полка прибыло поздно. Нам приказали не теряя времени ужинать и ложиться спать.

– Вставать завтра будем рано, – предупредил начальник штаба.

Техники распределились по группам, для того чтобы ночью подогреть моторы. Было установлено дежурство, и мы разошлись.

Ночь на 27 ноября прошла спокойно. Утром мы уже на мерзли, чувствовали себя вполне бодро, хотя погода была ветреная и по аэродрому хороводила снежная замять. К тому же нижняя кромка облачности не выше ста метров, хорошего не жди.

Но мы не унываем. Сидим в небольшом деревянном вагончике и занимаемся кто чем. Здесь собрался весь летный состав полка. Вагон-теплушка хотя внешне и мал, но вместителен. Настроение приподнятое. К тому же Вася Панфилов, как всегда, «держит банчок» – рассказывает всевозможные авиационные истории. Получается это у него мастерски.

Вдруг в открывшуюся дверь вагона ворвался холодный ветер. Летчики недовольно зашевелились.

– Товарищи пилоты! – раздался голос адъютанта эскадрильи Павла Ульянова, – приказано проверить самолеты. После обеда вылетаем в Кулешовку, поближе к Ростову.

– Да ведь Ростов немцы заняли!

– Вот поэтому мы там, должно быть, и нужны. Впрочем, я передал вам приказ командования, потрудитесь его выполнить.

Все ушли к своим самолетам. Погода не менялась. Низко, с редкими просветами, плыли облака. Совсем неожиданно из-за них вынырнул вражеский истребитель и тут же обстрелял наши самолеты. Не успели мы и глазом моргнуть, а он уже исчез в облаках. Еще не затих его гул, как в небо были подняты по тревоге Балашов, Панфилов и я.

Мы пытались догнать фашиста, долетели до Керченского пролива, но безрезультатно. Немец ушел.

На аэродроме все оказалось в полном порядке, вражеский истребитель не сумел как следует прицелиться, и самолеты остались невредимы. Не было также убитых и раненых. Только вагон-теплушка, в котором мы совсем недавно сидели, был изрешечен пулями.

Не успели мы разобраться в сложившейся обстановке, как ситуация вновь неожиданно изменилась. Наш полк расчленили на две группы. Одна, состоящая из двух эскадрилий, под командованием майора Осипова должна перебазироваться под Ростов, другая, во главе с командиром третьей эскадрильи капитаном Бабеевым в составе десяти самолетов, имела задание перелететь на запад и с аэродрома, расположенного возле самого Керченского пролива, вести боевые действия по полуострову.

Наша эскадрилья улетает к Ростову.

Летим плотным строем, девятками самолетов, как когда-то раньше мы летали на парадах. А вот и полевой аэродром. Тут же рукой подать до Таганрога. Там базируется вся немецкая авиация. Звено за звеном, перестроились в общий пеленг и проходим как ни в чем не бывало над стартом, демонстрируя отточенную до предела групповую слетанность.

Два с лишним десятка самолетов совершили образцовую посадку. И каждый из нас думает: нет, не оскандалились перед новыми боевыми товарищами, теми, кто встречал нас на земле.

Но как только разрулили самолеты, нас сразу же окружили хозяева аэродрома. И первый их вопрос буквально ошарашил:

– Кто вас учил так летать?

– Как кто? Мы летаем строго по уставу…

– Нет, для фронта такой парад не годится! В таком «строю» для вражеских истребителей вы подходящая мишень.

– Постойте, ребята, не шумите, – поднял руку летчик с перевязанной головой, – надо им толком все рассказать. Вы уже принимали участие в воздушных боях? – спросил он.

– Нет, пока не приходилось. Стреляли только на земле, опробывали оружие перед вылетами…

– Слышите? – укоризненно посмотрел на своих товарищей летчик, – значит, новички?.. Так вот, слушайте. Боевые порядки должны быть маневренными и летать следует, главным образом, парами, и четверками. Боевой порядок в парах должен быть таким, чтобы ведущий постоянно вел осмотрительность, а ведомый надежно прикрывал его действия. Расстояние между самолетами по Дистанции и интервалу должно быть такое, чтобы летчики могли поддержать друг друга огнем. В общем, привыкайте к фронтовой обстановке. Со временем всему научитесь.

Мы были благодарны товарищам за их советы и поддержку. Правда, вкрадывалось и сомнение: почему к нам в тыл ни разу не прислали ни одного летчика, имеющего опыт боев! Ведь у нас было столько времени на всякие «учебно-боевые» полеты. Мы бы давно могли узнать о тактике фашистов, научились бы противопоставлять им свою тактику и не оказались бы, как сегодня, в нелепом положении. Только позже поняли: настоящая школа для боевого летчика – это горнило боев.

День подходил к концу. Идем по аэродрому к командному пункту и ведем оживленные разговоры.

Видим, в эскадрилье, расположенной рядом с нашим полком, на вооружении современные по тому времени истребители конструкции Яковлева.

– А почему у этих двух «яков» лопасти винтов загнуты? – ткнул пальцем Панфилов на стоянку самолетов.

– Сегодня в нашем полку летчики совершили два тарана, – ответили хлопотавшие возле самолетов техники.

– Вот это да! – и мы жадно набросились на техников с расспросами. А вскоре и сами стали свидетелями третьего тарана.

Над аэродромом неожиданно появился фашистский разведчик Ю-88. В небо сразу же был поднят один «як». Он быстро набрал высоту, занял исходное положение для атаки и открыл огонь. Мы с волнением наблюдаем за воздушной дуэлью. Несколько резких пулеметно-пушечных очередей рассекли морозный воздух, но «юнкерс» продолжает лететь. Он развернулся и начал уходить на запад. На поднятом в воздух «яке» как видно кончились боеприпасы, беспомощно замолчали его пулеметы. Но летчик не уходит от фашиста, а набрав высоту, стремительно несется на вражеский «юнкерс». Не успели мы и глазом моргнуть, как «як» вплотную подошел к фашисту. На какое-то мгновение самолеты будто соединились воедино… И вдруг – треск. «Як» энергично разворачивается, выпускает шасси и со снижением заходит на посадку, а немецкий разведчик, разваливаясь в воздухе, грудой обломков падает на землю.

Тем временем истребитель с выключенным мотором совершил посадку и остановился. Летчик «яка», только что таранивший фашиста, вылезает из кабины и его радостно приветствуют возбужденные товарищи.

– Молодец, Кулагин!

– Еще одному дал прикурить!

– Ура, старшине Кулагину!

Летчики окружают своего однополчанина, готовые подхватить его и нести на руках. Но старшина почему-то бледен, одной рукой с трудом снимает с головы шлемофон. Потом, пошатнувшись, падает на руки товарищей: одежда у плеча взмокла от крови.

Из рассказов летчиков полка, в котором служил Кулагин, мы узнали, что служили в полку два брата: старший – лейтенант Кулагин и младший – старшина. Лейтенант Кулагин недавно погиб в воздушном бою.

«Пока буду жив, буду мстить за брата», – поклялся старшина. И он мстил. Протараненный им в этот день фашистский самолет был вторым сбитым самолетом на его счету. Только на этот раз и старшина был ранен. И все же, истекая кровью, он таранил врага и благополучно произвел посадку.

За ужином аэродромная столовая шумела возбужденными голосами. В среде бывалых и обстрелянных летчиков мы с огромным интересом слушали рассказы товарищей по оружию. Уже давно убрали со столов посуду, а мы все сидели, учились уму-разуму. За каждым столом шел оживленный разговор. Летчики, жестикулируя и размахивая руками, наглядно показывали, как вели воздушный бой.

Мы внимательно слушали и буквально схватывали на лету все, что только может пригодиться в бою, о тактике которого имели весьма расплывчатое понятие. А она, эта тактика, была сложной, построена на массированных атаках в условиях подавляющего количественного преимущества фашистской авиации.

И все же фашисты несли заметные потери. Они теряли большое количество боевых самолетов, не выдерживали отчаянной смелости советских ребят, каждый боевой день которых приносил все новые и новые образцы непревзойденного героизма, находчивости и боевой смекалки.

– Здорово соседи дерутся! – восхищались летчики.

– Удивительного в этом ничего нет, – уточнял комиссар Ильин. – Родина в смертельной опасности. Выход у нас только один – победить врага или умереть!

Майор Осипов собрал всех и сказал:

– Переучиваться некогда. Как воевать и побеждать противника, нам наглядно показали мастера воздушного боя, соседи. Главное – не надо теряться. Смотреть в оба и не бояться врага, Воевать будем не числом, а умением. Но прежде всего – дисциплина и взаимовыручка: сам погибай, но товарища выручай.

Кратко, но убедительно рассказал Осипов о тактике, которой мы должны придерживаться во время воздушных боев.

Он говорил, что мы должны, по возможности, достигать преимущества в высоте, стремительно атаковать фашистов на виражах.

– Помните, что истребители И-16 более маневренные по сравнению с «мессершмиттами» именно на виражах.

В заключение майор Осипов приказал:

– Всему летному и техническому составу в течение ночи необходимо подготовить самолеты к вылету на боевое задание.

– Самолеты, которые будут в полной исправности, к утру должны стоять носом на аэродром, не готовые к вылету – носом от аэродрома. Понятно?

– Вас поняли, – козырнули командиры и инженеры эскадрилий.

– Действуйте!

Но технический состав пожалел летчиков.

– Идите спать, товарищи, ведь вам придется завтра летать. Мы сами все сделаем, – заявили нам техники, инженеры и специалисты аэродромного обслуживания.

Проснулись рано, чуть стало светать. Первым четверку истребителей на боевое задание повел сам командир полка, наш «батя», как мы за глаза называли между собой Осипова.

Я не попал в эту группу.

Возвратились летчики благополучно.

Вскоре была сформирована вторая группа под командованием комиссара эскадрильи капитана Ильина. В состав восьмерки вошел и мой «ишачок».

В прошлые годы мы и в Кировабаде, и в части провели много учебных воздушных боев, пытались энергично маневрировать, учились зайти в хвост «противнику», взять его на прицел и сфотографировать. Уже тогда были у нас на некоторых самолетах контрольные приборы – фотокинопулеметы.

После проведенных учебных боев изучали фотографии, делали соответствующие выводы: мог ли тот или иной летчик сбить самолет противника. Эти учебные бои привили определенные навыки и мы верили в силу своего оружия.

Однако учебный воздушный бой – это одна сторона дела, а вот какую тактику применяет противник в настоящем бога, мы пока еще не знали.

Сейчас мы летели парами. Я был ведомым у капитана Ильина. Полет с земли выглядел очень эффектно. Дело в том, что в нашей группе часть самолетов, которые мы получили после московского парада в 1940 году, были окрашены в яркий, огненно-красный цвет с белыми звездами на крыльях. На этих парадных самолетах летели ведущие в парах, а мы, ведомые, были на обыкновенных самолетах темно-зеленого цвета.

Должно быть, одним своим видом мы поразили воображение немцев: восьмерка «мессершмиттов», появившихся над рекой Миус, сразу к нам не подошла. Возможно, это было и хорошо. Немцы, наверное, думали, что на ярко-красных советских истребителях появились воздушные асы и поэтому не атаковали нашу группу.

А мы еще по-настоящему не знали, с чего начинать. Летели некоторое время на параллельных курс» вдоль линии фронта. Но, как видно, немцы посоветовались между собой по радио и решили прощупать нас в деле.

Пара «мессершмиттов» отошла от группы и ринулась на наш боевой порядок. Мы ничего не поняли. Только вдруг, будто по команде, все одновременно завертелись Как учили соседи, мы стремились прикрывать хвост один другому.

Вижу, мимо пронеслась пара «мессершмиттов» за ней вторая. Развернулся в сторону солнца, смотрю самолеты клубком отходят от линии фронта и вся эта карусель движется в направлении Ростова. И наши, и фашистские самолеты оказались над Азовским морем Завязался какой-то неорганизованный воздушный бои. Наши самолеты пристраивались в полете друг к другу. Стремились лететь попарно.

Когда возвратились на аэродром, рапорт капитана Ильина был краток:

– Встретили восьмерку «мессершмиттов», вели воздушный бой. Все самолеты вернулись в исправности.

Потом собрались обсуждать итоги боя. Долго мы спорили, но так и не могли ничего сказать вразумительного ни о тактике противника, ни о своей тоже.

Пошли к соседям и наперебой начали «обмениваться опытом».

– Спокойнее, не торопитесь, – услышали мы первые слова бывалых летчиков – Не петушитесь. Прежде всего давайте уточним обстановку.

Мы переглянулись.

– В стороне от нас была восьмерка истребителей противника, а потом пара «мессершмиттов» атаковала…

– Вот это и плохо, – заметил кто-то из соседей. – Противника надо постоянно видеть и не ждать его нападения, а самому стремительно атаковать.

– Все это выглядит очень просто, но когда в воздухе завертится карусель, сам черт не поймет, что и как, – пробасил Федоров.

– Черт-то может и не понять, а ты, голубчик, обязан перехитрить противника, иначе он тебя собьет.

– Не легкое это дело, нужен опыт, а у нас его нет, – вздохнул Шаталов.

– Легко только прибаутки да анекдоты в землянке рассказывать, – заметил командир эскадрильи капитан Картузов. – А опыт мы уже начали приобретать. Верно я говорю, комиссар?

– Безусловно так, – кивнул головой Ильин, – но первый бой мы провели все же плохо. По сути, только защищались.

– По уставу действовали, – вставил Алвахашвили.

– При чем тут устав! Уперлись друг другу в хвост и давай каруселить, – вспылил Картузов. – Устав тоже надо уметь выполнять.

– Для первого раза сработал защитный рефлекс, – смягчил реплику командира эскадрильи Ильин. – неплохо сработал – немцы так и не смогли прорваться, не сумели добиться свободы маневра. Но мы взлетаем в воздух не для того, чтобы только защищаться. На врага надо активно нападать и сбивать его.

– Дайте и мне сказать пару слов, – протиснулся в круг высокий капитан из соседнего полка.

– Пожалуйста, просим!

– Опыт показал, что ведомый и ведущий должны вести непрерывный поиск. При этом, самолеты их не должны лететь по прямой. Летчики обязаны периодически менять курс, то есть маневрировать. Ведомый как бы описывает кривую: то он идет справа, то слева, то летит над ведущим, то снижается под него.

Это делается для того, чтобы постоянно просматривать воздушную полусферу со всех секторов…

Со стороны Ростова послышался гул самолетов. Мы, задрав головы, смотрим в небо, но ничего не видим. Капитан прервал беседу и тоже прислушивается.

– Наши возвращаются с полета, – уверенно сообщает капитан.

Гул приближался, но уже слышится с юго-востока. Высоко в небе появляется восемь точек. Да, капитан не ошибся – летят «яки». Вдруг они резко пикируют и идут уже на бреющем полете. При подходе к аэродрому выпускают шасси и, не делая никаких кругов, с ходу садятся на летное поле.

– А зачем они делают такой маневр? – спрашивает соседа Картузов. – Ведь это очень сложная и опасная штука.

– Да, это верно, особенно если лететь на И-16. Левой рукой надо пилотировать самолет на малой высоте, а правой одновременно выпускать шасси, – согласился капитан.

– Маневр, конечно, трудный и небезопасный, – продолжает он. – Но что поделаешь? Выходя из боя, надо скрытно оторваться от противника, а потом на малой высоте уйти в сторону, не дать ему возможности обнаружить наш аэродром.

– А как вы уходите в боевой полет?

– Тоже на бреющем полете. Высоту набираем, когда улетим подальше от своего аэродрома. Соседи ушли, но спор никак не утихал.

– Ты же меня потерял! – упрекал лейтенант Балашов своего ведомого Козлова.

– Я тебя не терял, ты сам пристроился к самолету из другой пары!

– Хватит, – вмешался командир полка, до этого молча наблюдавший нашу дискуссию. – Слушая вас, никакой мудрец не разберется что к чему. Докладывайте по порядку. Учтите: единственно ваша заслуга в том, что из первого боя вернулись без потерь и даже без пробоин. Осипов спокойно выслушал наши соображения и в заключение сказал:

– Отныне будем летать так, как учит боевой опыт наших товарищей. Однако нам надо учесть, что мы летаем на И-16, а не на «яках».

Мы выслушали практические предложения майора Осипова и разошлись по эскадрильям.

У вагона-теплушки Картузов поднял руку – это означало «Внимание!». Утихли голоса, все повернулись к своему командиру.

– Младший лейтенант Алвахашвили!

– Я вас слушаю, товарищ капитан.

– Будете летать у меня ведомым.

Алвахашвили даже растерялся на какой-то миг, потом отчеканил:

– Вас понял: летать ведомым у командира эскадрильи капитана Картузова!

Картузов посмотрел на летчика долгим, изучающим взглядом, как будто хотел проникнуть в самую душу этого пылкого юноши, потом подошел к Николаю, улыбнулся и, молча, пожал ему руку.

Мы были поражены. Еще бы. Ведь совсем недавно горячий по натуре Алвахашвили за глаза не раз отпускал колкие словечки в адрес комэска, которого он считал черствым человеком. И вдруг – такое доверие!

Николай растерялся, изумленными глазами глядел на Картузова.

– Я уверен, что Коля хорошо будет прикрывать меня в бою, и не подведет в трудную минуту, – сказал Картузов.

В следующий вылет он повел восьмерку истребителей, ведомым теперь у него был Алвахашвили. Летели мы к остову штурмовать скопление войск противника. И вот на подходе к цели с нами неожиданно встретилась восьмерка «мессершмиттов». Мы видели парные порядки немцев, догадывались о готовившемся маневре и твердо сохраняли свои заданные места в парах и звеньях, готовясь к бою.

Противник был на равных с нами высотах и небольшом удалении. Нервы напряжены до предела. Еще мгновение и…

Первым ринулся в атаку капитан Картузов. Он резко развернулся на ведущий «мессершмитт». Немец успел отвернуть свой самолет в сторону и в это время И-16 Картузова оказался в невыгодном для боя положении. На него моментально обрушился ведомый противника. Николай Алвахашвили смело бросился ему навстречу, чтобы сорвать атаку, а если потребуется и принять удар на себя. Самолеты сблизились, Алвахашвили вынудил противника отказаться от атаки самолета Картузова.

Тут же подоспел Сергей Азаров, с ходу вошел в атаку, открыл огонь. «Мессершмитт» задымил, а затем рухнул на землю. Завязалась напряженная воздушная схватка. Вскоре мы почувствовали, что израсходовали боеприпасы и постепенно начали выходить из боя. Вероятно, и немцы оказались в таком же положении и прекратили преследование нашей группы.

Сбитый Сергеем Азаровым истребитель противника был первой нашей победой и предметным уроком настоящего воздушного боя. После посадки мы долго качали Сергея, а он отмахивался и сопел:

– Ну, чего хвосты задрали, как телята! Это Николая Алвахашвили надо качать: если бы не его смелый бросок на защиту своего командира, черта с два я сбил бы этого паршивого гитлеровца.

– Нет, друг мой, это твоя добыча, – возражал Алвахашвили. – У нас в Грузии говорят: «Не тот хозяин фазана, кто его согнал, а тот, кто его подстрелил».

Капитан Картузов подошел к Азарову и искренне поздравил его с открытием победного счета в полку. Потом подошел к Алвахашвили и протянул ему руку:

– Спасибо за выручку!

Алвахашвили молча стиснул руку капитана.

Дела наши пошли успешнее. За первые три дня мы сбили три самолета противника.

Прошла еще неделя, и мы уже значительно обогатились опытом, стали воевать более надежно, сбили еще два самолета: «Хейнкеля-113» и «Мессершмитта-109». Потом Володя Шаталов прикончил «Хейнкеля-111». А дело было так.

Фашистский самолет выскочил на аэродром с бреющего полета. Шаталов сидел в кабине своего «ишачка» в готовности номер один. Не успели мы разбежаться в Укрытия, как он поднял свой истребитель в небо.

Недалеко от Азова Владимир догнал фашиста и с третьей атаки сбил его. Истребитель соседнего полка, поднявшийся чуть позже Шаталова для преследования того же «хейнкеля», в бой не успел вступить – противник уже пылал на земле. Мы выехали на место и увидели груду обгоревшего металла.

Но через несколько дней погиб Володя Шаталов. Его самолет был подбит над Таганрогом зенитным огнем во время разведки. Шаталов не мог дотянуть до берега через Азовское море и пошел на посадку с выпущенным шасси. Лед был очень торосист, самолет скапотировал и взорвался.

На выполнение боевых заданий группы водили чаще всего комиссар эскадрильи Ильин и командир Картузов. Я тогда был рядовым летчиком и часто летал ведомым у Ильина. Однажды четверкой самолетов вылетели на разведку в район реки Миус.

Здесь нас и атаковала четверка «мессершмиттов», всеми силами стараясь помешать выполнению нашей задачи. К этому времени наши наземные войска овладели городом Ростовом. Противник был отброшен в сторону Таганрога, и линия фронта стабилизировалась по этому рубежу.

Капитан Ильин, умело маневрируя, сбил самолет ведущего первой пары, и фашисты бросились наутек. Группа успешно выполнила разведывательный полет.

Затем группа И-16 получила задание разведать аэродром Таганрог. Восьмерку повел капитан Картузов. При подходе к Таганрогу мы заметили сначала четверку, а потом, выше нее, еще две пары «мессершмиттов». Аэродром Таганрог совсем рядом, видим как с него взлетают еще четыре вражеских истребителя. Двенадцать «мессершмиттов» против восьми И-16.

На высоте в три с половиной тысячи метров И-16 продолжали полет. Отдельные пары противника начали атаковать, но мы не ввязывались в бой, а только парировали: отобьем атаку и снова примыкаем к группе.

Немцы, наверное, догадывались, что мы хотим либо разведать их аэродром, либо проштурмовать его. На стороне противника полуторное превосходство и занятая территория. Все двенадцать «мессершмиттов» бросились в атаку, однако попытка врага раздробить наши боевые порядки не удалась. Продолжаем лететь вдоль берега Азовского моря по дороге Ростов – Таганрог.

До Таганрога остается не более десяти километров, там крупная фашистская авиабаза. Ее надо разведать. Но «мессершмитты» имеют задачу не пустить нас туда. Немцы усиленно маневрируют, атакуют сверху и снизу одновременно четырьмя парами. Построить против них контрудар очень трудно.

Наши самолеты в горизонтальной плоскости маневрируют лучше «мессершмиттов», и мы энергичным разворотом становимся в вираж. Сделали его в плотном строю, не отрываясь друг от друга, и снова пошли своим курсом на вражеский аэродром. Попробовали фашисты нас взять в клещи – тоже не удалось. Тогда немцы развернулись для лобовой атаки. Мы ее приняли и вновь отогнали «мессершмиттов» пушечным огнем.

Капитан Картузов упорно продолжал вести группу к Таганрогу. Атаки противника следовали одна за другой, Наша группа избрала тактику отражения атак, избегая боя. Немцы разгадали ее и ожесточенно атаковали с разных направлений. Вдруг один «мессершмитт» густо задымил и пошел на снижение. Не долетев до земли, он взорвался. Это Сергей Азаров записал на свой счет еще одного сбитого стервятника.

На Таганрогском аэродроме оказались сосредоточенными до сорока бомбардировщиков и истребителей. Все летное поле заполнено самолетами. Эх, штурмонуть бы! Но мы не имели такой задачи, к тому же и Картузов не принадлежал к числу командиров, которые проявляют безрассудную смелость. Как в предыдущих боях, так и в этом полете мы убедились в его летном и тактическом мастерстве, умении разгадывать замысел противника, исключительной сообразительности и находчивости.

Задача разведки была выполнена. Группа И-16 развернулась и пошла в обратном направлении через Азовское море.

Но фашистские истребители еще более яростно стали атаковать наши самолеты. Теперь их уже было пятнадцать против нашей восьмерки. Пришлось очень туго. В безоблачном небе с ревом моторов носятся более двух десятков самолетов, и клубок этот катится в сторону Азова. Мы уже над городом. До аэродрома остается километров двадцать, а немцы продолжают атаки.

Подбит самолет Картузова, и он пошел на вынужденную посадку. За ним последовал ведомый Николай Алвахашвили. Он, как ястреб, смело налетает на наседающих фашистов и не дает им добить самолет своего командира. Комиссар эскадрильи Ильин становится во главе группы. Я иду у него ведомым. Еще подбит и тоже пошел на вынужденную посадку самолет младшего лейтенанта Панфилова.

Мы всячески выручаем друг друга, отражая атаки противника, заходящего кому-либо в хвост. Фашистские летчики буквально ошалели. Комиссар развернулся и пошел в лоб паре истребителей противника, я за ним. Сближаемся и открываем огонь. Немцы не отворачивают, В последнее мгновение ведущий вражеской пары не выдерживает и уходит в сторону, подставляя брюхо. А у комиссара, как на зло, кончились боеприпасы!

Второй «мессершмитт» нахально прет на меня.

«Идет в лобовую атаку!» – мелькнула мысль. Нервы у меня на пределе. По спине пробежали мурашки. Будь, что будет! Мы ожесточенно стреляем друг в друга, боковым зрением вижу, что пулевые трассы противника идут рядом с моим самолетом. Ага, вот «мессершмитт» в центре прицела. Нажимаю гашетку: огонь!.. И мы на огромной скорости проносимся один над другим. Разворачиваюсь для новой атаки, но немец исчез из виду. Иду к своей группе и пристраиваюсь к Ильину.

Вот и Азов. Немцы наконец отстали, а мы идем на посадку, Сели и ужаснулись: у самолета Алексеева на плоскости отбит элерон – одни тряпки болтаются. Некоторые самолеты буквально изрешечены пулями и осколками зенитных снарядов. Без пробоин нет ни одного истребителя.

– Где капитан Картузов? – с тревогой спрашивает командир полка.

– Сел на вынужденную в районе Азова, – докладывает комиссар. – Его прикрывал и вместе с ним сел младший лейтенант Алвахашвили. – Если бы не он, не сдобровать Картузову.

– Послать за ними машину и техников, – приказал Осипов.

К аэродрому мчится чья-то «эмка». Подъехала, остановилась. Из нее вышел невысокого роста генерал-майор авиации, представился. Оказалось – начальник противовоздушной обороны Ростова Степан Георгиевич Король.

– Кто у вас парой шел в лобовую атаку? – спросил генерал.

– Я со своим ведомым, младшим лейтенантом Ивановым, – ответил капитан Ильин.

– Молодцы, товарищи!

– Это Иванов молодец, – улыбнулся комиссар, – а у меня в тот момент уже не было чем стрелять.

– Верно, в лобовой атаке сбил немецкий самолет ведомый. Я наблюдал за ходом боя, видел, как был сбит «мессершмитт» и даже, как он догорал на земле.

– Во время боя я не мог видеть, куда девался самолет противника после лобовой атаки, – ответил я.

– Я официально подтверждаю, что самолет противника сбит ведомым летчиком пары истребителей, атаковавшей «мессершмитты» в лоб. Кто это был, вам виднее – сказал генерал.

– Да, это младший лейтенант Иванов, – еще раз подтвердил комиссар эскадрильи.

Сбитый «мессершмитт» был записан на мой личный счет.

Чу, что ж, приглашайте товарища генерала отведать жареного гуся, – кивнул командир полка.

– А что это у вас за гуси? – поинтересовался Степан Георгиевич.

– У нас появилась такая традиция, у соседей переняли: за каждый сбитый самолет противника жаловать летчика жареным гусем. Сегодня они на столах у летчиков Азарова и Иванова.

– О, это здорово придумано! – восхитился генерал Король. – Я бы тоже с удовольствием отведал гусятины, но дела требуют к себе. Спасибо за приглашение и желаю вам успеха.

Генерал уехал. У всех было хорошее настроение: задачу по разведке выполнили, людских потерь нет. Залатать же дыры в самолетах было хотя и не просто, но вполне возможно. Эту работу сделают наши техники. Только самолет Алексеева придется сдать в ремонтную мастерскую.

Наши учителя, летчики соседнего полка, имели на своих столах гусей почти к каждому ужину, но вскоре и мы не стали от них отставать.

В этот вечер ужин у меня проходил в особо торжественной обстановке: первый сбитый самолет – не шутка! И гусь, старательно обжаренный, лежал на блюде во всей своей красотище.

– Вот бы так почаще! – смеются ребята.

– А это, между прочим, от вас зависит, – причесывая волосы, говорит начальник штаба Апаров.

Наутро – снова боевые полеты, радости и тревоги. Воздушные бои под Ростовом научили нас воевать. Мы постоянно стали видеть противника, грамотно вести с ним бои, используя отдельные преимущества самолета И-16 и недостатки фашистских истребителей. Освоили тактику атаки бомбардировщиков «Хейнкель-111», «Юнкерс-88» и успешно сбивали их.

Научились вести и разведку наземных войск, аэродромов, прикрывать с воздуха свои войска, сопровождать бомбардировщики и штурмовики, а также штурмовать живую силу и технику врага.

Нередко, после сопровождения бомбардировщиков, командованию полка звонили и сообщали: «Истребители задачу выполнили успешно. Потерь не имеем».

Воздушные бои под Ростовом шли с рассвета до темноты. Времени едва хватало на еду да на заправку истребителей горючим и боеприпасами. Словом, летали в полную силу.

А морозы стояли крепкие. Легче было сражаться с немцами, чем защищаться от проклятой стужи. У многих лица обморожены. Вылетаем – градусник показывает 30 ниже нуля. А в воздухе еще холоднее. Но когда завязывается воздушный бой, тут уже некогда думать о своем внешнем виде. Чуть высунул голову за козырек кабины, и мороз, как огнем полоснет по лицу. Не успеешь осмотреться, а щеки и нос уже побелели.

Многие пытались одевать маски из кротовых шкурок, которые неплохо предохраняют лицо от обмораживания. Но они очень стесняют летчика в действиях, ухудшают обзор. Поэтому часто вылетали без масок – тут и случалась беда. Полковой врач, Зеня Давидович Штерн, не успевал ликвидировать последствий обморожения. И хотя тебе щеки и нос спиртом и снегом оттирают, мажут гусиным жиром, обмороженное тело болит долго и сильно. Приходилось лицо забинтовывать: летать-то надо!

Забинтовывал Зеня Давидович искусно и на совесть. Вид у нас перед полетом был как у «Человека-невидимки» из романа Уэллса.

Во время полетов бинты присыхали и боль утихала – летишь и радуешься. Но стоит только появиться «мессерам» – и начинается. Повернешь голову направо, налево, вверх – присохшие бинты вместе с кожей сдвигаются с места. Домой возвращаешься – лицо в крови.

Техникам тоже было не легче. В перчатках работать неудобно. Снимут их, а руки к металлу прилипают. Приходится их отрывать, оставляя клочки кожи. Жгучая боль, а человек работает. Нам, летчикам, не сладко было, но посмотришь, как вкалывают техники, механики, оружейники, и по-дружески жалко их: ведь они-то и спят всего по два-три часа в сутки!

Полусонные, усталые до смерти, они почти всю ночь безропотно трудятся на своем посту. И весь день будут трудиться, потому что самолеты непрерывно садятся и взлетают. Их надо встретить, заправить горючим и боеприпасами, тщательно осмотреть.

Мы понимали, что техническому составу, ох, как достается, и помогали ребятам чем могли: заправляли самолеты горючим, маслом, заряжали оружие. Что поделаешь – война!

Все мы, как-то по-особому сдружились, жили и трудились единой семьей. И радости наших побед, и неудачи делили поровну.

Трудное это было время. Но рабочие, колхозники, все советские люди героически трудились для победы над врагом и старались помогать нашей армии, приободрить фронтовиков.

Мы получали много писем и посылок от разных людей. Перед Новым годом прибыло несколько машин с подарками от рабочих Донбасса. Начальник штаба Апаров сложил их в отдельную комнату и опечатал ее.

– Получите в самый канун Нового года, – сказал он.

Кончался последний день 1941 года. Командир полка приказал Апарову раздать личному составу подарки. Летчики по очереди подходили к майору, и он вручал им посылки.

Чего только здесь не было! Но главное, вниманием и любовью было проникнуто каждое письмо, задушевное, ласковое.

Сердце сжималось, когда я читал в своей посылке волнующие строки: «Мы не знаем вас, дорогой товарищ. Может, вы танкист или пехотинец. Может, летчик или воин другой специальности. На войне все рода войск важны. Но кто бы вы ни были, все равно, вы нам дороги, как сын и брат, как самый близкий человек. Бейте проклятых фашистов!».

В каждом письме читали о ненависти к врагу и об уверенности в победе. Как мне тогда хотелось получить хотя бы небольшую весточку от родных! Но, увы, город, в котором они жили, был окружен врагами. Ленинград героически сражался в блокаде.

Мы пригласили отпраздновать вместе с нами встречу Нового года летчиков соседнего полка.

Столовая шумела веселыми голосами. На столах расставлены скромные закуски. Трое баянистов старательно выводили задушевную мелодию. Не было только новогодней елки. В этих местах достать ее невозможно.

– Товарищи! – послышался голос командира полка. – До Нового года осталось десять минут. Тяжелым для нашей страны был прошедший 1941 год. И все же, несмотря на огромное превосходство противника в воздухе, мы имели неплохие успехи. Наши войска наносят все новые и новые ощутимые удары по врагу. Провалился фашистский план окружения и взятия Москвы, освобождены города Елец, Тула, Клин и Калинин, разгромлена волховская группировка противника, освобождена Калуга. А вчера и сегодня группа войск Кавказского фронта во взаимодействии с военно-морскими силами Черноморского флота обеспечила высадку десанта на Крымском полуострове и после упорных боев заняла город и крепость Керчь, а также города Феодосию и Судак.

– Ура! – дружно прокатилось по залу.

– Много усилий приложено нашими летчиками, – продолжал майор Осипов. – Мы с вами научились воевать. Но среди нас нет уже некоторых боевых товарищей.

Они погибли смертью храбрых. Вечная им слава! Предлагаю почтить их память минутным молчанием.

В зала столовой наступила торжественная тишина. Только стены деревянного здания потрескивали от тридцатиградусного мороза. Ярость к врагу закипала в груди каждого из нас.

– А теперь новогодний тост за наши новые боевые успехи, за полную победу над врагом!

Мы знали, что немцы тоже встречают Новый год. Знали и то, что наше командование рано утром 1 января 1942 года решило поднять в воздух авиацию, которая находилась на Ростовском направлении, чтобы нанести штурмовой удар по аэродрому противника в Таганроге. Здесь, как уже было установлено разведкой, базировались крупные военно-воздушные силы.

– Покрепче надо проклятых фашистов опохмелить! – слышались возбужденные голоса.

– Отомстим за погибших товарищей!

– За наш Ленинград!

– За Киев и Харьков!

– Будем бить, не щадя своей жизни!

В этих возгласах не было ничего наигранного. Вырывалась из сердец накипевшая горечь поражений и яростная ненависть к фашистским захватчикам.

Итак, новый 1942 год! В шесть часов утра летчики у своих машин. Самолеты прогреты, обеспечены боеприпасами, оружие выверено, технический персонал работал есю ночь.

Несколько десятков самолетов с минимальным интервалом поднялись в воздух и на малой высоте стремительно понесли к фашистам «новогоднее поздравление». Немецкие наблюдатели нас не заметили, так как шли мы низко над морем. Нa меридиане, проходящем через Таганрог, резко изменили курс полета и свалились немцам, как снег на голову. Противовоздушная оборона противника не сумела произвести ни единого выстрела. Волна за волной шли самолеты на штурмовку вражеского аэродрома, расстреливали и поджигали на земле бомбардировщики и истребители, громили точки ПВО.

Спустя некоторое время фашисты опомнились и открыли беспорядочный огонь из уцелевших зениток, но так и не нанесли никакого урона. Сделав свое дело, наши самолеты благополучно вернулись на аэродромы.

Часов в десять утра самолет-разведчик вылетел зафиксировать на фотопленку результаты нашей работы во время штурмовки. Впоследствии мы увидели на снимках большое количество сгоревших на земле самолетов противника. 1942 год мы начали неплохо.

Вскоре наша группа была переведена в резерв Главного командования, а третья эскадрилья продолжала оставаться в составе Приморской армии на самом крага Таманского полуострова.









Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Наверх