Схолия шестая. МЕЖДУ ПРОШЛЫМ И БУДУЩИМ.


Филипп де Коммин называет в своих мемуарах еще один тип судна - «каравеллы, присланные из Ис­пании» в Сицилию. С ним дело обстоит вовсе не так просто, как может показаться на первый взгляд. Вопре­ки широко распространенному мнению, высокобортная однопалубная парусная каравелла - не итальянское судно, да и название ее возникло совсем в другом месте. Относительно названия существуют две гипотезы. Пер­вое - что оно произошло от караба (известного к тому времени в Италии разве что из архитектурных сочине­ний Витрувия или из этимологических изысканий Иси­дора Севильского). Вторая версия называет годом рож­дения каравеллы примерно 1440-й, а ее изобретателем - бретонского мастера Жюльена, построившего в сущности, обыкновенную каракку, примечательную лишь тем, что вся ее обшивка выполнена древнеегипет­ским способом kraweel.


Каракка 1486 года. Реконструкция.


Все это было бы прекрасно, если бы каравелла и впрямь появилась в середине XV столетия!

Но название это зафиксировано совершенно опре­деленно по крайней мере с XIII века, когда о Карабах давным-давно и думать забыли, а до рождения мастера Жюльена должны были пролететь еще полтора-два столетия. И зафиксировано не в Италии и даже не в Сре­диземном море, а в Атлантике, в районе устья реки Тежу (Тахо), у побережья Португалии, составлявшей тогда одно целое с Испанией. Даже в XIII веке каравелла не имела ни единой точки соприкосновения с кельтским карабом! Да и как ее было иметь, если речные или, в крайнем случае, каботажные карабы никогда не пред­назначались для плаваний в открытом море, а тем паче в океане, и вряд ли об этом челноке вообще когда-ни­будь слыхивали за Геракловыми Столпами.

С самого своего рождения каравелла была одномач­товым рыбацким парусником водоизмещением до двад­цати тонн, причем благодаря каким-то, нам неизвест­ным, особенностям ее конструкции, или, может быть, необыкновенному фасону косого паруса, ее предпочи­тали другим типам. Это-то предпочтение и закрепилось в ее названии: саго (женский род - сага) по-испански означает «любимый, излюбленный», vela - парус (по-испански он женского рода, чем и обусловлена перемена «о» на «а» в первой части этого сложного слова). Итак, «излюбленный тип паруса» или, более широко, «излюбленный тип парусника» - вот что, вероятнее всего, означает загадочное слово «каравелла».

Мы почти ничего не знаем о каравеллах доколумбовой эпохи. Однако вполне логично допустить, что их об­шивка делалась гладью: этот способ могли принести на Пиренейский полуостров арабы. Таким типом обшивки они могли заменить и кожи караба: как уже говорилось, арабский кариб - прямой и ближайший потомок кельт­ского караба. Когда же этот способ распространился к югу и к северу от устья Тежу (вплоть до Бретани, имею­щей с пиренейскими странами общую акваторию - Бискайский залив), тамошние корабелы - это опять-таки предположение - могли окрестить его «обшивкой по-каравелльски».


Так, скорее всего в Бретани (а бретонский язык от­носится к группе кельтских), появился термин kraweel, занесенный в середине XV века Жюльеном в Средизем­номорье.

По-португальски каравелла - caravel. А еще позд­нее какой-нибудь ревнитель чистоты языка мог вспом­нить, что греческая «бета» стала читаться в Византии как «вита», и, значит, каравелла - на самом деле карабелла, и тогда новое название связали с античным карабом. По национальности этот ревнитель наверняка, кстати, был испанцем, потому что только в этом языке до наших дней сохранилось слово carabela. И в португаль­ском, и в испанском оно пишется с одним «л», поскольку одно «л» содержит слово velum. И только в итальянском эта буква удвоилась. «Португальские каравеллы на пла­ву были лучшими парусными судами»,- со знанием де­ла отмечал в 1456 году знаменитый работорговец Кадамосто в своем «Плавании к неведомым землям». «Были»... Не относятся ли его воспоминания к ранним, «дожюльеновским» каравеллам? Иначе ему надо бы назвать в этом ряду и каракку...

Такую же точно трансформацию претерпело назва­ние другого типа речного судна, исстари плававшего по Тежу,- баринхо. Оно достигало двадцати метров в дли­ну и четырех в ширину и несло на своей единственной сильно наклоненной назад мачте косой парус. Было ли оно в чем-то похоже на каравеллу? Судить трудно. Бес­спорно лишь одно: название это лузитанские моряки заимствовали у арабов, но чаще употребляли другое, привычней звучащее,- варинелла. Так значится в не­которых документах эпохи Генриха Мореплавателя, на­пример в отчете о плавании Жила Эанниша в 1435 году. Правда, в этом же отчете варинелла расшифровывается как «весельная галера», в документах XVI века уже сплошь и рядом утверждается, что то был барк, а в современном португальском языке это слово женского рода означает «рыбачка», что ставит варинеллу в один ряде ранними каравеллами, тоже предназначавшимися для рыбной ловли.

Ближайшая родственница варинеллы и еще одна предшественница барка - сицилийская барчетта, чел­нок XIII века для лова рыбы и губок. Вообще все базо­вые типы доколумбовых судов с древнеегипетским кор­нем бар/вар («судно»), пришедшим через греков в фор­ме «барис», начинали с рыболовства.


Появление каравеллы явилось самой настоящей ре­волюцией в судостроении. Именно ей обязаны были своими потрясающими успехами на море португальцы. Если до тех пор преобладающим типом была каракка, то теперь класс «нао» (больших судов) пополнился новым типом, быстро завоевавшим признание. С 1420-х годов (более точную грань определить трудно) многие кораб­ли Испании и Португалии становятся двух-, трех- и да­же четырехмачтовыми. Еще нет четкого членения на ти­пы, еще нет устоявшейся терминологии применительно к новому рангоуту и такелажу, еще матросы путаются в непривычных командах, подаваемых с мостика, и еще непривычно взирать на окружающий мир с высоченного борта, вызывающего головокружение. Такой борт был, например, на корабле «Петер фон Данциг», переобо­рудованном в 1476 году из каракки в каравеллу и вполне доказавшем свои высокие мореходные качества, совер­шая рейсы в Атлантике.

Новый тип судна обрел четкие контуры не сразу. Сперва каравеллой называли любое судно, если оно не было в состоянии принять в свои трюмы свыше ста тонн груза. Самые маленькие суденышки итальянцы называ­ли каравеллеттами, те, что побольше,- каравеллоне, самые большие- каравеллами. Позднее каравеллы начинают различаться по типу оснастки. Появляются каравелла- латина, несущая на своих мачтах треуголь­ные («латинские») паруса, способные хорошо забирать ветер, и каравелла- редонда, имеющая косой парус толь­ко на бизань-мачте, как позднейшая бригантина.

Каравелла- латина была быстроходной (до шестнад­цати узлов) и остойчивой, но при перемене ветра или штиле на ней приходилось убирать фок и бизань и затем обносить грот вокруг мачты для установки его в диамет­ральной плоскости судна. Этого неудобства была лише­на каравелла- редонда: ее грот-мачта заметно превыша­ла длину судна, а фок- и бизань-мачты не достигали и половины ее. Каравеллы обоих типов имели очень высо­кие нос и корму, крутой бушприт, где укреплялся косой или прямой парус блинд - потомок античного долона (или гистиона) и предок кливера, а на их передних мач­тах поднимался марсель. Каравеллы развивали ско­рость до десяти узлов или чуть больше.

Размеры каравелл достоверно неизвестны. Ве­роятно, они были близки к размерам каракк, отно­сившихся к тому же классу «нао». Но они отличались большей легкостью управления и маневренностью. Бла­годаря замене прямых парусов косыми, а рулевых весел стационарным рулем европейские суда XV века могли преодолевать за день до двухсот километров, как и арабские, в XI столетии проходившие в среднем семьде­сят километров, в XII - примерно сто двадцать пять, и так - по нарастающей.

Сравнение с арабами здесь вполне уместно: это тот случай, когда «ученик превзошел своего учителя». Вни­мательный глаз не может не отметить совершенно явст­венного сходства форм ранних каравелл с самбуками, а историк тут же дополнит это наблюдение тем, что появ­ление каравеллы совпадает по времени с Реконкистой, когда христиане еще не столько разрушали все араб­ское, сколько перенимали то, что достойно было заимст­вования. Во всяком случае, силуэт каравеллы не менее близок к самбуку, чем к каракке. В некотором роде это промежуточный тип.

Колумбова «Санта Мария», как иногда предпола­гают, носила первоначально другое имя - «Мария Та­ланте» (как флагман второй экспедиции Колумба, наз­ванный в память погибшего флагмана первой) и была переименована самим Колумбом. Построенная на вер­фях Галисии, она вдобавок к своему основному назва­нию имела еще и прозвище «Гальега» (галисийка): суеверные испанцы хотели обмануть судьбу - пусть в ее «черных списках» будет отмечено что угодно, только не их корабль. В дневниках, письмах и отчетах - под­линность многих из них оспаривается - она именуется просто «нао» (большой корабль), но ведь так называли обычно каракку, а не каравеллу! Ни одного изображе­ния или подробного описания кораблей Колумба до нас не дошло, и их приблизительные размеры определены теоретическим путем. Длина «Санта Марии» оценивает­ся примерно в двадцать три метра, ширина - семь, осадка - три, грузоподъемность - четыреста тонн, а ее команда, по некоторым данным, составляла девяносто человек. Капитаном ее считался Колумб, шкипером был Хуан де ла Коса, кормчим - Пералонсо Нинью, буду­щий главный кормчий Кастилии. Из документов извест­но ее парусное вооружение - грот, два лиселя, фок, блинд, марсель, контрбизань.



Так представляют себе «Нинью».



Имеет ли что-нибудь общее эта реконструкция с подлинной «Пин­той» - неизвестно.


Другое название имело и второе судно Колумба - «Санта Клара». Кличку «Нинья» (девочка, детка), на­мертво к ней прилипшую, она получила по имени ее вла­дельца Хуана Нинью. Ее длина оценивается примерно в восемнадцать метров, ширина - шесть, осадка - два, грузоподъемность - около двухсот тонн, эки­паж - сорок человек. Капитаном «Ниньи» был Висенте Яньес Пинсон, будущий открыватель Бразилии и устья Амазонки, кормчим - Руис де Гама.

Подлинное имя третьего корабля - каравеллы- редонды - неизвестно. До нас дошло только явное проз­вище: «Пинта» (рябая, пестрая). Видимо, судно было так названо за свою веселую раскраску. Ее предположи­тельная длина - двадцать метров, ширина - семь, осадка - два, грузоподъемность - около трехсот тонн, экипаж - шестьдесят пять человек. Ее капитаном был Мартин Алонсо Пинсон, кормчим - Кристобаль Гарсия Сармьенто. В 1980 году американские кладоискатели Олин Фрик и Джон Каск обнаружили останки разбитой штормом «Пинты», затонувшей около 1500 года между островами Турке и Каикос к югу от Багамского архи­пелага.

По другим источникам грузоподъемность каждого из кораблей Колумба в три-четыре раза меньше, а экипаж всех трех составлял сто двадцать человек, из них девя­носто моряков.

Чтобы как следует разобраться в тонкостях конст­рукции этих судов, их неоднократно пытались модели­ровать. В 1892 году, к 400-летию открытия Америки, в Кадисе была изготовлена по проекту Фернандоса Дуро-са и Монтеона примерная модель Колумбовой «Санта Марии» в предполагаемую натуральную величину ка­равеллы того времени. Под командованием адмирала дона Паскуале Серверы и Топете, будущего военно-мор­ского министра Испании, и капитана второго ранга Вик­тора Конкаса она успешно добралась за тридцать шесть суток от Лас-Пальмаса до острова Сан-Сальвадор в Багамском архипелаге, в точности повторив трассу Христофора Колумба, а затем до Нью-Йорка, и в следующем году ее уже можно было видеть в Чикаго на Всемирной выставке рядом с копией судна викингов из Гокстада, прошедшего от Норвегии до США за сорок три дня.

Для другой выставки - испано-американской, сос­тоявшейся в 1929 году в Севилье, модель «Санта Ма­рии» была повторена в том же Кадисе, на этот раз - по проекту Хулио Гальена.

Еще одну модель «Санта Марии» испанцы построи­ли в 1951 году, но едва ли ее можно считать моделью в строгом смысле этого слова, так как она строилась без излишней заботы об истине по указаниям режиссера для съемок фильма «Рассказ об Америке».

12 октября 1992 года мы сможем детально ознако­миться сразу с тремя каравеллами того времени - «ко­пиями» кораблей Колумба. Слово «копия» не случайно поставлено здесь в кавычки: мы ведь не знаем даже, бы­ла ли каравеллой «Санта Мария» или же это была каракка. Есть одинаковое количество и «за» и «против» того и другого. Впрочем, испанец Альсар Рамирес, строящий эти корабли в Мексике, будет вправе отверг­нуть любые упреки: ведь его эскадра не собирается пов­торять путь Колумба. Наоборот, в 500-летний юбилей открытия Америки он намерен «открыть» Европу, при­ведя все три корабля из Мексики в порт Палое...

Несмотря на свой неказистый вид (если взирать с высоты нашего XX века), каравелла явилась венцом средневекового судостроения. Она принадлежала буду­щему: этот последний тип судна Средних веков стал провозвестником Нового времени.


Наступала эпоха, когда каждый район моря, каждая страна, каждая нация обзаводились собственной шко­лой морской инженерии, когда уточнения типа «вене­цианская» (галера, например) или «испанская» стано­вились излишними. И вместе с тем наступало время уни­фикации типов судов, сокращения их количества и рез­кого, небывало резкого улучшения качества. Единствен­ное, чего не коснулась еще унификация,- это названия типов, одно и то же судно все еще могло называться в разных регионах по-разному. В лучшем случае их разли­чали по способу постройки, по величине, по функциям, по району плавания. Но силуэт для неопытного глаза был один и тот же.

Маленькая весельно-парусная барка получает к вос­току от Апеннинского полуострова имя барчетта, а к за­паду так называют любую гребную лодку.

Появляется и новое слово - барк: это трехмачтовый военный парусник водоизмещением до четырехсот тонн с прямым вооружением на передних мачтах и косым на низкой бизани.

Барчетту трудно отличить от турецкого легкого и быстроходного кваика, тоже гребного и служившего обычно для связи между кораблями и берегом, а боль­шие кваики свободно можно спутать с малыми арабски­ми дау или с фризско-бретонскими эверами (энварами) - необычайно мореходными бескилевыми плоско­донными грузовыми судами грузоподъемностью до сот­ни тонн, известными с XIII века.

Голландское парусно-весельное баартце, имевшее до трех мачт и до сорока весел, своими оконечностями на­поминало ранний когг.

Парусно-весельная грузовая турецкая маона, где каждым веслом управляли шесть-восемь человек, мало чем отличалась от галеаса - разве что своими четы­рехугольными парусами, все еще употреблявшимися вместо ставших уже привычными латинских.

Целый набор плоскодонных бескилевых судов приб­режного и речного плавания можно обнаружить в это время на севере Европы, особенно в Голландии и Гер­мании.

Наиболее известен полуторамачтовый парусный аак, исчезнувший лишь в прошлом веке: рейнский, маасский, лабский. Его водоизмещение могло доходить до двухсот тонн, длина - до сорока метров, а ширина - до шести. Но столь большие суда были редки: слишком много хлопот с составной мачтой (до двадцати пяти метров) и прочим рангоутом, а также с такелажем. Да и само наз­начение аака - в осног.ном перевозка вина - подтал­кивало к более консерватив­ным, апробированным и де­шевым решениям, извест­ным еще с античных времен. Развившись из римского линтера, аак к нему и вернул­ся. На польско-германском побережье Балтики называли бордингами или бордингерами.



Близко к ним примыкает быстроходный двухмачтовик голландских рыболовов - догбот, на западнофризском острове Флиланд (Влиланд) носивший имя флибот или влибот - «летучая лодка». Он имел грузовмес­тимость от шестидесяти до ста сорока тонн и участво­вал иногда в военных действиях. Если такое судно было беспалубным, с сильно наклоненным вперед форштев­нем и шпринтовой оснасткой, голландцы именовали его «хенгст» (конь), что равнозначно понятию «круглое суд­но», и использовали для рыбной ловли, перевозок грузов и пассажиров. А начиная с XVI века хенгст уступил мес­то одномачтовому хою, или хойде, грузовместимостью до двадцати ластов и тоже шпринтовому. В Германии его называли хойером - это было судно с обшивкой внакрой, со скошенными штевнями и седловатостью на своих оконечностях. Длина его достигала десяти метров, ширина двух с половиной, то есть их строили в соотно­шении 4:1.



Одномачтовый хой (или хойер) с бушпритом поло­жил начало судну нового типа - шмаке, высокобортной двухмачтовой барке с хоро­шо развитым парусным во­оружением: большой гафельный парус, брифок и стаксель на главной мачте, малый гафельный парус на бизань-мачте, кливер и бомкливер на бушприте. 

Вероятно, к этому же семейству следует отнести и голландский одномачтовый рыболовный боттер с высокой и сильно округленной носовой частью, узкой кормой и низкими бортами. Его название - от слова bot, «тупой» - заставляет вспом­нить древнегреческую самену, византийскую диапрумну, и ее наследниц - ускиеру, юиссье и испанскую тафо-рею, появившуюся в XV столетии и перевозившую не только лошадей, но и артиллерию. Боттеры достигали пятнадцатиметровой длины и, как аак или хойер, имели шверцы - съемные боковые кили из деревянных щитов для уменьшения крена или дрейфа. По-видимому, швер­цы имели и другие плоскодонные суда, но данные об этом противоречивы.

Начиная с XVI века все гребные суда до ста тонн водоизмещением (как класс) стали называть барками или баржами. Особенно это относилось к тем, что сопро­вождали военные флоты (как во времена викингов) и принимали участие в боевых операциях. Примерно в это же время аналогичное собирательное понятие появи­лось у русских: бывшая лодья превратилась в «лодку». Это был прямой синоним гребной итальянской бардже, только функции у лодок были иные (как, впрочем, и раз­меры: не более четырех гребцов) - связь больших су­дов между собой и с берегом, каботажные перевозки грузов и пассажиров, рыболовство. По существу это бы­ло то, что на Босфоре называли кваиками, а в соеди­няющихся этим проливом морях и в полярных водах - каиками, каиками и кайяками. Лодки могли иметь и двойной движитель, иногда они бывали одно- и даже полуторамачтовыми. В этом случае их обычно делали па­лубными и размером побольше. Палубе уделялось осо­бое внимание, она изготавливалась двойной, из толстых досок с шерстяной прокладкой между ними, пропитан­ной водоотталкивающими составами - смолой, жиром, воском.

Ровесницами Колумбовых каравелл были парусно-весельная фелука и гребная фуста, появившиеся в том же XV веке. Оба эти типа явились модификацией галеры - первое родилось на варварийском побережье Африки, второе, скорее всего, в Турции. Фелука, водо­измещением до ста пятидесяти тонн, длиной до пятнад­цати метров и шириной свыше четырех, сразу стала из­любленным судном пиратов. Две ее мачты с косыми па­русами были наклонены вперед, как на арабских дау, а экипаж достигал трех десятков человек. Фуста, предназначавшаяся главным об­разом для каботажа, яви­лась упрощенным вариан­том быстроходной галеры sensile: на одной ее гребной банке, укрепленной под сла­бым углом к борту, сидели двое и каждый работал от­дельным веслом, причем весла перекрещивались. Нас­колько это было удобно - судить трудно, но по крайней мере одно достоинство фу­сты представляется несом­ненным: за счет большего числа весел при той же длине судна его скорость должна была заметно возрасти, а в случае абордажной схватки, когда скорость уже не важна, половина гребцов могла сменить весло на саблю.


Корма французского военного судна. Этот силуэт можно бы­ло увидеть и в XVII веке.


Впрочем, примерно с этого времени за весла все ча­ще сажают рабов, и такие галеры независимо от своего типа получают название «каторга» или, реже, «куторга» (а у турок - квадирга) - от греческого katergo - «принуждать, заставлять», иными словами - подне­вольный труд. Это понятие распространилось по Европе молниеносно, и уже в 1641 году «Повесть об азовском осадном сидении донских казаков» упоминает наряду с «карабельным пристанищем», то есть сараем для хране­ния судов (мы их видели уже у викингов), «карабли» и «катарги».

Через голландское galjoot и французское galiote ут­вердился на флотах и этот тип, получивший, правда, два значения - общее (небольшое каботажное судно) и специальное (испанский военный корабль), а латинская галея завершила наконец-то долгую череду своих транс­формаций и в 1535 году стала галеоном, получившим распространение главным образом на побережьях Ат­лантики.

Подобно тому, как у нефа главной достопримеча­тельностью была корма, так у галеона ею стал нос (хотя и о корме не забывали - она имела до семи па­луб!). Об украшениях носа можно говорить долго, но достаточно упомянуть их центральную часть - расписную деревянную фигуру святого, покровителя судна и его экипажа. Вполне естественно, что ей уделяли много внимания. Эта мода появилась после Реконкисты, когда вовсю свирепствовала инквизиция и когда взлет веры был высок, как никогда раньше. В это-то время как раз и появились галеоны. Носовое украшение получает наз­вание «галеонной фигуры», известной нам как «гальюнная», а само слово «галеон» стало синонимом понятия «корабельный нос». Под этой фигурой делали специаль­ный свес для выброса нечистот и отходов (их сразу же смывали с форштевня волны, это было все равно, что «спустить воду»), и он тоже получает название «галеон» («гальюн»). Водоизмещение судов галеонов доходило до тысячи тонн, общая длина - до полусотни метров (длина киля составляла три четверти общей), шири­на - до двенадцати метров. На них впервые появились специальные орудийные палубы, и пушки устанавли­вались не только на палубе, но и под ней, ведя огонь через порты.


Галеон. Реконструкция.


Как и каравелла, оба эти типа - переходное звено от прошлого к будущему. Их биография, их слава еще впереди, в Новом времени. Но это были достойные жем­чужины в короне уходящего Средневековья.


Флейт. Реконструкция.


В XV веке из «благородных спиннетов», о которых уже шла речь, выкристаллизовываются чисто англий­ские спиннаса - небольшой торговый двух-трехмачтовый парусник водоизмещением от ста пятидесяти тонн и выше и с экипажем из двадцати пяти человек - и пиннаса - гребная военная шлюпка. Общим у них бы­ла транцевая корма.

Столетие спустя спиннаса развилась в большой вось­мисоттонный торговый парусник флейт с закругленной кормой и двумя мачтами. В голландском слово fluit имеет два значения - «течь, река» и «флейта». Обычно считается, что от первого из них и произошло название судна. Но голландское fluit - вторичное, оно происхо­дит от древнеанглийского fleot - вода, река, устье, а то, в свою очередь,- от санскритского plutas через грече­ское pleo - плыть. От pleo произошел также плот, и это обстоятельство может внести серьезные коррективы в биографию флейта. От этого же древнеанглийского слова и, возможно, в это же время родилось слово «флот» и вошло во многие европейские языки. И, что весьма символично, именно на флейте в конце XVI века появился первый в истории штурвал, наряду с якорем ставший основным морским символом: якорь воплощал в себе надежду, штурвал - веру.


Флейт. Модель.


Все эти новые типы судов только зарождались, дале­ко не сразу заняли они равноправное место в ряду таких распространенных в XV веке судов, как португальская каракка, испанский нао или немецкий хольк. Примерно в 1410 году венецианский корабел Теодоре де Николо еще дает в «Указаниях по постройке галер» рекомендаии, относящиеся к «боль­шим галерам, бастард-гале­рам и галеонам»...


Средневековый штурвал.


Все увереннее проводятся эксперименты в судострое­нии, все чаще, по примеру бастард-галеры, появляются суда-гибриды, берущие от своих прообразов все луч­шее.

Так, например, пришла на моря быстроходная по-лакка, или полякра, а точ­нее - одна ее разновид­ность - трехмачтовая полаккабарк, имевшая парусное вооружение барка, но короткую бизань, без стеньги, а иногда и такую же грот-мачту.

Примерно тогда же, тоже в XVI веке, родился бомбардир-галиот - помесь двухмачтовых галиота и бомбарды со смешанным парусным вооруже­нием.


Хольк 1480-х годов. Реконструкция.


У берегов Британии уже выходят на лов рыбы исклю­чительно мореходные трехмачтовые люгеры с рейковой оснасткой, еще не зная, какая блестящая будущность ожидает их через сотню-другую лет.

А в дельте Нила уверенно развозят свои товары быстроходные одномачтовые и двухмачтовые джермы с сильно наклоненной вперед мачтой - по образцу арабских дау...

Уже из этого беглого обзора заметно, что с каждым годом все меньше и меньше становится чисто гребных и даже парусно-гребных судов - и все больше па­русных. Весла - для рабов, парус - для свободных! Новая эпоха несла с собой кардинальное изменение сущности морского ремесла. Не всякому было под силу разобраться в путанице парусов и снастей. Не всякий мог оседлать ветер (тем более - встречный). Не вся­кому дано было стать Колумбом.










Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Наверх