Море вздуется бурливо,

Закипит, подымет вой,

Хлынет на берег пустой,

Разольется в шумном беге,

И очутятся на бреге,

В чешуе, как жар, горя,

Тридцать три богатыря,

Все красавцы удалые,

Великаны молодые,

Все равны, как на подбор…

В 1238 году, когда Русь находилась под татаро-монгольским игом и орды хана Батыя подошли к Смоленску, воин городской дружины Меркурий увидел во сне образ Матери Божьей Одигитрии, которая повелела ему собрать войско и идти на татар, обещая в ратном деле покровительство. За короткий срок Меркурию удалось призвать под свои знамена около двух тысяч воинов. Но все равно численно враги превосходили русскую дружину в двести раз. Несмотря на это, Меркурий принял вызов татар и сумел разбить их полчища, отстояв Смоленск. Сам воин погиб в бою. За свой подвиг Меркурий был канонизирован и получил имя Святого мученика Меркурия Смоленского. Славное имя русского воина принял один из отрядов спецназа — «Меркурий», созданный в 2002 году. В этой традиции проявляется главный смысл, одухотворяющий ратный труд спецназовцев, — беззаветное служение своему Отечеству.

Первым отрядом специального назначения, созданным во внутренних войсках МВД в 1977 году, был отряд «Витязь». Используя опыт, наработанный этим подразделением, появились новые отряды специального назначения. На сегодняшний день их уже семнадцать по всей России. Но пройденный «Витязем» долгий, многотрудный путь, с приобретениями и безвозвратными потерями, через горячие точки и войны олицетворяет историю всего спецназа внутренних войск.

О создании подразделений специального назначения, способных на высочайшем профессиональном уровне вести борьбу с терроризмом, впервые всерьез заговорили в период подготовки к Олимпиаде 1980 года в Москве. Мероприятие, что и говорить, намечалось серьезное и ответственное, надо было не ударить лицом в грязь перед мировой общественностью. Одних сил и навыков милиции для поддержания порядка явно не хватало, требовалось нечто большее для борьбы с возможными действиями террористов.

В системе МВД в то время не существовало структур, укомплектованных военнослужащими срочной службы и предназначенных для выполнения специальных боевых задач. Правда, в 1973 году в подобных целях формировался сводный оперативный войсковой отряд (СОВО). Этот отряд, в частности, принимал участие в специальной операции по освобождению заложников на борту самолета, захваченного террористами в аэропорту «Быково». Однако подобные формирования были разовыми и временными.

В соответствии с приказом министра внутренних дел СССР от 29 декабря 1977 года на базе 9-й роты 3-го батальона 2-го полка ОМСДОН (отдельной мотострелковой дивизии особого назначения) им. Ф. Дзержинского внутренних войск МВД СССР началось формирование подразделения специального назначения, которое впоследствии и получило название «Витязь».

Подразделение, в тот период носившее название УРСН (учебная рота специального назначения), как раз и предназначалось для обеспечения безопасности проведения Олимпиады-80. Но не только задачи, связанные с проведением Олимпийских игр, способствовали созданию УРСН. На базе учебной роты планировалось выработать и «обкатать» учебные программы для подготовки подразделений специального назначения в системе МВД СССР.

Конечно, с учетом значимости и сложности поставленных перед УРСН целей, обычное, штатное, вооружение и экипировка спецназовцев выглядели достаточно скудными даже по меркам того времени. Исключение составляли лишь несколько единиц стрелкового оружия и средств защиты, предназначенных для выполнения специальных задач. На занятиях, тренировках бойцы носили комбинезоны механиков-водителей. Только группа показных занятий была одета в форму для жарких районов — обыкновенное хлопчатобумажное обмундирование с открытым воротом и брюками прямого покроя.

Однако все в роте, от рядового бойца до командира, понимали: главное для них — продемонстрировать возможности человека в экстремальных условиях, показать и доказать целесообразность и необходимость создания подобного подразделения. Экипировке не придавалось большого значения.

1 января 1978 года учебная рота приступила к усиленным тренировкам. При составлении программы обучения была использована методика подготовки западногерманской пограничной охраны ГСГ-9 и полицейской группы «Медведь» («Карга» — по-фински) из Финляндии. Группа ГСГ-9 была прекрасно оснащена техникой и специальными средствами, а «Медведь» славился отлично подготовленными снайперами. Начальник внутренних войск специально выезжал в Финляндию, чтобы ознакомиться с работой финского спецназа. Внутренние войска МВД СССР позаимствовали у немцев принципы их технического оснащения, некоторые приемы штурма здания и других объектов, а у финнов — методику огневой и снайперской подготовки.

Занятия и тренировки проводились ежедневно с утра и до вечера с небольшими перерывами на обед и отдых. Тренировками в спортзале руководил тренер по самбо дивизии им. Ф. Дзержинского Валерий Николаевич Хардиков. То, что демонстрировали бойцы УРСН на показных занятиях, можно было сравнить с великолепной цирковой программой, все участники которой мастерски выполняли свои трюки. Только программа эта была военизированной — с максимальным риском, высокой динамикой, огромными физическими и психологическими нагрузками, с использованием боевого оружия.

Параллельно с тренировками в спортзале осуществлялась специальная огневая подготовка. Перед группой из двадцати бойцов стояла не менее важная и сложная задача — демонстрация показного занятия по владению оружием.

Занятия проводились по десяти направлениям, на каждом из которых бойцы выполняли различные специальные упражнения. Включали они и психологическую подготовку, и показ возможностей вооружения, и стрельбу «по-македонски» (с двух рук одновременно), и метание боевых гранат… Не все упражнения выдержали проверку временем и практикой спецназа. Например, в дальнейшем в подразделении «Витязь» отказались от ведения снайперами стрельбы по иллюминаторам самолета, захваченного террористами, от десантирования с движущегося автомобиля. Но тогда, в конце семидесятых, эти упражнения требовали от бойцов огромной самоотдачи, ловкости, выносливости, да и выглядели в исполнении спецназовцев эффектно.

В таком напряженном режиме работы оба взвода УРСН проводили учебу и подготовку к показным занятиям с января по июнь 1978 года, после чего состоялась премьера войскового спецназа перед министром внутренних дел СССР и руководством министерства. Министр дал очень высокую оценку увиденному. Все военнослужащие, принимавшие участие в показных занятиях, были награждены знаком «За отличие в службе» 1-й степени, что явилось первым официальным признанием их мастерства. И самое важное: была выполнена главная задача, стоявшая перед личным составом роты, — показать необходимость существования подразделения специального назначения в системе МВД СССР.

После успешного проведения показных занятий было принято решение о формировании в составе УРСН еще одного, первого взвода. Его задача — отработка действий в населенном пункте, подготовка к показным занятиям по захвату здания и работа на огненно-штурмовой полосе (ОШП). 1-й взвод УРСН формировался на основе все того же 2-го полка им. 60-летия ВЛКСМ ОМСДОН, а также на базе 1 — го взвода 8-й мотострелковой роты.

К лету 1978 года в учебном центре деревни Новая была создана огненно-штурмовая полоса. Предназначалась она для морально-психологической подготовки личного состава УРСН. На одном из участков ОШП в сорока сантиметрах от земли была натянута сетка, поверх которой вели автоматный огонь боевыми патронами и трассирующими пулями. Под реальным огнем бойцы проползали этот участок, после чего метали боевые гранаты и вели огонь холостыми патронами по мишеням, имитирующим противника. Кроме преодоления ОШП 1-й взвод отрабатывал также действия при штурме здания.

К тому времени рота уже насчитывала по штату сто тринадцать человек и имела в своем составе три взвода специального назначения. Каждый из них готовился к показным занятиям, имея строго определенную задачу: 1-й взвод — штурм здания и преодоление огненно-штурмовой полосы, 2-й взвод — ведение рукопашного боя, 3-й взвод — огневую подготовку. Из оружия специального назначения в роте имелось несколько АКМ (автомат Калашникова модернизированный) с ПБС (прибор бесшумной стрельбы), пулеметы РПК (ручной пулемет Калашникова) и штатные АКМ. Для учебной практики использовались также девятимиллиметровые пистолеты Макарова (ПМ) и гранатометы РПГ-7 (ручной противотанковый гранатомет). Из бронетехники УРСН придавались три бронетранспортера БТР-60.

Вся учебная программа, вся жизнедеятельность роты были теперь нацелены на подготовку к обеспечению безопасности проведения Олимпиады-80. В конце 1978 года министр внутренних дел СССР издал приказ «О введении в действие инструкции по задержанию вооруженных преступников». Этот документ устанавливал, какими должны быть группы захвата, четко определял задачи каждого подразделения, участвовавшего в проведении той или иной операции. И если раньше подготовка каждого взвода УРСН строилась импровизированно, исходя лишь из практического опыта, то с изданием приказа министра все подразделения роты перешли к занятиям по единой методике. Это относилось и к огневой, и к физической, и к специальной подготовке.

Уровень подготовки к лету восьмидесятого у военнослужащих УРСН был очень высоким. Например, группа из четырех бойцов с помощью взаимостраховки и гибкого шеста проникала на второй этаж штурмуемого здания всего за двадцать секунд. Группа захвата, также состоявшая из четырех бойцов и находившаяся в исходном положении в пяти метрах от объекта, используя две штурмовые лестницы, поднималась на третий этаж за двадцать две секунды! Военнослужащие роты неплохо владели приемами рукопашного боя. В его основе в то время было карате в сочетании с элементами акробатики, приемами защиты от холодного и огнестрельного оружия, различными бросками, подножками и подсечками.

Когда начались Олимпийские игры, УРСН постоянно находилась на боевом дежурстве, входя в боевой расчет сил, обеспечивающих безопасность проведения Олимпиады. Уже через десять минут после получения соответствующего сигнала рота должна была выехать к месту происшествия. До самого окончания Олимпийских игр, которые прошли без чрезвычайных происшествий, УРСН находилась в полной боевой готовности.

В начале 80-х годов, используя накопленный практический опыт, бойцы роты активно занимались боевой и специальной подготовкой, совершенствуя свое мастерство. Командир УРСН капитан В. Булатов, его заместитель по специальной подготовке капитан С. Лысюк, другие офицеры подразделения творчески подходили к организации процесса обучения подчиненных, всячески стремились улучшить методику занятий.

Все чаще приходилось выполнять боевые задачи, связанные с пресечением особо опасных преступлений. Летом 1981 года двое военнослужащих срочной службы совершили дерзкий захват заложников в одной из школ под Ижевском. Забаррикадировавшись в классе и держа под прицелом детей, преступники пытались таким образом заставить местные органы власти выполнить выдвинутые ими требования. На место происшествия были срочно направлены группа спецназначения КГБ СССР по борьбе с терроризмом и группа военнослужащих УРСН. В результате их умелых и слаженных совместных действий преступники были обезврежены и никто из школьников не пострадал.

21 октября 1981 года в городе Орджоникидзе (ныне Владикавказ) произошли массовые столкновения осетин с ингушами на межнациональной почве. Кровавая трагедия, повлекшая гибель людей, способствовавшая всплеску преступности и национального терроризма, требовала принятия неотложных мер. Для решения этой сложной проблемы в Северную Осетию в числе подразделений специального назначения КГБ и МВД СССР была направлена и группа военнослужащих УРСН. Задача — выявление зачинщиков массовых беспорядков и их нейтрализация, поиск и изъятие оружия. Командировка в Северную Осетию стала для бойцов УРСН первым опытом выполнения боевых задач в условиях резкого обострения межнациональных противоречий.

В 1985 году в Москве проводился XII Всемирный фестиваль молодежи и студентов. В обеспечении общественной безопасности принимала участие и учебная рота спецназа, которая в составе дежурного подразделения находилась в десятиминутной готовности к выезду по любому тревожному сигналу. Однако применять спецподразделение, к счастью, не пришлось.

Это случилось чуть позже, когда в городе Уфе трое военнослужащих срочной службы совершили дерзкую попытку вооруженного захвата самолета, расстреляв при этом нескольких сотрудников милиции. К месту трагедии были срочно направлены группа «А» КГБ СССР и УРСН. Обстановка оказалась настолько сложной, что спецназу для обезвреживания террористов пришлось использовать все имевшиеся в его арсенале средства.

В этот период начали осуществляться практические мероприятия по обмену опытом и организации взаимодействия между различными подразделениями специального назначения КГБ и МВД СССР. Особенно тесные контакты установились у роты спецназа дивизии им. Ф. Дзержинского с группой «А» КГБ СССР, а также группой «Вымпел». Их взаимодействие сыграло свою положительную роль в становлении спецназа внутренних войск.

В феврале 1988 года разыгрались драматические события в азербайджанском городе Сумгаите. Произошли чудовищная резня, погромы и разбои, которые преступники совершали под националистическими лозунгами — все это стало трагедией не только азербайджанского и армянского народов, но и всей страны. В самое пекло междоусобицы были брошены внутренние войска. Задачи, выполняемые УРСН при несении службы в Сумгаите, были самыми разнообразными. Если на первом этапе это было предотвращение массовых беспорядков, погромов, грабежей, то впоследствии бойцы спецназа занимались поиском оружия в местах незаконного его хранения, ликвидацией бандформирований, изъятием ценностей у преступников, охраной руководства МВД СССР и особо важных объектов в местах со сложной оперативной обстановкой. Сумгаит еще раз убедительно продемонстрировал способность спецназа успешно справляться с проблемами подобного рода, что, несомненно, сыграло свою роль в дальнейшем привлечении УРСН к разрешению межнациональных конфликтов.

4 июля 1988 года в столице Армении Ереване преступники спровоцировали проведение крупномасштабного террористического акта по захвату и блокированию аэропорта Звартноц. Под угрозой оказалась жизнь людей, создалась реальная опасность разрушения и выхода из строя важных объектов, обеспечивающих жизнедеятельность аэропорта. Одной из первых в Ереван прибыла УРСН. Применение роты в качестве сдерживающего фактора сыграло большую роль в нормализации обстановки в городе.

Аналогичные задачи УРСН выполняла во время волнений в Баку: бойцы роты осуществляли розыск террористов, поиск и задержание преступников, особенно в период комендантского часа, введенного местными властями. Кроме того, УРСН были поручены охрана и сопровождение следственных групп Прокуратуры СССР. 5 декабря была осуществлена операция по очистке центральной площади столицы Азербайджана от митингующих. Бойцы УРСН сделали все возможное, чтобы не допустить кровопролития, изъяли холодное и огнестрельное оружие у преступников, задержали подстрекателей и провокаторов. Действия спецназа были тогда высоко оценены руководством МВД.

Вторая половина восьмидесятых годов ознаменовалась усилением террористической деятельности. УРСН сосредоточила свои силы на борьбе с этим злом конца XX — начала XXI века, которое стало все больше приобретать националистический характер. В июне 1989 года вспыхнул конфликт между узбекскими экстремистами и турками-месхетинцами, проживавшими в Фергане, Коканде и других городах Узбекской ССР. Кровавые разборки, заживо сожженные люди, грабежи, убийства, издевательства, изнасилования — череду этих преступлений против невинных людей предстояло остановить спецназу правопорядка. Они спасли сотни людей разных национальностей, предотвратили многие преступления, изъяли большое количество холодного и огнестрельного оружия, арестовали немало зачинщиков беспорядков, ликвидировали бандформирования, готовившие теракты в отношении мирных граждан.

В конце восьмидесятых годов остро встал вопрос об увеличении организационно-штатной численности подразделения специального назначения из-за возросших нагрузок, количества и сложности боевых задач. Было принято решение о создании в составе одной из частей дивизии им. Ф. Дзержинского батальона специального назначения на базе УРСН. В декабре 1989 года командование соединения приступило к формированию УБСН и организации учебного процесса. Командиром батальона был назначен майор С. Лысюк, заместителем по работе с личным составом — майор О. Кублин, заместителем по специальной подготовке — старший лейтенант В. Путилов, начальником штаба — майор С. Житихин.

К январю 1990 года УБСН был полностью сформирован и приступил к занятиям. Однако вскоре батальон был направлен в Баку, где после трагических январских событий спецназовцы выполняли ряд задач, с которыми им пришлось столкнуться впервые. Одна из групп, возглавляемая майором С. Лысюком, осуществляла в Нахичеванской автономной области охрану Государственной границы СССР. Спецназовцы участвовали в операциях по пресечению незаконного провоза оружия и наркотиков, а также ликвидации незаконных вооруженных формирований на территории Азербайджана.

В марте 1990 года поступило сообщение из Еревана о том, что боевики в качестве заложников захватили несколько бойцов милицейского полка — военнослужащих одной из частей внутренних войск, выполнявших служебные задачи в столице Армении. Перед бойцами УБСН была поставлена задача — найти и освободить заложников, обезвредить террористов. При этом каждое неосторожное действие «краповых беретов» могло заставить боевиков расправиться со своими жертвами. Были и другие трудности — определить местонахождение банды, ее численность и вооружение. Рассчитывать на помощь местных жителей не приходилось. Люди были запуганы террористами и рисковать собственной жизнью и жизнями своих близких не собирались. Спецназовцам оставалось самим найти месторасположение базы боевиков, где, по оперативным данным, и удерживались заложники. После многих дней упорных поисков наконец-то улыбнулась удача — база боевиков была обнаружена в районе города Иждевана. Тщательно спланированная и успешно проведенная спецназом операция позволила ликвидировать террористов и освободить заложников.

26 июня 1990 года УБСН вновь поднят по тревоге и направлен в Нагорный Карабах для выполнения боевых задач по сопровождению колонн беженцев, патрулированию на вертолетах границы между Арменией и Азербайджаном.

Командировка в Нагорный Карабах закончилась 9 августа. Прошло чуть больше недели, и спецназ совместно с группой «А» принимает участие в беспрецедентной по своему масштабу операции по обезвреживанию преступников в сухумском изоляторе временного содержания. Указом Президента СССР за успешное проведение операции по освобождению заложников в изоляторе временного содержания города Сухуми и проявленные при этом мужество и героизм двадцать семь военнослужащих УБСН были награждены государственными наградами. Это была одна из самых ярких страниц в истории спецназа.

В начале 1991 года весьма непростая обстановка сложилась в Юго-Осетинской автономной республике. Областной центр был окружен и блокирован грузинскими боевиками. В Цхинвали перестали поступать товары первой необходимости, продукты питания, свет, газ, вода. В городе начался голод. Неоднократные попытки доставить в блокированный город продовольствие и медикаменты успеха не имели. Автомашины с грузом либо возвращались обратно грузинскими боевиками, либо ими же подвергались разграблению. На помощь пришли воины-спецназовцы УБСН. Именно «краповые береты» сопровождали тогда первую колонну с продовольствием. Совершив 120-километровый марш из Владикавказа в Цхинвали через высокогорный Рокский перевал, преодолев завалы и заминированные участки дороги, контролируемые грузинскими боевиками, спецназ прорвал экономическую блокаду города.

Буквально на следующий день после прибытия в Цхинвали батальон спецназа приступил к проведению операции по разоружению боевиков. Десять дней находились в Южной Осетии бойцы УБСН. Едва закончилась командировка в Цхинвали, как поступила новая боевая задача — убыть в город Грозный для проведения операции по разоружению бандформирований. Спецназу поручили также охрану руководства местного МВД.

После выполнения этих задач УБСН был передислоцирован во Владикавказ. Нерешенный территориальный спор между осетинами и ингушами порождал теракты, грабежи, насилие. Целью спецназа в этой командировке стали защита граждан, ликвидация незаконных вооруженных формирований.

Конец 1991 года ознаменовался еще одним важным для УБСН событием. На базе батальона был образован отряд специального назначения (ОСН) в составе дивизии им. Ф. Дзержинского. Командиром отряда был назначен подполковник С. Лысюк. Кроме своего официального наименования отряд получил еще одно, ставшее широко известным. «Парни в краповых беретах из отряда "Витязь"» — так стали повсюду называть бойцов ОСН.

Летом 1992 года отряд был привлечен к проведению операции в Южной Осетии по задержанию вооруженной группировки во главе с О. Тезиевым, которая готовила теракты против представителей законной власти. В результате умелых действий спецназа операция прошла успешно.

В том же 1992 году в городе Назрани было создано российское представительство, которое занималось поиском путей разрешения конфликта между Северной Осетией и Ингушетией. Для охраны представительства была выделена группа военнослужащих ОСН во главе с майором О. Кублиным. В этой командировке отряд впервые понес потери. При выполнении служебного долга погиб старший сержант Анатолий Волченков. Посмертно он удостоен ордена «За личное мужество».

В октябре 1992 года конфликт между осетинами и ингушами перерос в настоящую резню. Спецназ внутренних войск стал стеной между враждующими сторонами. Бойцы «Витязя» выполняли в те дни сложные и ответственные задачи, связанные с ликвидацией бандформирований, отражали нападения экстремистов на мирные поселки. Немало сил и времени было потрачено на поиск и изъятие у боевиков оружия.

Настоящей проверкой для отряда стали события октября 1993 года, когда в Москве произошли беспрецедентные кровавые столкновения. Вечером 3 октября эпицентр событий переместился к телецентру «Останкино». Сюда вовремя подоспели бронетранспортеры с эмблемой отряда «Витязь». Через некоторое время спецназовцы со своим командиром заняли здание телецентра, а затем аппаратно-студийный комплекс. Быстро осуществили мероприятия по организации обороны главного корпуса «Останкино», начали переговоры. За мужество и героизм, проявленные при выполнении воинского долга, Указом Президента Российской Федерации подполковнику Сергею Лысюку и рядовому Николаю Ситникову (посмертно) было присвоено звание Героя Российской Федерации. Орденами и медалями были награждены также и другие военнослужащие отряда «Витязь».

17 сентября 1994 года сто двадцать «витязей» во главе с новым командиром отряда подполковником Александром Никишиным вылетели в город Моздок. В течение трех месяцев бойцы отряда проводили интенсивные занятия и тренировки в горах, на горных реках, изучали местность. За это время они успели акклиматизироваться, обжились в полевых условиях, организовали быт.

Разгул преступности и бандитизма в Чечне начался еще в 1991 году. Преступников отпустили из тюрем. Лично Дудаев распускал российские военные части, дислоцировавшиеся в Чечне. У многих в военных билетах остались отметка об увольнении и личная печать Дудаева. По ночам, предвидя грядущие события, военнослужащие топили в Сунже затворы от автоматов, боеприпасы — чтобы боевикам поменьше досталось. В одной из воинских частей чеченцы в течение трех суток держали российских солдат и офицеров в запертых машинных боксах, кормили только лепешками. На четвертые сутки палками, как скот, военных выгнали на улицу, построили. Чеченец в мегафон прокричал: «Наш президент Дудаев вас всех уволил! Пошли вон с нашей земли!» Затем их запихнули в КамАЗы и автобусы, довезли до Хасавюрта и без денег и провизии бросили, мол, добирайтесь дальше сами, как хотите. Русские — коренные жители Грозного и других чеченских городов — остались беззащитными перед бесчинствами боевиков. Эту ситуацию, конечно, необходимо было менять. Предстояла работа и для спецназа.

В декабре 1994 года начался ввод в Чеченскую Республику войск Министерства обороны и внутренних войск МВД России. Командование войск поставило перед отрядом задачу разблокировать дороги, ведущие в глубь Чечни.

17 декабря в Моздок для плановой замены «витязей», находящихся в командировке, прибыла группа офицеров отряда во главе с подполковником Олегом Кублиным. А уже 20 декабря «витязям» была поставлена задача: сбить блокпост боевиков на трассе Моздок — Грозный в районе станицы Ищерская. В результате короткого, но интенсивного боя блокпост боевиков был уничтожен. Этот эпизод стал боевым крещением «витязей» в Чечне.

Отряд под командованием подполковника Александра Никишина до середины января 1995 года двигался вдоль железнодорожной ветки Моздок — Червленная — Грозный, сопровождая бронепоезд. За время спецоперации у боевиков было изъято двести автоматов, пятьдесят пистолетов, большое количество боеприпасов. Задачу разблокирования важной в стратегическом отношении железнодорожной магистрали отряд выполнил успешно.

15–17 марта 1995 года отрядом была проведена специальная операция по освобождению от незаконных вооруженных формирований населенного пункта Аргун. А 28–30 марта «витязи» участвовали в специальной операции в Гудермесе. В ходе операции были подавлены две огневые точки противника, уничтожено десять боевиков, найден склад медикаментов. 3–7 апреля во время проведения разведывательно-поисковых мероприятий в населенном пункте Самашки было уничтожено три опорных пункта боевиков, восемь дудаевцев были взяты в плен.

14 апреля отряд привлекался к проведению специальной операции по уничтожению незаконных вооруженных формирований в лесном массиве западнее населенного пункта Бамут. При попытке прорыва отряда боевиков через боевой порядок 2-й ГСН (группы специального назначения) было уничтожено семнадцать дудаевцев. В ходе боя получил смертельное ранение боец отряда «Витязь» сержант Александр Кисиленко. Тяжелые ранения получили рядовые Кибардин и Рассказов. 18 апреля во время ожесточенного боя под Бамутом погиб заместитель командира 4-й ГСН по работе с личным составом старший лейтенант Олег Расстегаев, тяжело ранен заместитель командира взвода 4-й ГСН прапорщик Гнусов.

Горячим для отряда «Витязь» выдалось начало лета 1995 года. Во время штурма высоты 541,9 пали на поле боя четверо спецназовцев: Константин Смирнов, Дмитрий Расщупкин, Валентин Лелека и рядовой Андрей Арефкин. 2 июня во время боя на высоте Безымянная погиб рядовой Сергей Съедин. Сергей прикрывал огнем действия штурмовой группы, и его самоотверженность помогла «витязям» выполнить боевую задачу.

В 1996 году отряд участвовал в проведении специальных операций в поселках Первомайский и Новогрозненский. Во время штурма Первомайского погиб рядовой Дмитрий Евдокимов, ставший восьмым бойцом отряда, не вернувшимся с войны. Он родился в Первомайском в Курганской области. И погиб в Первомайском — только далеко-далеко от дома…

Во время боевых действий в Чечне более двухсот бойцов отряда за проявленное мужество, стойкость и высокий профессионализм были награждены орденами и медалями. А подполковники Александр Никишин и Олег Кублин удостоены звания Героя Российской Федерации.

Боевые действия в Чечне нарушили годами складывавшуюся в отряде четкую систему профессиональной подготовки солдат и офицеров. Раньше каждый боец шесть месяцев планомерно готовился в учебном взводе и зачастую приходил в боевую группу, уже сдав нелегкий экзамен на право ношения крапового берета. Во время же чеченской кампании вся программа обучения была сведена практически к двум предметам — общевойсковой тактической и огневой подготовке.

И все же дух спецназа, традиции «Витязя» в отряде живы и будут жить. Каждый боец гордится своей службой в спецназе. Не забывают в отряде и старую добрую традицию шефства над молодыми солдатами. «Витязь», как и другие отряды спецназа, славится своей сплоченностью, взаимовыручкой, хорошо развитым институтом наставничества.

Гарантом того, что славным традициям «Витязя» жить, является совет «краповых беретов» отряда. Спектр деятельности совета огромный. Это вопросы боевой и специальной подготовки, воспитательной работы, воинской дисциплины, быта и досуга. В «Витязе» постепенно возвращаются к своей до мелочей отработанной за многолетнюю историю методике, которая включает высотную подготовку, занятия на огненно-штурмовой полосе, рукопашный бой. Будут новые успехи и победы, которые со временем тоже станут страницами доблестной истории первого отряда специального назначения внутренних войск под гордым названием «Витязь».

Напряженная обстановка в стране, возросшая опасность терактов, боевые действия в Чечне — все это стало стимулом формирования новых отрядов специального назначения, подобных «Витязю». В 1992 году был создан отряд специального назначения «Росич». В его составе за годы участия в двух чеченских кампаниях появилось несколько Героев России, кавалеров различных государственных наград. К сожалению, отряд понес большие потери в боевых действиях на Северном Кавказе.

1 августа 1994 года появился третий ОСН — «Русь», основанный на базе ОМСБОНа (отдельного мотострелкового батальона особого назначения), до 1991 года, в течение почти тридцати лет, выполнявшего совместно с 9-м Главным управлением КГБ СССР задачи по охране и обороне ЦК, МГК и МК КПСС, располагавшихся в комплексе зданий на Старой площади столицы.

В сентябре 1995 года был создан отряд «Рысь». Название вполне соответствует назначению. Стремительность, точность, жесткость, выносливость — все это присуще этому подразделению.

7 июля 1997 года был основан ОСН «Скиф». Название отряд получил по названию воинственных древних племен, которые жили в районах Северного Причерноморья. Скифы были прекрасно обучены, упорно сражались и действовали сообща. Ни в походе, ни в бою они не бросали товарищей, а тех, кто погибал, обязательно выносили с поля боя, хоронили и сохраняли о них память.

Следующий, 1998 год ознаменовался появлением еще одного отряда специального назначения под названием «Вятич». Название тоже имеет исторические корни. В начале XI века на Таманском полуострове обитали представители одной из мощных ветвей восточных славян — воинственные вятичи, названные так местными племенами за свое умение отлично сражаться («ватыс» в переводе с тюркского означало «бой», «схватка», «удар»). Среди соседних народов не было лучших наездников, равных им в умении владеть мечом или луком. Поэтому бойцы нового отряда спецназа нарекли себя «вятичами».

В 2002 году возникло сразу два отряда — «Мечел» и «Меркурий», о котором уже говорилось в начале нашего исторического очерка. Существует еще несколько отрядов специального назначения, дислоцированных в самых разных точках нашей необъятной России.

Эта группа специального назначения отряда «Русь» была и остается первой не только по порядковому номеру.

Это не удивительно, ведь по традиции ее курирует сам командир.

В разное время группу возглавляли такие опытные и авторитетные офицеры, как Федор Крючков и Владимир Зубов, прошедший путь от заместителя командира группы по боевой и специальной подготовке, командира группы до начальника разведки отряда.

В состав группы навечно зачислен красноармеец Артемий Трифонов — боец 1-го полка дивизии имени Дзержинского. Он погиб в 1941 году во время немецкого авианалета, когда нес службу на посту в здании ЦК КПСС. На базе 4-го батальона 1-го полка сначала был сформирован отдельный мотострелковый батальон особого назначения, а затем отряд специального назначения. Память о погибшем бойце как бы перешла по наследству к 1-й группе спецназа.

Бойцы ГСН принимали участие практически во всех крупных спецоперациях, в том числе в Буденновске и Кизляре. В первую чеченскую, в горячие дни августа 1996-го, бойцы эвакуировали раненых с блокпостов, доставляли боеприпасы, продукты, воду. Каждый подобный рейд был связан с огромным риском для жизни. А рейдов таких, как и спецопераций, не сосчитать.

После окончания первой чеченской группа занималась разведкой и поиском боевиков в приграничных районах Чечни и Дагестана. В 1999-м выручали братишек из разведроты 22-й бригады, попавших в окружение на горе Чабан.

Во вторую чеченскую кампанию, 12 июня 2000 года, группа понесла первую потерю. Бойцы «Руси» следовали на место проведения спецоперации. Рядом с БТР, в котором находился рядовой Павел Степанов, взорвался радиоуправляемый фугас. Осколок, ударив о крышку люка, срикошетил в десантное отделение. Павел получил ранение, несовместимое с жизнью…

Случайности на войне происходят, как и в обычной жизни. И счастливые, и трагические. В такие моменты проявляются темные и светлые стороны человека, выходят на первый план герои и те, кто не может совладать со своим страхом.

Страх — это не порок. Но в спецназе должны служить и служат только те, кто в любой ситуации, при любых обстоятельствах сумеет собраться. Задавит в себе все страхи и будет действовать так, чтобы сберечь и свою жизнь, и жизни своих братишек, друзей, подчиненных.

В Кизляре к 1-й группе был прикомандирован водитель БТР. Боец молодой, неопытный, необстрелянный. Во время разведывательно-поисковой работы по городу он ошибся, сбился с маршрута и вывез группу прямо на площадь перед больницей, в которой засели боевики. Из каждого окна больницы стреляли, а БТР оказался перед ними, как на ладони.

Окна — сплошные огненные вспышки. Пули свистели, взрывалось и грохотало все вокруг. Несколько молодых ребят против этой свинцовой горячей лавины.

Забиться куда-нибудь, спрятаться — единственное, казалось, желание, которое может возникнуть в такой ситуации. И водитель БТР, получивший легкое ранение, забрался в десантный отсек к раненым, откуда носа не высовывал.

Зато спецназовцы не растерялись. Укрывшись за БТР, они полчаса вели бой. Когда закончились боеприпасы, замкомвзвода старший сержант Александр Рассадкин сел за руль боевой машины. Под прикрытием брони, посеченной пулями и осколками, спецназовцы выбрались с площади.

Многие из бойцов после боя были в шоке, многие ранены. Но уже тогда они осознавали, что справились со своими эмоциями, со страхом и потому выжили…

Старший лейтенант Дмитрий Катков после окончания Новосибирского института внутренних войск получил распределение в отряд «Русь». Он прибыл в отряд, прошел сборы. Дмитрия назначили заместителем командира 1-й группы. А группа в это время находилась в Чечне. Туда, к своим первым подчиненным, и поспешил Дмитрий.

На базе бойцов он не застал. Спецназовцы уже несколько дней были под Бамутом, где шла широкомасштабная спецоперация. До глубокой осени, пока не опали листья с деревьев, спецназовцы практически не бывали на базе. Проводили поиск боевиков в горно-лесистой местности.

С опытными проводниками, на лошадях, «духи» передвигались по горам, останавливаясь на кратковременный отдых. Преследовавшие их спецназовцы находили еще теплый пепел костров на местах ночевок. Разведка обнаружила банду боевиков в лесу, недалеко от Бамута. 1-я и 4-я группы выдвинулись в указанный квадрат. 1-я группа спешилась и, оставив технику на опушке, вошла в лес.

Конечно, морально Дмитрий готовил себя к первому бою, к первым выстрелам и взрывам. Дмитрий учился в спецвзводе, школу прошел отличную. И вот оно — первое испытание.

Головной дозор спецназовцев вовремя заметил впереди «духов» и открыл по ним огонь. Спецназовцев было четырнадцать человек, боевиков — семнадцать.

Страха Дмитрий в горячке боя не испытывал. Осознание реальной опасности пришло, когда пули в стремительном полете, со свистом, расчертили дорожки в воздухе и на землю к ногам Дмитрия полетели ветки деревьев.

Рядом, укрывшись за деревьями, стреляли по боевикам новые товарищи и подчиненные Дмитрия — старшие сержанты Сергей Долотов и Евгений Конов, сержант Максим Берг и другие ребята. Для них командировки уже были не в новинку.

Дмитрий не растерялся, уверенно руководил подчиненными. Спецназовцы уничтожили двенадцать боевиков. Даже не потребовалась помощь 4-й группы, которая находилась неподалеку в лесу. Только когда бой закончился, командир вызвал бронетехнику.

«Духи», их осталось человек пять, раненые, уходили вверх по склону, и преследовать их было рискованно. Спецназовцы обследовали местность и нашли брошенные вещмешки и окровавленные бинты. Большинство уничтоженных боевиков оказались арабами.

На следующий день 1-я группа восстанавливала боеприпасы. А 4-я группа переместилась в Шалажи, продолжая поиск остатков банды, и наткнулась на «духов». Завязался бой. 1-я группа выдвинулась на помощь. Еще несколько боевиков-арабов было уничтожено. Спецназовцы потерь не понесли.

Бойцы вернулись на базу — помыться, постирать, отдохнуть. Но снова спокойного отдыха не получилось.

Опять горы, тропы со следами натовских ботинок и лошадиных копыт, пепел костров. И как ни странно, горы запомнились большинству спецназовцев не зловещими таинственными тропами, а своей красотой, белыми шапками снега на вершинах, чистым воздухом, яркими красками осенних деревьев.

Бойцы похудели, загорели, устали от длительных переходов. Но никто не роптал и уж тем более не выказывал страха или тревоги. Они выполняли свою работу честно и ответственно. После боя под Бамутом и Шалажами они еще больше уверовали в свои силы, убедились в надежности своих товарищей.

Дмитрий приглядывался к бойцам. Такие же ребята, как и он, не намного младше его. Балагуры, шутники — обычные парни. Но он видел их лица во время того боя под Бамутом — сосредоточенные, спокойные, взрослые…

В Автурах, досматривая дом, нашли очередной схрон. В самом доме ничего не обнаружили. Зато когда старший сержант Евгений Конов спустился за огородом в овраг, он заметил, что в одном месте трава пожухла. Вокруг трава зеленая, а тут вялая.

Евгений отогнул дерн в сторону, и там оказался схрон. Под пленкой лежали: пулемет, АКС-74 с подствольным гранатометом, патроны, пустая кобура, гранаты, спальные мешки, разгрузники. Полностью экипировка на троих.

Чуть дальше нашли еще один схрон, пустую бочку, зарытую в землю. Видно, «духи» уходили второпях, но содержимое бочки успели забрать. А накануне, вероятно из этого же оружия, обстреляли мотострелков.

От оврага тропинка уходила в лес и была истоптана лошадиными копытами.

С ноября, когда оголилась «зеленка» и грязь на дорогах присыпал первый робкий снежок, спецназовцы начали работать по адресам.

При проверке домов в одном из населенных пунктов спецназовцы обнаружили в подвале пятиэтажки автомат. Он уже начал ржаветь, хотя и был завернут в пакет. Возможно, автомат принадлежал кому-то из жильцов дома, но доказать это было невозможно.

На адресную работу выезжали по ночам. Стремительно мчались мимо домов на БТР. Казалось, что многотонная машина летит над дорогой и темные фигуры на его теле срослись с броней.

В очередную такую ночь им предстояло отработать три адреса. Два адреса —1-й группе и один — 4-й.

Спецназовцы ворвались в первый дом. Осматривали одну за другой комнаты. В летней кухне боец обнаружил подвал и выдернул оттуда боевика. По данным оперативников, этот человек снимал на видео пытки пленных. Задержанный сам попал в кадр случайно, но именно эта кассета, с его физиономией, оказалась в руках оперативников. Его разыскивали. Несколько кассет нашли и в его доме.

На видео пытал, издевался над пленными один и тот же боевик. Он был следующим, кого поехали задерживать спецназовцы.

С ходу снесли БТР ворота частного дома. Ни секунды не медля, ворвались в дом и застали бандита спящим. Скинули с кровати, скрутили и передали оперативникам.

Когда вернулись на базу, хоть и устали, сразу спать не легли. Курили, разговаривали, пили чай. Сержант Максим Берг вдруг вспомнил, как в командировке 2001 года, во второй половине августа, искали Масхадова.

— Помню, операция уже длилась неделю, — рассказывал Максим. — Жарища, пылища. Утром была пересменка офицеров прямо на выезде. А после обеда продолжили осмотр домов. Вдруг слышим взрывы на окраине села, пальба. У нас БТР всего один был. Через дом от нас выскочили «духи» — молодые парни в спортивных костюмах — и начали лупить из автоматов. По БТР из РПГ засветили. Слава богу, промахнулись, весь мой экипаж перекрестился. Ощущение, будто заново родились. Наводчик из КПВТ всадил по ним очередью прямо через кабину ЗИЛа, который оказался на линии огня. Хорошо поработал, надо сказать, — усмехнулся Макс.

Восемь месяцев отряд провел в командировке. Восемь долгих и стремительно-скоротечных месяцев. Обещанная прогнозом слякоть на новогодний декабрь обернулась снегом и морозом.

Повезло и в том, что Новый год встречали на базе, а не на выезде. Дмитрий пробыл в командировке четыре месяца. Вместе со своими бойцами в новом качестве отмечал Новый год и вместе с ними вернулся домой.

На поверке в отряде он вновь слушал, как назывались фамилии бойцов, а среди них та, которая звучит каждый вечер. Фамилия красноармейца Артемия Трифонова.

Бойцы помнят и чтят память своих погибших товарищей.

Никто не будет забыт, пока существует спецназовская преданность долгу и спецназовское братство.

2-я группа отряда специального назначения участвовала и в первой, и во второй чеченских кампаниях. Боец 2-й группы рядовой Пантелеев погиб в 1995 году — это была первая потеря отряда в Чечне. В списки группы навечно зачислены два Героя России, получившие высокое звание посмертно. Олег Долгов под Первомайским, вытаскивая раненого товарища из-под огня, был убит снайпером. Евгений Золотухин погиб при задержании известного полевого командира Бараева. Он закрыл грудью своего командира и нескольких бойцов от автоматной очереди бандита.

Гудермес, Кизляр, Первомайское, гора Чабан, штурм дома Бараева — это неполный перечень спецопераций, в которых принимала участие 2-я группа специального назначения.

Горные склоны, обрывы, котлованы, переплетения троп и деревьев…

Соскальзывая со склонов, карабкаясь в гору, продвигались по лесной чащобе спецназовцы, преследуя банду боевиков, прорвавшихся из Грузии в Чечню.

2-я группа вместе с другими подразделениями отряда специального назначения в поисковых рейдах прочесывала предгорные районы. Зигзагами, то углубляясь в лес, то выходя на опушки, они выдавливали банду на открытую местность, не давая боевикам уйти обратно через границу.

По пять суток бойцы находились в лесу. Поднимались ранним утром, завтракали прессованной кашей (с собой брали небольшой сухпай — и без того на каждом бойце по пятьдесят-шестьдесят килограммов — бронежилет, «маска», оружие, БК) и шли снова по узкой тропе, проложенной в самом сердце горной Чечни. Примечали в растоптанной грязи отпечатки копыт лошадей и ослов, маленькие следы то ли женщин, то ли детей. Находили окровавленные бинты, теплый пепел костра, рассыпанную по земле муку, еще не развеянную ветром.

По радиоперехватам было ясно: боятся «духи» своих преследователей. Поэтому выставляют метров за двести от своего лагеря часового. По рации он предупреждает о приближении спецназовцев, и боевики срываются из временного лагеря, чтобы избежать столкновения. «Духи» гордо называют себя «лесными волками». Но на каждого волка найдется свой волкодав…

Только спецназ способен преследовать бандитов по нескольку суток в горном лесу, без опаски, с охотничьим азартом перемещаясь на расстояния «два локтя по карте», как шутили офицеры. С уверенностью в себе и постоянной готовностью вступить в бой с «духами».

Часто пятьдесят метров на карте на местности превращались в двести пятьдесят метров вниз по склону и столько же вверх, по отвесной скале.

Когда передавали свои координаты руководителю спецоперацией, то в его голосе слышали недоверие. Мол, не может быть, что так далеко углубились в лес. Но у спецназовцев были видеозаписи переходов. Любое задание они выполняют до конца.

Часть конца сентября и весь октябрь — беспрерывные сорок суток спецоперации. Во время лесных привалов, ночевок, они проглатывали свой паек и валились спать. Но, несмотря на усталость, еще травили в темноте байки, смеялись.

Командир взвода лейтенант Александр Бушков слушал, как капитан Андрей Потоцкий, заместитель командира группы, вспоминал 1999 год. Тогда после освобождения разведроты 22-й бригады отряд спустился с горы Чабан, устроился в палатке на короткий отдых. Но палатку снесло ветром от вертолета, низко пролетевшего над землей. Оглушило всех, кто был в палатке. Этим же вихрем от лопастей снесло деревянный душ, в котором мылся Андрей. В мгновение его, мокрого, облепило пылью. Александр смеялся со всеми, а сам думал, как хорошо держится Андрей. Сам не раскисает и другим не дает. У него ответственность за бойцов.

— В отряд, в нашу группу, мы пришли в 1999 году. Молодые лейтенанты, из ленинградского училища. Разместились в бытовке, — вспоминал Андрей. — И почти сразу к нам заглянул командир взвода группы, спросил, как мы устроились. Чаю с нами выпил. Душевно нас приняли. А мы на ус мотали. Следующих новых лейтенантов, новое пополнение, гостеприимно встречали уже мы. Недели через две после прихода в отряд улетели в Дагестан. Там был наш первый бой на горе Чабан. Там же узнали, что самое неприятное, когда артиллерийский наводчик надевает каску.

— А что это значит? — спросил кто-то из бойцов.

— Наводчик вызывает огонь на себя. Он видит противника и по рации наводит огонь своих батарей. Снаряды летят через его голову. Мы как раз были на горе, когда слышим по рации: «У нас тут что-то намечается, наводчик каску надел». Но так ничего и не случилось. Мы вернулись на базу и только потом узнали, что наводчик спустился со своего поста веселый. Его спрашивают: зачем он каску «вхолостую» надевал? Оказалось, что на горе просто дождик пошел.

Посмеялись, и все разговоры наконец стихли. Завтра чуть свет подъем…

«Духи» периодически заходили в населенные пункты пополнить запасы продовольствия. Там их встречали огнем на блокпостах или догоняли спецназовцы. Они вынуждали боевиков высовываться из леса — несколько раз опустошали их схроны, заполненные амуницией, оружием и сухими пайками.

В один из дней этой спецоперации, с утра 2-я группа проводила 1-ю к месту работы, а сама отошла назад по горному хребту. Только вошли в лес, как услышали беспрерывную ожесточенную стрельбу. По радио узнали, что 1-я группа нарвалась на «духов». 2-й группе был отдан приказ зайти глубже в лес, занять круговую оборону и ждать дальнейших указаний. Все это время тревожная стрельба продолжалась, хотелось ринуться на помощь своим, но приказ есть приказ. В случае выхода «духов» было приказано уничтожать их. К месту, где расположилась 2-я группа, долетали пули и гранаты.

Тревожное ожидание напомнило 2000 год, когда точно так же проводили в свободный поиск 4-ю группу, а утром вышли их встречать. Бушков запомнил голос прапорщика Каразанфира, который первым обнаружил противника и сообщил по рации: «Духи…»

Третья группа во главе с командиром отряда бросилась тогда на помощь. Они продвигались по склону, их рация не ловила сообщения 4-й группы. Эти сообщения слышала 2-я группа и передавала командиру. Как же было тяжело сидеть и ждать, слышать бой по рации, а потом узнать, что в том бою погибли прапорщик Каразанфир и капитан Грушев.

…Теперь в 2002 году под Шалажами 2-я группа до сумерек ждала команды отойти. Вскоре спецназовцы вышли из леса и соединились с 1-й группой. Потерь не было.

Зато трупы уничтоженных «духов» — наемников из турок и греков — спецназовцы вытащили из леса. Остальных боевиков пытались преследовать, но те сбросили с себя тяжелую амуницию и стремительно ретировались.

Но что-то снова и снова гнало «духов» в Шалажи.

Утром следующего дня в этом населенном пункте с боевиками схлестнулась 4-я группа. Через десять минут после отъезда с базы командир группы запросил по рации помощь. 2-я группа ринулась к ним, благо расстояние было всего около километра.

Примчались. Бой в разгаре. Оказалось, еще две группы боевиков одновременно ворвались в Мужичи и в Галашки. В Шалажах сосредоточилась банда человек в пятьдесят.

Дорога, речка, мост, разделяющий населенный пункт, и горы — вот они, сразу за селением тянутся к небу. Жарко, солнце палит, пыльно. Неподалеку лес. Нужно помочь своим и не дать боевикам ускользнуть. БТР 4-й группы стоит на дороге, бойцы залегли около него, отстреливаются. 2-я группа за двести метров спешилась, двинулась к своим, простреливая возможные позиции «духов». Дошли. Заняли круговую оборону рядом с 4-й группой.

Сначала давили огневые точки «духов» из подствольников, потом долбанули из РПГ. Бушков сделал несколько выстрелов из «Шмеля».

Все стихло. Боевики прекратили стрельбу. Спецназовцам удалось пройти вперед. Собрали трупы уничтоженных боевиков. Среди них оказались арабы, каждый с пачкой разных паспортов на любой вкус. На боевиках хорошая обувь, камуфляжи, радиостанции маленькие, удобные. Нашли у «духов» и наркотики. Одурманенные, даже раненые, истекающие кровью «духи» не чувствуют боли и могут сражаться. Только ни отличное обмундирование, ни новая техника, ни наркотики их не спасли. А у спецназовцев и на этот раз обошлось без потерь.

Часть боевиков все же ушла, как и вчера, сбросив с себя все тяжелое. Раненых, судя по кровавым дорожкам, было много. Преследовать их в темноте по лесу — неосмотрительный риск, можно напороться на засаду или на растяжки. Незачем испытывать судьбу.

Лесной поиск продолжался. Особенно плотно работали по этому району. «Духи» были где-то поблизости. Они выходили в населенные пункты то тут, то там. Ставили на преследователей фугасы. Один из них благополучно сняли саперы отряда.

Фугас оказался очень мощный. Воронка образовалась на полтора метра в глубину и на три — в ширину. Фугас взорвали накладным зарядом в трехстах метрах от колонны, но осколки долетели до тропы. Падали дождем к ногам бойцов горячие куски железа. Вот она — смерть — на ладони, обжигающая, искривленная в причудливом завитке железа…

Обложенные со всех сторон, загнанные «лесные волки», лишенные возможности беспрепятственно пополнять запасы в населенных пунктах, израненные в стычках, забыли про свой первоначальный план добраться до Ханкалы. Шкуру бы спасти… Они, по-видимому, ночью скользнули обратно через границу, чтобы затаиться до поры до времени, набраться сил…

Спецназовцы плотнее занялись адресной работой. Брали именитых полевых командиров. Задержали в один из выездов связистку Масхадова — скандальную женщину, внешне очень похожую на русскую. Находили переполненные бандитские схроны. Больше десятка ПТУР за полгода командировки. Один схрон помогла отыскать собака, унюхавшая закопанный глубоко под землей ящик. В ящике размером два на полтора метра чего только не было! И «Шмели», и ПТУР, пачка секретных карт, антиснайперская винтовка, пулемет, глушители к автомату, радиостанции, палатки, спальники, обмундирование…

До самого крайнего дня командировки спецназовцы интенсивно работали. За неделю до отъезда домой отряд подняли в час ночи. Выехали в населенный пункт на адресную работу. На 2-ю группу пришлось девять адресов, а на весь отряд — девяносто восемь.

В БТР 2-й группы были сержанты Максим Жуков, Александр Курочкин, Денис Басков, ефрейтор — сапер по прозвищу Сэп.

Отработав три адреса, подъехали к двухэтажке, спешились. Ворвались в квартиру на первом этаже. Сэп вбежал первым. По информации, в квартире должен был быть «духовский» эмир. Но оказался в комнате какой-то растерявшийся мужчина, по-видимому, не тот матерый эмир, за которым пришли бойцы. Мужчину сбили с ног, скрутили. Начался беглый осмотр комнаты.

Стол, стул, кресло, шкаф. Сэп отыскал под кроватью брошенный пояс с рацией, двумя гранатами и пустой кобурой. Вместе с Басковым подошел к окну. Оно было открыто, а под ним валялись тапочки…

Но стрельба за окном разъяснила ситуацию. Эмир удрал через окно и, петляя между гаражами на заднем дворе, отстреливался. В темноте виднелись только вспышки выстрелов из пистолета, который он захватил перед побегом.

Бойцы бросились из комнаты. Заняли круговую оборону. Прислушались. Темнота — хоть глаз выколи. Метрах в трехстах от них работала 4-я группа. Но эмир мог оказаться не один в дебрях гаражных построек. Четвертая группа со своей стороны подключилась к поискам.

Несмотря на темноту, Жуков отыскал в снегу след и брошенную шапку. Изнутри, на ощупь, подкладка шапки была еще теплая. Спецназовцы несколько раз простреливали пространство, где мог затаиться эмир.

Один из бойцов обнаружил темные пятна на снегу. Подсветил фонариком, а это лужа крови. Ею обильно полит снег. Значит, попали. Двинулись по кровавому следу. Командир шел по одной стороне дороги, штурмовая группа — по другой. Тут еще из радиоперехвата узнали, что «духи» просят помощи своих.

Преследуя боевика, в пылу азарта, бойцы могли потерять осторожность. Легко одетые для ночного мороза, они, как и убегавший эмир, почти ничего не чувствовали.

След привел в один из дворов. За калиткой он пропал. Кровь затерли, присыпали снегом. Сколько человек в доме? Может, на чердаке пулемет установлен.

На чердак вела лестница. Спецназовцы подумали, что эмир вскарабкался наверх. Но тут заметили, что из окна дома узкой полосой пробивается свет. Слышались голоса. Значит, о присутствии во дворе гостей-спецназовцев хозяева не догадывались.

Пнули дверь ногой, Сэп ворвался в дом первым. Спиной к нему, на полу, сидел человек, перевязывал лежащего эмира. У раненого боевика правая рука подозрительно была подсунута под туловище. Пистолет?

Но эмиру уже было не до него. Он потерял много крови. Три выстрела буквально разворотили ему руку. А хозяин дома — врач. Знал эмир, куда бежать. На хозяина и на боевика надели наручники. Пистолета при эмире не оказалось, он бросил его по дороге.

Спецназовцы вернулись в квартиру и продолжили осмотр. У первого задержанного нашли разнообразные документы. Он якобы являлся и ветераном афганской войны, и сотрудником ФСБ. В комнате за дверцей шкафа оказался замаскированный ход в еще недостроенный бункер, рассчитанный человек на пять. Теплый, с проведенным внутрь электричеством. Там можно прятать раненых и пленных.

В актовом зале замполит отряда собрал бойцов. И тех, кто вернулся из командировки, и тех срочников, кто еще не был в Чечне.

— Кто из вас видел фильм «Офицеры»?

Робко поднялись только две руки.

И во время просмотра фильма, и после в зале стояла тишина. Замполит помолчал и сказал:

— Фильм немного пафосный, но и профессия у нас такая. Воин не может не быть патриотом. В те годы, о которых снят фильм, страна переживала тяжелые времена. Сейчас, наверное, еще труднее. Только тогда были солдаты и офицеры, которые поднимали за собой полки в бой. И теперь они есть — настоящие воины. Надо нам держаться и служить по совести.

Внимательно слушали и те, кто уже знал, что значит — служить, и те, кто только стоял в начале трудного и долгого пути к званию настоящего спецназовца и воина. Молодые, упрямые, умеющие ценить хорошую шутку. Бритые макушки, серьезные глаза, набитые на тренировках шишки на костяшках пальцев. Пока есть такие парни, которые рвутся в спецназ и выдерживают тяжелейший физический и психологический отбор, — пусть боятся «лесные волки».

Три войны в тяжелом рюкзаке памяти. Три военные дороги в пыли, в грязи по колено, впроголодь, с бессонными ночами. А по обочинам кресты — это навсегда оставленные на войне друзья, памятки, зарубки…

Для старшего прапорщика по прозвищу Тихий война началась еще в 1987 году в Афганистане и продолжается до сих пор. И не только с противником, но и с самим собой. Неизвестно, какая из этих войн труднее.

Он награжден двумя орденами Мужества, медалью ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени, медалями «За отвагу», «От благодарного афганского народа», «За воинскую доблесть», «За боевые заслуги». В военном багаже не только боевой опыт, ордена и медали, но и тяжелое ранение. Сейчас Тихий служит в отряде специального назначения «Русь».

Ночь с 15 на 16 июля 2002 года. Свет уличного фонаря едва пробивался через приоткрытую дверь сеновала. Разговаривать было нельзя. Рядом с Тихим в темноте затаились офицеры из разведроты 46-й бригады — Николай Крылов, Денис Шеин и Андрей — офицер из алтайского СОБРа.

В засаде ждали чеченского полевого командира, эмира. Дом и сеновал во дворе, где сидели разведчики, принадлежали его другу, который служил в чеченской таможне и занимался похищением и продажей в рабство солдат из Дагестана. Отец таможенника уверял, что не видел сына два с лишним года, про эмира ничего не слышал и слышать не хочет. Но то, что эмир в селе, разведчики знали и без его показаний.

Эмир нигде долго не задерживался больше, чем на два часа. Он все время перемещался из одного дома в другой, где местные его прятали в подвалах и на сеновалах. За ним бесшумно и незаметно следовала охрана — около двадцати боевиков, вооруженных до зубов. Получение информации в этом селе эмир поставил хорошо. Его боялись, ему доносили о передвижениях войск, и незаметно подобраться к нему было практически невозможно, во всяком случае большой группой.

Разведчики решили использовать единственный шанс, уговорили отца таможенника привести эмира к себе домой и вчетвером сели в засаду на сеновале во дворе его дома. Основные силы — два БТР и две группы быстрого реагирования — ждали на окраине села, готовые по первому сигналу примчаться на помощь.

Оставалось ждать. Ждать — это привычная работа для разведчика. Тихий боролся с острым желанием закурить и не задремать в темноте. Мысли перескакивали с одного на другое. Только недавно разведбат перебросили под Чечен-Аул, а до этого разведчики вместе с отрядом «Русь» три недели работали по Мескер-Юрту. Ночные и дневные засады, адресная работа. Боевиков брали тепленькими, в постелях. Село очень грамотно блокировали, никого не упустили, вытаскивая бандитов из всех щелей, а оружие из схронов.

Тихий с удовлетворением вспомнил об этой операции. Вот это нормальная, настоящая работа для спецназа и разведки, не так, как было в первую войну, когда в Грозный по делу и без дела кого только не направляли — и морпехов с Дальнего Востока, и десантников, среди которых тогда был Тихий, и Софринскую бригаду, и дивизию Дзержинского, и федеральные войска. Да еще пустили в город танки, которые железными неповоротливыми пробками перекрывали улицы, мешали продвижению войск, становились отличной мишенью и огненной ловушкой для танкистов. Чеченцы же действовали малыми группами, человек по пятнадцать. Выскакивали из подвалов, обстреливали войска и исчезали в другом районе…

А когда штурмовали Черноречье, десантники и морпехи лежали под шквальным огнем, который боевики вели из укрепленных, скорее напоминавших крепости, домов. Впереди был полуразрушенный мост, переходивший в дорогу. Под прикрытием техники войска пытались прорваться на окраину Черноречья, но «духи» подожгли две БМП и БТР. Кое-как удалось спихнуть с дороги неповоротливый БТР. Бээмпэшки развернулись и отошли назад сами. А боевики огонь не прекращали ни на минуту.

Тихий лежал около трамвайных путей. Рельсы приподнимались на несколько сантиметров над разбитым, осевшим асфальтом. Рядом лежали солдаты, совсем мальчишки. Они смотрели на него, бывшего афганца, и все делали, как он.

А как заставить себя встать под пулями, когда было только одно желание — врасти в землю, стать незаметным? И казалось, что уже сровнялся с трамвайными рельсами, с январской землей, неровной, жирной, присыпанной тающим снегом.

Наконец поступил приказ отходить. Потери понесли колоссальные, особенно морпехи. И только когда удалось убедить руководство, что надо действовать малыми группами, выдвинуться в заданный район, закрепиться и прикрывать огнем атаку и перегруппировку своих, войска смогли прорваться на окраину Черноречья. Только на окраину, а предстояли еще более ожесточенные бои…

— Что там? — шепнул Тихий, насторожившись.

— Ничего, — отозвался из темноты Николай. — Пока все тихо. Он его вот-вот должен привести.

— Что-то не торопится, — из своего угла шепнул Денис. — Как бы он нас не подставил.

— Цыц, вы! — прекратил разговоры Тихий. Он был самый старший и опытный в группе.

«Вот так же мы сидели в засаде у Джалкинского леса под Гудермесом, — вспомнил Тихий. — Только тогда была зима, ждать пришлось, прижавшись к промерзшей земле. Часа в два ночи нас присыпало хлопьями снега…»

Но снег пришелся кстати. Замаскировал, скрыл следы ночного продвижения разведчиков к перекрестью дорог. По информации, из ближайшего села должна была выйти группа боевиков. Бандиты все время минировали трассу Гудермес — Аргун.

В семь часов, еще в сумерках, из села на лошадях выехали мальчишки. Проскакали по полю, вдоль леса, осматриваясь и оглядываясь. Когда они вернулись в село, оттуда выехал автобус, но почти сразу остановился. Еще раз мальчишки пробежали по дороге. Две женщины с сумками прошли мимо замаскировавшихся разведчиков. Не заметили. К автобусу тем временем подъехал «уазик», и они вместе двинулись вперед. Когда поравнялись с разведчиками, Тихий отдал приказ гранатометчику стрелять по автобусу. Другая группа разведчиков взяла на прицел «уазик». В автобусе ехали боевики, среди них были и арабы…

— Идут, — прошелестел чей-то шепот на сеновале.

Это, скорее всего, сказал Андрей. Собровец стоял за дверью и первым должен был кинуться на эмира. Он первый и услышал шаги, тихие голоса эмира и хозяина дома. Духота на сеновале, настоянная на запахе высохших трав, как будто стала плотнее от напряжения. Вот сейчас, вот-вот они зайдут…

Но эмир был настороже. Когда хозяин его пихнул в спину, боевик наткнулся в темноте на собровца и среагировал мгновенно. Оттолкнув Андрея, эмир ринулся к выходу, где его встретил Тихий. Не мешкая ни секунды, эмир мертвой хваткой вцепился ему в горло. Тихий подсек его под ноги, повалил на пол и со всей силы ударил прикладом автомата по голове. Любой другой бы уже не встал, а эмир перевернулся на спину и начал подниматься. Тогда Тихий, не выпуская из правой руки автомат, левой стал заводить руку эмира за спину.

«Вот сейчас, еще чуть-чуть… руку заведу и ты мой», — думал Тихий.

И вдруг эмир хрипло и коротко крикнул: «Аллах акбар!» Тут же раздался щелчок, который ни с чем не спутаешь. Щелчок — и сразу взрыв! Замедлитель с гранаты спилили, и не было спасительных трех-четырех секунд. В тот момент Тихий еще не знал, что на эмире был пояс шахида, начиненный пластитом, тротиловыми шашками, на лямках вдоль груди висели ВОГи. Но Тихий, дернув эмира за руку, отвел «эфку» от смертельного пояса, и тот не сдетонировал.

Тихого откинуло к стене, ослепило яркой вспышкой. Он ничего не видел, только радужные пятна перед глазами. Левую руку не чувствовал. Услышал, что со стороны двора началась стрельба. Это охрана эмира кинулась выручать командира.

— К бою! — закричал Тихий.

Андрея контузило взрывом, он никак не мог подняться на ноги. Дениса ранило осколками в ноги. Только на Николая оставалась надежда. Тихий, превозмогая боль, отполз к другой стене и начал стрелять поверх забора, держа автомат в одной правой руке. Из-под забора во двор вкатилась граната. В свете уличного фонаря Тихий ее увидел и лишь успел отвернуть голову от очередного взрыва. Его приподняло взрывной волной и снова ударило о стену. Боль и сумятица в голове… Он перевернулся на спину, когда к нему подполз Денис.

— Стреляйте, только не останавливайтесь, стреляйте, — с трудом произнес Тихий.

Николай перебежал на правую сторону двора, оттуда он видел улицу и мог ее простреливать.

— Двое есть! — крикнул он.

— Коля, стреляй! — снова повторил Тихий.

Тут и Андрей наконец смог встать. Тоже взял в руки автомат.

— Я тебя буду вытаскивать, — Денис подступился к Анатолию.

— Оставьте меня… Уходите…

— Ты что, спятил?! — разозлился Денис.

— Уходите сейчас… Иначе зажмут… Все погибнем.

Николай пытался связаться со своими по рации. Но связи не было. Он пустил сигнальные ракеты. Через несколько минут связь все-таки появилась. БТР мчались на подмогу. Но боевики, а их было человек двадцать, наседали на осажденных разведчиков.

— Денис, держи кромку забора, не давай им сунуться, я его вытащу в огород, — теперь Николай подступился к Анатолию. Стал его переворачивать.

— Ты что делаешь?! — закричал от боли Тихий. — Где автомат? Дай мне автомат!

— Тихо! Какой тебе автомат? — но автомат протянул.

Тихий так и не смог его взять. Рука не слушалась. Николай все-таки перевернул его.

— Коля, что с ногой? — от боли в ноге у Тихого потемнело в глазах.

Николай оттянул другу голову назад, чтобы тот ничего не видел. Достал из ИПП жгут, перетянул развороченную взрывом ногу. Стал бинтовать. Тихий чувствовал, что бинт проваливается куда-то в пустоту. А Николай все не давал ему посмотреть. Вколол промедол.

— Коля, что с ногой? — волновался Тихий.

— Да на месте твоя нога! Только кусок мяса оторвало.

Николай подхватил друга под мышки и потянул к выходу. Тихий охнул и начал задыхаться.

— Подожди, — зашептал он. — Оставь, я сейчас, наверное, отойду.

— Ты же со мной разговариваешь. Успокойся!

— Режь разгрузник, там что-то не то…

Лямки разгрузника с треском разлетелись под лезвием ножа. Николай отогнул разгрузник, а под ним на груди разодранная в клочья коричневая футболка уже пропиталась кровью. Сразу не разберешь, где кожа, где ткань — все смешалось. Тихий откинулся назад.

— Коля, забирай ребят и уходи.

— Тихо ты, дурак! Бэтээры идут, слышишь?

Стрельба сначала усилилась, а потом почти стихла.

Тихого уложили на плащ-палатку и потащили к БТР. Николай крикнул:

— Только не в бэтээр! На броню его! Только не в бэтээр!

Тихий понял, что с ногой совсем плохо, раз Коля не хочет, чтобы его протискивали сквозь узкий люк БТР. Руки товарищей подняли его на броню. Тихий был еще в сознании.

— Ребята, пить дайте.

— Пить нельзя! — опять вмешался Николай.

— Тогда хоть сигарету…

Рядом с Тихим сидел боец и завороженно смотрел на раненого прапорщика.

— Пузаков, чего ты смотришь?! Сигарету дай! — из последних сил рявкнул Тихий.

— У вас все лицо в крови, — пробормотал Пузаков.

— Сигарету дай!

Но от первой же затяжки он закашлялся и потерял сознание. Очнулся уже, когда с БТР его сгружали в палатку на базе. Там ждал свой хирург из бригады. Он начал обрабатывать руку. Было так больно, что Тихий закричал:

— Ты чего, гад, делаешь?!

И снова провалился в черноту. Прежде чем очнуться, он услышал, что рядом работают винты «вертушки». Открыл глаза. Перебинтованного, укрытого одеялом, в теплом спальнике, его несли на носилках к вертолету. Рядом шли товарищи, подбадривали: «Все нормально будет, все хорошо. Не волнуйся».

В Северном встретил Тихого друг Сергей Чепалов, тоже афганец, командир разведроты. Его ранило несколько дней назад. Вместе с Сергеем был заместитель командира батальона подполковник Кобяков.

— Что случилось? — спросил Сергей.

— На ловушку нарвался. «Дух» замедлитель спилил. Серега, жене ничего не говори.

А жена Ирина в этот момент шла следом за носилками и все слышала. Она служила вместе с Тихим в 46-й бригаде и была в эти дни в Грозном.

Из Северного Тихого привезли в хирургическое отделение ОМСН, и почти десять часов шла операция. Хирурги, измученные, сменялись, выходили перекурить. Ирина бросалась к ним с одним вопросом:

— Как он?

— Пока жив.

Без сознания Тихого перевезли в Москву. В реанимации ему сообщили, что правую ногу сохранить не удастся. После ампутации была бесконечная череда болезненных перевязок. Минно-взрывные ранения заживают долго.

И вот когда борьба за жизнь увенчалась успехом, Тихий вдруг понял, что теперь жить-то вовсе и не хочется. Был здоров… и в мгновение оказался укороченным на одну ногу. Кому такой нужен?

Это были самые трудные дни в его жизни. После очередной невыносимой перевязки лежать в палате, смотреть на осень за окном, как листья падают, будто жизнь вместе с ними уходит.

Тихий забыл, как сам, еще в Афгане, когда служил срочную в отдельной разведроте ВДВ, решил для себя, что если человек морально сломался, значит, и физически сломить его ничего не стоит. И на трудных горных боевых выходах он, изнемогая от непривычной для уральского парня жары, облизывая потрескавшиеся от жажды губы, все ждал, когда же наконец откроется второе дыхание. И оно всегда приходило — полновесный глоток воздуха, и появлялась сила в негнущихся ногах. А те, кому не удавалось дождаться, вытянуть из себя последние жилы и все-таки ощутить прилив новых сил, те оставались за бортом. В боевые выезды таких, сломленных морально, уже не брали.

В Афгане таскали на себе немыслимое количество груза. Боекомплект, бронежилет, сухпай и воду, кто сколько мог. А водой обязательно делились с товарищами.

На одну из разведывательных операций, целью которой был караван с оружием, вышли километров за шестьдесят от базы в Баграме. Сухпай и воду брали из расчета на пять суток автономной работы. Вместо каши старались взять побольше тушенки, что-нибудь сладкое — сгущенку и сухофрукты из горно-летнего сухпая, шоколадку. Именно сладкого в Афганистане не хватало, особенно в первое время. На марше, когда некогда остановиться, а голод уже начинает донимать, лучше всего перебить аппетит чем-нибудь сладким.

Разведчики все как один были сухощавые, жилистые, но по-настоящему сильные и выносливые. Ротный больше всего уделял внимания стрелковой подготовке, а не физическим упражнениям. Этих упражнений им хватало на операциях. Ротный шутил: «Мышечная масса тела не влияет на траекторию пули». Какой бы ты ни был качок, если не умеешь стрелять, то грош тебе цена. Тем более среди «духов» практически все были отличные стрелки.

…Сначала разведку местности продлили на сутки, потом еще на сутки. Вода на исходе. И хотя «духи» не минировали и не травили места, где можно набрать воды, до этих источников еще надо было долго идти. А из заданного квадрата разведчики выйти не могли.

Когда пошли третьи сутки сверх запланированных пяти, вода и сухпай кончились. У радиостанции садились батарейки. Связист экономил их одному ему известными способами в ожидании приказа и успел-таки получить этот приказ, услышал сквозь помехи координаты места, где их будет ждать «вертушка».

Караван так и не прошел. Как будто за миражом гонялись они эти восемь суток. Пока шли последним маршем до «вертушки», многие разведчики теряли сознание. У всех растрескались губы, распухли языки. Без еды еще как-то можно было обходиться, но без воды…

Из приземлившейся «вертушки» сразу выволокли пластмассовую флягу. Спустя пятнадцать лет Тихий помнил даже ее цвет — темно-зеленая с белой крышкой, обтянутая солдатской шинелью, чтобы вода оставалась прохладной. Обезумевшие от жажды разведчики кинулись к воде. Ротный подскочил к фляге и стал стрелять в воздух из автомата. «Стоять!» — закричал он отчаянно. И стал выдавать в кружке по три-четыре глотка. Обезвоженным бойцам нельзя было сразу много пить. А в тот момент так хотелось присосаться к этой полупустой кружке и пить, пить…

После срочной службы Тихий пошел на завод, в мартеновский цех. Но долго там не проработал, потому что из-за развала Союза вдруг и металл России почему-то стал не нужен. Зарплату не платили, сокращение кадров, карточная система… Тихий снова пошел служить в ВДВ, в выведенный из Ферганы десантно-штурмовой полк, в разведроту. Не пришлось долго ждать, чтобы применить свои боевые навыки. Началась война в Чечне. А следом за ней вторая чеченская кампания.

«Что же это? Все зря? Жизнь зря? — думал Тихий, глядя на желтые стены палаты, на осень за окном. — Афган, Чечня. В 96-м в первую войну Женька Полынов погиб. Только в 1999 году мать его в Ростове нашла, опознала, похоронить смогла… И он, выходит, зря, если я жив остался, а сдаюсь, не хочу жить. Должен! А тот боец, Лешка. Ему было восемнадцать. Док говорил, чтобы я себя не винил, а все равно…»

На окраине Аргуна проводили зачистку. И Тихий с разведдозором заходил со стороны реки, поднимался на пригорок. Зима, слякоть, грязь. Только поднялись, из ближайших домов выскочили восемь боевиков против трех разведчиков. Открыли огонь. Лешка сразу упал, и под ним снег залило кровью. «Духов» забили плотным огнем, оттеснили в дом, но бой не прекращался. Тихий велел оттащить Лешку под берег и оставил с ним бойца. Пока бой не закончился, эвакуировать раненого не могли. Зато потом по пояс в воде, через реку, на носилках тащили его к площади, где должна была сесть «вертушка». Тихий держал его холодеющую руку в своей. Шесть пуль попали бойцу в грудь.

— Леш, все будет хорошо, нормально, — утешал Тихий, хотя видел, что ничего уже хорошо не будет.

— Мужики, а у меня ведь даже женщины до армии не было, — вдруг сказал Лешка.

В вертолете он умер.

«И это, выходит, зря? А я нюни распустил! Иру обидел. Сказал, разводиться давай. Зачем тебе такой? Да что я, самый хреновый мужик на планете? Отцы и деды после Великой Отечественной без ног, без рук детей рожали, воспитывали, колхозы и заводы из руин поднимали. К черту! Пойду обратно в армию, если возьмут!»

Посетители к нему в госпиталь ходили вереницей. Вот уж кто поддерживал морально! Приходили ребята и из бригады, и из отряда «Русь», и из главка приходил полковник, бывший афганец, Павел Борисович Жданов. Начальник разведотдела лично приехал вручать орден Мужества и именной кинжал с надписью: «От разведки и спецназа внутренних войск». Приходили вообще незнакомые люди, называли общих друзей, передавали приветы.

Чаще других навещал Алексей Найнодин — старый сослуживец еще по первой войне и лучший друг. Когда он приближался, Тихий уже в палате слышал его бас. Алексей привозил цветы, фрукты, соки. Похудевшего, измученного товарища он с легкостью брал на руки и выносил гулять в госпитальный парк.

Главком разрешил служить Тихому дальше. Национальный военный фонд и боевое братство, разведчики и спецназовцы помогли получить хороший немецкий протез. Но и к нему было тяжело привыкнуть. Сколько раз отбрасывал его и сгоряча кричал жене:

— Я ходить не буду никогда! Не хочу на протезе. Купи мне инвалидную коляску и в метро отвези.

— Ты же кавалер трех орденов, — терпеливо увещевала жена. — Какое тебе метро?

— Тем лучше. Надену ордена. Больше дадут, — сам себя зло добивал Тихий.

Но, придя в себя через полчаса, снова тянулся к ненавистному протезу, который потом, когда Тихий вернулся в Чечню в той же должности старшины разведроты, сослужил ему хорошую службу.

Два года Тихий продолжал ездить в боевые командировки и выполнять свой долг. Конечно, по горам и лесам не бегал, но находился в подразделении, учил солдат, обеспечивал работу тыла — когда в тылу все хорошо, в атаку ходить легче. Выезжал в разведдозоры, провожал и встречал группы со спецзаданий, обеспечивая коридор выхода и прикрытие.

В 2004 году Тихий перевелся служить в отряд «Русь». Встретили его там как старого друга, с теплотой и уважением. Командир отряда очень много сделал для Тихого, заместитель командира по тылу майор Николай Николаевич Черкасов помог с общежитием. Бойцы, молодые ребята, зная, какой опыт у Тихого, подходят, задают вопросы и по стрелковому делу, и по топографии. Тихий всем отвечает и помогает. Его новая должность — начальник вещевого склада. Это дело не менее ответственное, чем любое другое. Ведь без ботинок, тельняшек и другого снаряжения солдат в бой не пойдет.

И в жизни, как в боевом походе, бывают моменты, когда должно открыться второе дыхание. Главное, не сдаться и не потерять прямую дорогу, по которой шел. «Предложат мне прожить другую жизнь, — думает Тихий, — я соглашусь прожить только точно такую же, как моя, и ни от чего, и ни от кого не отрекусь».

«Спецназ — это не фанатизм, а состояние души» — так высказался о своей службе заместитель командира отряда специального назначения «Витязь». И все-таки настоящий спецназовец — это человек одержимый, страстно преданный своему делу.

Получая награды, спецназовцы произносят: «Служу Отечеству! И спецназу!» — подчеркивая этим свою верность идеалам, законам спецназа, жестким и непререкаемым. В этих законах вы не найдете лазейки для малодушия, слабоволия и нечистоплотности. Здесь патриотизм приравнен к профессии спецназовца. Одно не существует без другого, а значит, присяга Родине — это присяга спецназу и спецназовскому братству.

О спецназовском братстве, взаимовыручке, дружбе ходят легенды, и в большей степени именно это привлекает молодых ребят в отряды специального назначения. Но не всем, кто призывается на срочную службу, открыта дорога в спецназ внутренних войск.

Недостаточно одного желания стать спецназовцем. Конечно, необходимы хорошее здоровье, отличная физическая подготовка, выносливость, коммуникабельность, психологическая и душевная устойчивость, неприхотливость в еде и быте, да и много еще чего.

Получается портрет не только идеального спецназовца, но и идеального человека. А, как известно, идеальных людей не существует. Тогда откуда же берутся эти «сверхчеловеки» — спецназовцы?

Все-таки именно желание стать спецназовцем играет решающую роль. Однако это должно быть такой силы желание, которое преобразит человека, сокрушит все запреты, все слабости здоровья и характера. Это желание можно еще назвать силой воли. Вот, пожалуй, основа для настоящего мужчины и спецназовца — сила воли.

Попасть в спецназ на срочную службу — это один путь. Другой — после окончания военного училища прийти в отряд по распределению. Но при этом также необходимы стремление и желание служить в отряде. Можно перевестись из других подразделений. Возможностей много, а конкурс в спецназ всегда большой.

Но бывает и так — наступил счастливый день, и парень наконец зачислен в отряд, сбылись мечты, а служить вроде уже и не хочется. Все силы потрачены на прохождение медицинской комиссии, психологических тестов (морально-психологическая устойчивость проверяется не только методом тестирования, но и наблюдением за поведением призывника в поединке). А ведь самое сложное только начинается.

Тяжкий труд, каждодневные занятия, тренировки, испытания на совместимость с новыми товарищами, вживание в незнакомый коллектив, жесткий и непримиримый к твоим слабостям. Новоиспеченный «спецназовец», который лишь номинально так называется, в этой ситуации может быть сломлен морально. А, как известно, сломленного морально человека легко сломать физически. В чем же проблема? Как предусмотреть разочарование в выборе профессии, как узнать, на что ты действительно способен, до того, как попадешь в отряд?

В этом смысле легче бойцам, которые пришли в отряд по совету старшего брата или отца, уже служивших в спецназе. Такие ребята в какой-то мере застрахованы от разочарования. Они подготовлены к тому, что спецназ — это не романтическая прогулка в краповом берете и в красивой форме, а труд, с потом и кровью, с болью от тяжелых тренировок, это боевые выезды в горячие точки с риском для жизни, с риском стать инвалидом на всю жизнь.

Молодым людям, ничего не знавшим о спецназе, а только видевшим красивые фильмы о мужественных парнях, которым не составляет труда разнести кулаком гору кирпичей, играючи разбить бутылку о крепкую бритую голову, прыгнуть в огонь и стрелять из пулемета, держа его одной рукой наперевес, — надо в первую очередь забыть о романтическом настрое и посмотреть на все с другой стороны.

Если ты наденешь форму спецназовца, разве станет твой кулак крепче, голова непробиваемой, кожа огнеупорной? Разве существует на свете волшебство, способное в мгновение превратить человека в супергероя? Если человек уже вышел из того возраста, когда еще верят в чудеса, стоит прикинуть, сколько физических затрат надо сделать, чтобы накачать хоть небольшие мышцы, чтобы бегать быстрее других, прыгать выше, научиться терпеть боль, забыть о своей боли, чтобы вытащить раненого товарища из-под обстрела. Чтобы стать спецназовцем, человеком столь романтической профессии, надо перестать быть романтиком, превратиться в сурового реалиста и строго подходить к оценке своих потенциальных возможностей.

В боевой командировке в Чеченской Республике либо в другой горячей точке, участвуя в спецоперациях, спецназовцы зимой и летом встают в четыре часа утра. Зимой — пронизывающий холод, слякоть, грязь под колесами, на ботинках, на камуфляже, на лице. Летом — жара за сорок, раскаленная броня БТР, пот градом, пыль. Полчаса на завтрак и снаряжение. С пяти утра и до девяти вечера на выезде, в горах, на тропах в лесу, в населенных пунктах, со снаряжением под двадцать килограммов — бронежилет, «маска», боекомплект (БК), оружие. Вернувшись на базу, спецназовцы первым делом приводят в порядок оружие, чистят, протирают. Если был бой, доукомплектовывают БК, сушат одежду, ужинают. Только успевают заснуть, а уже подъем. Только четыре-пять часов на сон. С дровами зачастую нехватка, палатки холодные, сухой паек (сухпай) — пшенная и перловая каша, тушенка. И в таких условиях месяц, а то и два, и три. И так, на износ, работают все без исключения спецподразделения. Романтика?!

Преодолевая физические нагрузки, психологическое давление, стрессовые ситуации, спецназовец не становится сверхчеловеком. Он также устает, изматывается до предела, ему хочется вкусно поесть, выпить, расслабиться, погулять по нормальным светлым и мирным улицам, где не стреляют и не подрывают, сходить в кино и в театр. И все же при всей своей обычности, человечности, это уже не просто обычные люди.

В чем-то они жестче, в чем-то наоборот сентиментальнее, им гораздо понятнее и ближе такие же, как они, прошедшие те же испытания в жизни, видевшие смерть в лицо. Отсюда такое доверительное отношение между бойцами в отрядах специального назначения, отсюда теплое обращение друг к другу: «Братишка».

Можно создать любой коллектив, назвать его братством, но искренне называть друг друга братьями будут только те, кто, рискуя жизнью, бок о бок, прикрывает друг друга и поддерживает не только на словах, но и в бою под пулями. Отдать жизнь за товарища — на это способен не каждый, и потому настоящих спецназовцев не так много.

Отряды спецназа действительно можно считать элитой войск именно из-за того, что эти люди готовы на полное самоотречение во имя Родины, во имя друга, во имя идеи и своего отряда. Они заслужили это особое положение не словами, не красивой формой, а годами труда, подвигов и отваги. Среди нынешних спецназовцев и среди ветеранов спецназа много Героев России, кавалеров ордена Мужества, других государственных наград.

«…Служу я в пехотной роте. Прошу перевести в спецназ, так как очень хочется проверить себя в горячем деле на острие удара».

«Волею случая попал в строительные войска. Или вы мне поможете оказаться в спецназе законно, или я сбегу и сам к вам приеду».

«Могу водить автомашину, немного работаю на радиостанции, прыгал с парашютом, плавал с аквалангом, не новичок в спортивном ориентировании. Через полгода — в армию, но я хочу стать не просто хорошим солдатом, а и настоящим мужчиной. Мое место — в спецназе. Поверьте и помогите!»

«Окончил службу в ВДВ старшиной. Вернулся из армии — кругом столько грязи и подлости. И никому нет до нее дела: прячутся за спины друг друга. А вы лезете на рожон, и я хочу драться за правду, за Россию вместе с вами — только позовите, ребята!»

Эти парни уже все решили для себя и, наверное, станут спецназовцами, но для этого им надо при поступлении в любой из отрядов спецназа показать свою физическую подготовленность: двадцать раз подтянуться на перекладине, шестьдесят раз отжаться в упоре, в течение минуты удерживать «уголок», за двенадцать минут пробежать три тысячи метров и продемонстрировать удовлетворительную гибкость. И это не результаты тренировок в отряде, а всего лишь стартовые возможности, визитная карточка кандидата!

Боец-призывник прибывает в отряд спецназа на учебный сбор. Здесь он проходит курс молодого бойца (КМБ), изучает основные положения уставов, Присяги, Положение о знамени воинской части, выполняет первые в его жизни стрельбы из автомата Калашникова, учится элементарным приемам строевой подготовки, выполнению обязанностей в суточном наряде, дневального по группе, самым элементарным навыкам солдата. КМБ занимает обычно полтора месяца до Присяги. Еще перед Присягой призывник сдает тесты по физической подготовке. В тесты входят: бег, упражнения на силу и гибкость. По существующей шкале оценок определяется количество баллов, которые солдат набрал. После этого он принимает Присягу и проходит первую в отряде мандатную комиссию.

На мандатной комиссии учитывается многое. В первую очередь желание кандидата служить в спецназе. Если нет такого желания, насильно никто удерживать не станет и солдат или переводится в другую воинскую часть, или остается в отряде в подразделении обеспечения, где он никогда не будет привлекаться к выполнению специальных задач. Также учитываются состояние здоровья и физические качества кандидата по набранным баллам после сдачи тестов, характеристика командира и морально-психологические качества кандидата (заключение психолога — особо рекомендован, рекомендован, может быть рекомендован, не рекомендован). Те, кто не рекомендован вообще, как правило, подлежат откомандированию. Комиссия оценивает все показатели в комплексе и по итогам принимает решение — либо оставить в отряде в учебной группе специального назначения проходить службу в течение полугода в солдатском взводе, либо направить для прохождения службы и обучения в сержантский взвод, где готовят командиров отделения, либо перевести внутри отряда в одно из подразделений обеспечения — эта служба для добросовестных ребят, спортивных, но которые немного не дотягивают до военнослужащего подразделения специального назначения. Не исключена возможность, что через какое-то время из подразделения обеспечения солдат сможет попасть в группу специального назначения. Был случай, когда солдат-повар добился, чтобы его перевели в группу разведки, получил краповый берет и даже стал старшиной группы.

Из ста пятидесяти призывников, пришедших в отряд спецназа, после мандатной комиссии может быть откомандирована из отряда половина. На самом деле очень мало призывников, которые удовлетворяли бы всем требованиям спецназа — и физическим, и морально-психологическим, и при этом имели бы желание служить. Военкоматы направляют в отряды спецназа не всегда тех, кто хочет стать спецназовцем, а тех, кто более-менее подходит по физическим и психологическим данным, а основной отбор проводится уже в самих отрядах. Из-за отсутствия начальной военной подготовки в школах, которую, правда, в последние годы пытаются снова ввести, призывники далеки от понимания военной службы и надлежащего физического уровня. Отряды спецназа охотно берут ребят из военно-патриотических клубов, потому что они наиболее подготовлены для военной службы и, как правило, после мандатной комиссии не отсеиваются. Реже желающих служить в спецназе переводят из других воинских частей, где они уже прослужили какой-то срок. Перевод зависит в первую очередь от целеустремленности и упорства солдата. Но ведь хорошего, спортивного бойца никакой командир не захочет отдавать. Такого рода вопросы приходится решать на уровне командования внутренних войск.

Поступившему в отряд парню предстоит сражение с самим собой. Он еще не спецназовец. Надо пройти вводный курс в учебном подразделении, который предусматривает ликвидацию высотобоязни, огнебоязни, водобоязни, взрывобоязни и других страхов, свойственных обычному среднестатистическому человеку.

Как можно отучить человека бояться того, чего приучают его бояться с детства? «Не трогай, обожжешься!», «Не лезь на крышу, упадешь, высоко!», «Не заплывай далеко, утонешь!» Все эти истины сидят в подкорке головного мозга и выбить их оттуда не так-то просто.

В данном случае клин клином вышибают. Раз за разом надо преодолевать огненно-штурмовую полосу, залезать на крышу здания и спускаться с нее с помощью альпинистского снаряжения, ползти по рву, наполненному водой, когда над головой свистят пули и справа и слева грохочут взрывы. А ведь еще надо приучить бойца, будущего спецназовца к виду трупов — на войне спецназовец, как и любой солдат, не имеет права бояться и этого.

Однако бесстрашного бойца в природе быть не может. Страх — естественный инстинкт самосохранения всего живого. Как любят повторять спецназовцы: «В бою не боятся только дураки и пьяные».

«Страх испытывают все без исключения. И страх должен присутствовать. Не должно быть трусости и бездействия. А страх заставляет выживать и принимать хоть какое-нибудь решение», — говорит заместитель командира отряда специального назначения.

Не страх должен руководить действиями спецназовца, а спецназовец должен использовать чувство страха как индикатор опасности. Ведь когда надо залечь, вжаться в землю, переждать, страх может заставить побежать. Тогда лучшей мишени для врага не придумаешь. Так погибают трусы и паникеры. Страх подсказывает, что опасность близка, но надо собрать волю в кулак, спокойно осмотреться, подумать и решить, как найти выход из опасной ситуации.

Через полгода обучения в учебной группе солдаты снова предстают перед мандатной комиссией. Солдата распределяют в ту или иную группу специального назначения для дальнейшего прохождения службы, либо переводят в подразделения обеспечения, либо вовсе откомандировывают из отряда. Последнее решение может быть обусловлено тем, что в процессе обучения у кого-то могли проявиться отрицательные качества, возникнуть проблемы со здоровьем или нежелание служить дальше именно в отряде спецназа. Тогда снова вступает в силу принцип добровольности — никого насильно в спецназе не держат.

Вспомогательные службы — подразделения боевого, технического, тылового обеспечения, находящиеся в составе отряда специального назначения. Несомненно, служба в них очень важна. Спецназовцы не могут, например, обойтись без специалиста по холодильным установкам, без слесаря-сантехника, без повара, без механика по ремонту автомобилей.

Всем сдавшим выпускные экзамены в сержантском взводе присваивают звание сержанта, не сдавшим — ефрейтора. Выпускник солдатского взвода проходит контрольно-проверочные занятия. И сержанты, и солдаты наконец попадают в группу специального назначения. В группе их представляют коллективу, вручают оружие.

Почти во всех группах отряда «Русь» долгие годы существовала традиция (она сохранилась до сих пор в некоторых подразделениях) — посвящение в спецназовцы. Когда солдату перед строем вручают оружие, он произносит клятву воина-спецназовца. Несколько лет назад ее составили два спецназовца, один из которых, капитан Михаил Грушев, погиб 16 августа 2000 года. Звучит она приблизительно так: «Я… вступаю в ряды спецназовского братства. Торжественно клянусь защищать свой народ от бандитов и террористов, не щадя крови и своей жизни…» Клятва не предусмотрена ни одним документом и просто является хорошей традицией.

Ко времени прихода солдата в группу он уже имеет определенный багаж — прошел обучение в учебном подразделении, сдал контрольно-проверочные занятия или выпускной экзамен, обладает определенными физическими данными, большой выносливостью, навыками рукопашного боя, высотной подготовки, посещал криминальный морг, где наблюдал вскрытие трупов…

А в общем, нет универсального ответа на вопрос, как становятся спецназовцами. Большинство спецназовцев считают, что спецназ — это даже не профессия, а образ жизни, жесткий, суровый, единственно верный.

Многие гражданские, далекие от спецназа люди считают иначе: «В спецназе калечат молодых парней, превращают их в не знающих жалости костоломов, способных работать только руками и ногами».

Спецназ — дело сугубо добровольное, силком туда никто никого не тащит. Только убежденность кандидата в том, что без него, единственного и неповторимого, «краповые береты» не обойдутся, может заставить человека прийти в отряд специального назначения.

Заместителя командира отряда «Витязь» дома встречает младший сын, Сашка. Нацепив отцовский разгрузник и косынку на голову, он делает заманчивое предложение:

— Пап, я — спецназовец, ты — террорист! Играем?!

Начинается возня: перебежки по комнатам, засады и перевернутые вверх тормашками стулья. Жена только головой качает.

— Что, у вас других игр нет? Саш, ты бы лучше порисовал.

Но и рисует сын спецназовцев и террористов. Отец — подполковник, у него краповый берет, награды. Медаль «За отвагу» и орден Мужества. Не знает только Сашка, что он ровесник отцовскому ордену. Не знает, через что нужно пройти, чтобы заслуженно носить этот орден на кителе.

Крест Мужества и шрамы на ноге, как зарубки на память о той весне 1996 года в Самашках…

В «Росиче», куда перевелся служить старший лейтенант из Узбекистана, ему, как и другим спецназовцам, скоро придумали позывной — Кац. Красивые позывные, которые присваивали себе ребята вначале — «Орел», «Беркут», «Ястреб» — не прижились. Но стоило старлею посмотреть фильм «На Дерибасовской хорошая погода…» и высказаться в шутку на совещании словами персонажа фильма: «А Кац предлагает сдаться», — так и остался он Кацем. Сообразительным, смекалистым с хитринкой в черных глубоких глазах командиром 4-й группы специального назначения.

Под Самашками весна. Март 1996 года…

Кац на тот момент стал капитаном и получил медаль «За отвагу».

В первую войну награды приходили быстро. 16 января 1995 года штурмовали ракетную базу под Бамутом. Она осталась там еще с советских времен, опустевшая, полуразрушенная — десять-двенадцать домов и казармы. В них обосновались боевики. «Духов» сначала накрыли артиллерией, а затем выкурили из построек. Потерь в отряде не было. А 23 февраля Кацу уже вручили медаль за эту операцию.

Под Самашки он мог не ехать. Прибыл его сменщик, молодой лейтенант. Кроме того, все знали, что у Каца 9 марта родился сын.

— У тебя сын родился, отправляйся домой, — сказал командир.

— Нет, командир. Сейчас кишлак берем, и тогда поеду, — после службы в Средней Азии все населенные пункты в Чечне он по привычке называл «кишлаками».

В Самашках до семисот боевиков. Самашкинский лес под боком и через него множество дорог. Есть где укрыться «духам».

Через Самашки несколько дорог — две на Грозный и две через Сунженский хребет. Дома укреплены, а под улицами прорыты подземные переходы из дома в дом.

Несколько дней без дождя. Пыль и изумрудные заплатки молодой травы на земле, изъезженной тяжелой техникой. На рассвете подъехали на БТР к месту. Расположились на сопке Сунженского хребта. Отряд был в резерве руководителя спецоперации.

В Самашках шли тяжелые бои. Каждый дом и улицу брали по нескольку часов. Оперативные части продвигались крайне медленно. «Духи» ждали наступления и успели подготовиться к встрече. До вечера войска заняли только половину населенного пункта.

Отряд в этот день не привлекали. Но лагерь спецназовцы не разбивали, готовые в любую минуту к наступлению. Спали в БТР и на земле под бронетранспортерами, благо было не слишком холодно.

Голодными спецназовцы не сидели. Всегда в БТР находился сухпай, припасы, сковородка, кастрюля. Автономно они могли существовать целую неделю. Ждали на сопке команды руководителя операции, слушали эфир, радиопереговоры наступавших.

Кац посматривал на своих бойцов. Многие еще не обстреляны. Но на тех, с кем уже приходилось идти в бой, можно положиться. Связист Эскандеров, невысокий, шустрый. Он, как тень, ходит за Кацем. Прапорщик Олег Глушенко, огромный, веселый. Из всех видов оружия признает только пулемет и бесшумную винтовку. Позывной «130». Автомат у него в руках как игрушечный, поэтому он попросил: «Командир, дай мне ПК, я хоть буду чувствовать, что у меня оружие в руках». «130» был за старшину в группе и с бесшумной винтовкой потихоньку охотился на бесхозный скот. То одинокую курицу подстрелит, то кого покрупнее. Во время артобстрела в Серноводске артиллерия по ошибке стала бить по отряду. Спецназовцы успели затаиться в подвале. Кац оглядывается, а прапорщика нет. Испарился. После обстрела «130» возвращается и тащит двух баранов. Кац на него напустился: «Ты чего мародерничаешь?» — «Командир, осколками посекло, — и улыбается виновато. — Бойцам хоть поесть вечером». Баранов осколками, конечно, посекло, но и бесшумная винтовка сработала по-снайперски…

К вечеру отряд перебросили на южную окраину Самашек, в засаду на пути вероятного отхода «духов». Только выдвинулись на позицию, как наблюдатель крикнул: «Командир, "духи"!» Шестеро боевиков двигались прямо на засаду. Спецназовцы открыли огонь. Несколько боевиков уничтожили, остальные успели скрыться.

Почти сразу после перестрелки по спецназовцам начал работать снайпер. И больше никто на их засаду не вышел. Группа закрепилась на этой позиции.

До утра долго. Время растягивается, будто в каждой минуте украдкой затаился целый час. Звезды, холодные, просочились сквозь черное небо и будто смотрят, как там, внизу. От их пристального зябкого света хочется теплее укрыться бушлатом. Утром хоть что-то произойдет. Либо в бой, либо подальше от этих Самашек.

К двенадцати часам 4-ю группу Каца и группу разведки вызвали на командный пункт. Оперативный батальон попал в окружение. Надо вытаскивать людей.

А к командному пункту свозили убитых солдат. Много. Очень много трупов. Даже у Каца, который успел в своей жизни насмотреться всякого, повоевать в Таджикистане, участвовать в событиях в Киргизии и Фергане, даже у него перехватило дыхание, сжалось что-то внутри то ли от жалости к этим убитым мальчишкам, то ли к тем, кого он собирался сейчас вести в бой. Ему самому только исполнилось двадцать семь.

Кац опасался, что после всего увиденного бойцы не пойдут в Самашки. Но спецназовцев готовили, как могли, к войне. Показывали трофейные видеопленки, на которых «духи» мучают и убивают пленных и проводят публичные казни. Водили бойцов в морг. Но одно дело видеопленка, а другое… Однако никто не спасовал.

Две группы «Росича» сопровождал проводник, парень из батальона — он вырвался из окружения. Вначале спецназовцам придали танк, но почти сразу его перебросили в другое место, где было еще тяжелее.

Метров пятьсот удалось проехать на БТР. Но пули так ожесточенно чиркали по броне, что всем пришлось спешиться. Когда огонь обвалился на головы спецназовцев шквальной свинцовой волной, они укрылись в арыке, неподалеку от дороги. Сидели в воде. Пулеметный лай не умолкал.

Командир разведгруппы, капитан, откинулся на земляную стену арыка, прислушиваясь к стрельбе.

— Я на Лысой был. Там нас долбали. Думал, так больше не будет. Но здесь такая же ерунда.

— Дальше попрем? — обернулся Кац.

— Подождем.

На улице, куда им идти, — затишье, а везде вокруг бой кипит. Выстрелы, взрывы, дым.

— Давай я вперед пройду. Погляжу, что там и как, — поднялся командир разведгруппы.

На БТР он прорвался в глубь улицы. Остановился. Его обстреляли, но капитан успел скрыться за домами. После этого мимолетного обстрела все стихло. Замерло.

Следом за разведкой двинулась 4-я группа. Улица безмолвная, пыльная. Чуть в стороне овраг, речка и лес. Связист вдруг заметил:

— Командир, гляди, «духи»! По оврагу уходят!

Группа боевиков шла в лес. Тащили своих раненых.

Кац сообщил руководителю операции. Вызвали минометы и накрыли бандитов.

Через огороды идет бой, пули рикошетят. А на их улице все так же тихо.

— Командир, — не выдержал «130», — что-то тут не так. Давай постреляем. Тишина эта…

Он дал очередь из пулемета. Прошил голубятню во дворе одного из домов.

— Опа! Вот это да! — опешил прапорщик.

Из голубятни вывалился убитый «дух» с пулеметом. Секундная заминка, и начался такой обстрел! Со всех сторон, из окон, из щелей, из каждой постройки, кажется, даже из-под земли. Гранаты сыпались с разных сторон, целя в БТР. КПВТ бэтээра тарахтел беспрерывно. Через связиста Кац отдавал водителю БТР сержанту Силаеву приказы. Двигаться назад или вперед, давал целеуказания.

Спецназовцы рассредоточились. Кто-то забежал в ближайшие дома.

Основной огонь «духи» вели из двухэтажек, стоящих выше по улице. Бандиты ждали, когда спецназ втянется глубже по улице, чтобы захлопнуть ловушку. Так, наверное, они окружили батальон, на выручку которому ехали группы «Росича».

Во всеобщей суматохе и шуме палил снайпер. Его первым засек связист Эскандеров. Закричал громко:

— Командир, снайпер! — подскочил к Кацу и закрыл его грудью.

В направлении снайпера заработал КПВТ, а Эскандеров упал рядом с командиром. Руку он держал на сердце, а в руке сжимал гарнитуру радиостанции. Пуля снайпера пробила руку и гарнитуру, но до сердца не добралась.

Раненого связиста оттащили в сторону. Командир остался без связи. Он увидел, что в какой-то момент БТР оказался на совершенно открытом месте. «Духи» тоже это засекли и стали пристреливаться из гранатомета. Клали гранаты рядом с бэтээром, вот-вот попадут.

Кац сам подбежал к БТР, хотел распорядиться, чтобы Силаев отвел машину назад, но одна из гранат разорвалась рядом с ним. Ранило осколками, а взрывной волной бросило на землю. Кац был без сознания. Тринадцатитонный БТР задними колесами наехал на него. Но тут же бойцы заметили, вытащили командира.

Очнулся Кац, когда его несли сержант Кабанкин и рядовой Наскин. Сквозь адскую боль, сквозь выстрелы прорывался голос одного из них:

— Командир, ты только на ногу не смотри!

Вокруг бойцов, тащивших командира, земля разлетелась на пыльные клочки. Пулемет стрелял прямо по ним. Один из бойцов лег на командира, закрыл своим телом, пока КПВТ не разобрался с пулеметчиком. Кац приподнял голову, глянул на ногу. Колено и ступня были перевернуты в другую сторону. Нога держалась только на мышцах. Он снова отключился. Кричал он или стонал, не слышал ничего. Нечеловеческая боль заполнила его всего.

Очнулся он на мгновение в подвале, куда его затащили бойцы. Прапорщик Глущенко, он когда-то окончил медицинское училище, оказывал первую помощь, спрашивал:

— У тебя сердце как? Ты четыре промедола выдержишь? После трех у некоторых сердце не выдерживает.

Командир знал только одно: еще немного, и сердце не выдержит боли. Прапорщик вколол ему обезболивающее, и от этой дозы Кац уплыл в бессознательную темноту. А прапорщик поставил его колено на место, быстро наложил шину из подручных материалов.

Вынырнул из темноты командир только в БТР. Бой продолжался. Пули скреблись по броне. На улице уже стемнело. Рядом в отсеке лежал погибший Серега — боец из группы Каца. Силаев вел БТР и ревел в полный голос. Закопченное лицо поблескивало дорожками слез, когда он оборачивался к командиру.

— Ты чего ревешь? — непослушным языком и пересохшими губами прошептал Кац.

— Командир, как так?! Серегу убили. Первого из нашей группы.

Вдруг Силаев напрягся, перестал всхлипывать, крикнул:

— Командир, держись. Выстрел!

Он ударил по тормозам. Две гранаты взорвались перед БТР, Силаев тут же нажал газ, сзади БТР легло еще две. С каким-то звериным чутьем Силаев маневрировал между взрывами.

А некоторое время назад, когда командир не был ранен, Силаеву пришлось работать и за водилу, и за пулеметчика. Пулеметчик — молодой боец, только после учебки, первый раз попал в бой и растерялся, когда пули стали лупить по броне. Он бросил пулемет и метался по отсеку. Тогда Силаев продвигал чуть-чуть БТР, прыгал за пулемет, стрелял, снова кидался на место водителя, продвигал БТР и снова стрелял. Командир командовал БТР, но не подозревал, что там орудует всего один боец. Огонь ни на минуту не ослаб. Позже выяснилось, что было «утыкание» КПВТ — заклинило патрон. И Силаев успел все исправить, вести БТР и стрелять так, что командир даже не заметил, чтобы пулемет захлебывался…

Пока спецназовцы дрались на окраине Самашек, они оттянули на себя «духов». Батальон смог прорвать кольцо окружения. И вышли они вместе, выносили раненых и убитых. «Духи» порубили их крепко.

В полузабытьи от боли и потери крови Каца забросили во Владикавказский госпиталь на «вертушке». Копошащийся перевалочный пункт для огромного количества раненых. Как в адскую топку, их забрасывали в операционные к хирургам, у которых опухли ноги и почернели от усталости и боли лица.

Сделали операцию. Неудачно. Видно, уже в бою была занесена инфекция. Начиналась гангрена. Свободных коек не было. Сначала положили на пол, потом освободилась одна кровать. Отовсюду стоны, крики. От боли не было сил открыть глаза. Он только крепче сжимал краповый берет, с которым ни за что не хотел расставаться. В бою обычно держал его за пазухой у сердца и, когда привезли в госпиталь, первым делом хватился: «Где берет?» Ему отдали, и он спрятал его под простыню.

То, что ногу не ампутируют, надежды не было. Через бред и мутное сознание пробивалась только эта мысль: «Кому нужен калека?» Тем более прапорщик сказал так неоднозначно: «Командир, терпи. Все нормально. Ногу постараются оставить».

Обрывками полусна в стонущей, орущей палате всплывала зимняя улица. Прохладой на разгоряченный лоб словно падал тот снег. Последний год училища, последние зимние каникулы перед выпуском. Он приехал домой. И после вечеринки у друга, Сереги, пошел провожать ее, Лену. Познакомились за столом. Поселок в три улицы, но она жила далеко. Три километра они брели по снежной тропинке вдвоем. Оказалось, что их отцы оба работают на одном участке в шахте, матери — врачи. И Лена такая… снежинки на ресницах и на волосах. «Она!» — не было никаких сомнений. Одна-единственная. «Она!» И через семь дней, перед отъездом, его торопливое предложение Лене выйти за него замуж Томительный день ожидания ответа. Наконец «да» в аэропорту, где она его провожала. Письма. Каждый день от него к ней, от нее к нему. Пачка писем за полгода…

И бред. И страшная боль. Кроме боли, ничего не осталось. Все заполонило, каждую клеточку. И никакие обезболивающие не помогали. Как он терпел эту боль?

Утром, перед отправкой в Саратовский военный госпиталь, к нему в палату завезли на каталке бойца из разведки. Разведчика переводили в Ростовский госпиталь, он просил привезти его к командиру, попрощаться.

— Командир, а я в рубашке родился, — приподнявшись на локте, начал рассказывать он. — Осколками ноги посекло. Погрузили меня в армейский бэтээр, чтобы эвакуировать. Не успели отъехать от места боя, ра-аз! — БТР подрывается… Все погибли. Все. Один я выжил. Только выполз из горящего бэтээра, начал взрываться боекомплект. Обгорел я. Скатился в ров. А тут уже ночь. «Духи» шастают. Стонать нельзя. Я зубы стиснул, раны каким-то тряпьем перетянул, которое в канаве валялось. Так до утра. Потом выполз на дорогу, и меня танкисты подобрали. — Он помолчал. — Я сам не знаю, как выжил…

Триста восемьдесят раненых в самолете уложили в три яруса. Из саратовского аэропорта их долго везли в автобусах. Через какие-то рельсы, то трамвайные, то железнодорожные. В автобусе, в котором оказался Кац, все орали от боли.

В госпитале, чуть прояснившись от беспамятства, он услышал, как кто-то склонился над ним и говорит:

— Молись, капитан, ты попал к мужику, который и в Афгане, и в Африке оперировал. Хирург от бога. Он уже пенсионер, но работает. А сегодня дежурит. Александр… — отчество Кац не расслышал. Начала действовать анестезия.

Только краповый берет он так и не дал отобрать.

— Что хотите, только не это.

Шесть часов длилась операция. Очнулся только утром и первым делом глянул на ногу. Увидел, пальцы из-под простыни торчат. Нянечка-бабулька подошла:

— Радуйся, солдатик. Хотели тебе ногу пилить, а доктор наш отстоял. «Молодой, — говорит, — попробую ногу сохранить». Даже протез какой-то вместо кости поставил, по новой методике.

— Нянечка, позови какого-нибудь солдата-подсобника. Пусть гвоздь в стену вобьет, — попросил он.

На этот гвоздь повесил свой краповый берет. Соседи по палате заинтересовались.

— Это войска такие?

— Это спецназ, — ответил с достоинством.

— Фанатики?

— Это не фанатизм, а состояние души.

— Разве так можно? — не отставали соседи.

— Так нужно.

Кац думал теперь только, как побыстрее выписаться. Главное, ногу сохранили. А боль и то, что не сгибается она, — это все перебороть можно. Себя ломая, сжимая кулаки, скрипя зубами. На силе воли. И берет на гвозде висел в подтверждение, что у мужества не может быть границ.

Связиста, сержанта Эскандерова, представляли к званию Героя России, но наградили орденом Мужества. Эскандеров не рассчитывал на награду, когда закрывал командира грудью, он даже не рассчитывал выжить. Но Всевышний выписал в своей небесной канцелярии самую ценную награду для героя — сохранил ему жизнь. Такие люди должны жить долго.

Водитель-механик сержант Силаев получил медаль «За отвагу».

Через несколько дней в саратовский госпиталь к Кацу приехала Лена со старшим сыном Ваней. Младшего оставила на попечение бабушек.

Лена не причитала и не плакала. Была спокойна и сдержанна. Жаль, что для многих жен офицеров не придумали еще награду или краповый берет за мужество, за поддержку и понимание.

Для командира ее спокойствие и уверенность в выздоровлении были лучше всяких лекарств и обезболивающих. Она присела рядом, гладила по голове.

— Я все понимаю. Ты, главное, не переживай, детей на ноги поставлю, пока тебя нет. А потом сам будешь их до ума доводить. Помни, что у тебя второй сын, тебе его поднимать. Мы тебя очень ждем. Очень. Поправляйся.

Лена не рассказывала ему, как, гуляя в военном городке около остановки, куда приезжали машины в часть, она боялась смотреть в лица вернувшихся из Чечни. Если хмурые, значит, потери… Не рассказывала, как обомлела, когда в сторону ее дома направилась группа офицеров. Как упала в обморок, узнав, что муж ранен. Ему нужна была поддержка, а не ее переживания. Она знала…

Когда он окончил Пермское высшее военное училище, они с Леной поженились и вместе уехали по распределению в Фергану. Два чемодана и маленький телевизор «Юность» — весь их нехитрый скарб. Лена сразу отмела мысль, что он поедет один устраиваться, а потом вызовет ее. «Я еду с тобой. Насовсем».

В Фергане комбриг, полковник Исамбаев, наметанным взглядом приметил обручальное кольцо на пальце лейтенанта. Вызвал заместителя:

— Где у нас нормально с квартирами?

— В Намангане.

— Значит, туда и поедешь, — обратился он к лейтенанту. — Это километров сто пятьдесят от Ферганы.

На автобусах, по пыльным дорогам, по сорокаградусной жаре добрались до части. Жену, как водится, оставил на КПП, а сам в парадном мундире, сапогах, обливаясь потом, пошел представляться комбату. Направили к командиру 3-й мотострелковой роты капитану Степанову.

— А, прибыл. Вот твой взвод. Вперед, заниматься.

— Как, сразу?

— А ты для чего приехал?

Только через три часа Степанов сообразил:

— Ты один прибыл?

— Нет. С женой. Она на КПП.

— Ах, ты…

Через час Лена обживалась в их новой комнате в общежитии. Месяц не прошел, и Кац улетел в Киргизию — узгенские события. Оставил жену одну на три месяца, в чужом городе, без родителей. Но она вынесла одиночество. Ждала. И времени не теряла. Выучила узбекский язык и пошла работать в детский сад. После командировки Кац получил однокомнатную квартиру.

1992 год. Разделение. Независимость. Рассыпалась страна… Бойцы вернулись из командировки в Киргизию и пошли в увольнение. Хулиганы забили нескольких солдат до смерти, а троих заживо сожгли. Батальон подняли по тревоге, толпу разогнали. А в центральной прессе прошла статья об этом «Черные яблоки Намангана». Всем семьям военнослужащих пришлось жить в казарме и усилить охрану. Лена была беременна. Две недели прожила с другими женами офицеров в узле связи. 31 декабря родился Ваня.

Кац ездил в командировки командиром отдельного взвода спецназа. Таджикистан. Захват Душанбе, когда в городе шли бои. Шесть месяцев военные восстанавливали законную власть. В Наманган вернулись, а там ничего хорошего. Приказы стали выходить на узбекском языке, от военных требовали принять присягу.

— Присягу принимают один раз, — твердо сказал Кац.

В отпуске, дома в Ростовской области, ему предложили перевестись в отряд специального назначения «Росич».

И вот 1996 год. Ранение. Госпиталь. О том, что служба закончена, Кац и думать не хотел.

Четыре дня он только учился стоять, испытывая сильную боль. Но мысль о семье и службе придавала ему сил. Врачи пытались оформить ему вторую группу инвалидности.

— Не собираюсь подписывать! — возмутился он. — Я еще бегать буду!

— Я тебя выпишу, когда нога сгибаться будет, не раньше, — сказал доктор.

В палате, кроме Каца и Сереги, начальника клуба Воронежского полка, у которого было огнестрельное ранение в голову, в основном лежали саратовские, местные.

— Начклуба, как тебя ранили? — улыбался Кац. — Ты, наверное, в войсках первый раненый в такой должности. Вы же обычно в тылу сидите.

— «Гуманитарку» вез. Под Новогрозненской нас обстреляли, — посмеивался Серега.

Соседей по палате приходили навещать родственники и не забывали про Каца и Серегу. Им обязательно что-нибудь приносили. А Каца, ко всему прочему, закармливали яичной скорлупой для восстановления костей. Он после этого на яйца без содрогания смотреть не может.

Нога в колене никак не сгибалась. Надо было разрабатывать через силу. Тогда Кац просил одного больного сесть ему на грудь. Двое других держали за руки, а четвертый с силой сгибал его ногу. Какую боль Кац испытывал, можно было догадаться, наверное, только по белому лицу и закушенным губам.

Через полмесяца он мог сидеть с согнутой ногой и радовался:

— Смотри, доктор, нога сгибается.

— Вы там в спецназе все такие? — удивлялся хирург.

— Я намерен служить. И весь сказ.

Когда вернулся в отряд, командир временно перевел его на штабную работу. Пока Кац как следует не разработает ногу. Ведь помимо командования, осуществления руководства, у командира группы большие физические нагрузки.

Дома Лена постоянно заставляла его заниматься.

— Сажай Сашку на ногу и поднимай. Разрабатывай. Захочешь — и сможешь.

Кац поступил в общевойсковую академию, после которой его распределили в «Витязь». В отряде его хорошо знали по «Росичу», и стажировку Кац проходил в разведотделе дивизии.

Сначала он был командиром офицерской роты, пока ее не расформировали, затем заместителем командира. В отряде Кац отвечал за боевую подготовку личного состава отряда.

Дважды он выезжал в командировки в Чечню. С ноября 2001-го по январь 2002-го и с февраля по апрель 2002 года. Это в основном адресная работа. И почти всегда результативная, без лишнего шума и стрельбы.

До Нового, 2002 года взяли близкого к Хаттабу человека — Абу-Саяфа. Он занимался финансированием бандитов. Первый раз за ним выехали ночью — 1-я группа. Но произошла утечка информации — бандит в последний момент ускользнул. В доме Абу-Саяфа задержали его пособников, связных. Они признались, что Абу-Саяф был предупрежден.

На следующий день утром снова выехали в район, где предположительно мог скрываться бандит. Оцепили и начали методично прочесывать дома, дворы, сараи. Нервы у Абу-Саяфа сдали, он выбежал на улицу. И один из офицеров 1-й группы столкнулся с Абу-Саяфом лицом к лицу (у спецназовцев была ориентировка, во что преступник может быть одет). Офицер его узнал и в рукопашной схватке скрутил бандита.

В день случалось по нескольку подобных выездов.

А в Москве спецназовцам пришлось вместе с «Альфой» и «Вымпелом» освобождать заложников, захваченных террористами в Театральном центре на Дубровке.

Когда Кац вернулся домой после штурма, Лена сказала:

— Если бы я знала, что так будет, я бы тебя десятой дорогой обошла!

Старший сын, одиннадцатилетний Иван, долгое время не хотел быть военным, как отец, но когда год назад подполковник взял его с собой на полевой выход и несколько дней они жили в лесу, Ваня заразился спецназовским азартом. Поступил в кадетский корпус. Целую неделю живет самостоятельно с другими ребятам, в кубрике по восемь человек. Учится как следует, старается. На выходные домой приезжает важный, собранный, задумчивый. Сам, без напоминаний, садится за уроки.

А у младшего еще легкий ветерок гуляет в голове, но Саша тоже спецназовец до мозга костей. Ровесник отцовскому ордену Мужества. Как может быть иначе?

Подполковник внутренних войск, заместитель командира отряда специального назначения, участник обеих чеченских кампаний, кавалер двух орденов Мужества. Прежде чем оказаться в отряде спецназа, он восемь лет прослужил в группе спецназа 22-й отдельной Калачевской бригады внутренних войск, окончил Академию МВД. Его позывной Гном.

5 сентября 1995 года.

— Вот этот изгиб, — Гном указал водителю на крутой поворот дороги у подножия горного хребта. — Сбавь скорость. Три дня назад здесь БТР подорвался. К счастью, обошлось без потерь, только контузиями ребята отделались.

Гном, командир взвода спецназа 22-й бригады, направлялся со своими бойцами в Белоречье встречать колонну.

Когда на опасном изгибе дороги БТР миновал воронку, оставшуюся от недавнего взрыва, Гном попытался связаться с базой. Но связь боевики глушили. Все три вида станций спецназовцев работали только на прием.

«К нам движутся гости, необходима ваша помощь» — этот радиоперехват подтвердил догадку Гнома о том, что за ними следят. Он принял решение доехать до Белоречья и, не дожидаясь колонны, вернуться назад.

На обратном пути снова впереди показался знакомый изгиб дороги. Гном тронул водителя за плечо…

Колесо БТР уже зависло над воронкой, когда Гном увидел в воронке черные провода. Он только успел подумать: «Когда рванет? Сейчас или когда я их вырву?» Гном знал, что провода, ведущие к электродетонатору, надо оборвать во что бы то ни стало. Он спрыгнул с БТР, зажал провода в кулак, рванул их со всей силы и побежал по хребту туда, откуда тянулся провод. Водителю он крикнул: «Жми во всю железку!» Хоть Гном и постригся перед командировкой под ноль, ощущение у него было, что волосы на голове шевелятся от ужаса.

Водитель выжал из БТР все, что можно. Транспортер перелетел воронку как на крыльях. А Гном добежал с проводами до арыка, выскочил на плато, где мальчишка-пастушок пас коров, и увидел концы проводов, привязанные к кусту. Их оставалось лишь свести вместе, чтобы БТР вспороло взрывом…

Как потом посчитали, Гном намотал двести двадцать метров провода. Приехавшие на место саперы и разведчики отрыли в старой воронке минометную мину и два удлиненных кумулятивных заряда по двадцать пять килограммов тротила каждый. Один из зарядов так и не удалось извлечь, пришлось взрывать его на месте. Гном видел воронку, оставшуюся от этого взрыва. Если бы боевики выполнили задуманное, вряд ли кто-то в БТР остался бы в живых. А ведь следом шла колонна с боеприпасами…

«Страх — это мерзостное чувство, — думал Гном, возвращаясь со своими бойцами на базу в Бачи-Юрт. — Страх испытывают все без исключения. И страх должен присутствовать, не должно быть трусости и бездействия. А страх заставляет выживать и принимать хоть какое-нибудь решение».

Гном вывел для себя эту простую истину. Простую на словах, но не для всех приемлемую на деле, а тем более на войне.

Он смотрел на горы, на изрытую взрывами землю. Только две недели назад было распределение в училище, и вот уже командировка в Чечню.

Со своими друзьями-однокурсниками Гном давно готовился к войне. Еще с тех пор, как на втором курсе решил, что единственный верный путь для него — это спецназ. В начале девяностых попасть в отряд «Витязь» значило попасть в Эльдорадо. Настолько же прекрасно, насколько и недостижимо.

В Персияновке, в учебной части, Гнома и Игоря Володина, его друга, мало занимали теоретические и общеобразовательные предметы, их интересовали огневая подготовка, вождение и спорт. Они жили мечтами о спецназе и готовились к войне, не жалея сил, чтобы потом спасти и людей, и себя, и выполнить поставленную задачу.

Из-за своих тренировок в спортивном городке Гном с Игорем опоздали на распределение, и в 7-й отряд, куда Гном стремился, он не попал. Игоря Володина направили в Краснодар. А начальник отдела кадров, подполковник, предложил Гному идти служить в 22-ю бригаду.

— Если у вас там нет спецназа, убегу еще по дороге, — честно предупредил Гном.

Но его никто не обманул. И через несколько дней Гном был назначен командиром взвода спецназа и уехал в первую свою горячую командировку.

Август 1996 года.

22-я Калачевская бригада перемещалась по Чечне в качестве мобильной группы. Практически все подразделения, вместе с гаубичным дивизионом — этакая махина. Они своевременно реагировали на ситуацию в республике и участвовали в спецоперациях. Потом бригаду отвели под Ассиновскую. В Бамуте была напряженная ситуация. Но 6 августа получили приказ двигаться на Грозный. И 8-го уже были на окраинах Грозного в месте предполагаемого прорыва боевиков в сторону Алхан-Калы, к Терскому хребту.

С Черноречья боевиков оттеснили, и лучшим местом для их прорыва был Заводской район, промышленная зона, где удобно прятаться и удобно вести скрытый огонь. Еще с первого штурма Грозного улицы потеряли прежние очертания, посреди них могли расти камыши, вместо заводских построек остались руины и груды камней. Никаких ориентиров, каменная ловушка для тяжелой техники.

Задача перед спецназовцами бригады стояла предельно ясная, но трудновыполнимая — расположившись вдоль Индустриального шоссе, не просто сдерживать остервенело рвущихся на прорыв боевиков, но и самим идти в глубь района. Действовать поэтапно — сначала прорваться к комендатуре Заводского района, где в окружении были наши, забросить им боеприпасы, воду, обеспечить эвакуацию раненых и доставить туда подразделение бригады. Затем достичь 13-го КПП и добраться до железнодорожного вокзала.

Словно две встречные волны, боевики и наши бойцы накатывались друг на друга и, теряя людей, отступали на прежние позиции. Разведчики, отправившиеся в глубь района, дошли до нефтяного отстойника и попали в засаду. Гном услышал их просьбу о помощи по рации.

Спецназовцы сквозь перекрестную стрельбу, взрывы гранат и мин бросились выручать братишек. Среди разведчиков были раненые и контуженные. Группа спецназа обеспечила им отход и вытащила из окружения. В горячке боя показалось, что спасли всех, а когда вернулись на базу, хватились сержанта Гридина.

Позже Гном узнал, что в Гридина выстрелили из гранатомета и он остался лежать там, на месте боя, без сознания. Очнулся, когда свои уже ушли. Он увидел костер, приблизился. Вокруг костра сидели боевики. Гридин не побежал, не спрятался, он подошел к ним, разметал ногами костер и крикнул:

— Все! Вам всем здесь хана!

Его схватили, жестоко пытали и убили. Через несколько дней его тело передали в обмен на боевиков, взятых в плен.

Три дня Гном со своим взводом безуспешно пытался прорваться к комендатуре, используя приданные им два БТР и БМП. Но боевики давили в ответ все сильнее, пытались отсечь прорывавшуюся группу. Это им не удавалось. Тогда они пробили емкость с нефтью, и перед спецназовцами серьезной преградой встал столб черного густого дыма. Выскочить из-за дыма в неизвестность — значит рисковать людьми и малочисленной техникой. На скорости и в кювет заехать недолго.

Обнаглевшие боевики садились верхом на забор, возвышавшийся метрах в тридцати от наших позиций, и стреляли из гранатометов. Осколки засыпали бойцов. Раненых и убитых не успевали эвакуировать.

Стоять так и дальше, практически в бездействии, не имело смысла и вело только к потерям. Решения рождались спонтанно, в ответ на ежесекундно менявшуюся ситуацию. Чтобы избавиться от гранатометчиков, оседлавших забор, ствол БМП опустили и бронебойно-трассирующими начали стрелять по железнодорожной насыпи. Забор усыпал град из осколков вперемежку со щебенкой, что увеличивало зону поражения. К БТР привязывали поваленные деревья, чтобы была хоть какая-то противокумулятивная защита. Другое дерево на тросе тащилось за БТР, и бойцы под прикрытием веток могли передвигаться.

Комендатура просила о помощи. Спецназовцы предложили командиру, чтобы наши минометы создали для их группы коридор, по которому они бы броском достигли комендатуры, оказали бы помощь и вытащили раненых.

Бойцы в нетерпении выдвинулись на исходную позицию в ожидании, когда командир даст добро на воплощение этого плана. Но командир долго принимал решение, а пока он пребывал в нерешительности, боевики сориентировались по спецназовцам и обрушили на них шквал огня.

Алексей Шакуров и Артур Авдолян, бойцы из взвода Гнома, закрыли собой других бойцов. Алексею ВОГ прямым попаданием разметал в клочки бронежилет, три осколка вонзились в голову, парня контузило, но он выжил. Артур тоже был ранен и контужен.

Рядом с Гномом взорвалась мина. Его крепко контузило. Кружилась голова. Когда они выбрались из-под обстрела, он попытался закурить и только втянул в себя сигаретный дым, как потерял сознание.

Их было шестеро более-менее легкораненых — они хотя бы могли передвигаться на своих двоих. Аркадий Скиндер — начальник группы, бойцы — Артур Авдолян, Алексей Шакуров, разведчик Артем Уймин и еще один разведчик, откуда-то с Севера. Гном не запомнил его фамилию.

Во Владикавказе, куда их эвакуировали, они пробыли сутки, а потом отправились в Моздок, где раненых ждал Ил-7б.

Тряслись в автобусе. Тяжелораненые, с переломанными костями от осколочных ранений. Каждый второй был на аппарате Елизарова. Прямо перед Гномом сидел офицер, у него все плечи были нашпигованы железными спицами, он даже шинель не мог надеть. А погода уже стояла прохладная. Пошли дожди…

В аэропорту в Моздоке скопилось около двухсот лежачих раненых. Их грузили и грузили в самолет, и казалось, эта мрачная очередь никогда не закончится. Спецназовцы помогли загрузить своих тридцать раненых, которых они сопровождали. Там были и армейцы, и ребята из внутренних войск.

Посмотрел Гном на все это и сказал:

— Чего-то стыдно мне с такими тяжелыми лететь. Только место занимать. Мы-то, братишки, еще ничего? А?

Аркадий кивнул, и другие согласились. Развернулись и поехали в одну из войсковых частей, дислоцированных в «прифронтовой» полосе. Там их гостеприимно накормили, напоили, собрали денег на дорогу. На эти деньги удалось купить один билет на шестерых, благо уже отпускной сезон закончился и поезда уезжали с юга полупустые. Поезд Кисловодск — Новокузнецк довез их до Волгограда. Там они собирались лечь в госпиталь.

Гном смутно запомнил дорогу. Было ощущение, что его избили, ничего не хотелось, перед глазами все еще мельтешили пули, выпущенные из пулемета их БМП, а в ушах стояли звуки беспрерывной стрельбы. Они сливались с перестуком колес поезда и с дождем, барабанившим по оконным стеклам вагона.

Лето 1999 года.

Солнце, река, горячий песочек — отдыхай не хочу. Да вот что-то не отдыхалось Гному. Было не слишком приятное ощущение неприкаянности и ненужности. Все вместе свалилось — группу спецназа в бригаде расформировали. В конце 1998 года перестали существовать все группы специального назначения в полках и бригадах. А в Чечне грядет очередная война…

Функции штурмовых подразделений возложили на плечи разведчиков. Разведчики всегда впереди, и погибают они, чтобы спасти тысячи людей, так их и беречь по мере сил надо, а не бросать на штурм.

«Хорошо хоть на краповый берет в 1997 году удалось сдать вместе с моими ребятами, — вспомнил Гном (когда группу расформировывали, он был «зам. по спец.» группы). — Новый командир пришел и прикрыл квалификационные сдачи. А ведь они не для того, чтобы берет получить. Испытание — это проверка бойцов, пробный камень для любого будущего спецназовца. Сможет ли он почти за гранью физических возможностей преодолеть свои слабости и проявить себя достойным образом?»

В бригаде был заведен такой порядок — в испытаниях участвовали все, от рядового до командира. Вместе бежали, стреляли — все вместе сдавали нормативы, а когда дело доходило до этапа рукопашного боя, испытание продолжали те, кто подавал рапорт и желал получить краповый берет.

«И вот теперь, когда боевики напали на Дагестан, когда начинаются события и в Чечне, — сердился Гном, — командир сначала направляет меня туда в составе рекогносцировочной группы, а потом, когда бригада тоже прибыла на место, отсылает меня домой, купаться и отдыхать. "Ты, дескать, мне не нужен". А я же просил меня оставить! Ведь у меня какой-никакой опыт. Он и слушать не стал. Велел отдыхать».

Гном снимал частный домик у Лидии Кузьминичны. Он называл ее попросту Кузьминична, и в этот вынужденный отпуск общался с ней подолгу. Кузьминична — настоящая казачка и по внешнему виду, и по своим убеждениям, и по воспитанию. Она пережила Великую Отечественную, схоронила двоих сыновей в войну, хорошо помнила Сталинградскую битву. Она знала, что Гном воевал, что снова собирается в командировку, и часто с тоской посматривала на своего беспокойного жильца.

Не прошла и неделя вынужденного отпуска, как пришел приказ усилить бригаду на двести человек и пять БМП. Гном на этот момент был заместителем начальника штаба оперативного батальона. Вместе со старшим помощником начальника штаба по разведке Сергеем Анатольевичем Басурмановым они отправились в Кизляр.

Уже там, в Кизляре, начались потери. Рядом с местом расположения бригады тянулась запутанная система каналов, замаскированных самой природой густыми камышами. Считалось, что эта зона контролируется местной милицией. Но переодетые в милицейскую форму боевики приезжали туда маленькими группами, прятались в каналы и стреляли по нашим бойцам. Так убили гранатометчика Лукьянова, пуля попала под бронежилет. Разведчики преследовали боевиков и несколько раз ставили засады. Двоих взяли в плен.

Их 22-ю бригаду сменила 34-я. А 22-я пошла на Буйнакск. Гном знал, что планировалась какая-то крупномасштабная операция. Бойцов усиленно тренировали в горных условиях.

4-й батальон бригады находился в Новолакском. Там у них творилось что-то страшное. Боевики схватили замполита роты Василия Ташкина и публично казнили…

Басурманов со своими бойцами вернулся из разведки, и прогнозы у него были мрачные.

— Ребята, мы даже не представляем, куда лезем и что там произойдет, — сказал он, имея в виду Кадарскую зону. — Все входы в ущелье под охраной боевиков. Серьезной охраной. Еще бы, они отсюда вещают свои ваххабитские идеи на Чечню, Дагестан и на часть Азербайджана. Они эту свою точку так просто не сдадут.

Басурманов еще не знал, какими пророческими окажутся его слова.

29 августа 1999 года.

Всю ночь накануне бойцы 22-й бригады пробирались по ущелью к селу Карамахи, чтобы блокировать его с западного направления. Лил проливной дождь, почва уплывала из-под ног липкой жижей. Танк съехал в пропасть, к счастью, никто не пострадал и танк вытащили. Тучи «барражировали» по ущелью.

Гном только успевал отирать дождевые капли с лица. Одежда промокла до нитки. И мысли в голове бродили невеселые. Разведчики 22-й бригады уничтожили на горе Чабан ретранслятор, но боевики их блокировали. Там был учитель Гнома в боевом деле, начальник разведки бригады полковник Александр Стержантов и друг — Михаил Илларионов, командир разведгруппы. 29 августа разведчики 8-го отряда вытаскивали братишек. Но погиб Басурманов, был смертельно ранен старший лейтенант Михаил Солодовников — командир взвода разведроты, бывший подчиненный Гнома по группе спецназа. Много раненых…

«Что-то нас ждет в этих Карамахах? — думал Гном. — Судя по недавним прогнозам Сергея, царствие ему небесное, ничего хорошего нас не ожидает».

Гном огляделся. Вот командир Виталий Александрович Неевин, комбат Юрий Афанасьевич Лазарев, начальник штаба Олег Иванович Панин. «Может, кого и не досчитаемся в этом бою?» — невольно подумалось.

Из-за дождя и плохой видимости бойцы вышли слишком близко к западной окраине села, и уже в семь утра начался бой. Дома в селе построены надежно, да еще укреплений и укрытий боевики понастроили из бревен бука в три наката. А бойцы бригады лишь окопы успели за ночь отрыть под проливным дождем, тем и довольствовались.

Бой завязался, и почти сразу в БМП Гнома погиб наводчик Рыбьяков. Из ПТУР попали в прицел БМП. Взрыв был такой силы, что башня бронемашины лопнула пополам. Погиб подчиненный Гнома из бывшей группы спецназа Рыжков. Потери пошли одна за другой. Раненых было очень много. Снайперы боевиков донимали стрельбой.

Стали отходить. Закрепиться было негде — фундамент новостроек не укрывал от шквального огня со стороны села. Если бы знать, что со стороны перевала Волчьи ворота продвигается еще группа наших… Но связи с ними не было.

Задумывалось ведь сначала высадить бригаду в трех точках, блокировать село и дать СОБРам и ОМОНам возможность зайти и проводить свои мероприятия. Но только не учли, что силами трех батальонов в горной местности делать нечего. Территория Кадарской зоны — это огромная каменная чаша. Чтобы как следует ее заблокировать, требовалось как минимум три бригады.

Батальон Гнома отвели на доукомплектование. 8 сентября на вертолетах их закинули на высоты, и бойцы пошли на штурм. На помощь подошли десантники и отряды спецназа. 13 сентября село Карамахи было взято, следом взяли и Чабанмахи.

25 сентября бригаду вывели в Дагестан, но, вместо того чтобы отправить в санаторий, к морю, чтобы бойцы хоть немного пришли в себя после боев, расположили их на две недели отдыха рядом с заброшенными канализационными отстойниками какого-то предприятия.

В Кизляре, после двух недель такого «отдыха», они сменили 34-ю бригаду, которая ушла в Чечню. Скоро и 22-й бригаде предстоял путь по местам былой славы — Аллерой, Центорой, Бачи-Юрт. До боли знакомые названия.

И страх, и радость, что придется заниматься своим привычным делом, и опасения, и решимость, и злость, и ненависть, и печаль от уже случившихся невосполнимых потерь, и предчувствие новых, неизбежных… Все чувства сплелись в клубок, всем ощущениям нашлось место. Они приводили в смятение Гнома и одновременно делали предельно собранным и настроенным решительно.

А тут еще последовало, уже во второй раз, предложение перевестись в отряд специального назначения. Но в это же время Гному в бригаде предложили занять должность погибшего Бусурманова — стать старшим помощником начальника штаба по разведке. Гном остался со своими до конца. Надо было рассчитаться за ребят.

31 декабря 1999 года.

Подарок на Новый год — передислокация в Грозный на смену штурмовавшему город 17-му отряду. Во взаимодействии с 255-м полком 20-й Волгоградской дивизии приступили к штурму. В Грозном погиб Панин Олег Иванович — начальник штаба бригады…

14 января прошел сигнал, что на молочном заводе боевики применяют газ. Белый газ стелется над землей, и надо срочно доставить к заводу химиков. Гному командир приказал вместе с ними выяснить ситуацию.

Ночь. Петропавловское шоссе. Линия соприкосновения с боевиками проходила по Сунже, частично по шоссе, по частному сектору и вдоль кладбища — в Ленинском районе.

БТР Гнома обстреливали слева из-за Сунжи. Темнота кромешная. Только трассеры видно да ракета иногда осветит дорогу. Гном сидел на спинке командирского кресла и пытался навести своего наводчика на стрелков за Сунжей.

Но вдруг сильнейший удар, скрежет железа. В темноте в БТР влетела армейская БМП. Острым носом, как консервным ножом, вспорола бок БТР. Водителю Василию Плахотнику выбило передние зубы, Гному распороло лицо. Станция влетела в командирское сиденье и разбилась. К счастью, Гном сидел на спинке. Химики в десанте не пострадали. БТР развернуло, и нос БМП распорол еще и заднюю часть. Обматерили друг друга, посетовали на темноту и беспрерывные обстрелы и разъехались.

Гному надо было во что бы то ни стало доставить химиков на завод, а уж потом лечить разбитое лицо. Задание выполнили. Правда, оказалось, что белый газ не химия, а маскировка боевиков. Дымы из-за влажной погоды прижимало к земле, и оттого они выглядели так зловеще.

Когда Гном вернулся на базу, его ожидала смена. Он получил командировочные, заехал по дороге домой в Червленную, где стоял медицинский отряд. Гному предложили госпитализацию, но он отказался и стал добираться до Волгограда, чтобы лечь там в уже знакомый ему госпиталь.

Весна-лето 2000 года.

Это надо было, не видеться с братом много лет, а встретиться в Чечне. Из-за беспрерывных командировок Гном давно не ездил в Миргород к родителям. А старшего брата Виталия встретил в Грозном. Виталий служил в 7-м отряде, а в Грозном был в разведотделе Северо-Кавказского округа и курировал 19-й отряд, который взаимодействовал с 22-й бригадой. Так и встретились. Да поговорить-то толком не удалось…

Гнома в тот момент занимал завод «Красный молот». Там случались частые подрывы нашей техники. Засады и ночные операции не приносили ощутимого результата.

В ночь на 1 мая в засаде взяли водителя прокурора Ленинского района. Он после десяти вечера (а был комендантский час) выискивал в руинах какие-то железки. Документы у него были выписаны непрофессионально, от руки. Надо было доставить его в комендатуру. Утром повезли. Уже издалека услышали стрельбу. По рации узнали, что в скверике около завода из гранатомета обстреляли инженерную разведку. Бойцов и служебных собак обожгло, но никто серьезно не пострадал. Подбитый БТР дошел до Северного и там встал. А боевики получили по полной от разведчиков, которые осуществляли прикрытие саперов.

Гном приказал водителю остановиться. В ближайшем дворе толклись какие-то подозрительные мужчины. Они могли быть связаны с обстрелом инженерной разведки. Тем более они вдруг ни с того ни с сего начали кричать и ругаться на разведчиков. Гном приказал проверить у них документы, а когда эти люди попытались оказать сопротивление, их задержали.

В комендатуре водителя прокурора отпустили, а среди задержанных трое, по сведениям оперативников, оказались активно действующими боевиками. А еще в результате этой проверки выяснилось, что начальник охраны завода «Красный молот» занимается легализацией боевиков. Успех был налицо.

Но Гном уже предчувствовал, что все произойдет по известному закону Мэрфи: «Если ты думаешь, что ты все продумал, что-то обязательно будет не так».

И уже вечером в бригаду прибыл прокурор Ленинского района с острым желанием арестовать начальника разведки, а обязанности начальника тогда выполнял Гном.

Но командир бригады Игорь Олегович Морозов жестко сказал: «Вы никого не получите! Те из задержанных, кто не виноват, будут отпущены, а с теми, кто виноват, будем разбираться».

После этого случая боевики заметно поутихли в районе завода «Красный молот».

Зато на консервном заводе в Грозном по ночам повадились работать снайперы боевиков. Обстреливали блокпосты, а рядом с заводом было несколько блоков. И подкрасться к заводу незаметно никак нельзя, и днем засаду не высадишь — у боевиков везде глаза и уши, и ночи летние, светлые — издалека все видно.

Гном помозговал со своими разведчиками, и родился план незаметной высадки бойцов в засаду. Как сильно мешала войскам чеченская грязь, в которую превращались дороги после дождей, так же сильно помогла чеченская пыль на летних дорогах.

Разведчики сыграли в радиоигру. Боевики прослушивали переговоры и услышали, что произошло нападение на блокпост и там срочно требуется подмога. Колонна из десяти БТР на скорости понеслась по дороге, вздымая клубы пыли. По три бронетранспортера в разных направлениях, а с десятого БТР спрыгнули и растаяли в пыли две группы разведчиков.

После ночной засады они привели двух боевиков. Их задержали, когда они уже изготовились к стрельбе по блокпосту.

В таких операциях разведчикам очень помогали Череповецкий и Волгоградский СОБРы. Ребята там служили не робкого десятка и, если брались за совместную операцию, свою работу выполняли по полной.

Осень 2004 года.

Правильно в народе говорится: «По третьему разу огня высечешь». Так вышло и у Гнома с переводом в отряд специального назначения. Третье предложение от руководства отряда он принял и после окончания Академии МВД стал заместителем командира. Теперь он служит вместе с другом Игорем Володиным, с которым они вместе мечтали о спецназе еще с училища. Вот такими разными, но неизбежными путями судьба и привела их в один отряд специального назначения.

Рассказывает офицер отряда специального назначения «Витязь» майор внутренних войск Фидель.

Две недели пробыло офицерское подразделение в командировке, и первая спецоперация.

Сообщается, что снайпер терроризирует воинскую часть, находящуюся на окраине Мескер-Юрта. Двое тяжело ранены. Один в живот, другой в ногу.

Я исполнял обязанности командира офицерской роты, руководство поставило задачу — снайпера ликвидировать. Час на сборы группы.

Летели в неизвестность. Кроме того, что работает снайпер, никакой информации. Я набрал двенадцать человек, чтобы серьезно поработать. Автоматчиков, пулеметчиков, двоих снайперов, которые взяли с собой набор «скрипок».

Паша — снайпер. У него столько прозвищ, что они забываются. Фанатик оружия. Позже стал заместителем командира роты по вооружению, а потом начальником боевой подготовки отряда.

Еще мне придали двоих разведчиков со спецтехникой. Один с тепловизором, другой с «фарой» — этот прибор реагирует на движение. Был с нами офицер из главка для связи с Ханкалой. Его позывной Слон.

У меня, конечно, и без него была прямая связь с Ханкалой. Но могла возникнуть необходимость связаться с командованием бригады. Штаб бригады находился в этом же полку. Одно дело я — майор, командир офицерской роты, а другое дело — подполковник из вышестоящего штаба. Он может поставить на место офицера бригады в случае необходимости.

Загрузились в вертолет и в семнадцать часов прибыли на место. Разместились в самой бригаде, в ангаре, внутри которого установили палатку.

В одиннадцать часов вечера к нам в палатку вваливается пьяный в дребадан контрактник и начинает задавать глупые вопросы. Говорит, что он тоже снайпер. Я его быстренько поставил на место и прощупал в разговоре — кто такой? что знает? что умеет? И выгнал.

Утром встречаю его снова. Посмотрел на него внимательно, и он вдруг испугался. С чего бы это? Я инстинктивно насторожился. Подозвал его, завел в палатку, достаю бесшумный пистолет ПСС и говорю:

— Брат, если ты мне сейчас все не расскажешь, аккуратная дырка калибра 7,62 будет у тебя прямо между глаз, и я списываю тебя на снайпера. 7,62 — калибр снайперской винтовки. Пуля навылет и гильзы не будет. Бесшумно прилетела пуля. Тебя убила. Тебя нет. Мы тебя спишем. Вечером посидим, пострадаем.

Пацан испугался не на шутку. Понял, что с ним не шутят, и дрожащим голосом сообщает:

— Информацию о вас сегодня ночью продали «чехам».

— Кто?

— Наши контрактники. Ходили за водкой и продали информацию за два ящика водки.

Кто мы такие, никто не знал. Мы представились сводной группой ОМОНов и СОБРов. Но наше количество, наше вооружение он вчера срисовал. Задачу — бороться со снайперами — они тоже выдали «чехам».

Я выяснил у него, где этот дом, в котором они покупали водку (какие туда люди приходят, с каким вооружением). Узнал, что за водку продавали не только информацию, но и боеприпасы. Он назвал, кто конкретно из контрактников ходил, кто в курсе из начальства — командир роты, капитан. Капитан в тот день как раз менялся и улетал домой в Сибирь.

Короче, все эти сведения я из него выкачал.

— Пока живи, — разрешил. — Пока дышишь, надейся. Только молчи!

И тут же информацию по секретному каналу сунули в Ханкалу через Слона.

Одну из задач, которая и не ставилась, мы выполнили, рикошетом зацепили.

Пошли искать снайперов. Что делать, раненые-то есть. Факт налицо.

Два моих снайпера ходят вокруг тех мест, где были ранены солдаты, и затылки чешут в задумчивости.

— Не может быть, — говорят, — чтобы этих ребят ранил снайпер. В ногу пуля могла попасть только рикошетом и то, если стрелять вот с этого крыльца. Второй ранен из мелкашки в живот. Ранен так, что пуле и прилететь неоткуда было. Единственный вариант — рядом забор, в нем щель узенькая. В нее можно ствол просунуть и в упор стрельнуть.

Из всего этого я сделал вывод: из мелкашки стреляли «чехи», наверняка за недавний артобстрел мстили, а второй выстрел — свой. Доложил о таком заключении в Ханкалу.

После чего беру командира взвода, прапорщика, вывожу его за ворота, и мы с ним идем на заброшенный завод поблизости. Я ему:

— Ну, что, прапор, если веришь, помолись. Но отсюда либо я один уйду, либо уйду, отягощенный грузом знаний, и тогда ты будешь идти рядом.

Он стал рассказывать, что контрактники баловались в карауле с оружием. Боец-срочник стоял на посту…

Подробности того, как все произошло, я и уточнять не стал. Лишние знания иногда перегружают совесть. Отпустил прапора с миром, а сам пошел докладываться к Слону.

— Нам тут, в принципе, делать нечего, хотя, с другой стороны, интересно посмотреть на жизнь этого сводного бардачного полка. Может, сможем еще что-нибудь сделать. Тем более мне людей обкатать нужно. А в Ханкале нас всенепременно загрузят на очередную задачу.

Мы остались. Местный начальник разведки оказался дельным мужиком. У него только разведывательного подразделения своего не было. Он с нами по окрестностям походил, все облазили вокруг. Нашли две лежки боевиков-наблюдателей. Одну из них, которая находилась метрах в четырехстах от полка, мы заминировали.

Устроился боевик там хорошо — на плоской крыше одного из заводских зданий оборудовал шикарное убежище. Подстелил пенопласт для удобства, сверху железом прикрыл на случай внезапного обстрела. На крышу вдоль стены ведет металлическая лестница, под ней мы и разместили выпрыгивающую мину — ОЗМ. Местный сапер из полка установил и говорит:

— Утром долбанет.

— Дня через три, — уточнил я. — Они же видят, что мы здесь ходим. Выждут денька два-три и придут.

Через трое суток утром долбануло. Дорожка отхода в крови. Подошли к нам местные милиционеры. Судя по их реакции, кто-то из их людей подорвался. Они, конечно, тут же объявили, что на «проклятой мине подорвался мирный житель». Труп, а по следам, расстоянию боевика до мины было ясно, что он убит, они успели утащить.

Мы еще дня три-четыре ходили по окрестностям. По ночам. А потом в бригаду назначили нового командира. Он тут же издал такие дикие приказы, что мы решили: нам здесь больше делать нечего, пора смываться.

Он запланировал весь полк, в ста метрах, окопать рвом и возвести вал, чтобы обстреливать не могли. До него никак не доходило, что с вала стрелять гораздо удобнее. Он все опасался, что подъедет машина со взрывчаткой, и был уверен, что вал ее задержит. А кроме того, запретил своим часовым стрелять ночью по вооруженным чеченцам. Только если те подойдут ближе чем на двадцать метров. И то сначала надо кричать: «Стой! Стрелять буду!»

В ту же ночь чеченцы подошли. Я выставлял своих людей по ночам на посты со спецприборами.

И ночью мне офицер докладывает по рации (она была у нас с маскиратором, для посторонних ушей там только бурчание слышно):

— Вооруженные «чехи» идут.

— Не стрелять, — приказываю я. — Есть приказ «не стрелять». Мы сейчас стрельнем, убьют какого-нибудь чудака, который вылезет из окна, нас обвинят в том, что мы спровоцировали. Не стрелять! Мы гости. Тут есть хозяева.

Офицеры полка слышали мои пламенные слова. В панике связываются со штабом. Кричат:

— Что вы творите?! Они с оружием на нас идут!

Из штаба их резонно спрашивают:

— Откуда вы знаете, что они с оружием?

Тогда эти дураки в эфир по открытым каналам начинают объяснять:

— Да вот же спецназовцы в тепловизор все видят.

Слон сразу в разговор вклинивается:

— Заканчивайте называть в открытом эфире спецаппаратуру! Что вы несете?!

Как только «чехи» услышали про тепловизор, они тут же начали обстрел и отход. У них хорошие радиостанции.

Мы и стрелять не стали. Зачем, если наверняка мимо. А это дурачье палило долго и с большим «энтузиазизмом». На следующий день я потребовал от штаба Ханкалы, чтобы нас убрали. Попутно доложил, что вводятся такие новшества по охране объектов в полку.

Комбриг кричал:

— Я вас не отпущу! Вы мне тут нужнее!

Он, кажется, хотел сделать нас своим подразделением охраны.

Результатом нашей первой спецоперации стал подрыв на мине боевика. Выявление группы предателей, которых арестовали и осудили. За продажу боеприпасов некоторых арестовывали уже в Сибири, дома. И третье, немаловажное: благодаря нашим усилиям ров не выкопали и вал не насыпали.

Первый раз я оказался в Чечне после первой войны. Увидел, что реально может наше офицерское подразделение, и убедился, что нынешняя война мало чем отличается от прошлой.

Со снабжением в первую командировку было очень плохо. Сидели на сухпае и каше. Если бытовая неустроенность, тут не до войны.

Да и бойцы все необстрелянные. Много молодой крови, и считаные единицы ветеранов с прошлой Чечни.

Награды за ту командировку до сих пор идут. Некоторые еще не получили. Всё медали — медаль Суворова, в основном несколько медалей «За отвагу». Один только орден. Кстати, этот офицер, которого наградили орденом, сделал на нашей базе еще одну неоценимую вещь. Баню нам построил.

Самых крутых рейнджеров можно довести до такого состояния, когда они будут плакать и проситься домой. Если не создать нормальные бытовые условия.

Мы прибыли в Чечню — грязь, слякоть. На бэтээре проедешь — на лице слой грязи в полсантиметра. Ни помыться, ни постираться.

У парня — руки золотые. А он:

— Вот, все будут воевать. Я буду сидеть. Медали, ордена — мимо.

Кое-как, где лаской, где таской уломал его. Баню под землей сделали, потому что сруб нечем было как следует законопатить. Сверху домик — предбанник построили.

С операции едем, грязные как черти. По рации просим: «Готовьте баню».

Паримся, моемся. Завозим еще машину воды — стираемся.

У нас в роте «сухой» закон. Это многих шокирует. Но в Чечне так часто выпивка до беды доводит, что мы не рискуем. Если только пива немного во время отдыха себе позволяем.

В предбаннике посидишь, в простыню завернешься — и пиво с рыбой. А потом снова в парную. Жить веселее — факт.

Когда мне говорят: «Чеченский синдром», — я либо матерюсь, либо смеюсь, в зависимости от того, кто мне это сказал и в какой ситуации. Нет никакого «чеченского синдрома»! Это все выдумано больным американским обществом после вьетнамской войны.

Почему я должен сходить с ума, если где-то повоевал? У настоящего солдата, офицера, кто реально воевал, таких синдромов не бывает. Отчего синдромиться? Отчего? Отчего?!

По большому счету солдату на войне гораздо легче, чем здесь. Проще! Почему бойцы рвутся на войну? Матери все никак не могут понять…

Там не такая жесткая муштра, как здесь. Там время идет быстрее. Если там быть не в группе обеспечения, а участвовать в боевых действиях, тогда все упрощается до пределов войны. Время летит, как на самолете. Ну и азарт, конечно, адреналин.

Что такое бой для меня? Игра в снежки. Ты попадешь или в тебя попадут. Азарт. Не более того.

Конечно, бывает и так — когда последний раз увидел много раненых, три дня «маску» не снимал. Не бронежилет, а именно «маску». Башку стремился прикрыть. Засело в подсознании, никак не мог себя убедить, что шлем не спасет от пуль, а не пробьет голову, так позвоночник сломает вместе с ним — он же тяжеленный, два кило весит. Но психологически мне хотелось его носить. Дня три… Потом снял и не надевал.

Адреналин… Штука сильная. Помню, году в 1989-м я был на границе Армении и Азербайджана.

Короче, стою я на окопной насыпи, смотрю — армянские боевики разворачиваются в цепочку и идут на нас. У меня в подчинении человек десять всего и патронов ограниченное количество. Я командую: «В окопы!» Сержант стоит над окопом и не лезет. Я ему: «Ты чего?» Он опасливо: «А вы гляньте, что в окопе!»

Смотрю, елки-палки, там гюрза лежит. Делать нечего — мои бойцы врассыпную, пришлось самому. Камнем ее зашиб, вытащил наверх. А она живая еще. Сама маленькая, где-то с полметра, а пасть огромная и клыки. Я нож в ее пасть засунул, она лезвие кусает ожесточенно, и костяной стук раздается от ее зубов, и масляные капли стекают — яд. Никогда я так не боялся, как в тот момент. Я вообще змей боюсь, не передать словами. У меня аж ком к горлу подступил. Но надо. И с другой стороны, интересно, непередаваемо. Адреналин в кровь ударил. Наверное, с тех пор он во мне и живет. Может, поэтому до сих пор и служу.

И тем не менее не верю я в этот «чеченский синдром». Ни у одного нормального офицера его не заметил.

В феврале или марте 2001 года сотрудник ГУБОПа вызывает нашего начальника разведки. Его в тот момент не оказалось на месте, и командир направил меня.

Поставлена задача — в Шалажах взять командующего чеченским юго-западным фронтом. Красиво звучит? На самом деле, обычный мужик. Как все опереточные генералы, боевики любят высокие звания!

Закавыка в том, что Шалажи расположены неудобно. Далеко. Южная Чечня. Предгорье. Ехать, становиться лагерем где-нибудь поблизости — гиблое дело. Он узнает и уйдет в Ингушетию. Оттуда его не выковырнуть. Надо рваться напрямую, брать его и убираться. Все это ночью.

Посидели, покумекали с губоповцем, что к чему. Прихожу к нашему командиру, Палычу, с картой, докладываю, что надумали. Палыч пару замечаний внес, отшлифовал все до конца. Говорит:

— Давай к полковнику. Он командует операцией. Его позывной — Двадцатый.

Я его и раньше знал. Он всю первую войну был Двадцатым. Внешне чуток смахивал на гнома. Невысокий, черная вязаная шапочка торчит, как колпачок. Издалека — гном гномом.

Об операции ни одна лишняя душа не знает. Двадцатый, Палыч, опер из ГУБОПа и я…

Понеслись мы через Грозный. Тут главная опасность от блокпостов, чтобы свои ненароком не обстреляли. Хоть и понимают, что вряд ли «чехи» на бэтээрах по Грозному разъезжают, все равно докладывают о нашем передвижении командующему. Двадцатый ответил командующему: «Витязь пошел на задачу».

Вышли из Грозного, вот тут мы и притопили акселераторы на полную. Долетели до Шалажей мухой. Так хорошо шли. Разведка нас замечательно провела.

В Шалажах разошлись по адресам. Генерал попался мне на зубок. Я сначала даже не думал, что это он. Взяли всех мужиков, что были в доме. А генерал этот кричит:

— Их берите, они чужие! Я хозяин, я не при делах!

Потом выяснилось, что они его охранники.

У меня был один лейтенант с Кавказа. Чеченцев ненавидит искренне и глубоко. Ка-ак дал генералу ботинком по заднице. Тот рыбкой влетел в нижний люк бэтээра — «вжик!».

Вышли мы из села. Губоповцы с нами были. Доложили, что взяли мы до хрена народа и все толковые люди.

В Гехах нас остановили и стали перегружать задержанных. При всех, открыто, прямо на площади. Все видят. Народ набежал. Я к губоповцу:

— Что вы творите?

— Я, что ли, творю?! Это сверху…

И через две недели всех задержанных выпустили. Якобы ничего на них не нашли.

Хотя польза от операции, конечно, была. На две недели исключили чеченское бандитское руководство из игры. Они проверяли людей, искали, где утечка информации. Через неделю мы съездили в горы, где у задержанных были тайные блиндажи. Там хранилось обмундирование.

Хотели сразу блиндажи осмотреть, но Палыч велел повременить, посоветоваться со старшими братьями — армейцами.

И правильно сделали. Подходы к предгорьям оказались заминированы. Стояла «система охоты». Там был зарыт компьютер с акустической системой, которая улавливает только человеческие шаги, даже на зверя не реагирует.

Зашел в зону мин, озээмка — ба-ах! — раненые лежат. Подходят санитары, вторая мина — ба-ах! И так до пяти раз. На шестой раз взрывается сама система.

Мы проехали на технике. Вышли с линии охоты и пошли пешком.

Про блиндажи нам тот же агент сказал, что и про генерала. Я старался не запомнить его лицо. Меньше знаешь, лучше спишь. Агент сам активный боевик. Все продается и все покупается.

Мы как-то смеялись с оперативниками: «Если агентуру всех ведомств перестрелять, война закончится за неимением неприятеля».

Работают за «бабки». Поставил фугас — деньги заплатили, сдал информацию о том, что фугас стоит, еще раз заплатили. При разминировании сапер подорвался, еще раз заплатили за то, что фугас все-таки сработал.

Наша командировка 2001–2002 годов — это осенне-зимняя слякоть и грязь. Бесконечная морось с неба.

Произносят магическое слово «зеленка» — мол, летом тяжелее, опаснее.

На самом деле, между летом и зимой особой разницы по боевой обстановке нет. Активных боевых действий в Чечне не ведется. Никто не позволит «чехам» бродить толпами по лесам. Есть технические средства, например, тепловизоры, которые расположены на самолетах и вертолетах. Самолет с тепловизором постоянно висит над территорией Чечни. Он позволяет увидеть даже печку в землянке… Поэтому, как только где-то появляется в лесу группа людей, не наших, открывается артиллерийский огонь или вылетает бомбардировщик и сыплет в этот район все, что подвешено.

В лесах реально ни зимой, ни летом никого нет.

Боевики, как добропорядочные граждане, живут дома. Они очень любят комфорт.

В общем, зимой активность не меньше, чем летом. Только бытовых сложностей у нас прибавляется. Нужны дрова, теплые палатки, одежда, резиновая обувь. Без нее никуда. Грязи по колено, особенно там, где стоят войска и ездит техника.

Активность боевиков зависит не от времени года, скорее — от денежных потоков. Идет проплата — начинаются подрывы, нет денег — нет взрывов. Война с их стороны носит только коммерческий характер.

Я разговаривал со многими чеченцами, в том числе и пленными боевиками, они становятся очень разговорчивыми, когда их обезоруживают. Героев среди них я не встречал. Пока у тебя оружие, тут любой герой. Будешь стрелять, чтобы выжить, и пока стреляешь, ты живешь. Но если попадаешь в плен, где с тобой могут сделать все, что угодно, геройство у всех исчезает. Говорят откровенно.

— Какие могут быть идеи? Что мы, ради идеи воюем? Платят деньги и все…

Мы с чеченцами слишком разные люди. И дело не в том, что кто-то хуже или лучше. У них общество мужское. Женщины ни на что не влияют. А мужское общество — это что? Друг перед другом повыпендриваться, кто круче. Поэтому заискиванием их не проймешь. В силу того, что общество мужское, ребята там очень жестокие и понимают только силу во всех вопросах — житейских, личных, социальных. Они уважают силу. Европейская логика не работает на Востоке…

Весь декабрь 2001 года мы провели, работая по Старым Атагам и Чечен-Аулу.

Чечен-Аул, Новые Атаги, Старые Атаги — змеиное гнездо. В первую войну там были сосредоточены большие чеченские отряды, в том числе и знаменитый отряд «Борз». Он был укомплектован за счет Старых Атагов.

Предновогодняя подготовка началась с того, что мы нашли тайник убитого в прошлом году, при задержании, полевого командира Якуба. Тогда тайник искали, но не нашли.

Меня не было в момент обнаружения тайника. Я появился чуть позже. Мы с другой группой отрабатывали еще один адрес. Домик, в который я сам вряд ли зашел бы, — старенький, бедный, нежилой. Но нас вывели на него. Мало ли — раз нежилой, могут приходить боевики, ночевать.

Стали осматривать дровяной сарай во дворе, откинули четыре полена сверху и обнаружили в углублении сумку с девятимиллиметровыми патронами к парабеллуму. Позже ребята из ФСБ нам сказали, что этими стволами вооружены четыре человека — арабы. Была версия, что они уже ушли из Старых Атагов, но наша находка перечеркнула эти предположения. Патроны лежали так, чтобы их легко и быстро можно было взять. Значит, арабы где-то поблизости. И патрончики все разрывные — повышенного останавливающего действия. От такой пули дырку разворачивает с тарелку.

Потом мы приехали к дому Якуба. Я показываю руководителю спецоперации патроны:

— Посмотри, что мы нашли.

— Это ты посмотри, что мы нашли.

Как наткнулись на тайник? Работали по адресам и ничего нигде. Вдруг вспомнили, что есть пустой адрес, старый, никаких данных по нему нет.

— Давайте его проверим на всякий случай.

То ли интуиция, то ли случайность… Крыльцо огромное, красивое. Сделано капитально, обложено плиткой, идти в обуви по нему жалко. Я бы сам никогда не решился его разломать, жаль людского труда. Забыл только, что дело мы имеем с нелюдями.

Один боец из четвертой группы решил проверить это крылечко. Оно почти в рост человека, а внутри — оштукатуренная камера. В ней оружия!

Десять ПК, две снайперские винтовки, тридцать автоматов, РПГ-7, несколько одноразовых гранатометов, ручные гранаты, выстрелы к РПГ-7 двойного кумулятивного действия, тандемные, страшные выстрелы, они пробивают практически все — 1,5 куба железобетона свободно, насквозь, любой танк, защиты против него нет. Еще термобарические выстрелы объемного взрыва, к этому же гранатомету (у нас таких не хватает). Осколочные гранаты. Тысяч восемьдесят патронов, взрывчатки килограммов шестьдесят, самой разнообразной, начиная с тротиловых шашек, кончая пластитом, извлеченным из различных зарядов. Этим всем можно было вооружить хорошее подразделение для диверсий или даже боевых действий обычного линейного порядка, уличных боев. Тайник замуровали на длительную консервацию.

Кроме оружия, там хранился любопытный и ценный архив за 1995–1996 годы отряда «Борз». Один из документов, например, такой. Мулла Старых Атагов пишет докладную записку Масхадову и рекомендует назначить на должность главы администрации одного из населенных пунктов Чечни своего человека. Описывает его доблести во время первой войны, перечисляет заслуги перед исламом. Стоит виза Масхадова, чтобы назначить. И этот человек действительно был главой администрации уже в наше время. И такого рода документов — масса.

После находки в крыльце у нас пошли боестолкновения одно за другим. В эти же дни ребята привезли нам «гуманитарку». С ними приехал гражданский, из организации, которая поставила нам гуманитарную помощь. Он с видеокамерой носился с выпученными глазами, напросился с нами на выезд. Ехали из Ханкалы в Старые Атаги. Я его предупредил:

— Садись с этой стороны и прикройся бронещитком. Будем проезжать заводскую зону и кладбище возле Аргуна, там, как правило, с правой стороны за кладбищем подрывы, а слева обстрелы. От пуль щиток, конечно, не защитит, а осколок, может, и отведет.

И только мы проскакиваем кладбище, взрыв и обстрел. Гражданский:

— Ого! — и глаза еще шире.

Снимает и снимает на камеру.

Ночью поехали в Чечен-Аул брать эмира, главного бандита этого населенного пункта. Эмир — нечто среднее между воинским званием и должностью, а скорее, и то и другое в одном лице. Командир среднего звена.

Съездили в Чечен-Аул сперва днем. Не застали его. Не поленились и приехали еще раз ночью. Он, по идее, должен был появиться там, решив, что зачистки закончены. Мы не ошиблись.

Часа в три ночи блокировали целый район и его дом. Разведгруппа пошла внутрь.

Лейтенант Жека ворвался первым. А эмир в него из АКСУ в упор три пули в грудь всадил. АКСУ — укороченный автомат, его еще на жаргоне называют «ублюдок». Для уличного боя не слишком удобный, а для ближнего, в комнате, в самый раз. Жека испытал это на своей шкуре. Его аж вынесло из комнаты от трех пуль. Бронежилет спас. Автоматные магазины в разгрузнике разворотило.

Тогда мы стали забрасывать комнату гранатами. Дом, естественно, загорелся. Из горящей комнаты эмир отстреливался. Всё молитвы кричал, подбадривал себя. С ним в доме находился еще один боевик, он с Басаевым в Буденновске был. Внешне такая чмошная фигура, никогда не подумаешь, что реальный бандит.

В конце концов эмир вышиб окно. Возник в оконном проеме, босиком. На нем уже полопалась кожа от жара, хорошо его припекло. Кабан здоровый. Бывший мастер спорта…

Он вылетел как раз на группу блокирования, и его уничтожили. Как и второго боевика. Оба ушли в край вечной охоты.

Охрана бросила своего эмира, когда запахло жареным в прямом и переносном смысле. Пытались обстреливать нас издалека, но мы им ответили! Они ушли.

В ту же ночь в Старые Атаги из Чечен-Аула в больницу пришел раненый бандит. Пуля попала в живот. Его там прооперировали и через два часа после операции забрали их люди. На «Жигули» погрузили и увезли куда-то на долечивание. Мы уже после эту информацию получили.

А наш гражданский все бегает с камерой. Едем в Старые Атаги на следующий день и нарываемся еще на двух бандитов. Случайно, не на тот адрес пошли. Через три дома от нас выскакивают два черта с автоматами, и начинается погоня с перестрелкой.

Гражданский, переполненный впечатлениями, кричит:

— Вы чего тут?! Отдыхать у вас времени нет?! Целыми днями как на охоте.

Но после этого случая мы решили, что пора его отправлять. Он уже никакой от событий. За полутора суток — три перестрелки.

Конец декабря 2001 года. Грязь и водяные брызги с серого неба. Временами легкий морозец и снег. Мороз лучше, не так скользко и не так мокро. Обувь промокнет, ее сушить негде. Все время мы в разъездах.

Родилась идея. Работаем, работаем в одном районе — бандиты из него уже ушли, а надо взять и мотнуться куда-нибудь накоротке. Выскочить, отработать и обратно. Начнем работать, бандюки обратно в Старые Атаги поползут.

Эту идею командование рассмотрело, очень тихо, аккуратно, чтобы информация не утекла.

Взяли информацию по Цоцин-Юрту и с минимальным количеством людей со всех служб, которые должны отработать, мотнулись ночью. Примчались и под утро начали шерстить.

Наши поисковые группы на двух или на одном бэтээре «барражировали» по Цоцин-Юрту. Параллельно с нами колесили на легковых машинах боевики. Обстреливали нас. Но больше перепало 352-му разведбату 46-й бригады, который работал с нами. Именно их поисковые группы чаще всего нарывались на «чехов».

Цоцин-Юрт большой, адресов много. От нас поехало семь групп и от разведбата — пять. Остальные наши остались под Старыми Атагами изображать бурную деятельность.

И вот бандиты обстреляли разведбат раз, два, три, на четвертый слышим, такая пальба полыхнула!

По связи спрашиваем: «Что там?»

«Разведчики влетели на адресе».

Отрабатывая свои адреса, мы потихоньку вышли на стрельбу. Разведгруппу долбят. Два офицера — командир взвода и командир роты — убиты в первые секунды боя. Мы вытащили из-под огня пятнадцать раненых бойцов. Из них двое потом умерли в госпитале. Наш док сразу сказал: «Не жильцы».

Грохнули на этом адресе несколько «чехов» и ушли оттуда.

Часа три мы там колупались, подустали немножко. Выбрались из населенного пункта, сели обедать. В это время приехали корреспонденты, телевидение, заместитель командующего группировкой или даже сам командующий. Не помню. Снимали на камеру трупы боевиков, выложенные в ряд…

Мы еще обедали, когда нас резко подняли. Сперва подумали, что это для съемок. Отреагировали по-своему:

— Твою через твою, через кочергу…

Уже нашли бойцов, кого можно поднять для красивых поз перед камерой, а нам вдруг сообщают, что подъем боевой. Выезд в город. Тут опять свои заморочки. Бойцы возмущаются:

— А-а! Нас снимают перед тем как ехать. Такие-сякие. Примета плохая!

С вертолета заметили, в каком дворе стоит машина, с которой нас обстреливали. Мы на адрес. Хоп! Блокировали. Посмотрели — никого. Через несколько домов от нас, как совсем недавно, выскакивают два черта в синей форме, смахивающей на милицейскую, омоновскую.

У нас охотничий азарт. Летим за ними. Им-то хорошо, они налегке, без бронежилетов, без снаряжения. Автомат и пять-шесть магазинов. А мы все грузные ребята. И грязь жуткая под ногами. Бежим по огороду, а на каждом ботинке килограмма по три грязи, не меньше.

Я думал, у меня сердце выскочит. Выбегаем через огороды на другую улицу, а там — засада! Ка-ак нам дали прикурить! Мы врассыпную. И вот тут я только помню четко, кинематографически. Я забираю влево, куда уже убежали трое наших. Они проскочили под выстрелами. Мне один из них орет:

— Фидель, не беги сюда, здесь стреляют!

И я понимаю, что остановиться не могу. Меня сразу заколбасят. Лечь невозможно. Лежачего не сразу, но тоже пристрелят. Поворачивать? Но там узкая тропа между заборами — ни вправо, ни влево и сзади на меня бегут еще человек пятнадцать наших: я закупорю — будет групповая цель, вообще, бей не хочу. Надо бежать. И я бегу туда, к ним. Справа сетка-рабица, и она как под током искрит от пуль. Я скосил глаза и вижу: из-за этой сетки, метров с тридцати, два дурака поливают по мне из автоматов, как из шлангов.

Деваться некуда, и я ломлюсь из всех своих силенок. В конце концов мне что-то по ноге — стук! Как будто палкой по икре шарахнули. Меня аж подразвернуло. В горячке чуть не упал. Кричу: «Блин, достали!» Ковыляю дальше. Мысль только об одном: «Как, интересно, попали?» Но боли не чувствую. Забегаю за угол. За ногу схватился. Вроде контузило, рикошетом. Дырки на штанине нет. Рукой желвак нащупал, вспухло, крови вроде нет.

Паша, майор, стоит, за голову держится.

— У меня, по-моему, пуля в голове, — сообщает.

— Да хватит тебе выдумывать, — отмахнулся я. — Если бы у тебя была пуля в голове, ты бы лежал сейчас и не болтал лишнего.

Мы с офицером ФСБ и нашим лейтенантом пошли влево. Я рассудил, что боевики, которые на нас напали, будут уходить влево, потому что справа наши рассыпались и охватили их полукругом.

Отскочили мы влево через два дома. Там металлический забор примерно в рост человека. С трудом голову высунуть можно, привстав на цыпочки. Мы втроем высовываемся над забором и рядом ствол автомата на кромку забора кладем. Смотрим, а за оградой, метрах в тридцати, шесть «чехов» стоят. По жестикуляции видно, обсуждают, идти вправо к своим на выручку или не ходить.

Мы высунулись с автоматами. «Чехи» нас мгновенно увидели и растерялись. Я сразу стрелять начал и своим кричу: «Стреляйте!» «Чехи» в разные стороны. Прицелиться как следует не удавалось — автомат выше уровня глаз. Но одного мы ранили. Он хрюкнул и присел, чувствуется, неприятно ему. Остальные рассыпались и залегли.

Я понимаю, мы в них не попадем, а они сейчас лягут и прицелятся… Кричу: «Ложись!» Что там металлический забор два миллиметра толщиной! Ка-ак над нами засвистело! Решето из забора. Секунд десять прошло, я говорю:

— Все. Они отстрелялись. Пора линять.

Мы с офицером ФСБ рванули влево, забежали за угол забора. Лейтенант остался лежать, всунул ствол автомата в щель бетонного основания забора и вслепую по огороду полоскает, чтобы «чехи» ничего не предприняли.

За углом два пролома в заборе, забранные сеткой-рабицей. Ни укрытия, ничего. Думаю: «Ладно, лягу, они меня лежащего не заметят». Изготовился к стрельбе, нацелившись на сетку, где она слегка провисала. И думаю: «Ну, идите, ребята!»

Ребята как по заказу выскакивают. Опускают сетку. Начинают перелезать. Как только кучка образовалась, человека четыре, я в нее одиночными выстрелами начал магазин выпускать. Будто червей разворошил. Они обратно — им не до стрельбы — сами под огнем. Особо не выделывается никто. Пули рикошетят по рабице.

Убрались они, а у меня патроны на исходе. Оглядываюсь, а парень из ФСБ стоит за углом в полный рост. У него позывной Геолог, потому что он информацию нарывает… Я ему кричу:

— Ложись!

Листы хоть и железные, но тонкие. Геолог мне в ответ брезгливо:

— Грязно!

— Ложись, дурак! Прикрой меня!

Он плюхнулся. Я откатился назад перезарядиться. Геолог высунулся и начал вдоль забора из автомата стегать. По нему дали ответную очередь, и он вдруг застонал:

— Ай! Фидель, я ранен!

У меня внутри аж захолодело. Он-то по пояс высунулся. Скорее всего, в грудь влетело. Ну, все, кранты.

— Куда?!

— В руку.

— В какую?

— В левую.

— Сильно?

— Работать не могу.

— Отползай! Кинь магазинчик, у меня всего полтора осталось.

Геолог два магазина бросил. Тут я успокоился. Два магазина — можно долго сидеть. Я одиночными всегда стреляю. Жду. Им деваться некуда. Справа «чехов» давят изо всех сил. Чувствую, и раненые у них есть. Жду. Чего мне высовываться, рисковать? Они все равно пойдут по улице, из-за угла я ее всю просматриваю. Как в тире могу работать. Единственное, что меня немного тревожило — автомат не мой. На тот момент я еще не успел получить оружие на полевом складе. Поехал на войну вообще без ствола, только с пистолетом. Позаимствовал перед операцией автомат наводчика пулемета БТР, ему он в бэтээре не нужен. Вроде автомат пристрелянный…

Вот «чехи» поперли. Перебежками, по одному. Я выцеливаю, стреляю и никак попасть не могу. Я вне себя. То ли стрелять разучился, то ли автомат все-таки не пристрелян. Между мной и боевиками три слоя рабицы, но встать нельзя, чтобы сверху стрелять. Справа ведь идет капитальный бой. В отличие от нас, там большие силы схватились. Наших человек двадцать и столько же боевиков. Оттуда рикошеты идут со страшной силой. Слепые пули летят. Встанешь, может и грохнуть. Думаю: «Не, моя жизнь дороже этих дураков, я лежа постреляю».

Первые двое перебежками, перебежками, почти ушли. Вторые двое пошли. Решил, сделаю несколько выстрелов, но точных. Полежал секунд десять, успокоился, тщательно выцеливаю. Стреляю! Мимо. Стреляю. Никак не попадаю.

Они уже пешком идут от меня, даже не перебежками, пешком уходят! Меня вообще завело!

— Гады! Презирают! Показывают презрение!

Аж взбесился. Напоследок два таких выстрела сделал, что один из боевиков даже спотыкнулся, явно попал. Но спокойно так идет. «Надо же, какие ребята отчаянные». Четверо ушли. Двоих я отсек. Не смогли прорваться.

Мы остались лежать. Прикрывали этот участок часов до десяти вечера. Я чувствовал, что по ноге начала стекать кровь, а боли не было. Опасался только, что от потери крови меня поведет. Не отключиться бы.

Закончились зачистки домов. Никого не нашли, лишь потеки крови повсюду. Ночь. Особо не подергаешься. Они по дорожке отхода мины поставят, не обрадуешься.

И мы выбрались. Единственное, что интересно, в одном из домов нашли видеокассету и записку: «Посмотри Мидео и спрячь». На кассете надпись «Мидео».

Нас сразу к врачу. Геологу руку перевязали, мне — ногу. Все-таки пуля внутрь зашла. Слепое ранение. А у Паши и в самом деле пуля оказалась в голове, вернее, рубашка от пули под кожей над ухом. Немного глубже она вошла бы — все. Кроме того, у него оказалось пять сквозных ранений осколками пуль. В бок, руку и ногу. Пули бились в кирпичную кладку, кололись вдрызг и отлетали в Пашу.

Когда в госпиталь прилетели, Паша снял свитер, и на пол посыпались осколки пуль. Свитер весь посечен.

Старлей осколком пули был ранен. И рядовому еще в начале боя пуля разворотила лицо. Рядового сразу эвакуировали, а мы до конца оставались. Я, Паша, Геолог и старлей.

Надо отметить, что медицинская служба хорошо работает. Конвейер у них налажен от и до. В Северном вертолет только сел, а нас уже машина ждет. И в приемный покой. Тут же на столы, рентген, перевязки.

Пулю извлекать не стали. Дырочка от нее аккуратная, уже затянулась. Пластырем заклеили и все.

Вышли мы из перевязочной. Адреналина в крови столько! Можно стометровку запросто пробежать. В назначенной нам палате мы скинули грязные камуфляжи, отдали постирать. Девчонок, сестер, попросили что-нибудь приготовить. Есть очень хотелось. И выпили чуток, чтобы адреналинчик снять. Сестрички нам и видак достали, кассету просмотреть. Геолог ее все это время прижимал к себе, как любимую девушку.

На кассете записана жизнь чеченской семьи в Казахстане. Мне б так жить! Машины, квартиры — шикарно. А потом показано, как в Курчалое нашим бойцам головы режут. Кассета — отчет о проделанной работе…

Мы в госпитале переночевали. Утром встали, что делать? 31 декабря. Вот он, Новый год! Стоп винты, стоп колеса, стоп моторы. Ничего не летает и не ездит. К своим уже не поехать, на базу тоже.

— Будем встречать здесь, — решил я.

Паша с Геологом завелись.

— Блин, надо ехать на базу, в Ханкалу.

— Как? Чего выдумываете? На чем?

— На такси, — не смутились они.

— Где ваше оружие? — возмутился я. — Только я пистолет прихватил. Вы же все посдавали, гады.

— Ничего, как-нибудь доедем.

— Я дорогу знаю, — горячился Геолог. — От блокпоста к блокпосту. Что тут ехать? Доедем!

— Ладно, уговорили. Поехали.

Написали отказ от госпитализации. Геолог поймал такси. Я на переднее сиденье. Демонстративно перезаряжаю «Стечкин». Таксисту говорю:

— Все, брат, если что, не обижайся, первая пуля твоя.

— Командир, чего там, — понял водила.

Я никогда так не психовал, как при этой глупости, но мы моментом долетели до Ханкалы. Отпустили таксиста, в его машину тут же загрузились такие же остолопы, как мы. Тоже куда-то ехать Новый год встречать.

Мы потопали к себе. Тут вдали: «Бэмс!» — выстрел. Первое желание у всех лечь. Грязь вокруг непролазная. Все присели. Ух ты! Сознание еще от недавнего боя не отошло.

Отмечать праздник нас зазвали к себе фээсбэшники. От них мы узнали продолжение истории с Цоцин-Юртом, когда я стал сетовать, переживая недавний бой.

— Стрелял, стрелял. А они пешком ушли. Вот такой я стрелок!

Фээсбэшники смеются и переглядываются.

— Слышь, сегодня стали осматривать место, где ты стрелял — там два трупа нашли. Те, что пешком шли. Все в дырках. Потому они и шли — бежать уже не могли. Ты их полоскаешь: дырка за дыркой, они тоже на адреналине были, зашли за угол, упали в канаву и умерли.

Один из них, как потом выяснилось, был снят на видеокассете «Мидео», здоровый бык.

— Мы утром обыскали все вокруг, — продолжал рассказывать фээсбэшник. — Шесть лежек нашли, замаскированных копнами кукурузы. Откинули копны, а там все в крови. Тяжелораненые в этих лежках были. Короче, вчера вы восьмерых уничтожили и нескольких ранили. Они все известные боевики.

«Чехи» напугались, что какое-то подразделение, то есть мы, может так биться ночью. А мы чувствуем друг друга — как бы ситуация ни менялась, я всегда знаю, что в следующую секунду будет делать тот или другой боец. Это взаимопонимание достигалось тяжелым трудом в течение трех лет.

31 декабря новогодняя жизнь началась для нас с выезда в село Новая жизнь. Вот такой каламбур.

Был радиоперехват накануне, из которого узнали, что в Цоцин-Юрт пытались прорваться боевики из Новой жизни. В Новую жизнь и нагрянули.

Мы с офицером ФСБ и Пашей оставались на базе. Пользовались своими ранениями. О том, что происходило в селе, узнали от ребят.

В группе блокирования дома стоял наш снайпер. Его позывной Капрал. Стоял, смотрел по сторонам как положено.

Одна молодайка посылает ребенка куда-то. Капрал ему:

— Стой! Обратно, — загнал мальца в дом.

Дети постоянно «летают» как связные боевиков. Женщины мечутся по дому. Что-то их гложет. Одна выскакивает с мокрой тряпкой, вроде постирала. Развешивает эту белую тряпку на заборе. Калитку во двор оставляет открытой. Идет дождь, а она белье сушит.

Капрал калитку закрыл. Через несколько минут женщина выходит снова. Будто по делам, и якобы ненароком оставляет калитку открытой.

У чеченцев обычай, если в доме мертвый, похороны, вывешивается белое полотенце и открываются двери — «В доме смерть». Они это переиначили и превратили в условный сигнал: «В доме противник, не ходите сюда».

Капрал закрыл дверь и выглянул на огороды. В глубине белела небольшая мазанка. Снайпер смотрит, а к этой мазаночке из другого дома посылают пацаненка. Он ему: «Стоять! Обратно иди!»

Через время от третьего дома старик идет.

— Ко мне, старый, — скомандовал Капрал.

— Я заслуженный учитель Чеченской Республики. Я просто иду.

— Постой, потом вместе сходим. Походим, погуляем.

Из дома выходит старлей, командир группы. Его позывной Бам, потому как если ударит, то всё!

Капрал докладывает командиру ситуацию.

— В мазанке кто-то есть.

— Кто в мазанке? — обратился к старику Бам.

— Там дети.

Капрал глянул в прицел снайперской винтовки и видит, как к окошку мазанки изнутри такая харя приблизилась!

— Там явно не дети. Там кто-то есть.

Подошел Джафар. Он не чеченец. Это у него позывной такой из-за черной густой бороды. Без нее у Джафара обычное русское лицо, а с бородой — кавказский разбойник, да и только.

Джафар направил автомат на старика.

— Пошли. Ты — первый, я — второй.

Остальные рассыпались по двору, блокируют. Старикан подошел к дверям, открыл, сказал что-то внутрь и закрыл:

— Они боятся выходить. Отойдите, дети выйдут.

— Если не выйдут, гранату брошу, — пообещал Джафар.

Старик снова дверь открыл, а оттуда две «эфки» вылетают. Джафар оттолкнул деда, отпрыгнул в сторону, упал и закрыл уши ладонями.

Еще один боец, лейтенант, стоял напротив мазанки, около дерева. За это дерево он и повалился. Оно толщиной сантиметров десять — не закроет, конечно. Прозвучало два взрыва. С дерева осколками содрало всю кору — оно белое стояло, а в лейтенанта ни один осколок не попал, хотя метра полтора до взорвавшихся гранат было. Контузило его и оглушило сильно. Он даже отключился…

Джафару ничего, он вскакивает, обегает мазанку и сталкивается с двумя дураками. Они под шумок за взрывами выскочили из мазанки. Между Джафаром и ними два с половиной метра, и они дружно начинают садить друг в друга из автоматов. Джафар по ним магазин — тридцать патронов — высадил. «Чехи» в него два таких же магазина. Джафар не шевелился, двинешься — убьет. Свист с обеих сторон. Он только автоматом водит и кричит: «А-а-а!» «Чехи» тоже орут и стреляют. Страшно, конечно. В упор. Смерть — вот она летит. Шестьдесят пуль — в Джафара не попала ни одна. Он ранил обоих. Они стали убегать. Джафар тоже, перезарядиться же надо. Раненые быстро не бегают. Группа блокирования их заколбасила.

Еще двое боевиков из мазанки выскочили. Гранатами отбрасывались. Одного из них Капрал снял. А второй в канаву заскочил, начал отстреливаться, но, когда в очередной раз высунулся, его другой наш снайпер снял.

Стали выяснять, кто эти четверо уничтоженных боевиков. Оказалось, что все четверо полевые командиры. Пришли на совещание. Один из них учился в Пакистане и планировал многие крупные операции.

Отдолбили их и Новый год поехали встречать. «Чехам» Новый год серьезно подпортили.

Таких боестолкновений была масса. Но с этого момента противник стал все больше нас бояться, а мы действовали все активнее и активнее.

Тут очень важно психологическое состояние. Мы были охотниками, а «чехи» только и думали, как запрятаться подальше. Если человек изначально рассчитывает, как убежать, он нормально воевать не сможет. Не важна численность и не столько важно оружие — важен настрой на битву. Для «чехов» началась тяжелая жизнь. Они психологически ломались только при одном известии, что на задачу вышел «Витязь».

«Спецназовцами не рождаются, ими становятся» — бойцы спецподразделений любят повторять эту истину, подчеркивая, что им ничего даром не дается. Ко всему следует приложить умение и труд. Любой профессии, в том числе и спецназовской, надо учиться. Но отдельной школы или училища для спецназа до сих пор нет.

В отрядах специального назначения проводится обучение солдат и офицеров. Тут всегда можно получить специальность, а при желании и не одну — гранатометчик, снайпер, сапер, высотник, пулеметчик, минометчик.

Стрелок штурмового отделения — это специальность, которую получают все спецназовцы во время занятий в учебной группе. Обучение специальностям — пулеметчика, снайпера, наводчика БТР и ряду других — осуществляется индивидуально, после того как военнослужащий окончил учебную группу и пришел в боевое подразделение. Обучение проводится под руководством командира группы и заместителя командира группы по специальной подготовке.

Военнослужащие по призыву увольняются в запас, и должность того или иного специалиста становится вакантной. Думающий командир за несколько месяцев до увольнения начинает присматривать кандидата на эту должность из числа новых бойцов, окончивших учебную группу. Если у военнослужащего есть желание приобрести ту или иную специальность, ему предлагается пройти стажировку. Чтобы стать снайпером, особенно важно личное желание бойца, ведь эта специальность специфическая. Сборы проходят в масштабе отряда, после чего стажировавшийся боец занимает штатную должность.

Есть специальности, которым обучают за пределами части — сапер-подрывник, водитель бронированной и обычной техники. Желательно, чтобы водитель обладал категориями В, С и мог выполнять работу водителя БТР, бронированного «Урала» и других транспортных средств. Связистов — специалистов по средствам радиосвязи и санинструкторов также готовят вне отряда, если нет бойца, уже имеющего начальное медицинское образование, диплом фельдшера.

Некоторых военнослужащих направляют в учебную часть по подготовке прапорщиков на несколько месяцев, и ряд воинских должностей укомплектовывается прапорщиками.

Срочники могут иметь несколько специальностей — это зависит от настойчивости командира группы. Опытный командир старается, чтобы его бойцы владели двумя специальностями, ведь военнослужащий в бою может быть ранен и его придется заменить. Хорошо, если боец имеет специальность стрелка штурмового отделения, при этом может стрелять из пулемета и в то же время готов подменить выбывшего из строя снайпера. Все упражнения и занятия в спецназе основаны на взаимозаменяемости.

Группа разведки является одним из подразделений боевого обеспечения и играет очень большую роль в жизнедеятельности отряда. Это — его глаза и уши. Как наиболее подготовленное подразделение, разведгруппа зачастую привлекается для выполнения наиболее сложных задач, которые возложены на группы специального назначения в целом. Но тем не менее между ними существует четкое разделение — спецназ и разведка идут рядом, помогают друг другу, но задачи их носят разный характер. У спецназа в основном штурмовая работа — захватить, обезвредить, освободить, уничтожить. Разведчики обязаны изучить обстановку, получить информацию, создать условия для выполнения поставленных перед группой специального назначения задач. В группе разведки много бойцов, служащих по контракту. Вообще же разведчики — универсалы. В разведгруппе есть снайперы, пулеметчики, наводчики БТР, есть представители специальностей, характерных только для разведчиков.

В отрядах спецназа развита ступенчатая система служебного роста. Боец, отслужив срочную службу, овладев минимум двумя воинскими специальностями, сдав на краповый берет, пройдя боевую командировку, решил продолжить службу по контракту — это первые ступеньки. После заключения контракта, через некоторое время он покоряет следующую ступень — командира отделения, затем назначается на должность заместителя командира взвода, старшины группы. Направляется на учебу, чтобы получить воинское звание прапорщика. Прослужив в звании прапорщика года три-четыре, он может за усердную службу, которую должен отметить командир группы, получить направление на курсы младших лейтенантов. Через полгода возвращается в часть уже офицером, командиром взвода. Еще через некоторое время его могут направить на заочное обучение в юридический институт МВД, где он получает высшее образование и может в отряде занять достаточно высокую должность — заместителя командира или командира группы. Он имеет возможность и дальнейшего роста, если продолжит учебу в военной академии. Но прохождение этих ступенек идет медленно, для этого необходимо набраться терпения.

По закону посылать военнослужащего на курсы младших лейтенантов руководство имеет право через год службы. Вот и приходят на эти курсы из обычных воинских частей девятнадцатилетние парни, еще не состоявшиеся ни как военные, ни как мужчины, ни как личности. Через полгода возвращаются в часть, где еще продолжают служить солдаты, одновременно с ними призвавшиеся, и те, кто был призван на полгода раньше. А они должны ими руководить. Станут ли они им подчиняться? Бывают, конечно, исключения, но они лишь подтверждают правила.

В отрядах спецназа таких вещей не происходит. Девятнадцатилетнего парня только на основании его желания стать командиром не пошлют учиться на лейтенанта, если он не прошел те ступени, о которых говорилось выше, даже в случае особых заслуг кандидата. На курсы младших лейтенантов приходят из отряда прапорщики, послужившие, имеющие государственные награды и несколько боевых командировок на своем счету.

В зависимости от усердия и старания прохождение служебных ступеней может длиться от нескольких месяцев до нескольких лет.

Командир одной из групп отряда «Русь», капитан, начинал службу в отряде солдатом девять лет назад. Получил специальности пулеметчика, снайпера. Был снайпером по контракту около года, стал командиром отделения, полгода прослужил, получил методическую практику, когда в составе группы военнослужащих он направлялся по указанию министра внутренних дел для обучения ингушского ОМОНа в 1999 году. По возвращении его назначили заместителем командира взвода и ему было присвоено звание прапорщика. Пройдя ступень заместителя командира группы, побывав в боевых командировках, он стал старшиной группы. Позднее он был направлен на курсы младших лейтенантов, назначен командиром группы. Таких примеров хватает. Этот человек — профессионал. Может, ему отчасти не хватает теоретических знаний, но он имеет все возможности их пополнить.

Тесные отношения отряд «Русь» поддерживает с другими отрядами специального назначения, с ОМОНами, с СОБРами, с теми, с кем вместе выполняют специальные задачи. Среди них взвод специального назначения одной из частей по охране важных государственных объектов, бойцы которого регулярно приезжают в гости для обмена опытом.

Спецназовец всегда гостеприимно примет другого спецназовца, даже совсем незнакомого, приехавшего из другого города, накормит, напоит и на ночлег устроит.

Отряд дружит с бригадой специального назначения внутренних войск МВД Республики Беларусь, поддерживает контакты с молдавскими карабинерами, со спецназом внутренних войск МВД Украины и со спецназовцами Казахстана. Всех объединяет общая борьба с терроризмом и с организованной преступностью.

У отряда «Русь» сложились тесные отношения с детским объединением «ЭОС», где проводятся индивидуальные занятия с детьми с детского садика до четвертого класса начальной школы. Для детей спецназовцев объединение делает большую скидку в оплате. Дети, воспитанники объединения, приезжают в отряд с концертами. В свою очередь бойцы отряда помогают этому объединению в решении различных бытовых вопросов, поскольку работают в «ЭОС» в основном женщины.

Старшеклассники нескольких московских школ проходят в отряде «Русь» военные сборы. Спецназовцы всегда идут навстречу, стараются дать призывникам необходимый минимум знаний. Они поддерживают отношения с различными военно-патриотическими клубами Москвы, Подмосковья и некоторых городов других регионов. В Белгороде бывшие спецназовцы отряда организовали военно-спортивный клуб «Русь». Они занимаются допризывной подготовкой, рассказывают ребятам об истории спецназа, своего отряда. Рекомендуют своих воспитанников для службы. И командование отряда решает вопросы с военкоматом, чтобы этих ребят призвали именно к ним.

Ребята из военно-патриотических клубов заранее знают, на что идут, что спецназ — это трудно, тяжело, пот, синяки, сбитые в кровь мозоли. И при этом в отрядах спецназа минимальные потери. Жесткая подготовка, как это ни парадоксально, очень гуманна, поскольку целиком направлена на то, чтобы сохранить жизни бойцам.

Вопросы поддержания на должном уровне морального и физического здоровья являются одной из основных забот руководства отряда. Оно старается сделать эффективной реабилитацию бойцов, хотя осуществить это не всегда позволяют финансовые возможности. Например, у спецназовцев отряда «Русь» самой яркой и запоминающейся была реабилитация в 1996 году. Прибывших из чеченской командировки бойцов взял тогда на полное обеспечение колхоз «Борец». Десять суток спецназовцы жили в этом колхозе, вернее в пионерском лагере, располагавшемся на территории колхоза, в коттеджах на пять-шесть человек. В колхозной столовой бойцов три раза обильно и вкусно кормили добротной крестьянской пищей. Каждый день спецназовцев возили на экскурсии, через день — на дискотеку в местный клуб. Провели футбольный матч со сборной колхоза. Тогдашний руководитель хозяйства был страстным любителем футбола, и в его команде играло много мастеров спорта. Спецназовцы в честной игре проиграли им. Впоследствии руководство колхоза сменилось и возможности такого отдыха после командировки у бойцов больше не стало.

Все последние годы непрерывных командировок, не слишком рассчитывая на чью-то помощь в вопросах реабилитации, руководство отряда планирует экскурсии и выходы в город, в театры, кино. Есть театр «Сопричастность», где спецназовцев ждут в любой день на любой спектакль, православный театр «Глас». Актеры из театра приезжали к бойцам и на полевой выход, выступали там перед ними.

Хорошие отношения сложились у спецназовцев с заведующим сектором взаимодействия Московской патриархии с внутренними войсками Алексеем Заварновым. Он много времени проводит в части, беседует с бойцами. Есть планы создать в части домовый храм Александра Невского.

Вообще командиры внушают своим бойцам такую истину, что на время службы у спецназовцев одна национальность — воин русского спецназа.

Лето 2000 года.

Густые сады слева от дороги. Старые, с темно-зеленой листвой. Справа — горы. Тихо. В солнечном свете над дорогой застыла пыль от проходившей колонны.

Один за другим восемь тяжелых БТР и два уазика отряда спецназа выдвигались в пункт назначения отработать адреса, где под видом мирных жителей находились боевики. В первом бронетранспортере во главе колонны ехали разведгруппа и начальник разведки майор Зубов.

Разведчики всегда идут первыми. Среди них молодой боец-срочник. После полугода специальной подготовки он прибыл в Чечню. Для него все особо и значимо. И то, что они идут первыми, и волнение от предстоящей операции.

Недалеко уже до ближайшего села. Там боевики нападать не станут. Этот населенный пункт вне войны.

Боец видел, что Зубова настораживают сады. Место для засады удобное. А трасса одна. Быстрее бы проскочить…

Но вдруг пыль и осколки взметнулись над дорогой — рванул радиоуправляемый фугас рядом со вторым БТР. И сразу по броне застучали пули.

Разведчики сориентировались быстрее других. Развернули башню БТР, и пулемет заработал по саду. Зеленым фонтаном брызнули листья с деревьев. А снайпер группы тем временем осматривался. По вспышкам он обнаружил боевиков на холме, а не в саду.

— Цель на холме! — крикнул командир разведчиков.

К перестрелке подключились и другие группы отряда. Но сквозь пыль и всполохи огня им мало что удавалось разглядеть.

Под прикрытием брони разведчики перетащили раненых в свой БТР. По приказу командира отряда бойцы спешились и медленно продвигались к селу.

Доктор от конца колонны, где он находился, промчался по обочине на «уазике». Только немного пригибался, когда пули царапали машину. Подкатил к БТР разведгруппы, забрал раненых и вернулся обратно.

Огонь боевиков удалось подавить. Колонна ползла к селу. Стрелять с холма стали меньше. Но пули все еще выстукивали азбуку Морзе по броне и печатали смертельные послания.

Вот оно, село, рукой подать… Зубов заметил впереди за холмами фигуры боевиков, которые прятались в овpare. Пули опять ожесточенно забарабанили по бронетранспортерам. Укрываясь в складках местности, боевики обстреливали голову колонны, а по БТР, оказавшимся в центре, продолжалась стрельба с холма.

Наконец первые сельские дома показались справа и слева. Улица пустая. Местные спрятались, но и стрельба уже прекратилась.

Раненых эвакуировали и продолжили движение к месту назначения. Нужно было успокоиться, собраться.

Зубов ехал на броне, стряхивая ладонью пыль с камуфляжа. После перестрелки и взрывов всех спецназовцев припудрило пылью. Майора не оставляло ощущение Дежа Вю.

Выезды каждый день. Длительные марши, и пешком, и на БТР. Дороги, дороги. Адреса. Доразведка на гражданских машинах с затемненными стеклами. Планы штурма. Дома. Схроны. Оружие. Преступники.

…Точно такой же подрыв колонны произошел за семнадцать дней до этого. Отряд выезжал на крупную общевойсковую операцию на юг Чечни. Проезжали Аргун, и уже на выезде разорвался фугас рядом со вторым БТР. За несколько секунд до подрыва командир разведгруппы краем глаза заметил, что справа от дороги в пятиэтажке вылетело стекло.

Сразу после взрыва командир приказал наводчику:

— Ствол — на девять, пятый этаж!

Башня БТР развернулась, и заработал крупнокалиберный пулемет.

Контрактники из разведгруппы спрыгнули на землю, заняли позиции, чтобы прикрыть тыл. Почти тотчас они увидели вспышки выстрелов между деревьями, метров за двести от дороги. Из лесополосы боевики одновременно ударили и по колонне, и по вертолету, который сопровождал БТР. Но тут же получили сдачи.

Раненых вытащили из БТР. У одного из бойцов взрывом оторвало ногу. Наложили жгут и вкололи промедол. Раненых необходимо было срочно эвакуировать.

Заместитель командира разведгруппы остановил первую проезжавшую по дороге «газель» и сам сел за руль. Водитель убежал. Машина не заводилась. Тогда БТР разведгруппы слегка ее подтолкнул.

В «газель» уложили всех раненых и погибшего. Доехали до первой удобной площадки, где мог приземлиться вертолет и забрать раненых.

Погиб рядовой Степанов из 1-й ГСН. Он был наблюдателем по правому борту БТР и получил смертельное ранение от взрыва…

От этих воспоминаний Зубов нахмурился и стал еще внимательнее смотреть по сторонам.

Наконец колонна прибыла к месту назначения. Забазировались неподалеку от села, намеченного для проверки. С вечера произвели доразведку на легковых гражданских машинах. И рано утром выдвинулись на «уазиках» и бронированных «Уралах». Тяжелая техника осталась на окраине. Слишком она громоздкая для маленьких улиц.

Три адреса сразу. Обычно брали только один. Не хватало людей, чтобы параллельно отрабатывать несколько адресов. Но в этот раз разведчики так спланировали, что сначала ехали к одному дому, стремительно задерживали первого фигуранта и тут же самым коротким путем подъезжали к другим домам, находившимся рядом.

Местные вставали чуть свет. Выгоняли скот. И, чтобы избежать лишних столкновений с населением, разведчикам и группе спецназа нужно было спешить.

По информации, второй фигурант жил в огромном каменном доме. Во время доразведки бойцам ничего не удалось разглядеть за трехметровым забором из сплошного кирпича. Поэтому шли в неизвестность. Знали только, что понадобятся две штурмовые лестницы, чтобы преодолеть забор.

Но был и второй дом — рядом. Победней и поменьше. В нем, по оперативным данным, этот боевик часто ночевал для отвода глаз.

Зубов разделил людей на две группы. Начался штурм.

Бедный дом осмотрели быстро, вывели из него боевика. Поставили на колени, чтобы не убежал. На руки надели наручники.

С богатым домом пришлось повозиться. Там тоже задержали боевика. Дом оказался таким огромным внутри, с массой тайников, что обыскивать его можно было дня два.

А местные уже набежали со всех улиц. Человек двадцать столпились на перекрестке. Женщины кричали, кидали камнями в разведчиков. Пришлось торопливо сворачивать работу. Двоих задержанных погрузили в машину. Но толпа вплотную подступила к «уазику». Тогда прапорщик Каразанфир из 4-й группы отряда решительно выбежал на дорогу, расставил руки и оттеснил людей от бампера машины. Водитель резко вывернул руль и объехал толпу по обочине.

В разведгруппе отряда спецназа — самый высокий процент психологической совместимости и боевой слаженности. Из срочников отбирают в разведку самых лучших и обучают их по отдельной программе. Бойцы понимают друг друга с полуслова, по незаметному жесту и примечают то, чего не видят другие. Они знают, что им всегда быть первыми — и при получении наград, и при получении порции свинца в бою. «Под раздачу» разведка попадает первой.

Из пяти военнослужащих отряда, которым присвоено звание Героя России, трое — разведчики. Один из них — старший сержант Сергей Шрайнер.

…Тем же летом 2000-го, когда боевики устраивали бесконечные засады на дорогах, когда разведка работала по адресам днем и ночью, ранним утром 14 июля разведгруппа проводила поисковые мероприятия в Аргунском районе.

Рассвет только начал высветлять небо, и из тени возникли развалины здания. Отсюда было метров четыреста до трассы Аргун — Гудермес.

5.35 на часах. Зябко и серо вокруг. В развалинах какого-то строения — машина «Нива». Стекла тонированные. Никого не видно. Может, внутри пусто, а может, там боевики и взрывчатка.

Командир группы, старший лейтенант Завьялов, определил боевой порядок. Лейтенант Иванов и ефрейтор Мелихов — в группе захвата, старший сержант Шрайнер, рядовой Максаков и сам Завьялов — в группе прикрытия.

Выдвигались скрытно, бесшумно, вглядываясь в темные стекла машины. Что там за ними? Что ждет разведчиков? Прятались за бугорками, залегали в ямы, ползли. До развалин оставалось около сорока метров, когда «Нива» начала движение. Командир группы закричал:

— Стоять! Выйти из машины!

Но, перекрывая его приказ, взревел двигатель, камни веером брызнули из-под задних колес. Ударила автоматная очередь. Шрайнер, прикрывая командира, открыл огонь по машине. «Нива» устремилась прямо к разведчикам, чтобы прорваться сквозь окружение. На ходу из окон бандиты стреляли. Рядовой Максаков вскрикнул, схватился за раненую ногу.

Как в замедленной съемке, машина надвигалась на залегших разведчиков. Приближаясь, росла на фоне светлеющего неба. Открытые окна вспыхивали автоматными выстрелами. Вдруг из окна вылетела граната и упала прямо перед Завьяловым и раненым Максаковым.

Время для Шрайнера сжалось и вдруг выпрямилось пружиной, ускорилось и понеслось вместе с его мыслями. В доли секунды он решил что-то для себя и бросился на гранату, обнял землю, прижал смерть к груди и отвел ее от своих товарищей.

И боль, и ненависть, и отчаяние, и шквал огня вылились на бандитов. Их машина взорвалась. Потом, когда огонь погас, нашли четыре тела боевиков и обгоревшее оружие. Что готовили эти четверо? Засаду? Нападение на блокпост?

Сергею Шрайнеру был двадцать один год. Звание Героя России он получил посмертно.

В 2001 году масштабных боев уже не было. Разведка работала адресно.

…Дом брали штурмом. По сведениям ФСБ, в нем прятались около сорока вооруженных боевиков. В этой операции отряд действовал совместно с одним из СОБРов.

Две группы спецназа блокировали дом. БТР выбили ворота, и разведчики вместе с собровцами ворвались во двор.

Рассыпались по территории. Искали бункер, который, по полученной информации, здесь имелся.

Во многих дворах при тщательном досмотре спецназовцы находят схроны. Обустроены они основательно, с инженерными расчетами. Не зря боевики часто похищали строителей — бесплатная и квалифицированная рабочая сила. Местные объясняли такое строительство тем, что прячутся в этих укрытиях от бомбежек. Но, как правило, именно там спецназ находит оружие и следы пребывания бандитов.

Капитан Мерцалов прошел по двору один раз, другой. Что-то его настораживало. Он никак не мог понять, что именно. И вдруг сообразил, что умывальник расположен в таком месте, что им невозможно пользоваться. Явно декорация! С какой целью?

Умывальник перевернули, а под ним — черное отверстие вытяжки. Кинули в него дымовую шашку, и дым потянуло наружу. Значит, где-то поблизости бункер, вентилируемое помещение.

Стали искать еще активнее. По дому и двору ходили с металлоискателями и щупами. Со спецназом приехал инженер с бомбоискателем «Крот». Этот прибор смотрел вглубь на пять метров.

В комнате под линолеумом выстучали пустоту, и запищал металлоискатель. Отодрали линолеум. Под ним доски, песок и целлофан. Деревянный склеп три на три метра. В этом склепе нашли радиостанции и готовые к использованию спутниковые телефоны с проплаченными картами.

Во дворе старший лейтенант Приходов, ефрейторы Кучеренко и Петров, рядовые Петраков и Залежнев из разведгруппы искали бункер. Прощупывали каждый сантиметр. Ходили по вымощенному плиткой двору, пока майор Зубов не вспомнил намеки информатора об этой самой плитке, которую они сейчас топтали пыльными берцами. Именно под плиткой прибор обнаружил пустоту.

Стали копать. Наткнулись на бетонную вертикальную стену. Ясно, что это не фундамент. Никаких строений поблизости нет. А стена все шла и шла вглубь.

Параллельно обыскивающие дом бойцы на чердаке обнаружили военную форму. И в одной из комнат, в диване — очередной тайник с радиостанцией…

Наконец во дворе откопали достаточно большой участок бетонной стены и заложили заряд. После взрыва, когда осела пыль, кинули в образовавшееся отверстие три гранаты Ф-1. В момент взрыва спецназовцы, находившиеся в пристройке — летней кухне, заметили, как вздулся на полу линолеум. Под ним тут же обнаружили люк, который вел в бункер. Из люка шел дым от взрывов гранат.

Один из разведчиков заглянул в проем в бетонной стене. Включил фонарик. Сквозь еще не рассеявшийся дым проступили контуры дивана и телевизора.

Вдруг из пролома высунулся человек с поднятыми вверх руками. Резкой командой его уложили наземь. Но следом за ним из бункера вылетела самодельная граната. Крутанулась на земле и взорвалась. Боевик под шумок успел забежать за угол дома, но покатился обратно кубарем. Его там жестко встретили спецназовцы.

Осколками ранило одного из офицеров. Посекло ноги.

Выбежавший первым боевик оказался командиром группы Гелаева — Мацаевым, по кличке Белан. За ним, собственно, разведчики и приезжали. Следом из бункера выскочил Муса, командир группы боевиков «Джамаат», с автоматом в руках. Его сразу уничтожили.

Разведчики ожидали, что в бункере, как прошло в информации, окажется человек сорок вооруженных преступников. Но Мацаев сказал, что там еще только двое.

Заместитель Мусы выбежать не рискнул, вылез в раскопанную яму, поднял над ней руку и с криками «Аллах акбар» стрелял наугад из пистолета. Разведчики сняли его выстрелом в голову. По словам Мацаева, в бункере оставался Абу Якуб, начальник разведки Хаттаба, в прошлом — офицер спецназа Саудовской Аравии.

К пролому по-пластунски подполз рядовой Деграков и забросал его гранатами. Старший лейтенант Конкин прикрывал бойца. В это же время в люк, что нашли в летней кухне, тоже швырнули несколько лимонок.

Так выкуривают лис — устраивают пожар, дым несет по узким прорытым ходам, и лиса выскакивает из другого, запасного хода. Но этот «лис» — Абу Якуб уже не выбежал.

Через некоторое время спецназовцы заставили Мацаева лезть в пролом. К бандиту привязали трос, чтобы не удрал. Он с трудом оттащил заместителя Мусы, который перегородил своим телом пролом.

— Все! — крикнул он изнутри. — Якуб убит.

Мацаев подтянул его к пролому и уже вместе с бойцами вытащил Якуба на поверхность. Потом в бункер спустились сами разведчики. И набрали там две большие сумки новейших спутниковых телефонов и радиостанций.

— Нашим бы такую технику, — заметил Зубов.

Короткий ночной отдых на временной базе.

Черное небо как будто спускается на землю. Все сливается вокруг. Воздух уже с привкусом осени. И трава, и земля пахнут по-особому.

Молодой боец глядит на звездное, словно расстрелянное небо. В черноте звезды похожи на круглые дырочки от пуль, а за ними свет. Может, там другая жизнь? Без маршей, стрельбы, без могил, на надгробьях которых высечены даты со страшно маленькой разницей между ними. Разведчик вглядится в темноту, посмотрит на товарищей. Спят…

А рано утром в смуглой южной дымке рассвета колонной снова в путь. По бесконечным дорогам и тропам воюющей Чечни…

На следующий день во время зачистки отряд и группа разведки повторно зашли в населенный пункт, в тот дом, где остался развороченный взрывами бункер во дворе. Еще раз для верности, уже в спокойной обстановке, хотели осмотреть участок и дом.

Один из бойцов первой группы отряда наткнулся на странный провод, торчавший из поленицы. Осторожно стали откидывать дрова в сторону и увидели кирпичную стену. А в стене маленький вход с дверцей.

— Как будто клад ищем, — пошутил кто-то из разведчиков. — Только пиратской карты не хватает.

— Ты бы «чехов» попросил одолжить.

За дверью обнаружился узкий проход, а за ним два вагончика, две комнаты. В одной — комната отдыха, спортивные снаряды, диванчики, в другой — сауна. Да еще в маленьком дворике бассейн — два на три метра. Все удобства для группы боевиков человек на пятнадцать.

Привезли Мацаева. Раз такие находки, может, еще что упустили?

Увидев, что замаскированные под дровяник вагончики разоблачили, Мацаев усмехнулся и показал еще один схрон. Такой же деревянный склеп, какой обнаружили в доме. Он доверху был наполнен оружием, разгрузниками, формой. Все новое, импортное.

Разведка передвигалась по Чечне одной ей известными дорогами и тропами.

Они сражались с опасным, хитрым и опытным противником. Опережение, внезапность, скрытность выдвижения — козыри разведчиков.

Сколько раз они брали преступников врасплох, часто спящими.

Спецназовцев по возвращении из командировок проверяют психологи. Есть такой психологический тест, когда испытуемому предлагают нарисовать фантастическое существо. Разведчики рисуют существа самые страшные, клыкастые, с когтями и звериным оскалом. Это говорит о том, что и моральная, и физическая нагрузка у них больше, чем у других. Высокая степень риска.

Именно разведка считается элитой в спецназе внутренних войск. При том, что сами подразделения спецназа — это элита среди других войсковых частей. И рвутся сюда ребята, и завораживает их та таинственность, которой окутана работа разведчика.

Радиоперехваты, рейды в тыл врага, засады, захваты особо опасных преступников, выявление боевиков и их пособников по оперативной информации. Обостренная интуиция, которая часто спасает жизни бойцов.

Когда замполиту отряда приходилось ездить с разведчиками, он видел эту интуицию в действии.

…Работали по адресам в Аргуне. Вечерело. Один, второй, третий адрес проверили. Замполит приметил на одном из домов уцелевший номер и указал на него командиру разведгруппы, чтобы тот сориентировался.

Когда началась адресная работа в Чечне, местные по указке боевиков поснимали со своих домов номера и таблички с названиями улиц, чтобы затруднить поиск.

Поехали до конца улицы.

— Стоп, — вдруг скомандовал разведчик у одного из домов. — Работаем.

Через несколько минут на крыльцо вышел прапорщик со спортивной сумкой, которая заметно оттягивала руку.

— Что там? — спрыгнул с брони замполит.

— Боеприпасы. — В сумке оказалось восемь выстрелов к РПГ-7.

В доме под прицелом автоматов двое мужчин стояли лицом к стене. В быстром темпе происходил обыск. Из-под крыльца разведчики вытащили два полностью укомплектованных разгрузочных жилета, портативную радиостанцию.

— Я только продавец оружия. Я не боевик, — залопотал один из мужчин.

Эту отговорку разведчики слышали не раз.

— Продолжайте осмотр, — распорядился командир разведгруппы.

Он уже понял, что это боевая двойка — гранатометчик и помощник. Не было самого главного — оружия.

Разведчики переместились во двор и в стогу отыскали РПГ-7 и два АК-74.

— Почему же ты остановился именно у этого дома? — допытывался потом замполит у офицера-разведчика.

Тот пожал плечами:

— Сам не знаю…

В конце лета — начале осени 2001 года интенсивность выездок и зачисток не уменьшалась. Очень редко выдавались более-менее свободные дни, в которые разведчики оказывались на базе отряда.

Большие палатки, столовая, площадки для волейбола и футбола — база казалась особенно удобной по сравнению с временными лагерями, где чаще всего приходилось спать под открытым небом.

После выездов и длительных маршей чистили оружие, форму, мылись, приводили себя в порядок. Отсыпались, занимались спортом, играли в шахматы и нарды, бренчали на гитаре. Никогда не забывали про дни рождения.

Дни рождения и на войне — дело святое. Отмечали, даже если именинник был на выезде. Волнительно для новорожденного и весело для всех остальных. Перед строем товарищей командир поздравлял виновника торжества. Ошарашенный всеобщим весельем и пожеланиями, смущенный именинник летел к небу, подбрасываемый сильными и верными руками друзей. Подбрасывали в воздух столько раз, сколько исполнилось лет.

Без подарков тоже не праздник. Дарили разное — от часов до торта, который в Чечне почти на вес золота. И съедался он за милую душу. Разведчики — ребята молодые, и многие из них сластены.

В голове еще кружились улыбки и лица друзей, которые поздравляли. Во рту будто ощущался вкус того торта. Но неровная дорога возвращала к действительности. На колдобинах вылетали приятные воспоминания, только успевай держаться. Горькая пыль сушила губы. Надо было срочно проверить важную агентурную информацию. Предполагалось, что в селе находятся главари боевиков.

Три осмотренных дома уже позади. Впереди еще два. Спешились. Старший лейтенант Александр Приходов разделил группу на две и заблокировал два дома, стоящие рядом. Десять человек и сам старлей зашли в правый, а другие десять нагрянули в левый. Едва ступив на порог, Приходов услышал выстрелы во дворе соседнего дома.

Рядовой Залежнев стоял у калитки. Выстрелы раздались за его спиной. Он побежал за дом. Там у ефрейтора Долотова была дуэль с тремя бандитами.

Боевики, зажатые в тиски военными, пытались уйти огородами. А ефрейтор, выбежав на задний двор, чтобы блокировать огороды, на бандитов и наткнулся.

Ефрейтор был в расстегнутом шлеме. Одна из пуль попала в его застежку, болтавшуюся в нескольких миллиметрах от шеи. Долотов ударил из пулемета по боевикам и сразу уничтожил одного бандита.

Второй упал в стог от выстрелов прапорщика Зыкова. Трассирующие пули подожгли стог, пламя рванулось жарким столбом в небо. Третий боевик побежал к блиндажу, находившемуся во дворе. Он стрелял на бегу, но так и не достиг укрытия. Его снял ефрейтор Петров. Четвертый все это время лежал, прижавшись к земле, расставив руки в стороны. Он сдался.

Личности убитых быстро установили. Все не один год находились в федеральном розыске.

Тот самый боец, мечтательный и вдумчивый, что размышлял о планете без войн, смотрел на брезентовую крышу палатки, подсвеченную яркой луной. Смотрел, думал и вспоминал. Ему теперь было что вспомнить. Месяц за месяцем накручивались события войны.

При друзьях он и виду не подавал, что мечтатель и философ. Подсмеиваться станут. Языки у всех острые. Друг перед другом все ходят петухами. Только боец замечал, что и друзья его, боевые товарищи тоже много думают о своей военной жизни. И все не так просто.

Вспоминают погибших. Видят их улыбающимися, спящими, жесткими, сильными, стреляющими, видят их — живыми.

И не спит боец, садится на койке, натягивает колючее солдатское одеяло на плечи.

Могила Сергея Шрайнера уже успела зарасти цветами, которые посадили его родные, уже потемнела фотография красивого молодого парня на памятнике, а так и стоит он перед глазами с тем взглядом, с которым бросился на гранату…

Завтра день рождения у одного из бойцов. И будут они веселиться, пировать за небогатым столом, и в этот же день, наверное, опять пойдут на задание.

Глядя на друзей, боец улыбнулся: «Лишь бы на дне рождения подбрасывали нас как можно дольше. Не оборвался бы наш полет слишком рано. На полпути».

Герой России Олег Васильевич Кублин всегда был спокоен за свой тыл. Имеете с женой Элеонорой они прожили немало счастливых. чет. Всегда были рядом: и в радости, и а беде, когда заместитель командира отряда «Витязь» подполковник Кублин во время штурма Первомайского получил тяжелое ранение.

Олег: Способствовала нашему знакомству моя мама. Она мне долго намекала, мол, к нам на фабрику пришла работать симпатичная девушка. Приехала из Краснодарского края поступать в институт, не набрала нужное количество баллов. Зовут Эля. Мне имя ее понравилось. Говорю матери: «Звони своей Эле…»

Эля: В воскресенье — звонок в нашем общежитии. Меня подозвали к телефону, сказали, что Валентина Ивановна Кублина меня спрашивает. А потом ее сын трубку взял. «Здравствуйте, я Олег Кублин, давайте встретимся, погуляем…» Вечером мы встретились и поехали гулять на Тверскую, зашли в кафе «Московское».

Олег на момент нашей встречи уже год служил в дивизии после окончания Ленинградского высшего политического училища МВД. Почти москвич (из подмосковного Калининграда), с высшим образованием, в Нигере столько времени прожил. На мой взгляд, он был такой светский товарищ. А я была более замкнутая, провинциальная девочка.

Олег: Тридцать суббот встречались и свадьбу сыграли.

Эля: У нас одни субботы и были свободными. Все остальные дни Олег пропадал на службе.

Олег: Когда я в отряд пришел, первое, что сказал командир Сергей Иванович Лысюк: «Здесь нам временщиков, которые за званиями гонятся, не надо. Если нравится в отряде — служите. Давайте общее дело делать». И я прослужил в отряде с 1989 по 1997 год.

Эля: С его командировками я никогда не могла смириться. Некоторые привыкают. Только не я.

Олег: Один раз прилетала ко мне, когда я в командировке был. Проверяла…

Эля: Да потому что тебя полгода не видела. Скажешь тоже: «Проверяла». Сам же эту встречу и организовал. В Ингушетии.

Олег: Это в 1992 году было. Мы находились в Назрани в распоряжении полномочного представителя Верховного Совета России в Республике Ингушетия. Войны тогда еще не было.

Эля: Война… Олег отправился в Первомайское очень срочно и неожиданно. Туда должен был лететь другой человек, но он отказался. А Олег никогда не отказывался от командировок, он всегда такой, везде впереди. Позвонил мне на работу, я ведь тоже находилась в дивизии, служила прапорщиком. «Эль, я срочно улетаю». Я сорвалась, добежала до его части. Смотрю, все собрались, экипированы. Бронежилеты, каски, машины. Я расстроилась, провожая мужа. Это ведь не просто командировка, а конкретное боевое задание. «Давай прощаться, — говорит. — Будет возможность, позвоню».

Олег: Девятого января уехали, а шестнадцатого…

Эля: Я привыкла жить в состоянии ожидания. Смотришь новости, ждешь и всегда веришь в лучшее. У меня не было ощущения, что с ним что-то случится…

На работу я принесла маленький телевизор, почти не выключала его. 16 января у нас в финотделе было много работы, как раз выдали зарплату. Даже на совещание, проходившее в части, нас не привлекли, мы занимались составлением отчета. И вдруг открывается дверь, входят несколько офицеров: Ковалев Игорь, Горохов Сережа — друзья Олега, командир нашей части появился, врач замелькал. Человек шесть-семь в кабинет зашли. «Телевизор смотрите… Тепло у вас. Эля, как дела? Как самочувствие, как сын?» Все о чем-то отвлекающем говорят. И тут подошел Сережа: «Эль, ты только не волнуйся… Олег ранен».

До меня сначала не дошло, говорю: «Не может быть, это неправда!» А потом… Руки затряслись, слезы рекой. Мне капли какие-то дали. Немного в себя пришла и первый вопрос: «Куда ранен?» — «Не знаем пока ничего. Ты не переживай, мы будем тебя информировать подробно». Что-то еще говорили, успокаивали, но я ничего не слышала. Позвонила матери Олега. Ее состояние представить нетрудно. Кто-то моего брата вызвал, он меня домой отвел.

Началось время ожидания новостей. В тот момент все люди сплотились, никто не оставлял меня ни на час, ни на минуту без какой-нибудь информации. Но информация, как я потом узнала, была, мягко говоря, щадящей. Адамчук, сослуживец Олега, два раза в день приходил, смотрел, в каком я состоянии. А я на успокаивающих таблетках жила. Голова как в тумане. Спрашивала у Адамчука: «Как он, хоть что-нибудь скажи». Сообщали только одно — состояние средней тяжести. Значит, руки, ноги, голова на месте. Я так понимала, что если «средней тяжести», то человека можно вылечить. Но оказалось, что Олег был даже нетранспортабельный.

Олег: Врачи сказали, что жить мне осталось недолго. Операцию плохо сделали в полевом госпитале. Перитонит начинался.

Эля: Из Грозного его перевезли в Ростов. Там он три дня лежал весь в трубках… Наконец мне сообщают, что его привезут в Москву. Состояние Олега было крайне тяжелое. Но меня, мать и отца Олега, который только недавно перенес инфаркт, дезинформировали. Думали, что так гуманнее.

А увидела я Олега первый раз по телевизору. Стояла на кухне, гладила сыну Алеше рубашку в школу… Вдруг в новостях Олега показывают. Он в реанимации, весь в трубках. Я как закричу. Мама Олега была в комнате с Алешей. Прибегает на мой крик. «Олега показывали, — говорю. — Я видела, что он жив». Через два дня его привезли на военном самолете. Носилки на полу стояли. Это в его-то состоянии!

Олег: Самолет ранеными был забит…

Эля: Ко мне приехал Арцибашев, сослуживец Олега: «Эля, я встретил в аэропорту твоего мужа». — «Как он?» — «Да ничего, нормально». — «Когда к нему можно?» — «Завтра нет, наверное. Врачи говорят, что перелет наложил свой отпечаток. Ему отдохнуть надо».

Олег: А встреча была «теплая». Самолет приземлился, открывается рампа, всех начинают вытаскивать. Я лежу весь в трубках. Кто-то в темноте случайно зацепил меня, и все дренажи вылетели. Занесли меня в санитарную машину. Там молодая девчонка, медсестра. А из меня желчь и кровь льется на пол…

Эля: В воскресенье нам разрешили его навестить в реанимации. Врачи предполагали, что эта наша встреча может оказаться последней. У Олега начинался перитонит, интоксикация. Первое впечатление у врачей в нашем реутовском госпитале было: «Не жилец». Но об этом я позже узнала.

Идем мы по коридору: я, мой брат, мама и отец Олега. Алешу мы с собой не брали. Вообще, Алеша держался молодцом. Я думала, это несчастье скажется на успеваемости сына. Но учился он по-прежнему на «отлично». И в школе о том, что отец ранен, так никому и не сказал…

Так вот, в коридоре больницы брат встречает своего знакомого врача. Врач спрашивает: «Куда вы?» — «К Олегу Кублину». — «К Олегу? Ой, тяжелый Олежка, тяжелый. Трудно сказать, что будет». Для меня это был удар. Мне ведь все время твердили, что он в состоянии средней тяжести… Руки и ноги у меня сделались ватными, и в таком состоянии я должна была заходить к Олегу. Нетрудно сказать, что испытывали мать и отец Олега, которые тоже все слышали.

Нам навстречу выбежал врач. «Значит так, — говорит, — заходим по одному. И не дай бог слезы, истерика. Ни в коем случае! Если будете показывать свою слабость, лучше не входите, не впущу».

Первой пошла мама, сразу заплакала, и ее попросили выйти. Я мобилизовалась — слово военное, но оно как нельзя лучше подходит для той ситуации. Сказала себе: «Я все выдержу». Зашла, кажется, даже с улыбкой. На мой взгляд, держалась хорошо. Может, голос изменился, стал чужой от нервного перенапряжения. Олег весь в трубках — в носу, во рту, в животе. Совершенно беспомощный…

Я его за руку подержала. Он пытался оправдываться. Шептал что-то, трубки мешали, но я его поняла. Успокаивала: все будет нормально.

Вышла и… не помню. Очнулась на каталке, куда меня уложили. И огромный тампон с нашатырем под нос сунули. Подошла ко мне врач, она потом с Олегом лечебной физкультурой занималась. Узнала, что я жена Олега, и говорит «Так, красавица моя, ну-ка прекратить здесь обмороки устраивать. Все будет нормально. Ты посмотри, какой он красавец. У него и цвет лица хороший. Все у него будет хорошо. Его вылечат».

От нашатыря и от ее слов мозги у меня прочистились. Я пришла в себя.

С этого момента мы стали жить надеждой, хотя лечащий врач Олега сказал так: «Врачи не оптимисты. Вы особо не настраивайтесь. Поживем, увидим. Трудно дать какой-то оптимистический прогноз». Это были страшные слова.

Но доктор этот, ведущий хирург госпиталя полковник Владимир Николаевич Гайдуков, — и специалист, каких поискать, и человек замечательный. Он принимал Олега и вел его все время.

На работу я все эти дни ходила, мне сказали, что в таком состоянии нельзя сидеть дома. Телефоны и на работе, и дома не умолкали. Все друзья, знакомые, сослуживцы звонили, предлагали помощь — и моральную, и материальную.

Олег: «Витязь» всегда отличался сплоченностью.

Эля: Они друг за друга горой. Понадобился дорогостоящий антибиотик — нашли и привезли. В эти дни Олегу сделали еще одну операцию, исправляли то, что в спешке недоделали в Грозном и Ростове. Я об этом не знала. Спустя несколько дней после операции позвонил Сережа: «Эля, я разговаривал с врачом. Сегодня к четырем часам Олегу надо привезти поесть».

Это было такое счастье! Маме Олега позвонила, она сварила двойной бульон и сделала белые сухарики, и в четыре ровно я с термосом стояла у реанимации.

Началась жизнь в реанимации. Я вошла в эту роль. Как младенца, Олега кормила. Термосы, беготня по рынкам… Силы появились, надежда… Счастье…

Три недели Олег провел в реанимации. За это время на соседней койке несколько больных успело поменяться. Наконец и Олега перевели в общую палату.

Три месяца он пролежал в больнице. Летом мы съездили в Испанию. Эту поездку организовали для раненых. Программа реабилитации. Перед выборами президента.

Олег (смеется): Голосуй, а то не поедешь.

Эля: Осенью Олег опять лег в больницу, на операцию. Конечно, оперироваться не хотелось, тем более что летом он даже выходил на службу. Но деваться некуда. Операция прошла успешно. Врачи сказали: «Хорошо, что во время ранения Олег был голодный». Они же несколько дней одни сухари ели…

Олег: Когда меня ранило, я на некоторое время отключился. Пуля рядом с сердцем вошла. Минут через сорок ко мне смогли ребята подползти, обезболивающее вкололи. Первое, что пришло в голову: «Умирать легко, если сразу». А когда в сознание начал приходить, всю семью вспомнил, пока там лежал. «Как они без меня останутся?» Нет, думаю, нельзя мне умирать…

Теперь вот поднимать ничего тяжелого нельзя. Пресс качать нельзя, ничего нельзя…

Эля: Но он поднимает. Сумки таскает.

Олег: В больницу не ходим…

Эля (поправляет с улыбкой): Не хотим… Олег уволился в запас. Стал заядлым фермером, даже страусов в своем хозяйстве разводит, целыми сутками дома не бывает. А я места себе не нахожу, даже когда он на несколько дней в Брянскую область по делам уезжает. Привычка волноваться и ждать Олега, как прежде из военных командировок, с годами не прошла.

6 часов 10 минут 16 августа 2000 года.

Стало светло, но солнце еще не взошло. Внезапно на группу спецназа отряда «Русь» обрушился шквал огня…

Стрелки часов дотянулись только до пяти утра 15 августа, когда группа специального назначения выдвинулась в сторону леса — северо-восточнее населенного пункта Аллерой.

Позади остались расположение отряда и ровные макушки палаток.

Командир группы — капитан Михаил Грушев. Вчера звуками гитары он растревожил своих бойцов. Пел песни своей любимой группы «Чайф». А сегодня шел на задание сосредоточенный, собранный, словно и не рвал душу себе и другим словами вчерашней песни:

Не спешите нас хоронить,
У нас здесь еще есть дела,
У нас дома детей мал-мала.
Да и просто хотелось пожить.

Он давно воевал, капитан Грушев. В отряд специального назначения «Русь» пришел в 1993 году после окончания Пермского высшего военного училища ВВ МВД. В двадцать один год. С тех пор на его счету больше десяти командировок в горячие точки…

По лесу его группа продвигалась почти до темноты, пока перед ними не показалась небольшая возвышенность. Грушев осмотрелся и принял решение остановиться на ночлег здесь. Рядом с тропой. Выставил тройки охранения.

Один из сторожевых постов возглавлял прапорщик Александр Каразанфир. Старший инструктор (заместитель командира взвода), он был в командировке старшиной группы.

Зефир — так звали его друзья, сократив сложную фамилию. Зефир — не сладость, а легкий ветерок. Саша был невысокий, светловолосый, подвижный. Когда в ноябре 1996 года пришел в отряд «Русь» служить срочную, стал завоевывать первые места на соревнованиях по бегу и легкой атлетике. Чем не ветерок? Задиристый, улыбчивый, отчаянный.

Отслужив срочную, Александр подписал контракт и остался в отряде. В «Руси» принято, чтобы боец прошел все ступени службы. Его не повышают сразу в должности, дают возможность получить несколько специальностей. Саша полгода был пулеметчиком, полгода снайпером, потом командиром экипажа БТР и командиром отделения.

В тройке прапорщика Каразанфира, в охранении, были пулеметчик контрактник Довгаренко и снайпер рядовой Кукарцев. Срочнику Кукарцеву еще и девятнадцати не исполнилось, а выглядел он лет на шестнадцать.

Втроем они замаскировались в кустах, метрах в двадцати от группы, где находился командир.

День заканчивался, утекал розовым светом сквозь ветки деревьев. Семнадцать бойцов. Каждый прислушивался к шорохам леса, каждый думал о чем-то и спокойно уснуть никто не мог. Устроились на ковриках, поближе притянув к себе оружие.

Александр лежал на спине, вглядывался в черное небо, смазанное дрожащей листвой деревьев. От земли пахло слабой росой и сеном. Так же, как дома, в совхозе Новоусманского района Воронежской области. Там Саша окончил школу и ПТУ. Стал бы трактористом, если бы не узнал, что такое военная служба, что такое отряд специального назначения «Русь».

Он хорошо помнил свой первый день в отряде. Первую ночь. Тишину и чужие запахи казармы. Еще незнакомые бритые пацаны на соседних койках. Хоть и рвался Саша в спецназ, в тот первый день очень хотелось домой.

Романтика службы для Александра почти за четыре года не улетучилась. За это время он успел понять, что совсем недостаточно отлично стрелять, быть сильным и выносливым. Нужно нечто большее. Большее в отношениях с сослуживцами и подчиненными.

Своими шутками и остроумным веселым рассказом он в несколько минут мог собрать вокруг себя большую компанию.

А подчиненным приходилось с ним сложно. Старшина вышел из Александра строгий. Никаких поблажек. Если принял решение, то не изменит его. Приходилось быть жестким, чтобы руководить ровесниками и контрактниками, поддерживать дисциплину.

Александр имел право на такую строгость не только по своей должности. Он добился уважения. Кровью и болью завоевал право носить краповый берет. Заслужил знаки «За отличие в службе» I и II степени. Выигрывал призовые места в различных соревнованиях снайперов.

Опыт на войне приобретался тяжкими боями, долгими дорогами и потерями друзей.

Они сдружились с Виктором Петровым в дагестанской командировке. Оба сидели в охранении на выносном посту. Спина к спине. Почти всю ночь простреливали темноту. Огненные вспышки. Неизвестность. А рядом свой. По-особенному родной.

И с каждой минутой той ночи росла уверенность в человеке, который рядом, который прикрывал со спины. Ради него хотелось сделать все возможное и невозможное.

По возвращении из командировки они получили одинаковые должности. Стали старшинами групп. Советовались. Они звали друг друга — «брат».

Капитан Грушев воевал профессионально и хладнокровно. Стрелок великолепный. Он тоже занимал призовые места и в отряде, и на соревнованиях между стрелками силовых структур. Был судьей международной категории по борьбе. Судил соревнования на приз генерала Анатолия Романова и журналиста Анатолия Ягодина.

Михаил родился в Алапаевском районе Свердловской области. Южный Урал.

Пропадать на охоте в лесу с ружьем капитан мог бесконечно, так же как бесконечно мог разговаривать с земляком. Пусть земляк рядовой. Забыв о званиях и должностях, они начинали вспоминать знакомые места, как будто туда мысленно переносились — собирали кедровые шишки, купались в прохладной быстрой реке, ловили рыбу и охотились.

Метров за сто пятьдесят Грушев из мелкашки подстреливал белку. Чучело орла, привезенного с очередной охоты, он повесил в одном из помещений отряда.

Охотником Михаил был и по натуре. Во время учений его всегда ставили на роль противника. Грушев перевоплощался. У капитана и походка менялась, ходить он начинал мягко, почти бесшумно, ни одна ветка под ногой не хрустнет. Набирал к себе в команду самых подготовленных спецназовцев.

Ощущение засады в ночном лесу капитан воссоздавал точно. Ночь, тишина и вдруг — море огня, грохот, всполохи…

В августе 1995 года во время боя в районе моста, в Грозном, ранило многих бойцов капитана, а сам он получил контузию. Очень гордился своей единственной наградой за первую чеченскую кампанию — медалью «За отвагу».

Он жил легко и получал удовольствие от жизни, службы, общения, от любимых песен.

Но иногда Михаил становился задумчивым. Тогда видно было, как нелегко дается капитану война. Как волнуется он за вверенных ему людей, молодых ребят. В его двадцать семь срочники и даже контрактники казались ему мальчишками.

…Недавно Грушев женился. Привлекательный, он всегда имел успех у женщин и наконец нашел ту, которую ждал и искал. Теперь она ждала его. От этой мысли командировки для Грушева приобретали другой смысл. Становилось и теплее на душе, и тревожнее.

В песнях под гитару это чувствовалось. Голос Михаила звучал особенно проникновенно…

В ночь на шестнадцатое августа под открытым небом Грушев почти не спал. Шорохи леса его не пугали. Он лесной человек, и каждый шелест и хруст ветки прочитывал сразу.

В эту ночь он думал о близком завершении командировки, думал о доме и о жене.

У Александра Каразанфира была девушка. Ему очень хотелось, чтобы она ждала его.

В эту командировку ему разрешили на неделю отлучиться в Москву. Двоюродная сестра выходила замуж за его товарища, офицера отряда «Русь».

Сидеть в светлом праздничном зале, где много нарядных людей, много музыки и вкусной еды, казалось Александру странным. После того как несколько дней назад, пыльный, обвешенный оружием, он выдвигался с группой в лес на очередное разведывательно-поисковое мероприятие.

И как-то тоскливо становилось от мысли, что ребята, его подчиненные, сейчас там, а он веселится и празднует.

Александр потянулся за гитарой. С первых аккордов гости невольно притихли.

Не спешите на схоронить…

Он спел куплет и сам себя оборвал, смущенно улыбнулся.

— На свадьбе такое не в тему. Наш капитан эту песню любит. Грушев — мировой мужик, — обращался Александр к соседу по застолью.

Гуляли до утра. Перед уходом Александр подошел еще раз поздравить сестру. С тоской глянул на ее белое платье. Жениться бы и ему, увидеть свою девушку в таком же наряде…

Наступал новый день. У Александра от долгого лежания на земле затекло тело.

Он вспомнил, что также ночью, год назад, в августе, был страшный бой в районе горы Чабан. Пресс-служба ВВ МВД сообщала:

«Подразделениями внутренних войск и республиканскими органами внутренних дел начата специальная операция по очищению от экстремистов населенных пунктов Карамахи и Чабанмахи, изъятию незаконно хранящегося оружия, выявлению лиц, принимавших участие в событиях в Цумадинском и Ботлихском районах на стороне бандформирований».

Но мало кто знал, что 29 августа 1999 года просила помощи окруженная бандитами рота разведки 22-й бригады внутренних войск. Она отбивалась из последних сил.

Прапорщик Каразанфир руководил тогда одной из групп огневой поддержки отряда. Продвигались в кромешной темноте. Только наверху на фоне неба трассы пуль и огненные вспышки.

Пост боевого охранения боевиков Александр лично обнаружил и бесшумно уничтожил так, что подразделение отряда могло скрытно продвигаться в заданный район.

И было волнение, и была эйфория от неожиданного нападения на противника, и радость, что удастся выручить своих, что вот он, спецназ, в действии.

С таким же ощущением эмоционального подъема Александр тащил на себе раненого разведчика. Спас его, дотащил, хотя разведчик оказался чуть не вдвое крупнее Александра, который был невысокого, среднего роста.

На задание Александр мог взять с собой недавно появившийся на вооружении тяжелый гранатомет, к нему боекомплект в тридцать гранат. Еще на плечи повесить снайперскую винтовку и автомат. Только иногда он позволял перевесить на кого-нибудь боекомплект.

— Тащите, пацаны, — и улыбнется.

Однажды в Грозном боевики подорвали колонну, которую сопровождали спецназовцы. Каразанфир был в расчете группы захвата и вооружен бесшумной винтовкой ВСК-94. Несколько раз выстрелил из нее, а потом взял у солдата пулемет и стал лихо поливать из него боевиков.

На дорогу выскочила армейская бээмпэшка, резко затормозила. Солдат свалился с нее, его едва не задавило.

Александр усмехнулся, подбежал к машине:

— Повернитесь-ка и поработайте пушкой. А то расселись, как бароны, с брони сыплетесь.

С пулеметом в руках Зефир выглядел внушительно, и его послушались. По боевикам заработала пушка БМП.

6 часов 10 минут 16 августа 2000 года.

Стало светло, но солнце еще не взошло. Внезапно на группу обрушился шквал огня.

Анатолий Юрьев, который находился на западной стороне группы со своей тройкой, не видел бандитов.

Стрельба началась сзади. Анатолий слышал только, что отстреливалась тройка Каразанфира и еще тройка с северной стороны. Шум оглушающий. На землю с деревьев летели срезанные осколками и пулями ветки и листья.

Алексей Алексеев был в северном охранении. Он приготовился стрелять из РПГ-26. Тройку прапорщика Каразанфира от него скрывало несколько кустов. Стволы деревьев могли отправить осколки в своих. Алексею так и не удалось выстрелить…

В 6.10 Александр увидел, что на тропу вынырнули бандиты. От троих замаскированных «русичей» их отделяло метров десять-пятнадцать.

Банда шла, готовая к бою. Впереди них проводник. Охранение они не заметили. А Каразанфир рассмотрел их хорошо. Это были наемники, отлично экипированные, с заряженными РПГ. Человек тридцать.

Они, наверное, прошли бы мимо, и можно было бы ударить тогда по боевикам с тыла. Но раздался какой-то шорох со стороны ядра группы «русичей».

На звук бандиты развернулись и ударили в сторону поляны из всех стволов. Гранаты понеслись над головами трех бойцов. Боевики так и не увидели охранение.

В первые же секунды боя капитан Грушев успел отдать команду. Он принял бой и погиб сразу же.

Каразанфир стрелял из автомата, Довгаренко несколькими пулеметными очередями ударил по бандитам. Однако практически сразу от прямого попадания заклинило пулемет. Снайперка Кукарцева на таком близком расстоянии не имела своей силы. И все-таки шестерых бандитов они уничтожили в самом начале боя.

Осколками Каразанфира ранило в живот и грудь.

Александр понимал, что, принимая бой, он обрекает себя и двух своих подчиненных на верную смерть. Но еще так же отчетливо с первыми вспышками взрывов он осознал, что, если они не встанут на пути бандитов, погибнут все.

Когда, истекая кровью, Александр откинулся на спину, когда Довгаренко безуспешно пытался воскресить пулемет, незаметный Павел Кукарцев взял оборонительную гранату. Радиус действия у нее двести метров. Бойцы находились на земле, не в окопе, а боевики метрах в десяти. Павел знал все это и бросил гранату. С надеждой, что «свой» осколок своих не зацепит…

После оглушающего взрыва раздались крики только со стороны бандитов. Ни один осколок не зацепил тройку Каразанфира.

Оглушенный Кукарцев, уже распрощавшись с жизнью, никак не мог понять, что он все-таки жив и что ошарашенные таким отпором боевики уходят, забрав своих убитых и раненых.

Связист после начала боя тут же запросил помощь с базы.

…В отряде еще спали, когда прозвучала команда: «В ружье!» За две минуты собрались. Шесть БТР на большой скорости, по бездорожью, рванули в сторону населенного пункта Аллерой.

Максим Викторов — водитель одного из БТР. Он вел «коробочку», объезжая накаты, ямы, деревья. Только одна мысль: «Успеть помочь ребятам». Два БТР оставили в тылу, остальные двинулись дальше.

Когда продвигаться вперед стало практически невозможно, «русичи» спешились и в боевом порядке углубились в лес, сориентировавшись на сигнальную ракету. И все же две «коробочки» пробились к группе.

Через двадцать минут подмога была на месте.

Максим один из тех, кто подъехал к обстрелянной группе. Он увидел скошенную траву, ветки, листья. Листья и сейчас продолжали соскальзывать с деревьев. Железные кружки и фляги пробило осколками. Через дырки можно было увидеть солнце.

А солнце всходило. Его край показался из-за деревьев там, куда ушли потрепанные бандиты. Когда «русичи» спустились по склону им вслед, они находили следы крови, обрывки одежды, ботинки. Крепко банде досталось от спецназовцев.

Раненого Александра несли к БТР. Он шутил и покрикивал на бойцов:

— Несите аккуратнее, черти!

Никто не думал, что Александр умрет.

Его довезли до медицинского батальона. И спецназовцы, и собровцы готовы были сдать для Александра кровь.

Тяжелой, долгой операции и наркоза не выдержало сердце.

Веселый, жизнерадостный Зефир так и остался в памяти друзей в том дне — 16 августа 2000 года. Он умер в 23 часа 30 минут.

Грушев и Каразанфир погибли. Два сержанта и рядовой были ранены.

Сколько длился бой, никто из участников не мог сказать. Казалось, что очень долго. Но потом установили и записали во всех документах, что бой длился пять минут… Всего пять минут…

За пять минут можно успеть многое. Можно испугаться. Можно убежать. А можно принять решение, от которого будет зависеть жизнь твоя и твоих товарищей.

За короткое время можно отречься от любившего тебя человека, как сделала девушка Александра.

Его друзья все-таки решились позвонить ей. Никому не хотелось сообщать страшную новость.

— Тебе привет от Сашки, — начали они издалека, чтобы как-то подготовить.

— Не знаю я никакого Сашки, — равнодушно бросила девушка.

Ребята даже не стали говорить, что Саши уже нет…

За пять минут можно стать героем, можно ценой своей жизни спасти товарищей и получить орден Мужества. Посмертно.

За пять минут расстроенная, безутешная мать Саши Надежда Ивановна, прождав полдня главу администрации района, получила награду сына. Выслушала торопливые обещания, которые потом никто не спешил выполнить.

Всего пять минут…

Надежду Ивановну уволили из хлебопекарни, где она долго работала, по сокращению штатов. Пенсия по возрасту ей еще не положена, и на другую работу устроиться она никак не может.

Ходит к Саше на могилу. Хочет установить там скульптурное изображение крапового берета, ведь сын так гордился правом носить его.

Командир отряда и его заместитель по личному составу написали письма и главе администрации Новоусманского района, и военному комиссару, чтобы матери героя оказали помощь.

А Надежда Ивановна подолгу сидит у могилы. Идет снег или дождь, опадают листья с деревьев, а мать рядом с сыном. Рядом с сыном и мать Грушева в далекой Свердловской области. Они говорят с сыновьями, рассказывают им домашние новости, поспешно отирают горькие слезы. Сыновья не любят, когда мамы плачут…

Павел Кукарцев, уволившийся в запас ефрейтором, получил орден Мужества и вернулся к себе домой, в Нижегородскую область. Он не считает себя героем, только часто помимо воли вспоминает тот бой, веселого Зефира и невозмутимого капитана Грушева.

Но Павла считают героем все те, кто в то августовское утро успел попрощаться с жизнью и все-таки выжил. Выжил после отчаянного броска гранаты восемнадцатилетнего парнишки.

Очень не хватает «русичам» Александра и Михаила. Нет-нет да и заведет о них кто-нибудь разговор, сядут поминать. Включат магнитофонную запись группы «Чайф». И неизменно прозвучит:

Не спешите нас хоронить…

Каждый человек стремится к идеалу, хочет стать идеальным сыном, мужем, отцом — хорошим, отличным, лучшим. Человеческий прогресс невозможен без постоянного стремления к какой-либо труднодостижимой цели.

Если бы идеала не было, его стоило бы придумать, если бы он был достижим — жить стало бы неинтересно.

Спецназ кажется именно такой почти недостижимой целью для многих призывников, курсантов военных училищ. Но благодаря трудолюбию, настойчивости, способностям вершина бывает взята — и призывник или молодой офицер наконец в отряде. Что дальше? Пыл не иссяк, настрой на движение вперед остался. Куда девать эту энергию?

Спецназовцам необходимо поддерживать постоянный настрой на цель, ведь именно в этом заключается залог успеха всех спецопераций — в настрое, в сгустке энергии, в сжатой пружине, которая стремительно выстрелит в нужный момент. А как психологически поддерживать в человеке постоянное напряжение, делать так, чтобы пружина не ослабевала, когда нет войны, нет спецопераций, и, по счастью, не каждый день террористы берут мирных граждан в заложники?

Простых тренировок очевидно недостаточно, ведь будет поддерживаться только физическая форма. Но не менее важно психологическое состояние бойцов. Никакими лекциями, словесными установками молодых ребят восемнадцати-девятнадцатилетних не проймешь. Им нужен живой пример, живой идеал, а не слова, какими бы патриотическими и умными они ни были.

Создать для спецназовцев идеал, цель, к которой надо постоянно стремиться, — в этом задача! Не внешний враг, да и не враг вовсе, а борьба с самим собой, самосовершенствование — вот что могло стать такой целью. Она заложена в природе человека и вполне органична. Каждый хочет видеть себя суперменом, самым-самым.

Многие ошибочно считают, что краповый берет — просто часть формы всех спецназовцев, как голубые береты у десантников, и выдают его всем вместе с формой.

Краповый берет для спецназовца — это как раз та самая труднодостижимая цель, не спортивный приз, а традиция спецназа, почетная награда за мужество и выносливость, святыня цвета крови.

Добиться права носить краповый берет непросто. Некоторые бойцы и офицеры не один год раз за разом безуспешно пытаются взять эту высокую планку.

Но прежде чем спецназовцы пройдут испытания на краповый берет, необходимо преодолеть еще одну проверку на прочность.

Существует неформальная традиция, характерная для отряда «Русь» и некоторых других отрядов. Официально она называется «Контрольно-проверочные занятия на право ношения специальной формы одежды подразделений спецназа».

После успешной сдачи военнослужащий получает либо черную, либо камуфлированную форму разнообразных оттенков коричневого, зеленого, в отличие от обычного трехцветного камуфляжа — коричнево-зелено-черного, которую выдают всем военнослужащим. Сдача на форму — это как бы промежуточный этап перед сдачей на краповый берет.

Через месяц службы в группе солдат получает право быть допущенным к «Контрольно-проверочным занятиям на право ношения специальной формы одежды». Чтобы участвовать в сдаче на спецформу, необходимо добровольное желание солдата, ведь сдача на форму — это не обязанность, а неформальная традиция. Материальных преимуществ солдату обладание спецформой не дает. Положение о сдаче на форму разработано и используется только внутри воинской части. В отряде «Витязь» существуют нормативы на получение жетона спецназовца, и их выполнение также считается промежуточным этапом перед сдачей на краповый берет.

Военнослужащий пишет рапорт о том, что принял решение добровольно и просит допустить его до «Контрольно-проверочных занятий на право ношения специальной формы одежды». Рапорт пишется на имя командира группы, поскольку эти занятия проводятся в рамках группы. После разрешения командира боец получает допуск врача и приступает к сдаче тестов. Необходимо не менее чем на «хорошо» пробежать три километра, подтянуться не менее шестнадцати раз и выполнить тест на силовую выносливость, так называемый «7x4 по 10». Он включает десять отжиманий в упоре лежа; десять прыжков из положения упор лежа; после этого лежа на спине десять раз необходимо поднять ноги; затем, стоя на правом колене, руки за голову, надо прыгнуть вверх, приземлиться на левое колено, затем снова на правое и так сделать упражнение десять раз. И все эти четыре разных упражнения, выполняемые десять раз каждое, надо повторить не менее семи раз. Отдых между упражнениями минимальный. После этого бойца допускают непосредственно до «Контрольно-проверочных занятий».

Первый этап — марш-бросок на шесть — восемь километров по полной боевой, с отработкой вводных, примерно на той же местности, где проводится сдача на краповый берет, только при сдаче на форму — это половина от того марш-броска, который совершают бойцы во время сдачи на краповый берет. Однако половина наиболее тяжелая. В процессе бега военнослужащий подвергается всем возможным испытаниям — ходьба в присяде, автомат за спиной, бег в противогазе по зараженной местности, преодоление водной преграды, естественных препятствий и т. д. Это не монотонный бег. И те, кто готовится просто бегать, никогда не смогут сдать экзамен. Все вводные направлены на то, чтобы сбить у бойца дыхание и заставить его сойти с дистанции. За отставание на пятьдесят метров от группы бойца отстраняют от участия в сдаче на форму.

В отличие от сдачи на краповый берет, где за малейшее отступление от правил бойца снимают с дистанции, в сдаче на форму могут выставляться минусы. Три замечания инструктора — это один минус. За сдачу военнослужащий может набрать не более трех минусов, иначе его также отстраняют от дальнейшего участия в сдаче.

Второй этап — преодоление огненно-штурмовой полосы. Огонь, взрывы, пламя. Шумовое и световое воздействие на бойца. На этом этапе инструкторами оценивается взаимопомощь, практически все препятствия устроены таким образом, что преодолеть их в одиночку проблематично, тем более после тяжелейшего марш-броска. Проверяется умение военнослужащего прийти на помощь товарищу, умение действовать в паре, тройке с взаимоприкрытием. В конце этапа нужно произвести выстрел из автомата так же, как при сдаче на краповый берет, чтобы продемонстрировать, что во время испытаний военнослужащему удалось сохранить оружие боеспособным. Ствол не должен быть забит землей или песком. Если выстрел не прозвучал, то, в отличие от сдачи на краповый берет, военнослужащему ставится минус, но его не снимают с испытания.

Третий этап — огневая подготовка. Тоже в более мягком варианте по сравнению со сдачей на краповый берет, где необходимо три раза попасть в мишень. При сдаче на форму допускается попадание в мишень два раза. Если попал один раз, ставится минус. Не попал вообще — военнослужащий отстраняется от сдачи.

На рубеже открытия огня на расстоянии пятидесяти метров от мишени военнослужащий по команде изготавливается, стреляет сначала стоя, потом, перебежав на следующую позицию, с колена, и затем из положения лежа. После третьего выстрела оружие ставится на предохранитель и военнослужащий докладывает о выполнении упражнения. На все дается тридцать секунд. Если в тридцать секунд не уложился и сделал два или три выстрела после окончания времени, то соответственно две или три пробоины в мишени не будут засчитаны, и неважно, были ли они сделаны в положенные тридцать секунд или после. Правила жесткие.

Без отдыха начинается четвертый этап — упражнения по десантной подготовке. При сдаче на краповый берет на это упражнение дается тридцать секунд, при сдаче на форму — сорок пять секунд. По команде «Вперед!» военнослужащий на пятом этаже дома вывешивается на альпинистском снаряжении, отталкиваясь от стены, спускается по фалу на четвертый этаж, там обстреливает очередью из холостых патронов окно, ставит автомат на предохранитель, отводит оружие за спину, достает гранату, на третьем этаже готовит гранату, выдергивает чеку, на втором этаже выбивает ногами макет окна и бросает гранату внутрь, происходит учебно-имитационный взрыв, на первом этаже боец отсоединяется от фала. Не уложился во время — ставится минус. Но если допустил нарушение мер безопасности либо совершил утерю элементов экипировки, которая ведет к невозможности выполнения задачи, — уронил гранату, отсоединился и упал на землю магазин автомата, то с испытания снимают.

Инструктор строго проверяет крепления, он не выпустит бойца до тех пор, пока тот как следует не закрепит снаряжение. Боец готовится сам, инструктор наблюдает и проверяет — военнослужащий может нервничать, торопиться, инструктор его поправит и даже поможет ему присоединиться, и это не будет влиять на оценку.

Пятый этап включает выполнение элементов акробатики и самостраховки — при падении назад, вперед, влево, вправо, освобождение от захватов спереди, сзади — без рук и с помощью рук. Самостраховки нет в сдаче на краповый берет. Но военнослужащий, не прошедший эти испытания, впоследствии к сдаче на краповый берет не допускается. Также необходимо продемонстрировать приемы по самозащите от удара ножом, от угрозы пистолетом и автоматом. После этого военнослужащий выполняет гимнастические упражнения — фляк, колесо, прыжок от стены — «силуэт», подъем разгибом, полет-кувырок через препятствие. На каждое упражнение дается две попытки. За невыполненный элемент после двух попыток можно получить минус. На этом же пятом этапе осуществляется проверка вестибулярного аппарата. По команде проверяющего военнослужащий заводит автомат за спину и десять раз поворачивается вокруг своей оси, и после этого ему необходимо изготовиться к стрельбе стоя, затем с колена и лежа. При этом он не должен потерять равновесие и направление цели. Если его повело, он споткнулся или не смог выполнить упражнение — военнослужащему дают время отдохнуть и разрешают повторить упражнение. Если он снова не выполняет — ему выставляется минус. Затем следует выполнение двух комплексов рукопашного боя без оружия, потом с ножом и с автоматом.

После того как военнослужащий осилил все это, он снова выполняет комплекс упражнений «7x4 по 10».

И, наконец, начинается заключительная часть — спарринг. В отличие от спарринга, который проводится при сдаче на краповый берет и протекает двенадцать минут, этот длится девять минут. Правила те же. Три непрерывных боя, по три минуты каждый, смена двух партнеров, среди которых один инструктор, имеющий право ношения специальной формы одежды, и два участника.

После успешной сдачи приказом по части военнослужащему разрешается носить специальную форму одежды. И он может быть допущен к сдаче на краповый берет, если не потеряет своей физической кондиции. Перед сдачей на краповый берет все равно проводятся физические тесты. Чтобы быть допущенным до сдачи на краповый берет, надо также написать рапорт на имя командира группы, пройти обследование врача. Командир группы может не допустить военнослужащего до сдачи, если тот обладает низкой дисциплиной, недостаточно высокими морально-психологическими качествами.

Порядка шестидесяти бойцов, как правило, участвуют в сдаче испытаний на право носить краповый берет, но заслуживают это право только пять — десять спецназовцев. Остальные белой завистью завидуют своим товарищам, уже получившим заветный берет, и снова пытаются пройти испытание, усиленно готовятся к экзамену.

Краповые береты появились в спецназе практически с самого основания спецназа внутренних войск. Весной 1978 года еще не было отряда «Витязь», была всего лишь учебная рота специального назначения в дивизии им. Дзержинского. Из города Горького привезли пятьдесят беретов: двадцать пять — крапового цвета и двадцать пять — зеленого. До 1988 года они надевались лишь во время парадов и показательных выступлений.

В 1988 году у командира первого отряда спецназа Сергея Лысюка родилась идея сдавать экзамен на право ношения крапового берета, следуя примеру американского спецназа, где ничего не дается бойцу просто так, где все необходимо заслужить.

Именно тогда была разработана экзаменационная программа по специальной физической и специальной тактической подготовке, которая с небольшими изменениями используется по сей день во всех подразделениях войскового спецназа.

Но только 31 мая 1993 года генералом Анатолием Сергеевичем Куликовым, тогдашним командующим внутренними войсками МВД России, было официально утверждено Положение «О квалификационных испытаниях военнослужащих на право ношения крапового берета». До этого экзамен сдавался неофициально, под видом комплексных и контрольно-проверочных занятий.

Испытания — это марш-бросок не менее десяти километров с последующим преодолением специальной полосы препятствий в экстремальных условиях, проверка подготовки по штурму высотных зданий, акробатика, выполнение четырех комплексов специальных упражнений и, в заключение, — рукопашный бой с военнослужащим, имеющим краповый берет. В последние годы в экзамен добавили специальную огневую подготовку, сократили в два раза временные показатели по высотной подготовке, поскольку и современное снаряжение стало более высокого уровня, и техника спуска — более совершенной.

Невероятные, на пределе возможностей, испытания в любых погодных условиях — в жару и в холод, в дождь и в грязь. Сдачи экзаменов на берет проводились даже в боевых командировках в Чечне, при сорокаградусной жаре. Бойцы теряли сознание, многие сходили с дистанции. При этом офицеры отряда, наблюдающие за соблюдением правил, за состоянием участников испытания, оказывают на бойцов еще и морально-психологическое давление. Уговаривают сойти с дистанции, соблазняют вкусным обедом, прохладным душем. Стоит только остановиться, и этот кошмар закончится — сорванное дыхание, ноющие мышцы, стертые в кровь ноги, полный рот пыли. Но гонят вперед упрямство, сила воли и еще гремучая смесь чувств, схожих с теми, которые возникают у человека в экстремальной ситуации. Не объяснить, почему боец бросается на гранату, спасая товарищей, не объяснить, почему другой боец закрывает грудью командира от снайперской пули. Никакими словами не объяснить.

И никто не знает, способен ли он в боевой ситуации на такие действия. А во время сдачи на краповый берет можно понять свои истинные возможности, не гипотетические, а реальные, на пределе сил, во время сильнейшего физического и морального стрессового напряжения.

Краповый берет вручается в торжественной обстановке при общем построении всех военнослужащих отряда. При развернутом Знамени отряда боец, сдавший экзамен, поворачивается лицом к строю, опускается на правое колено, целует берет и надевает его на голову. Приложив руку к головному убору, он громко произносит: «Служу Отечеству! И спецназу!»

Есть негласное правило, что к краповому берету никто не должен прикасаться, кроме заслужившего право ношения этой спецназовской святыни, даже родственники бойца.

Но во всех правилах есть исключения. Краповый берет можно получить, не проходя квалификационных испытаний, но путь этот не легче, путь этот боевой, через страдания и реальные жизненные испытания.

Положением предусмотрено, что краповый берет может быть вручен за мужество и отвагу, проявленные при исполнении воинского долга; при получении во время проведения спецопераций или в ходе боевых действий тяжелых ранений, увечий или контузий, которые не позволяют военнослужащему сдавать экзамен.

Чтобы понять, насколько ценят спецназовцы краповый берет, надо привести хотя бы один из многочисленных примеров. Раненый офицер, с тяжелейшим осколочным ранением ноги, почти все время находясь без сознания, не выпускал из рук краповый берет, он и на хирургической операции не дал врачам его забрать, а как только пришел в себя, попросил солдата-подсобника в госпитальной палате вбить в стену гвоздь и повесить на него краповый берет так, чтобы все время видеть его…

Крапового берета могут лишить за дискредитацию звания военнослужащего подразделения специального назначения, за трусость, воровство, измену идеалам спецназа.

Существует специальный ритуал, позаимствованный у американских «зеленых беретов», так называемое «выколачивание». Выстраивается личный состав подразделения в краповых беретах и при государственных наградах: нарушитель выводится на правый фланг. Под барабанную дробь объявляется приказ о лишении права на ношение крапового берета. Командир срывает с головы нарушителя берет. Провинившийся уходит с личными вещами в пехотное подразделение, проходя мимо строя, и каждый военнослужащий поворачивается к нему спиной. После этого он не имеет права переступить порог подразделения спецназа.

В отряде «Русь» ритуал лишения крапового берета немного видоизменен. Там процедура лишения крапового берета выполняется так: не командир, а сам провинившийся снимает со своей головы берет. Если он сожалеет о своем поступке и краповый берет ему дорог, то он напоследок прикладывается губами к нему, после чего отдает его председателю совета «краповых беретов» и покидает комнату, где проходит совет. Если это контрактник, то его увольняют из части в течение суток. С военнослужащим по призыву дело обстоит сложнее — уволить его нельзя. Его могут наказать дисциплинарно, лишить крапового берета, но приходится оставлять его в отряде, как правило, уже не в боевой группе.

У командира подразделения есть единоличное право временно, на полгода, приостановить право ношения крапового берета военнослужащим в воспитательных целях, поставив об этом в известность совет «краповых беретов» и командира части. Если решение вопроса о том, достоин или нет военнослужащий носить краповый берет, выносится на обсуждение совета «краповых беретов», то, как правило, берет снимается с бойца, иногда с поправкой — без права дальнейших сдач. Такие вопросы решаются голосованием.

Такая намеренная жесткость служит тому, чтобы не допустить дискредитации идеи крапового берета. И без того хватает противников этой спецназовской традиции. Ведь были случаи, когда во время испытательных поединков гибли люди. Но в этом виновата не традиция, а недостаточное соблюдение мер безопасности.

И все равно, мнения по поводу испытания на право ношения крапового берета разнятся даже среди спецназовцев. Кто-то считает, что это излишние физические нагрузки, которые никому не нужны, другие считают, что спецназовец без крапового берета — это не спецназовец. Причем озвучивать первое мнение не принято, это равносильно признанию своей слабости и неполноценности.

Однако и те и другие одинаково уважительно относятся к тем, кто заслужил право носить краповый берет.

«В конце 1998 года группы спецназа в полках и бригадах расформировали, в том числе и в 22-й Калачевской бригаде, где я служил, — рассказывает заместитель командира отряда спецназа (свой краповый берет он получил в 1997 году). — Но до этого проводились квалификационные испытания на краповый берет, как заведено у всех спецназовцев.

Испытание — это проверка бойцов, пробный камень для любого будущего спецназовца. Сможет ли он почти за гранью физических возможностей преодолеть свои слабости и проявить себя достойным образом? И испытание должны проходить все — от рядового до командира.

В бригаде был заведен такой порядок — в испытаниях участвовали все. Вместе бежали, стреляли — вместе сдавали нормативы, а когда дело доходило до этапа рукопашного боя, испытание продолжали те, кто подавал рапорт и желал получить краповый берет».

Считается, что сдача на краповый берет — это дело добровольное. Формально так оно и есть. Однако атмосфера в отрядах спецназа подразумевает, что все без исключения должны пройти экзамен.

«Краповики» (так называют военнослужащих, которые успешно прошли испытание на краповый берет) по праву признаются элитой спецназа. В элиту стремятся попасть все, и если у кого-то нет такого желания, на него смотрят с непониманием и недоумением.

Цель получить краповый берет — заоблачная, на первый взгляд невыполнимая, но все-таки реальная. Конечно, не всем это по силам. Но так ведь в спецназе и должны служить лучшие.

«Берет как элемент формы одежды популярен во многих странах мира. В основном он является отличительным признаком военнослужащих спецназа и других элитных подразделений.

В нашей стране берет как военный головной убор был введен в 1936 году для кадровых военнослужащих-женщин, состоящих на штатных должностях командного состава, а также для слушательниц военных академий, школ и курсов тыла (Приказ НКО СССР № 229 от 17 декабря 1936 г.). Берет изготавливался из сукна темно-синего цвета и носился при летней форме одежды.

В годы «холодной войны» появилась необходимость поднять престиж элитных родов войск Советской Армии. В 1963 году для военнослужащих морской пехоты была установлена новая полевая форма (Приказ МО СССР № 248 от 5 ноября 1963 г.). При этой форме носился берет черного цвета: шерстяной — для офицеров и из хлопчатобумажной ткани — для солдат и сержантов срочной службы. На ноябрьском параде 1968 года морские пехотинцы в полевой форме прошли по Красной площади.

В 1967 году по распоряжению командующего ВДВ генерал-полковника В. Маргелова для десантников, участвующих в парадах на Красной площади, был введен берет малинового цвета как символ воздушно-десантных войск большинства армий мира. С правой стороны берета нашивался голубой флажок с эмблемой ВДВ. На военном параде 7 ноября 1967 года в первый и последний раз воздушно-десантные подразделения прошли в малиновых беретах.

Когда в августе 1968 года советские войска ввели в Чехословакию, десантникам выдали голубые береты, и, судя по рассказам очевидцев, местные жители поначалу принимали их за представителей войск ООН. В 1969 году в правилах ношения военной формы одежды официально появился берет голубого цвета как головной убор летней повседневной формы военнослужащих ВДВ.

Попытка не отстать от десантников была предпринята пограничными войсками. В порядке эксперимента летом 1976 года курсанты Калининградского учебного отряда и Московского высшего военно-политического училища погранвойск в Голицыне носили обмундирование по образцу ВДВ: открытый китель, майку-тельняшку с белыми и зелеными полосками и зеленый берет. Дальше этих подразделений эксперимент не распространился и был прекращен, однако в 1991 году Витебскую воздушно-десантную дивизию ПВ КГБ СССР переодели в зеленые береты, с левой стороны которых находился голубой флажок с эмблемой ВДВ.

Однако береты носили не только элитные подразделения нашей армии. Учитывая его удобство, в 1972 году черные хлопчатобумажные береты введены в состав специального обмундирования танкистов (Приказ МО СССР № 92 от 27 апреля 1972 г.)».

Краповый берет является символом подразделения специального назначения (далее — СН) и носится только теми военнослужащими, которые удостоены данного права по своим профессиональным, физическим и моральным качествам, а также военнослужащими подразделений и частей СН, принимавшими участие в боевых действиях и в специальных операциях и получившими тяжелые ранения и увечья, не позволяющие участвовать в испытаниях.

I. Цель испытаний.

1. Выявить военнослужащих с наиболее высокой индивидуальной подготовкой к действиям по обезвреживанию вооруженных преступников, освобождению заложников и выполнению других задач в критических ситуациях и при чрезвычайных обстоятельствах.

2. Создание стимула для воспитания высоких моральных качеств военнослужащих.

II. К испытаниям допускаются военнослужащие по контракту и по призыву, прослужившие не менее полугода в подразделениях СН и показавшие твердые знания и навыки по всем предметам боевой подготовки данного курса (с оценкой не ниже чем «хорошо»), положительно характеризующиеся по службе.

III. Содержание и порядок квалификационных испытаний.

Предварительным этапом испытаний является итоговая проверка за период обучения по программе подразделений СН. Общая оценка за проверку должна быть не ниже чем «хорошо», а за специальную огневую, специальную физическую и тактическую подготовку — «отлично».

1. Допуск к испытаниям осуществляет председатель совета «краповых беретов» на основании рапорта командира подразделения и успешной сдачи предварительных тестов испытуемым.

Тестирование:

— бег 3 000 метров;

— подтягивание (согласно НФП-87);

— тест 4x10 (отжимание от пола, упор присев — упор лежа, упражнение на брюшной пресс, выпрыгивание из положения присев), проводится в семикратном повторении.

Тестирование проводится за 2–3 дня до проведения квалификационных испытаний.

2. Основные испытания проводятся в один день и включают в себя марш-бросок не менее 10 километров, с последующим преодолением СПП (специальной полосы препятствий) в экстремальных условиях, проверку подготовки по штурму высотных зданий, акробатику и рукопашный бой.

А. При совершении марш-броска решаются вводные:

— внезапный обстрел противником;

— нападение с воздуха;

— преодоление водной преграды (обязательно);

— участок заражения ОВ (отравляющими веществами);

— преодоление завалов, участков болотистой местности и других естественных препятствий;

— эвакуация раненых с поля боя;

— выполнение физических упражнений, сгибание и разгибание рук в положении упор лежа.

Контрольное время для проведения марш-броска устанавливается командиром части в зависимости от времени года, погодных условий и местности.

Время на прохождение марш-броска не должно превышать двух часов.

На протяжении всего маршрута определяются 5–7 контрольных пунктов, на которых снимаются с марша испытуемые, отставшие от общей группы более чем на 50 метров.

Военнослужащие, не уложившиеся в данное время, к дальнейшим испытаниям не допускаются.

Б. Специальная полоса препятствий — преодолевается с ходу после совершения марша.

После прохождения СПП в целях проверки состояния оружия во время прохождения марш-броска и преодоления препятствий производится один холостой выстрел из табельного оружия. В случае отказа оружия испытуемый к дальнейшим испытаниям не допускается.

В. Проверка навыков скоростной стрельбы на фоне утомления.

Обучаемые сразу после проверки работоспособности оружия выдвигаются на огневой рубеж для выполнения стрельбы из автомата.

Г. Проверка навыков по штурму высотных зданий с использованием специальных спусковых устройств.

Исходное положение — в одном шаге от окна в помещении на 5-м этаже. По команде испытуемый присоединяет карабин ССУ к фалу и начинает спуск. В проеме окна на 4-м этаже производит очередь из автомата пятью холостыми патронами. В проеме окна на 3-м этаже готовит имитационную фанату, на 2-м этаже выбивает ногой макет оконной рамы и производит бросок фанаты. После этого спускается на землю. Время выполнения упражнения — 45 секунд.

Не уложившиеся в данное время к последующим испытаниям не допускаются.

Д. Выполнение акробатических упражнений:

— подъем разгибом из положения лежа на спине;

— удар ногами по вертикальному силуэту с последующим кувырком;

— сальто вперед с акробатического трамплина или подкидного мостика.

Упражнения должны выполняться одно за другим без остановки.

Е. Выполнение комплексов специальных упражнений.

Комплекс считается выполненным, если испытуемый четко, без сбоев, в строгой последовательности, с высоким качеством отдельных блоков и ударов выполнил весь комплекс.

Ж. Учебные поединки.

Поединок ведется в течение 12 минут без перерыва со сменой четырех партнеров, один из которых военнослужащий, уже имеющий краповый берет.

Выдержавшим испытание считается военнослужащий, продержавшийся без нокаута и сам действующий активно в течение 12 минут.

Испытуемому разрешается оказание медицинской помощи на площадке не более 1 минуты за время боя.

З. Порядок оценки действий испытуемых.

При проведении испытаний на право ношения крапового берета в части создается аттестационная комиссия. На каждом этапе члены комиссии оценивают испытуемого, занося в протокол результаты выполненных упражнений, все этапы оцениваются «зачет», «незачет». В случае «незачета» испытуемый к дальнейшей проверке не допускается. В ходе проверки испытуемому могут делаться замечания, которые заносятся в протокол. При наличии трех замечаний военнослужащий также снимается с дальнейших испытаний. Получившим право ношения крапового берета считается военнослужащий, прошедший все испытания с оценкой «зачет».

Вручение крапового берета производится в торжественной обстановке.

Военнослужащий, получивший право ношения крапового берета, поворачивается лицом к строю, опускается на правое колено, целует берет, надевает его на голову, встает, прикладывает руку к головному убору и громко произносит: «Служу Отечеству! И спецназу!»

Результаты испытаний оформляются актом и отдаются приказом по части. (…) В графе военного билета «Особая отметка» делается соответствующая запись и скрепляется гербовой печатью части. (Примечание: в последние годы помимо этого выдается Удостоверение на право ношения крапового берета.)

IV. Испытания военнослужащих подразделения СН в возрасте от 35 лет и старше (сокращенная программа)…

V. Краповый берет может быть вручен советом «краповых беретов»:

A. За мужество и отвагу, проявленные при выполнении воинского долга в боевых действиях и специальных операциях.

Б. При получении тяжелых ранений, увечий или контузий во время проведения специальных операций или в ходе боевых действий, которые не позволяют по состоянию здоровья проходить испытания.

B. Военнослужащим соединений, округов, ГУКВВ (Главное управление командующего внутренними войсками) — за особые заслуги в деле развития подразделений СН.

VI. За поступки, дискредитирующие звание военнослужащего подразделения СН, военнослужащий может быть лишен права ношения крапового берета.

Дискредитацией является:

— проявление элементов трусости и малодушия в ходе боевых действий;

— просчеты и неразумные действия, повлекшие за собой гибель товарищей, срыв боевой задачи и другие тяжкие последствия;

— снижение уровня своей физической и специальной подготовки;

— применение специальных приемов рукопашного боя вне боевой обстановки и в корыстных целях;

— допущение неуставных взаимоотношений;

— грубые нарушения воинских уставов и уголовного законодательства;

— систематическое нарушение воинской дисциплины.

Решение о лишении права ношения крапового берета принимает совет «краповых беретов» по ходатайству командира подразделения СН.

Краповый берет может вручаться также и гражданским лицам (военнослужащим запаса). Например, на 25-летие отряда «Витязь» берет с правом ношения был вручен отцу Героя России Сергея Бурнаева (за то, что вырастил такого сына). Сам Сергей Бурнаев берет получить не успел…

Еще в XV веке в России появились особые наградные знаки — так называемые «золотые», разные по весу и размерам, в зависимости от заслуг и положения награждаемого. Это было продолжением традиционных пожалований деньгами, правда, в достаточно завуалированной форме. Награждение «золотым» со временем стало символичным актом, когда материальное содержание предмета оказывалось значительно меньше морального значения его получения.

Известный историк Н. М. Карамзин писал о впечатлениях иностранцев о российском воинстве и наградах:

«Чего нельзя ожидать от войска бессмертного, которое, не боясь ни холода, ни голода и ничего, кроме гнева царского, с толокном и сухарями, без обоза и крова, с неодолимым терпением скитается в пустынях Севера, и в коем за славнейшее дело дается только маленькая золотая деньга с изображением Св. Георгия, носимая счастливым витязем на рукаве или шапке?»

Спустя века наше воинство, наши «Витязи» не изменились. Получая минимум от государства, за которое сражаются, не жалея себя, они с таким же «неодолимым терпением скитаются» по тропам Кавказа. И так же за свои труды и «славнейшие дела» получают ордена и медали, да и то в недостаточном количестве.

Случается, что награды оказываются не у тех людей, которые их действительно заслужили. А настоящие герои незаметно и усердно тянут свою военную лямку и совершают героические поступки, о которых знают товарищи и на которые, бывает, закрывает глаза начальство, чтобы затереть, принизить подвиг. Как будто оттого, что медаль или орден не появится на груди героя, он перестанет быть истинным героем своего Отечества!

Символика: эмблемы, знаки, медали, название — это одна из главных составляющих образа отряда специального назначения. «Как корабль назовешь, так он и поплывет…»

На стороннего наблюдателя эмблема и название отряда должны производить сильное впечатление. Строгость, сила, уверенность, надежность.

Уже не говоря о воспитательной стороне символики. Спецназовец носит эмблему на рукаве формы — она обозначает его принадлежность к тому или иному отряду специального назначения, которым он гордится. И чем красивее и содержательнее эмблема, тем желаннее заполучить ее на свой камуфляж.

А за эмблемой стоят годы славной, боевой истории спецподразделения, отраженные в маленьком рисунке. У «Витязя» эмблема коротко и ясно демонстрирует силу и уверенность — это кулак, изображенный поверх автомата. Большинство отрядов спецназа позаимствовали эту эмблему, заменяя только название отряда на свое.

Название почти всех отрядов связано с российской историей. Стало традицией называть подразделения спецназа и разведки внутренних войск именами, имеющими исторические и героические корни. Зачинщиками этой традиции были первые отряды: «Витязь», «Росич», «Русь». Впоследствии были созданы отряды: «Скиф», «Вятич», «Пересвет», «Меркурий».

Кроме эмблемы, существуют специальные награды от спецназа и для спецназовцев. Ассоциация ветеранов подразделений специального назначения «Братство "краповых беретов" "Витязь"» в 90-х годах приняла решение о выпуске памятных наград для поощрения военнослужащих и гражданских лиц за участие в специальных операциях, боевых действиях, за содействие в развитии спецназа России. Автор наград — Герой России полковник Сергей Лысюк, бывший командир отряда «Витязь». Мастер-исполнитель — Сергей Бондаренко.

Девиз медали — «Точность. Выдержка. Профессионализм». Она создана для награждения военнослужащих — снайперов подразделений специального назначения. Медаль, изготовленную из томпака, вручают военнослужащим за высокие результаты в состязаниях и за развитие снайперского дела. Из серебра — только за участие в специальных операциях. Черно-красная расцветка ленты, по замыслу автора, символизирует мишень для стрельбы.

Медалью, девизом которой являются слова: «Слава спецназу! Смерть террористам!» — награждаются только участники освобождения заложников, захваченных террористами в Театральном центре на Дубровке в Москве 26 октября 2002 года. Всего в настоящее время награждены четыреста девяносто семь человек. Среди них — военнослужащие управления «А» и «В», сотрудники МВД, офицеры и солдаты отряда специального назначения «Витязь». Медаль «За совершение невозможного» вручена двум гражданам из числа заложников, которые оказывали помощь в освобождении людей. Цветовая гамма ленты символизирует: белый — заложники, черный — террористы, синий, серый, краповый — подразделения, освободившие заложников, — ФСБ, милиция и внутренние войска.

Памятная медаль учреждена в 2003 году в честь легендарного казачьего генерала Якова Бакланова — героя первой кавказской войны в царской России. Она создана для награждения офицеров, в исключительных случаях — сержантов, проявивших отличные командирские навыки и инициативу в боевых условиях. Красный цвет на ленте символизирует Донское казачье войско. Зеленый — ислам. Георгиевский просвет — боевые действия. Награждено — девять человек.

Существуют и знаки, также учрежденные Ассоциацией ветеранов подразделений специального назначения «Братство "краповых беретов" "Витязь"». Автором наград также является Сергей Лысюк, мастером-исполнителем — Сергей Бондаренко.

Учреждено два вида нагрудного знака «За службу на Кавказе». Памятный знак с надписью «Спецназовцу» вручают военнослужащим подразделений специального назначения — участникам боевых действий на Северном Кавказе.

Вторым видом награждаются военнослужащие оперативных частей внутренних войск МВД России. Знак внешне похож на награду царской России времен Кавказской войны второй половины XIX века. Нанесенная на нем цифра 1988 — означает дату событий в Сумгаите. Награда учреждена перед первой чеченской войной. По решению правления ассоциации двумя видами знака награждено пятьсот человек.

Знак с Георгиевской лентой и словами «За борьбу с террористами» предназначен для награждения только солдат и офицеров подразделений специального назначения, принимавших непосредственное участие в проведении специальных операций. Змея, которую поражает стрела, символизирует терроризм. Награждено четырнадцать человек.

Награду с надписью «За борьбу с терроризмом» и с красной лентой на знаке вручают руководителям специальных операций, а также общественным и политическим деятелям. Награждено пять человек. В числе награжденных — глава пограничной службы ФСБ России Владимир Проничев, Герой Советского Союза генерал-майор Геннадий Зайцев.

Знак предназначен для награждения военнослужащих и гражданских лиц. Он вручается за вклад в укрепление спецназа России. Награждено десять человек.

Памятный знак учрежден в десятую годовщину совместной операции по освобождению заложников в Сухумском следственном изоляторе. Им награждаются только участники операции. Изготовлено сорок восемь знаков.

Знаком с одноименным девизом награждаются военнослужащие и сотрудники негосударственных подразделений за решительность при выполнении поставленных задач. Награждено четыре сотрудника негосударственной охраны за задержание преступника и профессиональные действия при исполнении своих обязанностей.

Еще в 1985 году был создан один из первых знаков для спецназовцев — «Отличник рукопашного боя». Были, естественно, разработаны и требования к кандидату, претендующему на получение этого знака, создана методика, которая включала в себя подобие экзамена, принимаемого в кекушинкае (вид японского единоборства) на черный пояс. Там надо было в течение получаса вести бой с тридцатью сменявшими друг друга каждую минуту бойцами.

Кандидату на звание «Отличник рукопашного боя» предстояло выстоять в восьми трехминутных поединках против инструкторов, для которых в рукопашной борьбе не осталось секретов. И не просто выстоять, но и активно провести бой, продемонстрировав свою технику блоков, ударов, захватов, бросков. Задача усложняется тем, что соперников для спарринга кандидату приглашают со стороны и их манеру ведения боя, сильные и слабые стороны кандидат знать не может.

Соревнование проводится на ринге, на руках у соперников — боксерские биточки с обрезанными пальцами, чтобы легче было проводить захваты и броски. Испытуемому полагается обычный мотоциклетный шлем. Защита не такая уж стопроцентная, учитывая, что некоторые из инструкторов ударом ноги могут расколоть этот шлем, как грецкий орех.

На оказание медицинской помощи и приведение в порядок защитной амуниции кандидат за весь поединок может использовать не более четырех минут. В зале могут присутствовать только офицеры и прапорщики, врач, а также те, кто уже удостоен знаков «Инструктор рукопашного боя» и «Отличник рукопашного боя».

Было разработано и утверждено Положение о проведении квалификационных соревнований на звание «Отличник рукопашного боя». В соответствии с этими правилами к состязаниям допускаются спецназовцы, прослужившие более одного года и имеющие отличные результаты по физической подготовке, являющиеся примером в соблюдении воинской дисциплины, уставов и требований командиров. Соревнования проводятся один раз в год, в обстановке, максимально приближенной к реальному поединку.

Так, во время схватки разрешается использовать все удары за исключением ударов по коленным суставам и в пах, прямых ударов ногами в голову, ударов руками по шее; броски, болевые захваты до сдачи противника и удушающие захваты (не более пяти секунд). Испытуемый одевается в защитную одежду: шлем, бандаж, предохранительные щитки на ноги, боксерские перчатки, защитный жилет. Инструктор, проводящий квалификационную проверку, оснащен бандажом, щитками, боксерскими перчатками. Боец считается выдержавшим проверку в том случае, если он провел восемь поединков, атакуя и контратакуя в соотношении активности 1:1, 2:1, и находился на медконтроле не более трех минут (без учета тридцати секунд на контроль пульса после четвертого поединка). В случае пассивного ведения боя или нокаута, а также нахождения на медицинском контроле более трех минут испытуемый снимается с соревнований.

Это очень жесткое испытание и физических, и психологических возможностей кандидата, как и все испытания в спецназе. Не многие выдержали его. В числе удостоенных знака «Отличник рукопашного боя» — Геннадий Сычев, Андрей Богданов, Владимир Пчелин, Вадим Кухар, Вадим Шевцов, Андрей Мальгин, Олег Васильев, Сергей Глухов, Николай Стригунков, Олег Суханов, Виктор Шишко, Юрий Старцев, Александр Сергеев.

В последнее время возрождается традиция награждения особо отличившихся бойцов знаком «Доблесть спецназа». В создании этого знака Сергею Лысюку помогали Сергей Егоров и Олег Кублин. В то время Егоров был начальником разведки, а Кублин — замполитом отряда «Витязь». Были разработаны эскиз и положение о знаке.

За прошедшее время «Доблестью спецназа» награждено около пятисот военнослужащих, отличившихся в проведении боевых операций. Среди «витязей» знак «Доблесть спецназа» ценится так же высоко, как и государственная награда.

Очень гордятся спецназовцы, получая медаль «За отвагу». Они называют ее настоящей солдатской медалью. Ее хорошо знает поколение участников Великой Отечественной войны, наши ветераны, мнение которых очень ценят спецназовцы.

Может, кто-то и скажет: «Понапридумывали новых знаков и медалей!» Но исторические изменения в стране четко обусловили возникновение новой символики. И речь вовсе не идет о полной замене старых наград, а только о их дополнении и усовершенствовании.

Любому человеку почти в равной степени приятно заслуженное поощрение — как денежное, так и моральное. Государство, к сожалению, не всегда проявляет рвение в вопросах награждения военнослужащих. Поэтому награды, разработанные и созданные Ассоциацией социальной защиты военнослужащих подразделений специального назначения «Братство "краповых беретов" "Витязь"», восстанавливают справедливость в этом вопросе. Да и кто, как не ветераны-спецназовцы, может понять цену того или иного поступка и подвига своих младших товарищей — солдат и офицеров отрядов спецназа?

«Здравствуй, братишка!

Долго не писал, не было свободного времени. Сейчас появилось. Через полмесяца уже домой. Отслужил.

Теперь тебе в армию. Робеешь, наверное? Я тоже поначалу робел, но попал в спецназ, в отряд "Русь" и службой доволен.

Почти все наши ребята из 3-й группы спецназа хотят и дальше работать в силовых структурах. Кто контракт с отрядом подпишет, кто в своем городе будет в СОБР поступать, а кто во вневедомственную охрану устраиваться. Без дела и без настоящей мужской работы сидеть не станут, особенно после того, что нам пришлось испытать. Всем вместе.

Наша 3-я ГСН, как семья. Это, братишка, без преувеличений. В том, что у нас сложились такие отношения внутри группы, заслуга в основном офицеров. Ну, и парни, конечно, хорошие подобрались.

Из других групп ребята к нам на огонек тянутся. Как какие посиделки, песни, так обязательно в третьей группе.

Мы были в Чечне. Вернулись все! Это самая главная и счастливая новость для меня, для тебя и для родителей.

Думаешь, мы — спецназовцы, не боялись туда ехать? Виду не подавали. Офицеры говорили нам:

"Мы своих не бросаем! Ни живых, ни мертвых. Вернетесь в полном составе. За полгода подготовки мы научили вас всему, что позволит выполнить поставленные задачи и остаться целыми и невредимыми. Главное, не робеть. И все у вас получится".

Мы не робели… А сейчас по возвращении из Чечни нас представили к государственным наградам. У некоторых есть краповые береты.

Многие не понимают, считают, что краповый берет — это за спортивные достижения. Пробежал несколько километров, преодолел полосу препятствий, подрался с несколькими противниками, и — получай берет. Нет, братишка! Через физические испытания проверяют, что ты за человек. Какая у тебя выдержка и сила воли.

Словно на срез смотрят, каков ты есть в деле. В жизни всякое случается. Сможешь ли ты достойно принять трудности, испытания и удары судьбы?

Мы в Чечне проходили это испытание. Бежали от Аргуна до Грозного. Четыре бэтээра прикрывали наш бег. Жара — градусов сорок. От пыли не продохнешь. Берцы в пыль зарываются. На ногах будто по гире, и с каждым шагом вес гирь все больше. Вот-вот свалишься на обочину без сил, без дыхания, без мыслей, опустошенный. Но делаешь еще шаг и еще. Небо, белесое и яркое от солнца, прыгает впереди на горизонте, до которого бежать и бежать, а оно все дальше и дальше. И ребята рядом бегут, не отстают. И ты знаешь, все думают о том же: когда это кончится и зачем это нужно? И все равно бегут! И сильнее окажется тот, кто от мыслей этих сможет избавиться. Сказать себе: «Надо!» И на одних нервах, скрежещущих зубах, на силе воле добежать, доползти.

Представь, с дистанции никто сам не сходил. Сознание ребята теряли, и лишь тогда их уносили с дистанции. Только так!

Гражданский человек здесь опять скажет:

"Зачем так себя истязать? Ради кого, ради чего? Чтобы берет получить?"

А то, что краповый берет — это воплощение смелости, выносливости, силы духа — это не всем понятно.

Не хватает сейчас людей, которые сломя голову бросятся спасать кого-нибудь, защищать слабых. Спросят: "Зачем?" — и отвернутся от плачущего ребенка или женщины, к которой пристают хулиганы. Наши ребята не отвернутся. Жизнь положат, но не отвернутся. Даже те, кто не получил краповый берет, кто просто решился однажды на это испытание.

Они обязательно на следующий год снова пройдут дистанцию заново.

В нашей группе все офицеры и прапорщики имеют краповый берет. Есть он у некоторых рядовых.

У нас в третьей группе есть свой флаг. С 99-го года. Этот флаг был с нашими офицерами в училище, и капитан Михаил Овчинников, заместитель командира по спецподготовке, привез его в отряд. Теперь флаг везде с группой. В командировках обязательно. На удачу. А у капитана, кстати, медали "За отвагу", "За боевые заслуги". Я же говорю: у нас офицеры заслуженные.

Командира группы, майора Владимира Бойцова, в 2000 году тяжело ранило и контузило. Ему предлагали уволиться по ранению, но он остался в отряде. У него орден Мужества, медаль ордена "За заслуги перед Отечеством" II степени и медаль "За боевое содружество". Капитан Михаил Шеин, заместитель командира группы по работе с личным составом, награжден медалью "За отвагу", имеет краповый берет. Готовит снайперов, саперов. Настоящий спец! На его занятиях очень интересно. А старший лейтенант Игорь Синицын для нас как старший брат. Всегда поможет, поддержит.

Больше бы таких офицеров, поднялся бы авторитет армии, служить бы шли с охотой. Наши офицеры болеют за свое дело, за своих солдат. Если, организуя учения, они вкладывают все свое умение, желание, как можно ответить на это недостаточным старанием?

Мы заряжались их энтузиазмом.

И самое главное, когда приехали в Чечню, мы четко знали, что и как надо делать, чтобы не подставить товарища и не подставиться самому.

Полгода там — это срок! А есть офицеры и прапорщики, которые были в горячих точках не один раз. Прапорщику Виктору Колчанову двадцать два года, а у него уже восемь командировок. Срочную он отслужил в отдельной группе спецназа, а контракт подписал с "Русью". Много слышал о 3-й группе и хотел попасть именно в нее. Так и вышло. Он у нас старшина группы. Награжден медалью "За отвагу".

В середине мая 2001 года прибыли в Чечню. Три дня нам дали на оборудование и обустройство лагеря.

Начали работать. Выезжать по адресам на захват боевиков. Группе в эту командировку везло — ни раненых, ни потерь.

Одна из операций по розыску и захвату известного полевого командира проходила несколько дней. И в крайний день операции, в пять утра, мы с другими группами отряда прибыли на позиции. В населенном пункте боевиков не нашли. Стали внимательнее досматривать дома. В одном из дворов, в сарае, увидели сваленные в кучу автомобильные запчасти. Такие нагромождения всегда вызывают подозрения. Стали растаскивать железки. Расчистили место, подняли доски, а под ними — рыхлая земля. Раскопали яму, наткнулись на линолеум. Отогнули его — ящик. Два АК-47, патроны, магазины, ПМ с двумя боекомплектами, снаряд и черная маска. Похожие схроны мы находили и в другие выезды. Ящиками изымали оружие и боеприпасы.

Один случай у нас был с неожиданным продолжением. Мы нашли склад чеченских книг, которые назывались "Герои Чечни", с фотографиями боевиков. Отпечатано все на хорошей бумаге. В этом же сарае, где лежали книги, были листовки и брошюры, тоже пропагандистского содержания.

В том населенном пункте нас обстреляли. Издалека, метров с пятисот. Леха присел у фундамента дома, и вдруг — "хлоп" его в спину! Он потом рассказывал, что первая мысль была: "Дети хулиганят. Камнем или кирпичом запустили". Выстрела Леха не слышал. Только когда вторая пуля мимо уха просвистела, понял, что в него стреляют. Мы потом уже посмеялись, что он пулю за детскую шалость принял. Пулю, сплющенную, совсем безобидную на вид, выковыряли из бронежилета. Она между пластин застряла. Тут не до смеха. У Лехи, кстати, тоже краповый берет.

Знаешь, братишка, о чем я подумал тогда, когда пулю на ладони держал? Не запрограммирован человек на войну. Много веков все воюем и воюем, а ведь нельзя так, не надо.

Зато в глазах местных детей есть эта запрограммированность. Мне тяжело было смотреть им в глаза. Как они будут привыкать к тому, что убивать нельзя, что каждый человек — великая ценность. И когда же он придет сюда, мир?

Через месяц после этого случая нам пришлось проверять очередной адрес. Хозяйка — женщина лет тридцати. Она не ругалась, вела себя достаточно спокойно, но чувствовалось, что внутренне напряжена.

Кроме дома, мы всегда осматриваем двор и все постройки, которые там находятся. В сарае в полу отыскали тайник. А в нем ПТУР, гранаты, штык-нож, разгрузник и патроны для снайперской винтовки.

Тут кто-то из наших говорит:

"Мужики, да я хозяйкину фотографию в книге 'Герои Чечни' видел. Там две снайперши были, и она — одна из них".

Сдали ее куда положено. Точно, женщина действительно оказалась снайпером. Пригодилась, получается, книга.

По другому адресу пошли. Головной дозор из нашей группы у фасада дома остался, прикрывал тех, кто досматривал дом. Дом на горе. Окрестности хорошо видны. Глядят ребята: трое мужиков, пригнувшись, через задний двор улепетывают. По команде командира помчались за ними. Одного догнали, скрутили. Двое других успели ускользнуть. У них ведь везде ходы, тайники. Забились, наверное, в какую-то щель и притихли. А задержанным оказался известный полевой командир Хасан, который еще в первую кампанию против нас воевал.

Знаешь, братишка, на войне все встает с ног на голову. Женщины начинают стрелять, дети лучше многих взрослых разбираются в оружии и взрывчатке, здесь держат в рабстве людей. Нет твердой опоры ни в чем. Для нас опора в оружии, в товарищах. Пока мы вместе — мы сила.

Мы находили рабов. Однажды во время одной из операций прочесывали населенный пункт. Заглядывали в подвалы и на чердаки. На одном из чердаков, как и везде, пыль солнечными столбиками и навалено сено. Это вызвало у нас подозрение. Боевики часто прячут в сене оружие, да и сами иногда прячутся.

Вдруг слышим стоны и мычание. Чуть не открыли огонь. Осторожно откинули сено, а под ним — связанные по рукам и ногам наши пограничники. Срочники.

Ребята пробыли в плену одиннадцать месяцев. Делали за чеченцев всю работу по дому. Перед нашим приходом ребят связали, рты заклеили, чтобы не шумели.

Вот так и ездили мы по населенным пунктам. Впрочем, чаще летали на вертушках. Налет часов, наверное, у нас больше, чем у курсантов летных училищ. По нескольку дней проводили в горах.

Там успевали и спортом заниматься. Даже гири с собой брали. Спорт все стрессы снимает, да и свою физическую форму совершенствуешь. Отдых между операциями иногда получался двух- или трехчасовым. Приедем с тяжелого выезда часов в двенадцать ночи. Умоемся, почистимся, оружие в порядок приведем. Только голову на подушку, тело в горизонтальное положение (утром-то часа в четыре поднялись), а нас уже будят.

На часах — три. Рассвет еще не проявился на небе. А нам — час на сборы и ноги в руки. Нервы напряжены, и оттого усталость не чувствуется. Она наваливается потом, когда наконец действительно дают отдохнуть. Кажется, что тебе и недели не хватит выспаться.

Спорт и гитара — вот чем мы все увлекаемся во время отдыха. Устраивали даже соревнования между взводами группы. Кто лучше поет. Три часа пели, потом голосование проводили и победителю в качестве приза что-нибудь из съестных припасов вручали. В боевых условиях особо и подарить нечего, самое лучшее — коробка сухпая, сгущенка. Кассеты себе с песнями записывали, фотографировались.

Конкурс закончится, а расходиться никто не торопится. Сядем вокруг офицера, вся наша компания — помощник пулеметчика Дима, гранатометчик Алексей, старший пулеметчик Денис, стрелок Иван, старший пулеметчик Сергей, снайпер Александр, старший сержант Михаил и прапорщик Виктор Колчанов. Это я, конечно, только часть своих друзей перечислил, у меня их много. Каждому жизнь свою доверить можно. Запомни, братишка, должен быть хоть один человек, которому свою жизнь без оглядки, без сомнения доверишь. А если таких друзей несколько, считай, что состоялась твоя жизнь. Нельзя не испытать этого чувства — дружбы и доверия…

Вот у нас ребята служили, контрактники. Коля и Антон — друзья не разлей вода. В 1999 году разведчики нашего отряда и разведчики из 22-й бригады оказались в окружении на горе Чабан. Антона контузило, когда стали спускаться с горы. Но он, зная, что Николай все еще наверху, ждал его и прикрывал отход…

Я отвлекся. Так вот, садимся мы так в кружок. Офицер или прапорщик нам что-нибудь рассказывают. О себе, о группе. Нас расспрашивают о наших близких, об увлечениях, планах на будущее. Многое услышал я во время таких бесед.

Рассказывали, как в 2000 году БМП с ребятами из нашей группы подорвалась на фугасе. Тогда и был ранен командир Владимир Бойцов. Пулеметчику оторвало ногу. Он свалился с БМП, ползал и все искал свой пулемет. Нам тоже внушали, что оружие должно быть с тобой, в каком бы состоянии ты ни был. Оно твое единственное спасение.

Бой продолжался около часа. Гранатометчик Максим под пулями перевязал всех раненых, обезболивающее вколол. Затем встал в полный рост (позиция была неудобная) и сделал несколько выстрелов из гранатомета…

А прапорщик, наш старшина, вспомнил, как в том же 2000 году в конце мая одну из трасс Чечни особенно часто минировали. Инженерная разведка рано утром обезвреживала мины и фугасы, а перед проходом колонны боевики успевали заминировать трассу вновь. Многие подрывались.

Ночью три группы нашего отряда — 3-я, 4-я и разведгруппа — устроили засаду. Разделились. Ядро было во главе с командиром и резервом. За несколько часов до нужного времени разведгруппу высадили в трех километрах, чтобы она могла выдвинуться на место скрытно. От быстрой ходьбы бойцы разгорячились и теперь ежились, остывая на ночном ветру. Трое, в том числе и Виктор Колчанов, находились в секрете метрах в ста от ядра, как и несколько других подгрупп. Замаскировались в кустарнике. Прислушивались.

Радиостанции не работали. Тихо и в эфире, и вокруг. Тишина усыпляла внимание. Но две темные фигуры саперов, появившихся на дороге, сомнений не вызвали — они минировали дорогу. Виктор принял решение ликвидировать боевиков из бесшумного оружия.

Тела саперов они убрали с дороги, уничтожили все следы и сменили позицию.

От места засады в двух километрах находилась комендатура, и через некоторое время оттуда послышались выстрелы. На комендатуру напали сообщники саперов, их группа отвлечения. Они еще не знали, что саперы уничтожены.

Утром инженерная разведка обнаружила метрах в ста пятидесяти от вчерашней засады фугас. Обезвредила. Долго потом бандиты не решались бродить по ночам по этой дороге.

Но, конечно, самым счастливым днем был день нашего возвращения.

И это странное слово — реабилитация. Нас развлекали, как могли. Приятно, когда с тобой столько возятся. Хотят заменить тяжелые впечатления от командировки приятными. Притупить те чувства, что мы испытывали там. Конечно, у нас в отряде не держат бойцов со слишком ранимой психикой, но порой и самому крутому супермену нужна забота и разрядка.

А для многих из нас такое внимание и все эти культурные мероприятия, что для нас организовали, в новинку! Ведь пацаны в основном из поселков и деревень, и семьи небогатые. Особо по театрам и концертам не ходили. Родителям главное было нас накормить и одеть.

Мы все вместе ходили в театр, смотрели "Вишневый сад" Чехова. Честно говоря, я думал, будет скучно, но мне понравилось. Были в зоопарке, в кино, на концерте, на спортивных бальных танцах. По Арбату гуляли.

Грустное событие случилось в эти дни — погиб известный актер и режиссер Андрей Ростоцкий. Мы смотрели его фильмы. Нам, как самым лучшим бойцам отряда, выпала честь отдать ему последние почести. Мы были в почетном карауле.

Хочется домой, но и грустно расставаться с друзьями.

Ты узнаешь это чувство сам. Я надеюсь, что у тебя тоже за время службы появится много друзей. Знаю, братишка, мы с тобой разминемся. Я — домой, ты — в армию.

Служить — наш долг. Я его выполнил. Мы не из тех, кто будет отлынивать и прятаться за спины других. Как бы трудно нам ни было. Если есть силы и желание, то лучше служить с полной самоотдачей, в элитных частях, в спецназе. Там требуют с тебя много, но и дают многое. Там, может, больше, чем где-либо, ощущаешь, что все мы делаем общее и нужное дело. Как нигде чувствуется мужское единство и братство. Я верю в тебя. Не подкачай!

Запомни, мы непобедимы только в своем единстве.

Твой брат».

— Отходите! — крикнул он из комнаты, и одновременно с его отчаянным криком раздались выстрелы и взрывы.

Они слились в поминальный салют. Старший лейтенант. Ваня…

Андрей — начальник инженерной службы отряда «Витязь», майор по прозвищу Крот. Борт летел домой. Андрей, застегнув куртку повыше, уперся затылком в прохладную обшивку самолетного нутра и прикрыл глаза.

Старший лейтенант Иван Шелохвостов погиб еще в самом начале командировки «витязей» — 4 февраля 2003 года.

…Лица бойцов, закопченные огнем пожара, будто не от дыма почернели:

— Он спас нас всех. Он не побежал.

Эти слова до сих пор тягостным эхом звучали в голове Андрея…

В доме, где засели чеченские эмиры, действительно полегла бы вся штурмующая группа, если бы не Ваня.

Андрей не поехал в тот раз на адресную работу. По его саперному делу работы не предвиделось. Он узнал о происшедшем со слов офицеров, которые там были. А видел это так детально, так ясно, словно сам шел по коридору.

После проверки трех адресов спецназовцы выдвинулись к четвертому и, как положено, вошли в него по-боевому, оставив во дворе и на дороге группу прикрытия.

По узкому коридору, от комнаты к комнате продвигались друг за другом. Никого. Иван шел впереди. Наконец осталась последняя комната в конце коридора. Там спецназовцев ждали.

Андрею казалось, что он видит лицо Ивана в ту секунду. Обычно улыбчивый, он, наверное, закаменел — лицо стало жестким и отчаянным. Старший лейтенант принял решение мгновенно, крикнул: «Отходите!» — и открыл огонь.

За взрывами гранат и стрельбой, наполнившей коридор, за спиной Ивана, который на некоторое мгновение закрыл собой дверной проем комнаты, штурмующая группа покинула дом.

Четверо боевиков расстреляли его, и осколками гранат Ваню посекло…

Спортсмен, боксер — хороший боец, невысокий, незаметный, он в любой экстремальной ситуации оказывался впереди всех, «на лихом коне» — всех победит! Вот и в этот раз он оказался впереди…

Три года отслужил Иван в спецназе после Новосибирского училища. Получил краповый берет. Через полмесяца ждал очередное звание. В марте собирался улететь из Чечни домой — жена должна была рожать. Иван поехал в командировку всего-то на полтора месяца.

«Вот такая арифметика», — под гул самолета думал Андрей. Он хмурился, над переносицей залегла морщинка.

Они с Ваней не были близкими друзьями. Но несколько раз Андрею приходилось ночевать в палатке 1-й группы. Именно в этой группе служил Иван. Откровенных разговоров не получалось. Все больше подкалывали друг друга, шутили. Но про Ивана Андрей одно знал точно — он настоящий спецназовец.

…А огонь по дому «витязи» сразу не открыли. Вдруг Иван жив? Но, когда забежали в дом, увидели, что из разгрузника Ивана «чехи» вытаскивают магазины. Иван погиб.

Дом окутало дымкой от полетевшей штукатурки, кирпичных и стеклянных осколков. Всю свою душевную боль и ненависть спецназовцы выплеснули, расстреливая бандитское гнездо. Внутрь полетели «эфки». Дом вспыхнул, осветил притихшую, настороженную улицу.

Ваню вынесли во двор. Аккуратно, бережно. Последние почести еще предстояли, но теперь Ивана несли друзья, братья. Так нежно поддерживали сильными руками, потемневшими от пороха, как не смог бы никто другой.

Андрей повидал за свои тридцать три года много. И смерть видел, и друзей терял. И этот двор, на котором его не было, он представлял очень хорошо. Огромный костер горевшего дома, неровно осветивший крепкие фигуры в камуфляже с погибшим товарищем на руках…

Тряхнув головой, Андрей пытался освободиться от этих мыслей. Ровный гул самолета усыплял. Домой, домой… Закончилась девятнадцатая командировка Крота.

Шесть лет прослужил Андрей в отряде «Витязь», а до этого служил в саперном батальоне в дивизии имени Дзержинского. Еще в батальоне он начал ездить в командировки — Северная Осетия, Ингушетия, Чечня…

Российский и Андреевский флаги над крышей разрушенного Президентского дворца. К концу штурма Грозного уже и сил чему-то радоваться не осталось. Конечно, армейцам досталось больше всего, но и внутренние войска во время боев за город потрепало изрядно.

Флаги, как апогей происходившему, взметнулись над городом. Может, для кого флаг — это кусок ткани, а солдаты и офицеры за флагом видели своих товарищей, погибших и раненых, тех, кто не увидел, как флаги полощутся в дымном зареве над поверженным дворцом.

Андрею и его бойцам приказали заминировать подходы к знаменам, чтобы «духи» ночью их не сдернули. Слишком много дней, крови и пота понадобилось, чтобы их установить.

Крот с бойцами заминировал верхние этажи дворца Дудаева, а для пущей надежности взорвал лестничные марши. Флаги были в безопасности.

Была поставлена еще одна задача — взорвать все проходы и лазейки, которые вели в подвал. А подвал — это два или три этажа, уходящие под землю. Андрей было сунулся туда, но далеко не пошел и людьми решил не рисковать: темнота — хоть глаз выколи, и наверняка каждый клочок заминирован.

И в этой темноте вдруг мелькнул огонек свечи. Кто-то шел по подземному коридору навстречу саперам. Бойцы заняли оборону. Через несколько секунд подземный житель был схвачен.

Оказалось, что он почти целый месяц жил под дворцом, укрывался там от бомбежек. Этот чеченец предлагал провести саперов по безопасному пути в глубь подвала, обещал показать, где находятся боеприпасы, оружие и запасы еды.

Но Андрей осмотрительно отказался, а чумазого чеченца сдал милиционерам. Мало ли куда заведет этот Сусанин!

На месте электростанции дворца была воронка от авиабомбы. В осыпавшихся стенках виднелись ходы, ведущие в подвалы дворца.

— Надо бы завалить эту лазейку, — решил Андрей.

Взгляд его упал на огромный неразорвавшийся снаряд. По инструкции трогать его, конечно, было нельзя. Но… Правда, поднять его оказалось делом трудным. Вчетвером не осилили, позвали еще бойцов.

Андрей установил снаряд в воронке, поставил накладной заряд, но, видно, мало взрывчатки положил — снаряд не взорвался. Тогда увеличил заряд, а подчиненные Андрея собрали вокруг все невзорвавшиеся боеприпасы и обложили ими снаряд. Спрятались за стеной.

Взрыв получился такой силы, что с крыши дворца посыпались плиты и штукатурка.

— Ну, теперь порядок, — потер руки Андрей.

Но когда он, отряхиваясь, вышел из укрытия, то увидел, что вместо прежней воронки зияла другая, раза в два больше первой. И подземные ходы открылись еще капитальнее.

Пришлось еще попотеть, сплетая паутину из растяжек в образовавшейся огромной воронке, чтобы никто из подвалов дворца больше не вышел.

Разрушенный город, казалось, целиком занят войсками. Блокпосты, армейские палатки, тяжелая техника. Днем город едва заметно пульсировал скрытой жизнью, а ночью начинал бешено колотиться беспорядочными автоматными очередями и вспухать взрывами. Город болел войной.

Саперный батальон базировался рядом с госпиталем в Старопромысловском районе. Ночью мимо блокпостов просачивались в город боевики и, забравшись в здание больницы, вели снайперский огонь по расположению саперов.

Андрею дали приказание заминировать верхние этажи больницы.

С саперной группой Крот провозился там целый день. Такую запутанную систему ловушек сделали, так устали, что к вечеру уже утратили и чувство реальности, и осторожность.

Андрей ставил на окно в конце коридора мину МОН-50. От двери, ведущей с лестницы, к мине зигзагом были протянуты растяжки. Откроет боевик дверь и получит весь заряд на себя. Увидеть ее, прежде чем откроешь дверь, никак нельзя, даже с улицы — шестой этаж. Андрей установил простой взрыватель от сигнальной мины. Чтобы поставить мину в боевое положение, надо было вытащить чеку, вернее, небольшую палочку.

На всякий случай Андрей решил замаскировать мину, набросив поверх нее белый медицинский халат. За халатом он и отправил одного из бойцов — Глеба. Тот шел, переступая через растяжки. Андрей еще не вытащил палочку-чеку, хотя уже можно было. То ли замешкался, то ли решил сначала мину замаскировать.

— Глеб, осторожно! — крикнул ему вслед Андрей. — Растяжки.

— Вижу, вижу.

И тут же Глеб сорвал одну из растяжек. Чека вылетела, должен был произойти накол на запал и… Но мина не взорвалась — другая-то чека-палочка, предохранительная, оставалась в мине. Если бы не эта «палочка жизни», как прозвал ее Андрей, здесь, в больнице, полегла бы вся группа.

Всегда работа сапера сопряжена с трудностями, и при минировании, и при разминировании. Правда, и юмора она не лишена, хоть и «черного».

В больнице Андрей столом преградил проход по коридору. На стол положил деньги — мелочь и мелом написал: «"Духи" — это вам на чай». Стол боевики отодвинули бы, а под ним ЗМ-72 — выпрыгивающая мина. Такие сюрпризы с едкими надписями мелом Андрей оставил повсюду в больнице. А на улице аккуратно воткнул в землю предупреждающие таблички с надписью: «Заминировано». Все по правилам, все по-честному.

Но, несмотря на таблички, два подрыва в больнице все-таки произошли. На месте подрыва, кроме следов крови, ничего и никого обнаружено не было. Чеченские снайперы поодиночке не ходили, только с группой прикрытия. Видимо, группа прикрытия и утащила того, кто взорвался.

После этих подрывов к командиру Андрея пришли представители Красного Креста с просьбой разминировать здание, чтобы можно было восстановить больницу.

Еще целый день Андрей с группой потратил на разминирование. Когда минировали, они оставили проход, известный только им. По молодости да по глупости, чтобы не возиться с «кошкой» (именно ею надо было сдергивать мины, установленные на неизвлекаемость), саперы брали медицинские бутыли, которые нашли в больнице, и кидали их на мину. Сами прятались за стеной, в коридоре. Мины — ОЗМ и МОН-50 оглушительно взрывались. В закрытом помещении взрыв сильно «ударял» по ушам. Что-то повзрывали, что-то поснимали. Но таблички с предупреждением об установленных минах Андрей убирать не стал.

К счастью, через несколько дней они перебазировались на другое место. А больницу так и не восстановили. То ли испугались неспокойной обстановки в городе сотрудники Красного Креста, то ли просили разминировать здание больницы по указке боевиков. И такое случалось.

В 1997 году Андрей стал служить в «Витязе». Прошел переподготовку в Академии МВД и двухмесячные сборы. Почти сразу после этого он, один из отряда, полетел в командировку в Махачкалу. Пришел утром в отряд и через несколько часов уже летел в самолете вместе с Сергеем по прозвищу Царь — командиром группы и заместителем по специальной и боевой подготовке 8-го отряда.

В Махачкале встретились еще с двумя офицерами из московских спецструктур, с которыми предстояло разработать операцию по захвату бандита. Этот тип украл большую сумму из пенсионного фонда и спокойно жил в своем доме в горном селе. Кроме того, что село это было труднодоступным и его дом — неприступная крепость, в нескольких соседних домах жила его охрана, человек двадцать вооруженных боевиков.

Ни сдаваться, ни добровольно выдавать деньги этот мафиози не собирался. Местные власти своими силами справиться не могли — вот и вызвали из Москвы специалистов.

Спецназовцев и представителей спецслужб встречали на машине. Вывозили из аэропорта скрытно, и все передвижения спецов были законспирированы, чтобы информация о их прибытии не дошла до мафиози.

С разработкой операции группу, прибывшую из Москвы, очень торопили. Сергея переодели в прокурорскую форму и отправили на разведку в горное село. Каждый дал Сергею задание, на что необходимо обратить внимание во дворе дома и в комнатах.

— Меня интересует приблизительная толщина забора, — перечислял Андрей, — чтобы определить количество взрывчатки для подрыва. Дверь в дом — железная или деревянная. Посмотреть по демаскирующим признакам по периметру забора, нет ли там инженерных заграждений. Не хватало, чтобы после всех наших расчетов штурмующая группа подорвалась на противопехотных минах. Какие стены, какие окна — может, пуленепробиваемые. По каким маршрутам ходят охранники, если по одним и тем же, то, вероятно, справа или слева от их нахоженной тропы установлены ловушки.

Сергей все внимательно слушал и запоминал. Потом запомнил ряд вопросов от сотрудников спецслужбы. И еще держал в голове то, что необходимо по своей специализации.

Вместе с милицией Сергей попал в дом мафиози под предлогом «просто поговорить». Может, деньги мирным путем вернут?

Сергей оказался в непривычной роли — разыгрывать из себя юриста, задавать вопросы хозяину, а самому ухитриться осмотреть как можно больше и запомнить, естественно, не записывая.

Когда вернулись из села, Сергей сам охарактеризовал свою вылазку:

— Приходилось мне из себя умника давить… Стены там, Андрюха, как в Кремле! Чтобы перелезть, нужны лестницы и куча снаряжения. Короче, самый быстрый способ — разрушение. Как раз по твоей части.

Несмотря на сжатые сроки, четверо спецов разработали операцию. На «вертушке» делали облет села, снимали на камеру, чтобы точно видеть, в какой части села находится нужный дом, где высадить десант. Необходимо было добраться до села на вертолетах. Дорога сюда одна — если за мафиози направить колонну, то об этом узнает весь Дагестан, едва колонна выйдет из Махачкалы. Так и вышло.

Начальник, на стол которому положили план спецоперации, все перечеркнул. «Вертушки», по одной ему понятной причине, отверг напрочь. И едва колонна вышла из Махачкалы — мафиози в его горном селе уже след простыл. Он оставил разбираться с войсками двадцать боевиков.

Привлечённым к операции спецподразделениям даже не дали возможности потренироваться, не сделали макет здания, которое предстояло штурмовать.

Благо все обошлось без потерь. Здание взяли штурмом, боевики сдались.

А всех четверых москвичей пригласили в кафе и, прежде чем отправить обратно, в столицу, гостеприимно накормили разнообразными местными блюдами.

После недели командировки, любования величественными горными пейзажами Андрей понял, что даже если ты специалист экстракласса — это еще ничего не значит. Успех определяют специалисты по установке препон.

В одной из командировок, после недельной работы без отдыха «витязи» возвращались на базу.

Андрей сидел на бэтээре, расслабленный, улыбающийся. Домой ведь едут. В баньке попарятся…

Впереди ехали десантники. Их предупредил местный дедок, что на въезде в Аргун у обочины копошились какие-то парни, подкатившие на легковушке. Десантники подъехали ближе к указанному дедом месту и тут же развернулись, чтобы проскочить другой дорогой. Предупредили спецназовцев о заложенном на обочине фугасе.

Две дороги ведут через Аргун. «Духи» прослушивали рацию «витязей» и знали, что те возвращаются с операции. Хотели угадать, по какой из двух дорог поедут спецназовцы. То ли взрывчатки у них было мало, то ли времени, но радиоуправляемый фугас на неизвлекаемость установили только на одной дороге.

В общем, так же, как и десантники, спецназовцы могли развернуться и поехать объездной дорогой, вызвав саперов. Но «витязи» объездными путями не ездят.

Поэтому в рации Андрея, торчащей из разгрузника, послышался голос командира части:

— Крот, иди сюда.

И когда Андрей подошел, он спросил:

— Разминировать сможешь?

— Колонна назад на пятьсот метров, — скомандовал Крот.

Машину с установленным на ней прибором, подавляющим радиосигналы в радиусе ста пятидесяти метров, попросил подъехать ближе. В этой «подавилке», как прозвали этот прибор, есть один недостаток. Машина с прибором на борту должна двигаться со скоростью не менее десяти километров в час, иначе аккумулятор садится.

Машина стояла на месте, поэтому времени на разминирование был самый минимум, пока не сел аккумулятор.

В бинокль Андрей провел предварительный осмотр. На обочине лежала покрышка. В центре ее был установлен 122-миллиметровый снаряд.

Андрей настроился уже на дом, на баньку.

«Чего я буду ковыряться! — подумал он. — Расстреляю снаряд из пулемета БТР».

Вместе с командиром разведки отряда, наводчиком, механиком и своим помощником сапером Андрей приблизился к фугасу.

Со второго выстрела попали в снаряд. Прогремел взрыв.

Но когда Андрей подошел к воронке, то обнаружил, что от места взрыва тянутся провода к одинокому дереву, которое растет недалеко от дороги. До дерева около двух метров. А землю боевики, как правило, тоже минируют против саперов.

Времени на то, чтобы бегать за инструментами до машины и обратно, не оставалось. «Подавилка» работала уже на пределе. Мигала аварийная лампочка. Надо было спешить.

Андрей опустился на колени и так, просеивая землю руками, стал продвигаться к дереву. На усмешки, которые раздавались со стороны колонны, он не обращал внимания. Не до жиру… Руками так руками. Саперу надо все уметь. К тому же по демаскирующим признакам и так было видно, что мин нет — земля уж больно утрамбованная.

Он добрался до дерева. Увидел небольшой целлофановый кулек у корней. От него тянулись еще два провода. Тут уж Андрей попросил по рации своего помощника принести «кошку».

Андрей зацепил кулек «кошкой», отполз подальше и сдернул его с места. Это на случай, если в этом кульке установлен датчик наклона. Кулек перевернулся, но взрыва не последовало.

С осторожностью Андрей разрезал целлофан и скотч. Внутри оказалась бетонная болванка, к ней внутри прикреплен приборчик с такой же частотой, как во взорванном уже на обочине фугасе.

В колонне ехали и бойцы «Альфы». Андрея попросили обезвредить «сюрприз» так, чтобы потом можно было изучить образец, понять принцип его действия и найти противоядие.

Из-за этого пришлось повозиться и изрядно понервничать под пристальными взглядами бойцов со всей колонны.

Андрей рисковал. Вместо того чтобы рвануть болванку накладным зарядом, он решил обезвредить ее вручную. Положил болванку за дерево, сам прислонился спиной к стволу — маленькая, но защита. И начал откручивать провода, внутренне сжавшись в ожидании оглушающего взрыва…

Однако раздался только негромкий хлопок. Пластит внутри каким-то чудом не взорвался. Возможно, что это «чудо» подстроили фээсбэшники, которые продавали боевикам фальшивые партии пластита. «Духи» все равно будут покупать взрывчатку, но если к ним вместо хорошей будет попадать некая масса наподобие оконной замазки, абсолютно безвредная, то саперам это только на руку.

За эти несколько секунд возни с проводками Андрей побледнел. Даже с его опытом, каждый раз, как будто впервые.

Образец, снятый Андреем, забрали фээсбэшники. И позже выяснилось, что в одном из наших российских городков есть радиомеханик-любитель, который за деньги изготовлял разнообразные смертоносные механизмы. Он получал деньги, а в Чечне гибли российские военные, подрываясь на его изобретениях.

В командировке 2003 года, когда погиб Иван Шелохвостов, бойцы снова сдавали на краповый берет, как бывает каждый год.

Как всегда, из нескольких десятков сдававших заветный краповый берет получили всего несколько человек. Прошли труднейшие испытания, в том числе сложную огненно-штурмовую полосу препятствий. Андрей со своими помощниками расстарался — подготовил имитационные заряды для ОШП.

И тогда, и потом, по дороге домой, в самолете, Андрей с горечью вспоминал о гибели Ивана. У всех бойцов в сердце болью отозвалась его гибель. Но сколько ребят вышло на огненно-штурмовую полосу, чтобы заслужить честь носить краповый берет — символ настоящего спецназовца.

Парни с честью переносят все тяготы службы и войн, которые выпадают на их долю. Теряют друзей, и кажется, что капельки крови каждого из погибших сливаются с цветом крапа, и оттого крепче прижимаются бойцы разбитыми в поединке губами к заветному берету — с горечью, болью и гордостью.

P. S. Летом 2003 года старший лейтенант Иван Шелохвостов получил звание Героя России (посмертно).

С севера на юг, с юга на север, по предгорьям и горам, через села и города Чечни. То жара, то грязь, то холод. От усталости некогда черкнуть пару слов в дневник. Только теперь, когда отряд и наша 4-я группа специального назначения дома, можно попытаться усмирить чехарду мыслей и недавних событий, вспомнить и записать.

Шалажи, Мескер-Юрт, Чечен-Аул, Аргун, Ведено и Самашки… Дома, сараи, чердаки… Ночные операции — наш спецназовский конек. Они самые продуктивные и неожиданные для «духов».

Днем боевики особенно настороже. Работает их разведка — мальчишки, женщины, пожилые люди — они вовремя оповещают «духов» о нашем приближении. Чаще всего у боевиков нет при себе оружия, одежда гражданская и документы в полном порядке. Они еще смеются над нами.

Зато ночью… «Кто не спрятался, мы не виноваты». И тогда, задержав «духа» с оружием под подушкой, тепленького, сонного, посмеемся мы.

Сержант из нашей группы, Андрюха Авдеев, большой и добрый. Весит сто пять килограммов, чемпион России по вольной борьбе. Андрей идет первым во время штурма. Скорее по привычке он дергает за дверную ручку и, как правило, вырывает ее с корнем. Потом в ход идет кувалда. Но эффективнее всего получается, когда Андрей выносит дверь телом. Не ногой и без особого разбега, а так… Просто зашел человек в дом, посмотреть, кто там живет. Только негостеприимные «духи» не очень-то радуются большому и доброму Андрюхе.

За всю первую половину командировки мы практически не бывали на нашей базе. С мая по октябрь — мимолетный сон, горные и лесные вылазки. Бойцы чуть не падали в обморок от усталости.

Они не красные девицы. В спецназ слабых не берут. Просто нагрузки неимоверные. Пулеметчик, боец по прозвищу Сэм, обвешанный боекомплектами к пулемету, в бронежилете, с пулеметом, в тридцатиградусную жару, после очередной бессонной ночи, вырубился. Пришел в себя, увидел над собой наши озабоченные лица, смутился. Поднялся и — вперед. С той же ношей, под тем же нещадным солнцем…

Поступила информация, что в одном из населенных пунктов находятся шестеро боевиков. У одного из них пояс шахида.

В пять утра помчались. Работали вместе с собровцами.

Два дома, один напротив другого. По разведданным, в одном из них — отец с двумя сыновьями, в другом — три брата. Все родственники и, по-видимому, вооружены до зубов.

Штурмовать, конечно, надо одновременно и быстро. Посылать Андрюху под пули не стали, ворота вышибли бэтээром. Из домов «духи» открыли стрельбу. Мы — между двух огней. Старший сержант нашей группы Толмачев ранил двоих боевиков. В суматохе перестрелки, аккуратно, хладнокровно, в ноги.

Сэм сидел метрах в десяти от дома, в группе прикрытия. Он этих подранков и скрутил.

Услышал выстрелы со двора. Земля разлеталась во все стороны. Пули полетели в сторону Сэма. Вдруг два «духа» на него выскакивают. Он им: «Лежать!» Они прикинулись глухими. Тогда Сэм прочистил им уши старым солдатским методом. Пальнул в воздух. У нас, мол, не забалуешь. «Вдох глубокий, руки шире, не спешите — три-четыре…»

Шуточки. У нас без них не обходится. Каждый день и смех и грех. Но страшно, когда в тебя летят пули…

Мы прибыли в населенный пункт, когда он был уже оцеплен.

Местных с сомнительными документами собрали у мечети для более детальной проверки.

Площадь. Толпа. Белоснежные бороды старейшин. Мы, в выбеленных от пота и солнца камуфляжах, запыленные, усталые, напряженные.

Пятерых боевиков задержали. Продолжали обыскивать мужчин. Женщины тоже пришли к мечети. Они шумели, пытались отдать мужчинам свертки с едой.

Сержант Заря, чтобы разрядить ситуацию, решил подшутить. Несколько наиболее активных женщин надо было досмотреть. Но мы же не имеем права проводить их личный досмотр. Заря вооружился миноискателем и подступился с ним к одной.

— Если запищит, значит, мужу изменяла, — с серьезным видом пояснил Заря.

Вдруг миноискатель запищал. Женщины, поверившие шутке, покраснели, а мы переглянулись. В свертке, который Заря забрал у женщины, оказался пистолет.

Она долго не хотела признаваться, откуда у нее оружие. Выяснилось, что пистолет ей передал муж. Как это часто у боевиков бывает, чтобы спасти свою шкуру, они готовы подставить кого угодно, хоть родную жену.

В кустах у мечети бойцы нашли несколько брошенных второпях радиостанций. С разрешения старейшин мы осмотрели мечеть. «Духи» нередко прячут оружие в святом доме.

Еще в 2001 году, осенью, мы досматривали одну мечеть. Тогда, после длительного запрета, нам дали добро на осмотр мечети.

Стояла такая же жара, как в этом году. Так же толпился народ у мечети. Мы вошли внутрь — командир взвода младший лейтенант Сухов, кто-то из срочников и я. Часть бойцов осталась в группе прикрытия.

Начали простукивать пол. Удары гулкие почти по всей мечети. Отодрали доску. А там! В доме Аллаха, под полом, и ПТУР, и огнеметы, и гранатометы, и автоматы, и обмундирование, и боеприпасы. Патроны россыпью. Радиостанции. Такое количество, что даже пересчитать за один день все это не представлялось возможным.

Разыскали муллу. Он, само собой, от всего отпирается. «Я, — говорит, — только до обеда в мечети нахожусь. Ничего не знаю. Я не при делах».

Прилетели генералы из Ханкалы и журналисты. Красиво разложили наши находки на земле для съемок. Потом все, кроме изъятого обмундирования, покидали в кучу и взорвали. И считать никто не стал.

Хотя потери, которые могли бы понести наши войска от этого оружия, не найди мы его вовремя, измерялись бы не единицами, а десятками и сотнями. Уж больно серьезный арсенал…

В этот раз в мечети, кроме радиостанций, мы ничего не нашли. Зато еще до осмотра населенного пункта мы прошли по берегу реки, где перед нами разведбат уничтожил двух «духов».

Раскаленные на солнце белые плиты на берегу, как распиленный сахар. И между этими глыбами масса мест, где могло лежать брошенное оружие.

Бойцы нашли несколько магазинов под патроны калибра 5,45 и приклад от АКМ. А из реки, неподалеку от берега, выудили автомат, завернутый в полиэтилен.

Высохшие русла рек, пустые трубы — излюбленные места для тайников «духов». Выбирают места приметные, чтобы самим легко найти. Только и мы с глазами. «Духовские» зарубки «на память» тоже замечаем. Младший лейтенант Сухов в высохшем русле недавно нашел пистолет и гранаты.

Один «дух» засунул эсвэдэшку в туалет. Правда, сам в этом и признался. Решил посодействовать. Оказалось, что упаковал ее в парниковую пленку, затем в автомобильную покрышку, обмотал веревками, сверху еще раз завернул в пленку. Только вот, паразит, в спешке веревочку, за которую винтовку можно вытащить, он не привязал. Наши бойцы дружно вычерпывали «духовское» содержимое туалета. И смех и грех.

Здесь мы работали дней десять, потом снова навестили населенный пункт, где совсем недавно задержали шестерых «духов».

Шли по параллельным улицам, разделившись на две группы. Тучи вползали в село из-за нашей спины.

— Сейчас ливанет, — пророчески пообещал Заря.

По улице поднимался пар от намокающей пыли. Дождь упал на землю как на раскаленную сковороду.

Мы заглянули в дом. Нужно было отработать адрес, да и дождь переждать. Если намокнем и если дождь к вечеру не перестанет, сушить камуфляжи придется теплом собственного тела.

В доме — мужчина и женщина. По нашей информации, их сын боевик. Кажется, отец выгнал его из дома.

Заря проворно взобрался на чердак. Я следом. Полутемно, пыльно, пустынно. Дождь шелестит, будто кто-то ходит вместе с нами по чердаку.

— Смотри-ка, — Заря показал на доски, прибитые к стене.

Из-под доски торчал край простыни с масляным пятном.

Мы отодрали доски. В тайнике был укутанный в простыню ПК, переделанный из ПКТ. Там же лежала коробка от ПК.

Позвали хозяйку. У нее лицо усталое, напуганное, озлобленное и против нас, и против сына, который оставил ей этот неприятный клад на чердаке. Она закричала:

— Это не мое! Не мое!

Поиски продолжали. И в гараже нашли еще две коробки от ПК.

Женщина присела на мокрые ступени крыльца. Махнула рукой.

— В сарае поищите. Сын там, кажется, прятал.

Отодвинули мы шкаф у дальней стенки сарая, а под ним — еще один тайник. В нем четыре АКС, ВОГи, АКСУ и самодельные гранаты.

Дождь помаленьку стих. Мы погрузили трофеи и двинули дальше.

К каждой операции готовишься, перед каждой волнуешься, каждая кажется неповторимой. Лишь бы только без потерь…

Мы уже дней десять работали в горно-лесистой местности. Ночи прохладные, дни все еще жаркие. Я простыл. Чихал и кашлял. Сигареты кончились. А курить охота, несмотря на кашель. И домой хочется.

Но здесь моя служба и мои друзья.

Не так давно появилась медаль «За боевое содружество». Название верное. Это боевое содружество, наверное, и помогает нам тянуть свою военную лямку. Нужно задерживать и уничтожать боевиков, если они сопротивляются. Нужно выживать и прикрывать своих.

Нас выдернули с гор приказом двинуться в Шалажи. Там прорвалась банда боевиков. Они атаковали заставу.

Мы доехали до Октябрьского. БТР 4-й группы замыкал колонну. На броне четверо. Над люком водителя сидел замкомандира группы капитан Владимир Волин. С этой же стороны, на корме — Сэм.

БТР стал прижиматься к левой обочине, чтобы блокировать дорогу и чтобы никто не обгонял колонну…

На выезде из села, слева от дороги — поле, справа — жилые дома. Взрыв поднял пыль, сорвал листья с дерева, на котором был подвешен фугас.

Зама засыпало осколками. Спасли защитный шлем-маска с опущенным пулестойким забралом и верный бронежилет. Фугас малой мощности, но «духи» наполнили его строительными дюбелями и гвоздями. Волину пробило ногу, а один дюбель вонзился в руку. Водитель у нас высокий парень, его голова видна над люком. Если бы не попало в ногу зама, то вся начинка фугаса пришлась бы в голову водителя.

Колонна развернулась в боевой порядок, мы прочесали близлежащую территорию. Ничего и никого не нашли. Сэма, по счастью, не задело, только контузило. «Дух», который взорвал фугас, сидел довольно далеко, не рассчитал. Взрыв пришелся на нос БТР. Если бы «дух» секунду выждал, пострадало бы гораздо больше бойцов.

Вызвали «вертушку». Раненого офицера эвакуировали в Северный.

Эти сволочи, «духи», где только не ставят свои треклятые фугасы, чем только их не начиняют.

Осенью 2000 года был такой случай. Мы обеспечивали прикрытие инженерной разведки по маршруту Ханкала — Мескер-Юрт.

Мимо полуразрушенного кафе мы проезжали много раз. Оно стояло на обочине дороги. Никогда это кафе мы не досматривали, поскольку в нем работали местные и отдыхали сами чеченцы. Вряд ли кто-то рискнет заложить там взрывчатку.

Мы уже проехали мимо, когда нас остановила чеченка. Говорит: «Мой сын видел, что на чердаке в кафе лежат снаряды».

К тому, что снаряды видел мальчишка, мы отнеслись с сомнением, однако интуиция заставила нас вернуться.

На чердаке, куда мы поднялись, нас дожидались два стотридцатипятимиллиметровых снаряда направленного действия. Если бы их запустили, они легли бы на дорогу, где мы проехали несколько минут назад. На наше счастье «духи» ждали, по-видимому, кого-то другого.

А старший инженер разведки решил вдруг проверить свой профессионализм. Не стал уничтожать снаряды накладным зарядом, а снял сам. Правда, до этого мы на всякий случай с ним попрощались. Как нас учили: «Не ты ставил, не тебе снимать…»

Но в результате два обезвреженных снаряда-трофея привезли в Ханкалу.

Утром двумя группами мы выдвинулись в Шалажи. Разведгруппа и наша, 4-я. На окраине у бывшего пионерского лагеря были зажаты несколько боевиков.

Бойцы заставы не давали боевикам уйти, но и подобраться к ним и уничтожить не решались. Ждали нас. В общем, правильно. Каждый должен заниматься своим делом.

Не зная истинного положения вещей и точного количества «духов», командир принял решение выдвинуться на место в БТР, ощетинившись стволами.

Один боевик лежал у дороги. Он вроде не двигался. Но кто его знает, ранен или убит? Подойдешь к нему и пулю схватишь. На всякий случай сделали несколько выстрелов из РПГ. «Дух» оказался мертвым. Хотели было его вытащить, но с противоположной стороны дороги, из канавы, по нам начал палить второй «дух». Мы залегли. Подъехал бэтээр, мы укрылись за его броней. «Дух» без конца менял позиции и стрелял из АКС.

Подставляться под пули отморозка не имело никакого смысла. Когда выстрелы с его стороны стихли, мы снова рассредоточились и стали приближаться. Тут «дух» высунулся. Я успел разглядеть его, ошалевшего и разъяренного. Он выстрелил, зацепил майора, командира местной заставы. Но и с нашей стороны раздались выстрелы. Боец Мицкевич снял «духа».

Один БТР стоял внизу улицы, три — вверху. Еще один «дух» налетел на наших бойцов внизу. Он выскочил как из-под земли и со всей дури стал стрелять по броне. Наш пулеметчик Коля Миронов выпрыгнул из-за колеса, оттолкнул с линии огня бойца за броню и с десяти метров уложил «духа».

Остальные боевики постреляли и ушли еще до нашего приезда.

Мы собрали свой лагерь и вернулись на базу.

После подрыва 26 сентября мы передвигались очень аккуратно. Разведчики и саперы, БТР которых всегда во главе колонны, несколько раз замечали установленные фугасы издалека и предотвращали подрывы.

Новый, 2003 год мы встретили в Чечне. Конечно, праздник семейный, надо отмечать его дома. Да и чем ближе отъезд из Чечни, тем тревожнее и радостнее одновременно. И одна мысль гложет подспудно: «А вдруг вернемся не все?» Но эту мысль лучше гнать от себя подальше…

И семья у нас здесь своя, боевая, наша 4-я группа.

Деда Мороза «со стороны» брать не стали, вырастили в своем коллективе, из наводчика БТР срочника Ромы. Костюм соорудили из одеял и подручных материалов.

В полночь поздравили офицеров отряда, как положено, а потом праздновали у себя в группе. Разыграли сценки и шуточные номера. Желали друг другу вернуться домой.

И хотя пришел приказ: «Не стрелять трассерами, не пускать ракеты и петарды», в полночь небо вспыхнуло фейерверками, расцвело, замигало, переливалось, со всех сторон свистело и ухало. Люди есть люди, хоть они и в военной форме, а хочется красоты и праздника, даже в напряженной и невеселой обстановке.

…А домой вернулись без потерь. Кто-то на самолете, кто-то на эшелоне, сопровождая наши вещи.

В отряде нас встретил Волин. Володя уже выписался из госпиталя, но еще прихрамывает.

Я отложу сейчас дневник и спрячу его в ящик стола. Может, и не перечитаю никогда. Детали сотрутся из памяти, на их место придут эпизоды других командировок. Но останется наша крепкая дружба с ребятами, особое взаимопонимание, которое нарабатывается только в реальном бою и в экстремальных ситуациях.

Нет на карте такого города — Ханкалёнок. Это и не пионерский лагерь. Спецназовцы шутливо назвали его «Военно-оздоровительный лагерь "Ханкалёнок"».

Но городок этот существует, и в него приезжают спецназовцы, живут там, спят, едят, парятся в бане, радуются и печалятся, подшучивают друг над другом, играют на гитаре, чистят оружие, приводят в порядок амуницию — это их дом и крепость в Чечне, на войне. Родной, привычный и надоевший до чертиков. Он снится дома, а в нем снится дом.

Городок, огражденный от посторонних забором, с контрольно-пропускным пунктом на въезде. С занимательными и поучительными плакатиками, сочиненными замполитом отряда «Витязь» по прозвищу Фидель, развешанными по периметру городка и внутри. На одном из указателей написано: «Прямо пойдешь — время потеряешь, налево пойдешь — машину потеряешь, направо пойдешь — обратно не вернешься». Прямо находится штаб, слева — обрыв, а справа — собственно сам Ханкалёнок.

На следующем плакате нарисован череп с костями и сделана подпись: «Прежде чем ехать дальше, подумай, рады ли тебе здесь». На будке КПП прикреплен еще один плакат: «Кто не спрятался, я не виноват! А кто спрятался, я тем более не виноват».

У каждой группы отряда своя палатка в городке, свой уклад, который создавался не за один день. В обустройстве этого командировочного жилища группы стараются каждая на свой лад. Только командир со своим заместителем живет в вагончике.

Кроме палаток каждая группа построила себе персональную баню. Это сердце и лицо группы — русская баня. Умельцы, деревенские парни-спецназовцы, из подручных материалов создавали баньки по всем правилам. Как и положено, сперва в бане предбанник, где можно переодеться, посидеть за столом, накрытым чистой клеенкой, попить чаю или квасу после парной. На стенах висят картинки, вырезанные из календарей — аппетитные овощи и фрукты, цветы. В парной на стене дисциплинированно, в ряд, развешаны красные пластмассовые ковшики. Полка сколочена из темных грубоватых досок. Печка сложена как положено, все теми же ребятами-умельцами, мастерами на все руки.

Многие из этих мастеров уже отслужили срочную службу и парятся давным-давно дома, где-нибудь на Урале, а их до сих пор вспоминают добрым словом с благодарностью, когда после трудной, длительной спецоперации, пыльные с ног до головы летом или промерзшие до костей зимой, спецназовцы отогреваются в раскаленной парной, а потом окунаются в холодную воду, налитую в бетонную чашу купели. Как хорошо банька снимает усталость и стресс, как необходима она бойцам!

Брезентовые палатки укреплены изнутри деревянными балками, о которые без надлежащей сноровки можно шарахнуться лбом. Палатки все, как правило, разделены на три части, не считая маленькую прихожую-предбанник. Все палатки отличаются идеальным порядком и чистотой. Пол сделан из досок, иногда застеленных линолеумом.

В предбаннике галошница — стоят кроссовки, ботинки, шлепанцы. Тут же вешалка с куртками и кресло. На стенах патриотические плакаты, стенгазеты, история группы и фотографии, демонстрирующие достижения группы.

В первом отсеке или комнате палатки — хозяйственная часть. Поленница дров у стены — подтапливать палатку приходится иногда и холодными летними ночами. В хозчасти вещи спецназовцев. Тут же оружейная комната. По центру — пирамида из автоматов, по стенам на полках другое оружие, боеприпасы.

Второй отсек — это спортзал. Снаряды, гантели, штанги. Мышцы накачивают почти все. Это своего рода увлечение и поддержание формы, хотя физических упражнений хватает и на выездах, где много приходится бегать, прыгать, ползать, таская на себе бронежилет, двухкилограммовую «маску», оружие и БК. Но, как известно, мышечная масса не влияет на траекторию пули. Как бы боец ни был накачан, главное не мышцы, а умение хорошо стрелять. Стрелковому делу спецназовцы стараются уделять как можно больше времени.

Одна из групп в своей палатке углубила второй отсек почти на метр в землю, и летом при тридцатиградусной жаре в таком помещении всегда прохладно. Спортзал совмещен с гостиной. Телевизор, магнитофон, кресла. Уютно и функционально.

И наконец, третий отсек — это спальня. У разных групп по-разному. В одних палатках — это нары справа и слева, аккуратно застеленные серо-синими одеялами, увенчанные белоснежными подушками, в других — железные койки, в третьих — двухэтажные нары. Для командира группы либо отгорожен закуток с отдельно стоящей койкой, либо он спит рядом со своими бойцами. В центре третьего отсека стоит буржуйка — спасительница холодной, сырой зимой.

В палатках, где есть погибшие, сделана специальная полочка из прозрачного пластика — на ней краповый берет и фотография с именем и фамилией погибшего бойца. Спецназовцы свято чтут память о своих товарищах.

Группы соревнуются друг с другом в обустройстве палаток и в поддержании порядка. У каждой группы рядом с палаткой построена беседка, чтобы на свежем воздухе можно было посидеть за столом, выпить чаю, сыграть в шахматы.

У разведгруппы в беседке на ватманском листе очередной плакат неизвестного автора: «Лучший способ прекратить войну — это зарыть топор войны… вместе с врагом». У другой группы беседка украшена своим плакатом с нарисованным черепом и надписью: «Офис военно-туристического агентства "Витязь". Организация сафари. Ичкерийский вариант».

Душевая кабина, два на два метра, стоит на улице около каждой палатки, задернутая в одном случае синей непрозрачной пленкой, в другом — брезентом.

Есть палатки для бойцов, обеспечивающих тыл, медицинская, штабная палатка и кухня. В кухне сумеречно и чадно. В медчасти койки обычные и двухъярусные. Тут чисто и прохладно. На столике разложены инструменты. Рядом стоят медицинские приборы, капельницы. На койке лежит какой-нибудь одинокий страдалец, двухметровый, крепкий спецназовец, страдающий ангиной. Пахнет йодом, спиртом — одним словом, больницей.

Штабная палатка тоже состоит из двух отсеков. Первый — прихожая, где офицерские куртки на вешалке сверкают звездочками. Второй — комната для совещаний, с длинным столом, покрытым клеенкой, на которой приклеены бумажки с именами и званиями офицеров — соблюдается строгая субординация, и новоприбывший безошибочно найдет свое место. Рядом с большим столом — столик поменьше с радиостанцией. Сюда приходят важные ШТ — шифротелеграммы с секретными приказами.

У выхода из штабной палатки сооружен памятник погибшим в Чечне спецназовцам. Перед ним садик с кустами роз. Они хорошо растут на благодатной земле, политой кровью наших бойцов… К кустикам роз приставлен ответственный — он пропалывает сорняки и поливает цветы.

Около палатки одной из групп разбит газончик с ярко-зеленой травой, с претензией на соблюдение английских традиций. В газончик воткнута табличка, обернутая целлофаном: «Ответственный прапорщик П.». Газончик тоже необходимо поливать засушливым летом.

В загородке на улице живут свиньи. Их привезли в Ханкалёнок маленькими поросятами.

В каждой группе есть кошки или собаки. У собак свое место, в будке, в специальной вольере. Это не служебные собаки, а лохматые, несуразные дворняги, заласканные, сытые, весьма довольные «службой». Такие вольеры прозвали «Зонами релаксации». Лучшую психологическую разгрузку сложно найти. А кошки гуляют сами по себе по палатке или поближе к кухне.

Есть «уголок живой природы» — старая эмалированная ванна, в которой плавают местные черепашки. Половина ванны засажена густой сочной травой.

На отгороженном участке городка в автопарке, чуть в стороне от палаток — БТР, БМП, машины — неутомимые помощники спецназовцев на пыльных дорогах, в непроходимой грязи в любую погоду. Броня, которой прикрываются спецназовцы, которой выбивают ворота во дворах боевиков. БТР и БМП часто принимают на себя основной удар от взорвавшегося на дороге фугаса. Рабочие лошадки.

В Ханкалёнке есть своя маленькая кирпичная часовенка, освященная по всем церковным канонам. Верующие спецназовцы, а среди людей воюющих большинство верующих, с удовольствием ходят в свою домовую церковь. Иконы для нее привозил из Москвы заместитель командира по личному составу отряда «Витязь» — человек верующий, он молился в этой часовне каждый раз перед боевыми выездами и по своему желанию, и по просьбе спецназовцев. Иконы стали мироточить, наполняя маленькую часовенку чудесным ароматом.

В городке еще существует волейбольная площадка, чтобы в редкие минуты свободного времени, когда нет боевых выездов, бойцы могли заниматься спортом. Играют обычно группа против группы. Это вечный спор и соревнование — чья группа лучше.

Между группами проводятся соревнования и по эстафетному многоборью, приближенному к бою, если можно так это назвать. Болельщики выстраиваются вдоль соревновательной полосы, кричат, улюлюкают, бьют по земле пустыми пластиковыми бутылками. Азарт невероятный, страсти накалены до предела. Участвуют все — от бойца до командира группы.

Первый боец проходит свой этап, присев на корточки, второй бежит, одетый «по тяжелому», в бронежилете, с автоматом и БК. На полпути он разбирает и собирает автомат и возвращается к старту, поглядывая на зазевавшегося противника. Пыль столбом от ботинок бегущих. Третий участник опять перемещается вприсядку, четвертый тащит на себе условно раненого бойца, пятый ползет по земле и волочет за собой ящик из-под патронов, набитый песком, шестой мчится в противогазе — в бою под пулями очень даже пригодятся все эти навыки. Один за другим бойцы повторяют все эти маневры, командир проползает по пыли, напоминая в камуфляже проворного крокодила.

Победители ходят, задрав носы кверху, побежденные страдают и готовятся к следующим соревнованиям.

Конкурсы устраиваются не только спортивные, но и певческие. Гитара в командировке — вещь необходимая, она, как и в мирной жизни, в туристическом походе в лесу у костерка, сплачивает людей, даже самых разных по характеру.

Целых три часа может продолжаться конкурс. И все без устали поют, вспоминая все новые и новые песни. Бойцы-зрители записывают кассеты на память, фотографируют исполнителей. После голосования и объявления победителя ему вручают в качестве приза что-нибудь из съестных припасов, ведь в боевых условиях и подарить-то особо нечего. Самое лучшее — это коробка сухпая, банка сгущенки.

Набор подарков примерно такой же и на случай дней рождения, которые отмечают в обязательном порядке, даже если вся группа и именинник на спецоперации. Дни рождения — дело святое.

По Ханкалёнку летом все бойцы ходят полураздетые, подставив крепкие торсы южному солнцу. Это не из-за распущенности и не из-за отсутствия дисциплины, а из гигиенических соображений. Просто необходимы воздушные и солнечные ванны для кожи после постоянного хождения в душных камуфляжах, в тяжелом снаряжении, особенно в жаркие дни.

Ханкалёнок оборудован и обустроен так, чтобы бойцы могли действительно почувствовать себя дома. Но не слишком часто удается за полгода командировки побывать на базе, в Ханкалёнке.

Как правило, домом спецназовцев становятся палатка и спальный мешок, лежащий прямо на земле. В таких временных лагерях, приближенных к месту боевой операции, офицеры и бойцы тоже стараются по максимуму создать условия для нормальной жизни. Ставят на улице столы, где в короткие часы отдыха можно сразиться в нарды или в шахматы. Играют в волейбол. Ходят купаться, если поблизости река.

Вид идущих купаться спецназовцев со стороны выглядит забавно. Чтобы не переодеваться на берегу, они выходят из временного лагеря в плавках и шортах, кто с пистолетом в руке, кто с автоматом на шее, поигрывая мышцами. Бойцы охранения надевают на голое тело разгрузник и вооружены автоматами. Командир с рацией в руке. Оружие оставляют на берегу с бойцом охранения. Пока его не сменят, он смотрит по сторонам, как положено, и то и дело бросает завистливые взгляды на купающихся товарищей. Тут же у берега плещутся местные мальчишки, с интересом поглядывая на отдыхающих спецназовцев.

Как бы хорошо ни устроились спецназовцы во временном лагере, они с удовольствием возвращаются в Ханкалёнок. Там ждет банька, там относительный в воюющей республике покой, там — дом.

17 августа 1996 года.

Н.п. Ханкала. Мы получили приказ любой ценой доставить боеприпасы на заблокированный КПП. Необходимо было двигаться по течению реки Сунжа примерно километров десять. Река Сунжа, по которой лежал наш маршрут, протекала через весь город Грозный. На нашем пути стояло три КПП противника и два наших КПП.

С самого начала эта затея показалась мне невыполнимой. На свой страх и риск я решил изменить маршрут, никому об этом не сообщая. По моим размышлениям, подходы к каждому КПП должны быть капитально заминированы. К тому же связь с КПП была неудовлетворительной, прослушивалась противником, что могло привести к неминуемой гибели группы.

Приехав на исходную точку нашего маршрута, я случайно встретился с майором ГРУ, который очень помог, дал мне полную раскладку по районам, возможным засадам, местам концентрации противника. Спецназовское братство — это то, что помогло нам выжить, выполнить приказ и уничтожить встретившегося противника.

Позже, вспоминая нашу с ним встречу, я понял: если бы не та информация, которую я получил от него, то вряд ли бы сейчас был жив.

Майор ГРУ знал это не хуже моего, поэтому перед нашим выходом дал свои позывные и частоты, заметив при этом: «Если спецы не помогут спецам, то кто же?»

Уже темнело. Мы выдвинулись короткими перебежками в сторону здания, стоявшего на проспекте Победы. По моему плану, мы должны были там дождаться темноты и двинуться переулками к конечной точке. Вошли в здание, там были наши. Семь спецов из сорока, которые уцелели после боев. Встретили они нас как братья. Выставили на стол все, что у них было съестного. Поболтали о жизни нашей, вспомнили погибших спецов, среди которых оказались общие знакомые. Водку пить не стали.

В десять часов вечера стало совсем темно, и тогда мы выдвинулись. Я шел первым, шли мы перебежками от дерева к дереву, к сгоревшей бээмпэшке. Дорога была усеяна трупами наших бойцов, погибших в течение недели. Запах стоял жуткий. Шли тихо, добрались до перекрестка, где ожидалась встреча с противником.

Вдруг заработал пулемет, который начал простреливать проспект. Мы прижались к стенам. Судя по тому, что пули не попадали в эти стены, пулеметчик нас не видел. Пройдя еще метров сто, я засел за дерево, ждал подхода своего второго номера. В здании напротив раздалось два хлопка, два трассера ударили в стену в сорока сантиметрах от моего левого плеча.

Я понял, что снайпер бьет на шум. С того же здания вылетела ракета, я залег между трупами, ракета осветила и меня, и трупы. Между трупами хватило места только для меня одного, второй номер, пригнувшись, спрятался за дерево.

Эта картина, видимо, не вызвала интереса у снайпера. Дождавшись, когда ракета погаснет, я двинулся дальше. Прошел метров десять, и еще две пули того же снайпера ударили в стену за моей спиной. До поворота оставалось метров пять. Тут произошло то, чего я боялся больше всего. Из-за поворота «нохчи» начали долбить, не давая нам пройти вперед.

В свою очередь пулеметчик, работавший по проспекту, не давал нам перейти на другую сторону улицы, где бы нас не достал снайпер. Я принял решение отойти в разрушенное здание и занять оборону. Мы отошли под непрерывным огнем. При этом со снайпером свели счеты, ударили туда ВОГами, и он заглох, не знаю, надолго или навсегда. Отсидевшись в здании часа два, мы двинулись к спецам, это было утро 18 августа.

Встретились со спецами, которые великодушно дали нам два БТР. На них мы погнали во весь опор. «Нохчи» обалдели от нашей наглости и стреляли в основном уже вдогонку.

Прибыли на КПП. Поначалу было ощущение, что кроме призраков там уже никого нет. Я заорал, как только мог, вроде начали оживать.

Мы заняли круговую оборону вокруг БТР. Загнали БТР на блокпост, бойцы снова все забаррикадировали.

Сели, успокоились, поздоровались, познакомились. Выгрузили боеприпасы, узнали, что у них прикопанный труп, три раненых, один из которых «тяжелый».

Два хлопка, две пули над головой бойца ударились в стену, боец пригнулся, но если бы они попали ему в лоб, пригибаться было бы уже поздно. Снова заняли оборону, начался бой. Я дал команду стрелять одиночными и только по видимой цели. «Нохчи» тоже не дураки, поэтому стреляли, как правило, наугад. Их снайперы, конечно, исключение. В тот день пулеметчик наш положил их стрелка, когда тот перебегал к укрытию.

Тогда же с БМП долбанули по снайперу, которого напрочь завалило обломками крыши. Еще один идиот-снайпер решил отличиться, залез под черепичную крышу, поднял одну черепицу, рассчитывая через нее долбить по нам, притом «осветил» свой лоб, как только можно было его «осветить». Расстояние до него было не больше пятнадцати метров, и в его тупую голову можно было попасть даже из рогатки. Он дождался своего звездного часа, получив между глаз то, что отправило его разговаривать с Аллахом. А я сделал еще одну зарубку на цевье своего автомата.

Еще около часа мы долбили друг друга. В моменты небольших передышек мирные жители пробегали через мост, иногда кидая в нашу сторону сигареты, пищу. Одна такая сердобольная старушка несла крупу, рассчитывая передать ее на пост. Снова хлопок, и бабулька рухнула, скатилась в канаву. Наудачу это место не простреливалось «нохчами». Ребята ее вытащили, перевязали, уложили на матрац. Пуля ей попала в коленный сустав, бабулька мужественно терпела боль. С мирными нам удалось передать записку в церковь, и за бабулькой пришли. Дай бог, она еще жива!

Часа через два «нохчи» выкинули белый флаг, принесли ультиматум, где предлагали нам сдаться. Мы ответили по-спецназовски. Через некоторое время по нам пустили неизвестный газ. Слезились глаза, были приступы кашля. Но, слава богу, сильный ветер погнал его дальше и выдул эту дрянь от нас. Потом была еще пара перестрелок, никого не убили, никого не ранили. Мы начали обсуждать, каким путем будем отходить.

Ночь прошла спокойно, где-то вдалеке веером расходились трассеры, наверняка какой-нибудь пьяный вояка поливал в разные стороны.

19 августа 1996 года.

Мы снова получаем задание. На этот раз мы должны доставить на один из КПП медикаменты и продукты питания. Парни на этой заставе могли вскоре концы отдать без еды.

Но что-то беспокоило нас. Что-то, что мелькает на задворках нашего сознания, чему нет названия. Но это что-то иногда подсказывает об опасности. И вот это ощущение нависшей над нами угрозы не проходило. Оно заставляло нас внимательно собираться и собирать снаряжение.

Задание было совместным. Мы с бойцами отряда, приданного нам, на двух БТР шли к городу Грозному. Населенный пункт Ханкала — начальная точка нашего маршрута, и пригород Грозного незаметно для нас перешел в улицы города.

Оба бронетранспортера двигались почти вплотную друг к другу, причем второй бронетранспортер почти все время шел скрытый облаком пыли, поднятой из-под колес первой машины. Вот проехали федералов. Теперь мы на чужой территории.

Наша маленькая колонна шла по одной из центральных улиц. Впереди перекресток. Сердце сжимается от предчувствия. Слишком уж спокойно и тихо. Решаем на перекрестке не останавливаться, а проскочить на скорости.

Но при повороте машины все же замедлили ход, и сразу же воздух разорвали выстрелы автоматов и снайперских винтовок. Выстрелом снайпера был ранен в обе ноги наш санинструктор ефрейтор Александр Сошелев. Боевики вели огонь с верхних этажей девятиэтажного дома. Мы открыли сильный ответный огонь по окнам этого дома. Нас спасла только скорость.

При той скорости, на которой мы шли, головной бронетранспортер не вписался в поворот, что и спасло его от прямого попадания выстрела из гранатомета. Граната пролетела всего лишь в полуметре над броней БТР и взорвалась в двух метрах от него, контузив и ранив осколками в голову водителя первой машины. Неуправляемая машина на полном ходу врезалась в железный забор. От сильного удара десант, находившийся на броне, еле удержался на машине, а вот наш старшина Олег Ободчиков сильно повредил ногу, ударившись обо что-то. Вторая машина остановилась рядом с первой и, словно в отместку за повреждение первого бронетранспортера, открыла ураганный огонь по боевикам. Десант обеих машин по команде «К машине!» занял оборону за БТР и присоединил огонь своего оружия к огню бортового вооружения БТР. Санинструктору и водителю БТР оказали первую медицинскую помощь. Истекающего кровью санинструктора уложили на носилки и бегом, под прикрытием шквального огня, перенесли к ближайшему госпиталю.

После этого БТР решено было перегнать с открытого места в укрытие, на заставу, которая, на наше счастье, оказалась неподалеку. При перегоне выяснилось, что первый бронетранспортер при обстреле и от взорвавшейся неподалеку гранаты получил повреждения. Систему вращения башни начало часто заклинивать и, что еще хуже, у машины выбивало все передачи, кроме второй.

Застава, на которую мы попали, ужаснула нас. Буквально все бойцы и их командир тоже болели желтухой. Командир заставы предупредил нас о том, что к нему лучше не приближаться, так как у него последняя стадия болезни, за которой последует смерть. Кроме болезни их еще мучил голод. Бойцы ходили полуголодные, как тени.

Исходя из этого и из-за имеющихся у нас раненых, после долгого спора решено было разгрузить продукты и медикаменты на этой заставе. После разгрузки мы стали готовиться к обратному прорыву на базу.

Мысли об обратном пути наполняли нас тревогой и неуверенностью. При той скорости, какую можно было ожидать от поврежденной машины, мы становились отличной мишенью для боевиков.

При подъезде к перекрестку, на котором нас обстреляли, мы выпустили дымы, и под их прикрытием проскочили в «зеленку», окончательно скрывшую нас от наблюдения противника. По мере продвижения вперед с нас спадала противная дрожь напряжения. Мы несколько подрастеряли осторожность. На этом и подловили нас боевики. Уже видны были позиции федеральных войск, когда из-под забора, тянувшегося вдоль дороги, ударила автоматная очередь. Ею был сражен старшина — боец из 8-го отряда. Пуля попала ему под бронежилет и вышла из аорты, перебив ее. Смерть была мгновенной.

Мы тут же открыли огонь из автоматов и подствольников по забору. Через секунду нас обстреливали уже с нескольких сторон. И так же внезапно, как началась, перестрелка прекратилась.

Уже при подъезде к федералам на особенно большой кочке бронетранспортер взбрыкнул, словно необъезженная лошадь, и с его брони сорвало рядового Сергея Сенцова, нашего бойца. Мгновенно вскочив на ноги, он благополучно догнал машину.

Исход этой операции был таков: один убитый и двое раненых, но задачу свою мы выполнили.

22 августа 1996 года.

В 9 часов утра мы получили приказ выделить от нас гранатометчиков и их помощников. Сообщили также, что будут испытываться в боевых условиях новые выстрелы к ручным гранатометам.

Выезд снова был совместным. На бронетранспортерах мы выдвинулись в город Грозный, присоединившись по пути к приданной нам бригадной разведке и отрядовцам. По прибытии на место нас разделили. Нас оставили в резерве, а отрядовцев и разведку в составе штурмового отряда выдвинули в район площади Минутка. Долго нам в резерве прохлаждаться не пришлось.

При атаке на штурмовой отряд был обрушен настолько плотный огонь, что отряд был вынужден залечь. В основном боевики вели огонь из снайперских винтовок. Но изредка постреливали из подствольников и гранатометов, а также и из автоматов. Штурмовой отряд залег у железнодорожного переезда и продвинуться вперед был не в силах. Нас сняли с резерва и дали приказ разнести два стоящих на площади гаража, из-за которых велся основной обстрел. После такого приказа нас обуяло сомнение. Штурмовой отряд был обстрелян и остановлен, что уж говорить о нас, но спецы приказы не обсуждают, а выполняют. Может, мы и станем той переломной силой, которая поможет штурмовому отряду в его продвижении вперед.

Выдвигались мы под прикрытием БТР. Но именно он-то и привлек к нам внимание боевиков. Было такое ощущение, будто «нохчи» стреляют из всего, что может стрелять. Мы поспешно отошли на исходный рубеж, откуда снова выдвинулись, уже по-пластунски, к железнодорожному полотну. Преодолев последний участок, мы достигли огневого рубежа и произвели три выстрела из гранатометов. Подорвали два указанных гаража, чем очень помогли продвижению штурмового отряда. Затем мы снова вернулись к своей группе. Думается, боевикам не очень понравилось столь быстрое восхождение своих соотечественников на небо.

На том месте, где мы стояли, опять же долго ждать не пришлось. По нашему зданию был открыт довольно сильный огонь из гранатометов и подствольников. Здание, казалось, застонало от множества попаданий гранат. Мы в срочном порядке смылись из этого дома, больше опасаясь погибнуть от обвала, чем от взрывов.

Заночевали мы в одной из бригад. Ночь проспали, как говорится, без задних ног. За день так набегались, и в нас столько раз стреляли, что нам было даже все равно, что может случиться с нами во сне.

На следующий день нас «подорвали» с утра пораньше. Был дан приказ нашей группе в составе пяти гранатометчиков выдвинуться на улицу Филатова и пятью выстрелами поразить огневые точки боевиков, дабы те почувствовали себя не очень уютно на своих позициях. Как мы поняли, это была чисто психологическая операция, нужная лишь для того, чтобы поиграть на нервах «нохчей».

Но приказ был отменен комбригом 101-й ОБРОН. Оказалось, что шли мирные переговоры о прекращении огня, а наша акция была бы расценена «нохчами» как провокация, и переговоры были бы сорваны.

Начинало вечереть, когда мы подумали, что неплохо было бы позаботиться самим о своей безопасности. Решили выставить свой караул, а для верности еще и заминировать подходы к нам сигнальными минами.

Предосторожность не оказалась лишней. Около двенадцати часов ночи, когда мы еще не спали, метрах в пятнадцати сработала сигнальная мина. Нас словно ветром сдуло по укрытиям, откуда мы открыли беглый огонь в то место, где сработала мина. Так как ответный огонь боевики явно не торопились открывать, мы решили поберечь свои боеприпасы для более определенных целей и прекратили огонь.

Нервы у всех были напряжены, уж больно подозрительной была эта тишина. И неудивительно, что когда из темноты выскочила огромная собака, караульный не выдержал и открыл по ней огонь одиночными. В тот же миг со стороны «зеленки» по нам были произведены выстрелы. Плотный огонь и осветительные ракеты не давали нам поднять головы, но при каждом удобном случае мы вели ответный огонь. Снайперы били точно. У нас на глазах один из отрядовцев отстрелял магазин и когда сел, чтобы его заменить, в то место, где только что была его голова, впилась пуля снайпера. Мы поздравили его с тем, что он родился под счастливой звездой.

Вскоре все поутихло. Погода ухудшалась и ухудшалась, и вскоре пошел дождь. Мы перебежали в ближайшее здание, но, к сожалению, забыли на прежней позиции сумку с гранатами. Когда наш боец, рядовой Алексей Каптев, побежал за ней, по нему был открыт автоматный огонь со стороны боевиков. Алексей еле успел нырнуть за нагромождение бетонных обломков. Выстрелы тут же прекратились, и он благополучно добежал вместе с гранатной сумкой.

Потом всю ночь мы слышали в двухстах-трехстах метрах от себя крики боевиков: «Аллах акбар». Сонные бойцы костерили матом «нохчей» и так и сяк, жаловались, что нет у них под рукой парочки «Шмелей», тогда уж успокоилась бы эта буйная компания быстро.

Под утро все же они успокоились. А в девять часов утра мы в составе колонны возвращались на базу. В душе у нас потеплело от мыслей о спокойном завтраке и сне. И все это не под выстрелами, без тяжелой амуниции на плечах. Блаженство, да и только!

Это была наша последняя серьезная операция. Наступило перемирие. Но мы все же выезжали изредка в засады и ночные разведки. Что бы ни происходило, спецам всегда есть и будет работа. Спецназ незаменим.

Все, что меня не убьет, сделает сильнее.

(Ницше)

Зеленые крашеные стены госпитальной палаты — от них веяло тоской и безысходностью. За окном мельтешил белый снег. Сергею Орлову казалось, что свежесть невесомых снежинок никогда не проникнет в палату. Запахи спирта и больничной еды ничем не вытравишь. Они ассоциировались у Сергея с болью и отчаянием.

Ныли на лице раны, оставленные осколками. Из-за ранения Сергей ослеп на один глаз.

Мучила мысль: что дальше? Нужен он будет отряду спецназа такой, покалеченный? И как теперь жить?

Многие хотят испытать себя на прочность, на что они способны в экстремальных условиях. Но немногие действительно могут пройти испытание с честью, не спасовать и не отступить.

Сергей знал военных, которые увольнялись после первой же командировки в Чечню, после первой реальной опасности. Внешне крепкие, смелые, они ломались.

В отряде спецназа он служил срочную. Первая чеченская кампания к тому времени уже закончилась. Вторая только начиналась.

Из учебного подразделения в группу он пришел подготовленным. Крепкий, коренастый, Сергей отлично бегал, отжимался, подтягивался. За полтора месяца по специальной подготовке нагнал бойцов в группе. Со второго раза сдал зачет на право ношения спецназовской формы и так же, со второго раза, прошел серьезное испытание на краповый берет. Паренек молодой, сообразительный, быстро и успешно освоил премудрости подрывного дела. Перед увольнением, в конце лета 1999 года, Орлов съездил в командировку в Северную Осетию.

Такими ребятами, как он, дорожили и предлагали остаться в отряде по контракту.

А Сергей отслужил и вернулся в свою деревню, в Кировскую область. Отдыхал — радовался гражданской жизни, отсыпался, гулял, но то и дело вспоминал о предложении замполита продолжать служить.

В деревне Сергей встретил своего школьного товарища — Антона Казакова. Их призывали вместе, и оба попали в спецназ, только Антон оказался в другом отряде — «Витязе». В Москве, в увольнительной, они частенько встречались. И почти одновременно вернулись домой.

— Ты куда думаешь? — спросил Сергей.

— Пока никуда. Ты же знаешь, у нас все на фабрике работают, — пожал плечами Антон.

— Да, но это как-то не по мне. Чувствую, намыкаемся мы с работой. Я слышал, спецназовцев с неохотой берут, — он улыбнулся. — Мы ребята самостоятельные, волевые. Наверное, такие работники не всем выгодны.

— Для родителей зато выгодные, — рассмеялся Антон. — Я и неделю не отдохнул, а уже с огородными делами припахали.

— Меня тоже. Это ничего, поможем. Главное, с работой что-то решить.

Вечером стал разбирать вещмешок, достал фотографии, сделанные в отряде. Смотрел, вспоминал.

Замполит на прощание сказал:

— Отдыхай, думай. Может, надумаешь по контракту служить? Захочешь, для начала на год заключим, а там поглядим. Учиться пойдешь. У нас были случаи, когда люди приходили в отряд на срочную, как ты, и потом постепенно вырастали в офицеров…

Из телевизионных новостей уже было ясно, что вторая чеченская кампания набирает обороты. И Сергей решил вернуться на службу в отряд. Почти сразу его направили в Чечню. У рядового состава командировка полгода. Это Орлова не остановило.

— Повезло ведь тебе — два года службы попали на время без войн, — говорили ему родители и многие знакомые. — Зачем судьбу испытывать?

Но Сергей испытывал — и судьбу, и свои силы, и новых друзей, появившихся в отряде.

Летом 2000 года он снова уехал на полгода.

Донимали жара и пыль. А снилась зима. Улицы деревни, заборы и крыши, округлившиеся от снега. Теплый свет окон в родном доме. Крыльцо школы.

Сергей с Антоном, случалось, подпирали дверь школы поленьями и заливали водой. Утром замерзшие поленья долго не могли отодрать, а мальчишки веселились. Прыгали, согреваясь на морозе, сыпали друг другу снег за шиворот.

Вместе с Антоном они занимались в спортивных секциях. Зимой — лыжи. Летом — бег и баскетбол.

«Как там Антон? Устроился работать? — спрашивал в письмах домой Сергей. — Может, ему к нам в отряд? По контракту. Он ведь спецназовец. Старший брат у него военный, младший тоже в военное училище собирался. Пусть продолжает семейные традиции…

Тут жарко. Ездим по селам, и странно смотреть, как местные живут. Попадаются села меньше нашей деревни, а люди во много раз богаче. Зарабатывают незаконным производством бензина.

Еще у них пасеки. Мед вкусный. Рамки с янтарными сотами, с них мед капает и на солнце светится. Ароматный. Некоторые местные угощают. А другие кричат, ругаются. Но есть все-таки хорошие люди. Хотя их никогда не угадаешь. В глаза говорят одно, а отвернешься — выстрелить могут.

Смотришь, идет женщина по улице. Изогнулась под тяжестью сумок. А следом муж ее идет с пустыми руками, да еще и понукает. Разве это мужчина?

Зато женщины за них горой встают, если мы их мужчин забираем. Кричат, камни кидают».

После очередной зачистки группа спецназа уже вышла из села с задержанными. Остановились в поле за несколько километров от населенного пункта на ночевку. К месту их расположения пришли местные — женщины и старики. Целый митинг устроили. Требовали вернуть задержанных. Покричали и разошлись ни с чем.

Долго после их ухода Сергей пытался уснуть. Под открытым небом, когда вокруг шорохи, хоть и знаешь, что выставлено охранение, сон тревожный.

Он вспомнил, как один из бойцов сегодня полез осматривать чердак в доме задержанного боевика. Оружие и взрывчатые вещества чаще всего прятали в схронах под полом или на чердаке.

Под тяжестью солдата пол трещал. Над одной из комнат доски не выдержали, разломились с резким, как выстрел, щелчком. Боец упал на спину с двухметровой высоты и замер без движения.

Все бросились к нему. Стали стаскивать с него разгрузку и бронежилет. Откатилась в сторону «маска». Из-под спины вытекала какая-то липкая густая светлая жидкость. Запахло медом.

Из заднего кармана разгрузочного жилета вытекал мед вперемешку с автоматными патронами. Боец с трудом поднялся, раздосадованный, что разбилась банка меда, которую он забыл вытащить перед выездом…

— Меда стало мало, и он уже не такой вкусный, — жаловались местные. — Это из-за нефти. Гонят ее, коптят небо. Экология портится. Скоро, наверное, меда совсем не станет.

В один из дней командировки спецназовцы выдвинулись колонной к населенному пункту, где собирались проводить адресную работу.

Орлов сидел на втором БТР. Иногда колонна останавливалась, и он с другими саперами осматривал наиболее подозрительные участки дороги — там, где земля рыхлая, неровная, там, где мог скрываться фугас.

Взрыв прозвучал, когда колонна была в движении. Радиоуправляемый фугас. Под осколки от взрыва попал как раз экипаж второго бронетранспортера.

— Орлов — «двухсотый»! — прорвался через шум выстрелов чей-то крик.

Сергей, сброшенный с брони, посеченный осколками в ногу и руку, отполз к кустам. Оглушенный, через боль он услышал, что его приняли за погибшего. Зашевелился и пытался стрелять в заросли сада и выше, на склон холма, где вспыхивали огневые точки боевиков.

Заработал крупнокалиберный пулемет БТР. Колонна двинулась, чтобы дотянуть до ближайшего села. Четверых раненых втащили к себе в первый БТР разведчики. Потом на уазике, под прикрытием колонны, подъехал доктор и перевез их в третий бронетранспортер.

Сергея охватывали боль и злость на бандитов. И ни тогда, ни после, когда его с другими ранеными бойцами эвакуировали в моздокский госпиталь, не возникло желание сдаться и оставить службу.

Полторы недели госпиталя. Душная палата, болезненные перевязки. Но мысль, что вернется в отряд, что его там ждут, поддерживала и не давала расслабляться. Он прибыл в расположение отряда в Чечне за неделю до замены.

Дома ждали родители. Взволнованные, напуганные известием о ранении Сергея. Так же, как в семье Антона, у них было три сына. И только средний связал судьбу с такой рискованной профессией — сапер в спецназе. Да еще младшему скоро идти служить.

Сергей встретился с Антоном. Узнал, что тот до сих пор никуда не устроился.

— Я думал в «Витязь», — сказал Антон, — но там, после реорганизации, многое изменилось. Знакомых почти не осталось.

— Так давай к нам. Я порекомендую. Конечно, командировки… Как твои на это посмотрят, как ты сам? Мои почти все время меня прорабатывают, особенно после ранения.

— Смирятся, куда денутся. Хочется испытать себя. На что я способен. На гражданке все что-то не то и не так.

Вечер. В палатке почти темно. На подушке лежит медаль Суворова.

Сергей в очередной командировке. Осень 2000 года. Получить награду здесь, на боевом выезде, особенно приятно и почетно.

Утром в Северном сам министр внутренних дел вручал награды. Ефрейтору Орлову — медаль Суворова. Солнечный октябрь. Парадное построение. И серебром поблескивает на груди медаль со строгим профилем полководца.

Через месяц после награждения — ноябрьский пасмурный и слякотный день.

Земляная насыпь — гора липкой грязи у одного из блокпостов. Не разберешь, рыхлая там земля или нет? Недавно копали или давно? Это место саперы проверяли всегда особенно тщательно.

Колонна проехала, саперы уже осмотрели насыпь. Но Сергей решил проверить еще раз. Он осторожно протыкал землю щупом, когда раздался взрыв. Фугас боевики поставили на замыкание, и щуп замкнул цепь. Повезло только, что фугас был по другую сторону насыпи.

Осколки ударили в лицо и по глазам. Ослепили…

И вот — госпиталь с раздражающе зелеными тоскливыми стенами. Самые тяжелые для Сергея дни — первые, наполненные неизвестностью. Здесь, на больничной койке, возвращение в отряд казалось совсем нереальным. И тем сильнее хотелось вернуться.

«Не ткнулся бы я в эту насыпь, ничего бы не было», — думал он. Но так же отчетливо Сергей понимал, что не проверить опасный участок он не мог. Не в его характере недобросовестность и малодушие.

«Пусть так. Зато я только один пострадал, — с горечью размышлял он. — А теперь, как нарочно, служить хочется еще сильнее. Все ведь только начиналось».

Его пришли навестить из отряда.

— За эту командировку тебя представили к ордену Мужества, — говорил замполит. — Оставаться в отряде или нет — решать тебе. Командир хочет оставить тебя. Такими специалистами мы разбрасываться не можем. На прапорщика выучишься, будешь с людьми работать. Инструктором. Ты как? Справишься?

— Постараюсь, — дрогнувшим голосом сказал Сергей. — Отряд для меня многое значит. Конечно, я останусь.

После курсов Орлов вернулся в отряд инструктором по подрывному делу и спецсредствам в группе боевой и специальной подготовки. Выше его по должности только начальник инженерной службы — капитан. Все остальные — рядовые. Орлова наградили орденом Мужества. Сергей собирается учиться дальше, на офицера.

Казаков, по рекомендации Орлова, пришел в отряд и подписал контракт. Весной 2001 года Антон поехал в свою первую командировку в Чечню, на полгода, пулеметчиком. А по возвращении его назначили начальником отделения. Ни он не разочаровался в службе, ни руководство в нем.

В феврале 2002-го, как всегда перед командировкой, группа выезжала за город, на полевые учения. Весной снова в Чечню. Антон на полгода, Сергей на три месяца.

За городом — база. Также, как в Чечне, группа размещалась в палатках и проводила учебные выходы. Орлов действовал в роли противника. Тогда, на полевых занятиях, он постоянно вспоминал капитана Грушева, погибшего почти полтора года назад. Он многому научился у него.

Они вместе устраивали «фейерверки» на учениях. Выходили рано утром, устанавливали все заряды, подключали их часа за два до проходы группы. Маскировались — один справа от тропы, другой слева. И ждали в засаде. Случалось, если группа не находила заряд, кто-то из группы «подрывался». Заряды Грушев ставил остроумно. Например, в лужу. Наступившего обдавало грязной водой: «Не зевай!» Такое запомнится, и в боевой ситуации сапер проверит и лужу, и любой холмик.

Это походило на игру «Зарница» в пионерском лагере, только применять все навыки, полученные на учениях, приходилось под пулями, в экстремальных условиях.

Сергей сам испытал эти экстремальные, боевые условия. Пять командировок в горячие точки — в его двадцать три года. Две государственные награды. Два ранения и контузии.

Многие его ровесники существуют на полном иждивении у родителей, развлекаются на дискотеках, кое-как учатся, надеясь, что все придет само собой. Сергей не похож на них.

Летом он собирается жениться. Любимая девушка учится в Москве. Только немного смущает его, что молодую жену он приведет в общежитие, а не в собственный дом.

Сергей живет в общежитии, ездит на войну, помогает родителям, дружит, надеется, любит… Победы, равно как и неудачи, и беды, только закаляют его характер. «Все, что меня не убьет, сделает сильнее».

В огороде солнце особенно сильно пекло. Обжигало спину сквозь разгрузник, бронежилет и куртку.

Несколько минут назад группа спецназа ворвалась в дом в селении Старые Атаги. По информации ФСБ, в доме находился боевик. Но его там не обнаружили. Только женщины кричали и ругались, пытаясь прогнать военных.

Рядовой-контрактник отряда специального назначения «Русь» Владимир Ефременко со снайперской винтовкой прикрывал работу группы с огорода. Дом располагался на возвышенности, и отсюда хорошо просматривались соседние участки. В оптику были видны встревоженные лица соседей в окнах, сухая потрескавшаяся земля на заброшенных грядках. От умиротворяющих картинок мирной жизни и тягучей тишины в огороде клонило в сон.

Но Ефременко заметил, как трое мужчин убегают от дома, не подозревая, что за ними наблюдает снайпер. Был приказ брать бандитов живыми, и Владимир крикнул:

— Стой! Стрелять буду!

Он выстрелил. Под ногами бегущих пылью разлетелась земля. Боевики не оглядывались. Скрылись в разных домах. Ефременко проследил за ними в прицел и по радиосвязи сообщил о их передвижениях командиру. В эти дома тут же направились группы захвата.

Задержали влиятельного полевого командира и двух его помощников.

Сюда же, в Старые Атаги, спецназовцы вернулись через несколько дней для крупномасштабной спецоперации. С ними работали другие подразделения внутренних войск и милиционеры.

Улицу оцепляли солдаты. Ими руководил молодой старлей. Ефременко показалось его лицо знакомым. Он подошел ближе, остановил одного из бойцов.

— Как фамилия вашего командира?

— Богачев.

— Константин? — уточнил Ефременко.

— Да.

Владимир подбежал к старлею:

— Ну, что, Костян, старых друзей не узнаем?

— Володька?!

Они обнялись. Старые друзья, еще со Мценска, где жили и ходили вместе в школу.

— Как ты, что?

— Костя, сейчас нормальный разговор не получится, — Володя оглядывался, его несколько раз уже звали. — Приезжай к нам на базу в Ханкалу. У нас там баня. Попаримся, поговорим.

Дом за домом проходили селение. Еще несколько раз в течение дня Владимир видел друга. Но времени на разговоры не было.

В одном из домов в шкафу нашли военную форму с символикой службы безопасности Республики Ичкерия. В сумках, обнаруженных здесь же, в комнате, лежали камуфляжи, ботинки — полные комплекты нового обмундирования.

— Чье это? — допытывался командир группы у хозяйки.

— Не знаю. Ничего не знаю.

Осмотр дома продолжили. На чердаке в куче хлама отыскали патроны к пистолету и охотничьему ружью, машинку для взрывателя, несколько детонаторов, огнепроводный шнур и милицейскую форму. Поиск не прекращался. Спецназовцы заметили, что несколько досок на полу отдирали и прибивали не один раз.

Под досками нашли с десяток упаковок шприцев, бинты, обезболивающее. Пачку фотографий с изображением «доблестных воинов ислама».

А хозяйка так ни в чем и не призналась. Даже не пыталась оправдаться, объяснить, откуда у нее в доме такие вещи.

Сухой жар и аромат распаренного березового листа плавал в парилке. Богачев вытер ладонью смуглое лицо. Шея и лицо бронзовые, высушенные солнцем, а грудь и спина еще не успели загореть.

— Я не знал, что ты в «Руси» служишь. Слышал, что в другом отряде, в «Росиче», кажется? — спросил Костя. — Так рвался в спецназ и все-таки попал.

— Но чего мне это стоило? В «Росиче» я срочную проходил. Но еще до того как попасть в «Росич», меня сначала завезли в бригаду, расположенную в Ростовской области, там же, где и «Росич». Я стал добиваться. Проводят офицеры собрание, бойцы вопросы задают: как перевестись поближе к дому — мать болеет, или женился только человек, мечтает от армии вовсе откосить, а я всегда с одним и тем же вопросом руку тяну: «Как в спецназ перейти?» Они уже и спрашивать меня не стали, мол, знаем твой вопрос. А ты не поверишь, я вышел как-то утром, еще в бригаде, солнце, день такой веселый. Думаю: «Неужели так в бригаде и останусь?» Уж больно не по мне это.

— Да я знаю тебя, — улыбнулся Богачев. — И что же? Добился своего?

— Это, наверное, был самый счастливый день, когда я в Казачьи Лагеря прибыл. Сразу в боевую группу на два дня направили. На занятиях я еще, конечно, не присутствовал. Смотрел на все огромными глазами. А там было на что посмотреть. Потом учебка. Стал пулеметчиком.

— Так ты, наверное, на начало второй чеченской кампании попал? А я в это время Саратовское военное училище заканчивал…

— Уехал в командировку в сентябре 1999-го, а вернулся 12 апреля 2000-го, как раз перед своим днем рождения.

— Наверное, в самое пекло попал, — это прозвучало не как вопрос.

Расспрашивать, душу травить не хотелось. Будучи военным, Костя прекрасно знал, насколько тяжело рассказывать о войне, пусть даже другу…

С Костей можно было просто посидеть молча. Каждый думал о своем.

Володя опустил голову…

Слякоть и холод того дня он помнил даже слишком хорошо. Это был первый бой для многих в их группе. В засаду попала колонна, шедшая за водой в Алхан-Калу. АРСы с водой сопровождал БТР из «Росича». Двигались мимо Краснопартизанского, когда выбежали местные, начали кричать что-то, махать руками. Бойцы сквозь шум моторов не разобрали слов и продолжали движение.

Первый же выстрел из гранатомета поразил башню единственного в колонне БТР. Пулемет сразу заклинило. Со стороны Краснопартизанского на колонну обрушился шквал огня. АРСы изрешетили из крупнокалиберного пулемета. Работали снайперы.

Те, кто находился в колонне, не знали, с каким зверем они столкнулись, что шансов выжить практически ни у кого нет. Банда Бараева вырвалась из Грозного и проникла в Алхан-Калу ночью какими-то подземными ходами. Около двухсот головорезов. На каждого приходилось по два-три выстрела гранатомета и несчетное количество боеприпасов.

Они расправились с русскими семьями. Во всем селе перебили собак, чтобы не лаяли. А утром устроили засаду на проходившую колонну…

Володя был среди тех, кто приехал на помощь. Оставшиеся в живых заняли круговую оборону и отстреливались. БТР горел — боевики подобрались к нему, залили внутрь солярку и подожгли.

Трое бойцов «Росича» погибли…

Воздух колыхался от пуль, как пчелиный рой, гудящий, светящийся в темноте. Спецназовцы давили огневые точки боевиков до вечера. Потом им дали приказ отходить. Из Грозного подтянулись войска, танки, авиация. И только на третий день ожесточенных боев штурмующие вошли в Краснопартизанское.

В домах бродили по щиколотку среди гильз, усыпавших пол. А у водителей той колонны на каждого было только по четыре магазина…

Как хорошо им было сейчас вдвоем с Костей. В тесной баньке, построенной спецназовцами, пропахшей березовыми вениками. Посреди войны, за не слишком толстыми стенами бани, отгородившись ото всего трогательным: «А помнишь?» — которое возвращало в заросший деревьями Мценск, родной, где кажется давным-давно осталось детство.

А с тех пор прошло-то всего лет десять. Тогда Володя жил дома, у бабушки — Клавдии Егоровны и деда Владимира Владимировича. Рос очень самостоятельным парнем…

— Ну а как ты в «Русь»-то попал? — спросил Богачев.

— Отслужил в «Росиче» срочную. Хотел продолжать служить в спецназе, очень хотел и вот… как видишь… Серегу Ананьева помнишь? Мы же с ним вместе из Мценска. Он срочную в «Руси» проходил. А в 1999-м мы с ним в Моздоке встретились, вот как с тобой сейчас. С другими парнями из отряда я уже тогда познакомился — сейчас вместе служим. Я тебя с ними знакомил — Антон и Николай.

С Николаем Володя работал в паре в свою первую командировку в «Руси», в ноябре 2000 года.

Николай — пулеметчик, Владимир — снайпер. В одной из инженерных разведок на трассе Ханкала — Мескер-Юрт саперы головного дозора обнаружили фугас.

Тут же в сторону колонны боевики из засады открыли беспорядочную пальбу. Бандиты рассчитывали, что удастся застать врасплох спецназовцев после взрыва. Не ожидали, что бойцы проявят бдительность.

Группа в мгновение развернулась, бойцы заняли позиции. Владимир одну за другой вскрывал цели, видел в ПСО огненные вспышки. А Николай из пулемета в щепки разносил укрепления бандитов, сокрушающими очередями заставлял «чехов» перемещаться. Владимир выцеливал их во время таких перемещений и уничтожал. Николай выпустил за бой около двух тысяч патронов. Потом на место засады боевиков пошли штурмовые группы. Они нашли десять убитых «духов»… Бой кончился, и колонна продолжила движение…

— У нас ребята что надо! — сказал Владимир. — С ними хоть куда. И в «Росиче» у меня хорошие друзья были. Олег, Алексей — они на полгода раньше призывались. Эдик Матус — он снайпером был…

И опять Владимир умолк, будто споткнувшись об эту фамилию.

…Спецназовцы «Росича» преследовали банду Басаева по селениям Чечни. Басаев вырвался так же, как Бараев, из Грозного.

Группу отряда подняли по тревоге, выдвинулись к Алхан-Кале, которую заняла банда. Прошли два квартала и наткнулись на жесткое сопротивление. КамАЗ спецназовцев «чехи» подорвали из гранатомета, погиб младший сержант Козлов, находившийся в этот момент в машине.

Воронежский и орловский СОБРы работали с «Росичем». С элеватора, к которому пыталась подобраться 4-я группа, на дальнее расстояние вели огонь чеченские снайперы. Боевиков было очень много, продвижение затруднялось. Авиация стала обрабатывать Алхан-Калу с другой стороны.

В домах спецназовцы находили брошенные трупы бандитов. «Чехи» оставляли убитых, чтобы местные похоронили их как своих «защитников».

Пришлось отступить на квартал. Теперь Алхан-Калу обрабатывала артиллерия по квадратам, до самого вечера. Ночью село заблокировали. Но бандиты с боем вырвались из оцепления со стороны, противоположной спецназовцам.

Поставили задачу преследовать банду. Зашли в Валерик. Вторая боевая группа, в которой был Ефременко, продвигалась по селу от дома к дому. Около одного из домов женщины кричали и шумели.

— Нельзя, нельзя заходить!

Объясняли как-то сумбурно. То ли свадьба, то ли похороны, но входить посторонним запрещено. Таков обычай. Но спецназовцы ворвались в дом. Тут же от взрыва гранаты повылетали стекла. Один из троих боевиков, находившихся в доме, взорвал себя гранатой, двое других ушли огородами в сторону кладбища.

Басаев был где-то рядом, но ускользал каждый раз, когда кольцо окружения начинало сжиматься вокруг него слишком плотно.

Валерик осмотрели, дошли до окраины села, где протекала река. Маленькое, почти высохшее и замерзшее русло. По информации, Басаев должен был вернуться в Валерик через эту реку, после осмотра села войсками.

Спецназовцы расположились по берегу. Ночевали прямо на снегу. Поверх подстилок из сухих веток положили свои спальные мешки.

В темноте чеченская разведка вышла прямо на спецназовцев. В маскхалатах на снегу фигуры бандитов были почти неразличимы. Между ними только узкое русло реки и огненные дорожки пуль. Заработал пулемет бэтээра. «Чехи» дали несколько выстрелов из РПГ по БТР. Осколком в плечо ранило рядового. Бой продолжался минут семь, а в темноте, под пулями, казалось, что он длился несколько часов.

И время до рассвета тянулось и тянулось. Держали всех в напряжении темнота и белеющий по ту сторону реки снег.

Утром спецназовцы перешли на ту сторону. На снегу краснели пятна крови. Своих раненых боевики тащили, по-видимому, волоком. Срезали с них рюкзаки — они валялись тут же. А в рюкзаках — пистолеты и береты с изображением волка на эмблеме.

Этих «волков» спецназовцы настигли в Катыр-Юрте. В село входили утром. Из одного дома выбежала пожилая женщина, увидев бойцов, поспешно кинулась обратно. Спецназовцы ворвались следом во двор. Заметили, как в копну сена втягивается ствол автомата. Уничтожили бандита, только клочья высохшей травы полетели от пуль.

Прошли еще дома три, когда головной дозор встретил такое сопротивление, что отходили буквально ползком под прикрытием своих. Пули летели над самой землей.

До вечера прошли всего несколько домов — село было переполнено боевиками. Спецназовцы оттянулись метров на пятьсот.

С наступлением темноты заработала артиллерия. «Град» долбал по квадратам всю ночь. Несколько ракет легло между позициями омоновцев и спецназовцев, на поле. Смертоносный сноп огня вздыбился над землей. И как только он опал, наступила тишина, такая же оглушающая, как взрыв. Через несколько секунд раздались робкие голоса с другой стороны поля:

— Эй! Все живые?!

А утром снова на штурм села. Боевики дали зайти как можно дальше и начали интенсивный обстрел.

Спецназовцы оборонялись из захваченных ими домов. Головной дозор отряда оказался метрах в пятидесяти от боевиков. Гранаты прилетали от «чехов», и бойцы успевали выкинуть их обратно на позиции бандитов. Чтобы свои гранаты не вернулись, а взорвались там, куда их кидали, спецназовцы выдергивали кольцо и сразу отпускали рычаг.

Ефременко забежал вместе со своей группой в дом. Осмотрелись. Хотели сделать бойницы и поддерживать своих огнем отсюда. Но вдруг по одной из стен бандиты стали лупить из ДШК. Пули пробивали стену и еще некоторое время скакали по полу, как мыши.

Слева от дома тянулась глухая стена, в ней дверной проем, который простреливали снайперы «чехов». Спецназовцы расположились вдоль стены. Сделали бойницы, из них вели огонь. Один из бойцов выбежал, чтобы поднести пулеметчику боеприпасы, но его ранило в ногу. Он упал как раз напротив этого дверного проема. Раненого бойца вытащили, протянув ему ремень автомата.

Следующий рейд с боеприпасами для пулеметчика делал рядовой Кунижев. Снайперская пуля пробила ему плечо около ключицы. Ефременко под пулями выбежал из укрытия и вытащил товарища с линии огня. Рядовой задыхался. Пытался говорить, а из пулевого отверстия лилась кровь. Ефременко достал свой перевязочный пакет, начал перевязывать, чтобы остановить кровотечение. Неподалеку от спецназовцев находились омоновцы, среди них оказался доктор, подбежал, помог. Рядовой остался жив.

А Эдуард Матус, друг Володи, шел с головным дозором. Забрался на чердак одного из домов и стрелял оттуда из снайперской винтовки.

Потом вдруг Матус выбежал к своим из-за сарая и закричал:

— Я убит!

— Молодец! — бойцы не разобрали его слов, подумали, что он убил бандита.

Но Эдуард упал. Бросились к нему, сняли с него броник. Пуля прошла чуть выше сердца. Его кололи промедолом, но было поздно…

Спецназовцы, зажатые перекрестным огнем в доме, никак не могли выбраться. Дима Окунев с гранатометом выбежал из укрытия, хотел выстрелить. Пули свистели вокруг него, пролетали мимо ног, рук — ни одна не попала. Но и выстрелить Окунев не смог. Его втащили обратно в дом. Потом, когда начали отходить, Окунев прикрывал своих из пулемета.

Олег стрелял из пулемета со стороны огорода. Его ранило в обе ноги. Многие тогда были ранены. Их вытаскивали под пулями. Один рядовой бредил в шоке и твердил: «Я в него стреляю, а он кричит "Аллах акбар" и на меня». Бандиты шли в бой, обколовшись наркотиками.

Снова вышли из села, и снова заработала артиллерия. Потом третий раз зашли в Катыр-Юрт. Находили трупы и раненых боевиков в домах. Негров, славян, чеченцев. Кого только не было среди наемников банды Басаева! Только сам Басаев опять успел уйти…

В той командировке рядового Ефременко были еще бои в Комсомольском, захваченном бандитами, были погибшие и раненые друзья. А после — медаль ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени, медаль «За отвагу» и медаль Суворова.

12 апреля 2000 года Владимир уволился в запас с твердым решением служить в спецназе по контракту. Дома побыть удалось недолго. Навестил мать, младшего брата Лешку, деда с бабушкой, а с сентября началась его служба в отряде «Русь» снайпером.

…Володя провожал Костю до ворот спецназовской базы.

— Ты приезжай еще, попаримся.

— Если получится, — улыбнулся Костя.

Уже пятый год для Володи — сплошные дороги, казармы, война, кровь и пот, потери, досада оттого, что ушел от возмездия бандит, или удовлетворение, если спецоперация удалась.

Но есть главное, что снимает усталость, вселяет надежду и силы — это то, что плечом к плечу в отряде друзья, на которых можно положиться во всем. До конца.

Ничто в жизни так не воодушевляет, как то, что в тебя стреляли и промахнулись.

(Черчилль)

Сапер ошибается один раз… Но подрывается чаще, чем думают многие.

Идти им впереди всех, и все шишки приходятся на их головы. Особенно в первую чеченскую войну. Бывало так — едут на БТР, наезжают на мину: «Бах!» Взрывной волной саперов швыряет на землю. Они поднимают себя усилием воли, отряхиваются от пыли и движутся дальше. Это их работа.

В апреле 1995 года Крота и его группу разведки-разминирования из четырех бойцов из саперного батальона отдельной дивизии оперативного назначения прикомандировали к отряду «Витязь».

Крот — этот позывной приклеился ко многим саперам еще с Афгана. Так и старлея саперного батальона звали Крот.

В январе в Грозном штурмовали завод. Высоченный бетонный забор, который если и перелезешь, то словишь пулю. «Духи» только этого и ждут, секут из автоматов очередями по краю так, что только пыль оседает на камуфляжи тех, кто затаился под забором. Рикошеты со всех сторон. Справа и слева к заводу рвались штурмовые группы, и в одной из них Крот.

Крот набирал в свой взвод бойцов покрепче, поздоровей, не отказывал и тем, кого перевели в батальон из «Витязя» за дисциплинарные нарушения.

Прижавшись вплотную к бетону, озябшими пальцами устанавливать заряд — это покруче любого экстремального вида спорта. Как с горы несешься. И времени подумать нет. Мысли проскакивают мимо, как свистящие пули.

От первого взрыва в бетоне получилось отверстие для одного человека. Лезть через такую щель, получишь пулю в лоб. Но делать нечего. Крот нырнул в отверстие, перекатился, упал. Следом за ним за забор юркнули командир роты и трое бойцов. Заняли оборону.

Под прикрытием быстрее, быстрее установить заряды, да так, чтоб уж рвануло, как надо. Лихорадочно. Стремительно. А за спиной пули поют:

«Так-так-так», — говорит пулеметчик,

«Так-так-так», — говорит пулемет.

Дым развеялся и открыл проход, в который могла проехать бээмпэшка.

…Крота девять раз представляли к ордену Мужества. Только вот или терялись представления, или находились грамматические ошибки в представлении — то запятой нет, то фамилия с ошибкой указана, а то и подвиг не слишком живописно, суховато описан. Писали ведь не писатели, а боевые командиры.

Нужно было Кроту побольше рисковать жизнью, ходить по грани, как можно дальше переступая за черту опасности, чтобы ранило его…

В июле 1995 года «Витязь» едет на спецоперацию, и Крота с его «недисциплинированными» бойцами берут с собой — прокладывать дорогу в минных раздольных полях.

С «витязями» работалось Кроту спокойно. В других подразделениях, куда его прикомандировывали, стоило начаться какой-нибудь заварушке, как никого вокруг не оказывалось, кто куда. «Кирдык», — как любит повторять Крот. А действуя с отрядом, он знал, что не бросят, прикроют в случае чего.

Придали с саперного подразделения ИМР (инженерную машину разграждения) и вперед, с песней, на высоту Безымянную со стрелой нефтевышки на вершине. Прокладывать дорогу ГПЗ (головной походной заставе). Задача: подняться, закрепиться и дождаться основных сил 2-го полка. Как только полк закрепится, можно сниматься и уходить.

Но сначала вверх, к солнцу и под солнцем. Когда бойцы выдохлись идти пешком, Крот схитрил, посадил всех на имээрку, опустил ковш, чтобы вместо саперов поработала машина. Эта колея и земляной вал, отрытый имээркой, потом жизнь многим спасли.

«Чехи» где-то поблизости. Они выжидают. Тревожно, тихо. На высоте Крот доложил командиру по рации о прибытии. Бойцов распределил по кругу. ИМР готовила капонир для танка, шедшего следом.

Крот расположился на машине. Курил. Отдыхал. Приглядывал за бойцами, которые осматривали местность на предмет мин. Солнце печет, и все так мирно вокруг, но разрыв снаряда над головой как-то подпортил настроение.

— Что еще за фейерверки? — пробормотал Крот, схватился за рацию, вызывая командира «Витязя». — Кто по нам стреляет?

— Сейчас уточню.

Пока рация задумчиво шипела, «ба-бах!» — второй снаряд прилетел прямо в имээрку, угодил в масляный бак. Крота и оператора как ветром сдуло с машины. Отлетели в сторону, сброшенные взрывной волной, закатились за холмик. И снова:

«Так-так-так», — говорит пулеметчик,

«Так-так-так», — говорит пулемет.

А ИМР горит факелом, а в машине механик. То ли не почувствовал взрыва, то ли… Однако имээрка продолжала рыть дальше.

Крот кричит, чтобы механик выбирался. А головы не поднять и с места не сдвинуться. Бой гремит. Боевики захлопнули кольцо, и начался шквальный огонь по тем, кто успел подняться на высоту.

Крот все кричал, пытаясь привлечь внимание механика, но вдруг в машину снова попал снаряд. У Крота перед глазами стояло лицо механика, рядового — дембеля. Он возил с собой в имээрке парадную форму, фотографии, военный билет, деньги, выданные на дорогу домой. Это была его крайняя операция… последняя. «Ну, все, — подумал Крот. — Погиб боец».

— У меня «двухсотый», механик-водитель, — сдавленным голосом сообщил он по рации.

Бой разгорался. Крот сгруппировал всех своих бойцов в небольшой канаве, неподалеку от горящей ИМР. Вдруг боец подползает, дергает Крота за рукав:

— Товарищ старший лейтенант. Там же на имээрке у нас тротил. Сейчас ка-ак…

Двадцать пять килограммов тротила, ракеты, средства взрывания… На удивление взорвалось лишь несколько сигнальных ракет и только. Взорвись тротил, машину разметало бы и осколками посекло многих.

Аккуратненько группа Крота отошла подальше. А минут через пятнадцать из имээрки выполз бледный механик. Крот сразу по рации счастливо:

— «Двухсотый» ожил!

Контузило бойца, и перепугался пацан. Первый раз в такую заварушку попал. Выбрался голый по пояс (в машине-то жарко) и с автоматом. А документы, деньги, все имущество сгорело. Подобрался к своим, смотрит на старлея перепуганными глазами.

— Ничего, ничего, брат, — похлопал его по плечу Крот. — Главное жив-здоров.

Офицеры и солдаты «Витязя» грамотно заняли оборону. Удалось закрепиться на высоте Безымянной. Но в этом бою погиб пулеметчик отряда Съедин. Крот не видел. Это произошло с другой стороны высоты. Он от бойцов узнал о несчастье. Снайперская пуля попала пулеметчику под «маску».

Боеприпасы заканчивались. Вместо того чтобы их доставить, старший операции отдал приказ отходить. На БТР и под прикрытием пришлось уходить с Безымянной. Она далась так тяжело…

Через несколько дней Крот собирался домой. Уже приехал сменщик из саперного батальона Крота — легендарная личность. За одну из секретных спецопераций он получил прозвище Чечен.

За восхождением Крота на Безымянную впереди «Витязя» Чечен наблюдал в бинокль с другой высоты.

Теперь, когда все благополучно кончилось, друзья отдыхали в своей палатке в Хасавюрте. Дымили сигаретками, лениво переговаривались. Глядели на жаркую улицу через поднятый и закатанный валиком полог — вход в палатку.

— А я смотрю в бинокль — наша имээрка наверх вползает, — вспоминает Чечен. — Ребятам говорю: «О, Андрюха там работает». Через мгновение гляжу — ИМР горит. И вдруг ракеты зеленые одна за другой взлетают в воздух. «Чего это Андрюха там делает? Машина горит, а он фейерверки пускает».

— Очень смешно, — отмахнулся Крот. — Это сигналки на машине лежали, вот они и повзрывались. Хорошо не тротил…

— Товарищ старший лейтенант, — в палатку забежал боец-посыльный. — Вас к телефону.

— Надо съездить на инженерную разведку, — распорядился командир. — Быстро посмотреть дорогу на предмет минно-взрывных заграждений.

Крот досадливо потер затылок и пожал плечами, видимо, мысленно о чем-то рассуждая.

— Жалко, что не с «Витязем». Сегодня у них девять дней ребятам, которые на Лысой полегли.

— Да чего ты-то? Оставайся, — Чечен торопливо одевался. — Тебя, можно сказать, здесь и нет. Тебе домой.

— Ну как так? Так нельзя. Это мои бойцы. Поехали вместе.

Крот и Чечен только разгрузники надели. Жарко. Да и из разговора с командиром Крот понял, что ничего серьезного. Бойцов, правда, одели нормально — и «броники», и «маски».

Забыли запасные элементы питания к миноискателю. Пришлось вернуться. Верь или не верь в приметы, но закрадывается что-то предательское в душу. Интуиция изнутри настойчиво намекает: «Сиди-ка ты лучше в палатке и пускай сигаретный дым в потолок». Но его бойцы… Крот заглушал свой внутренний голос до тех пор, пока они не подъехали снова к Безымянной.

— Паш, это п…ц, — вырвалось у Крота. — Мы сейчас туда заедем, «чехи» кольцо опять захлопнут и начнут нас кирдыкать.

— Да?

— Угу.

— Ну и нормально.

Командир части накинулся на старлея:

— Что вы приехали без брони? Оделись как на прогулку!

— Так мы только дорожки посмотреть и все…

— Какие дорожки?! Сейчас наступление будет. Вы останетесь здесь. Наступать в таком виде нельзя.

Саперы посовещались. Планировалось в этот раз по-умному — штурмовать гору с двух направлений, но группа разминирования всего одна. Крот и Чечен к командиру.

— Разрешите нам наверх. Все-таки больше саперов. Мы с другой стороны пойдем.

И вот они снова поднимаются на высоту. Без имээрки, которая сгорела в прошлый раз. Четыре бойца, Крот и Чечен. Сзади прикрытие из 2-го полка и ГПЗ.

— Паша, смотри, сейчас начнется, — не выдержал Крот.

Поднялись на знакомую площадку. Как и предрекал Крот, ловушка захлопнулась, начался обстрел. Технику подбили. Горело, свистело, громыхало, рвалось. Нет такого человека, который ничего не боится. Сперва страшно, страшно, потом наступает состояние, когда плюешь на все: «Ну, все к черту! Будь что будет!» И с головой бросаешься в бой, как в омут. Затягивает, перемалывает тебя — не поймешь, на земле ты или на небе.

Один из бойцов Крота — здоровый парень Паша, бывший спецназовец, которого выставили из отряда за неуставщину, во время боя пристроился около танка и стрелял из автомата. Вдруг танк дал залп. Земля вздрогнула, а Пашу контузило. Он вскочил во весь рост, подбежал к люку танка и давай ногами стучать и орать танкисту:

— Ты, козел, давай вылезай! Я тебе сейчас морду бить буду!

Танкист благоразумно остался внутри.

Снова поступил приказ к отходу с Безымянной, и контуженный Паша, не долго думая, схватил за шкирку полковника, который увлекся переговорами по рации, и кинул в БТР. Следом запихнул радиста вместе с рацией. Нужно было спешить.

Крот наблюдал за всем этим со стороны, но даже не улыбнулся. В любой момент их всех могли убить…

Чтобы добраться до БТР и под прикрытием его брони отходить, пришлось ползти по той самой колее, которую героическая имээрка выкопала несколько дней назад.

Бойцы, молодые ребята, жались к земле и ползли, ползли. Теряли по дороге магазины, гранаты, а Крот и Чечен ползли следом и все подбирали. Когда наконец добрались до БТР, то поднялись с трудом, разгрузники раздулись от боеприпасов.

Гранатометчик с РПГ-7 на плече в горячке боя чего-то не рассчитал. Крикнул:

— Я стреляю?

— Стреляй! — согласился Крот.

Стояли спиной друг к другу в пяти метрах. Произошел выстрел, и Крота подняло в воздух. Он ничего не понял и, пока летел, успел подумать:

«Ешкин кот, может, БТР на мине подорвался? Но я ведь оглядывал дорогу, когда шел».

Крот упал, ударился головой о броню БТР, на мгновение отключился. Открыл глаза — пыль вокруг, и странное ощущение — холодно с правой стороны туловища. Осторожно приподнял голову, посмотрел.

Вроде все на месте, только вся одежда с этой стороны обгорела, от пояса и до ботинка от штанины остались одни полоски. «Как хиппи», — пришло в голову Кроту. Нога обгорела от реактивной струи гранатомета. Боли не было. Была эйфория и легкость в теле.

Подбежал боец с красной повязкой на рукаве — медик с промедолом и зверским лицом, как показалось Кроту.

— Вам вколоть, товарищ? — озабоченно спросил медик.

— Слышь, я уколов боюсь, а ты мне эту ерунду вколоть хочешь, — оторопело покосился на парня старлей.

Крот вскочил и по колее от БТР до другого БТР, метров семьдесят, пролетел за считаные секунды. В шоке. Там уже закрепился 2-й полк. К саперу подбежал доктор, оказал первую помощь. Приехал на выручку отряд, но все закончилось. Увозили убитых и раненых, танкисты расстреливали технику, которая осталась на высоте, чтобы оружие, обмундирование, боеприпасы не достались бандитам.

Крота погрузили на БТР, боль в обожженной ноге стала нарастать, ныла контуженная разбитая голова. Ему казалось удивительным, что он и его бойцы выжили. Только на бэтээре Крот вспомнил, что в его разгрузнике находились средства взрывания — капсюли-детонаторы. От удара капсюль взрывается моментально. В специальной сумке для переноса мин, которая висела на боку, лежал тротил. Крот был сам себе взрывчатка.

Обгорело пятнадцать процентов кожи, ожог второй степени тяжести. Крот не мог сгибать ногу и хромал. В этом же бою на Безымянной ранило бойца-сапера в руку, навылет. Крота вместе с бойцом собирались отправить в Москву.

Но два дня саперы еще оставались в расположении своей части. Крот наблюдал, как контуженный танком Паша бродил около его палатки с магнитофоном, включенным на полную мощность. Воинственный Паша неделю ничего не слышал.

Военных бортов, как нарочно, не было. Пришлось договариваться с гражданским Як-42. «В Москву, в Москву…» Домой. Оружие саперы сдали командиру экипажа и устроились в хвосте самолета на маленьких откидных сидушках.

Крот осматривался. В салоне и военные, и гражданские вперемежку. Но на раненых поглядывали с любопытством. Стюардесса подошла, склонилась, окутав бойцов облачком духов.

— Мальчики, кушать будете?

— Да, будем, — оживился Крот.

— А выпить хотите?

«Мысли, что ли, читает?» — подумал Крот.

— Да, хотим.

Боец жалобно глянул на своего командира.

— И он хочет, — смягчился Крот.

Бутылочка сухого вина слегка вскружила голову. Кроту стюардесса принесла еще немного коньяка. Почувствовала, угадала по их осунувшимся лицам, ввалившимся от усталости и боли глазам, что необходимо им немного расслабиться.

Крот прикрыл глаза, то ли задремал, то ли задумался под шум двигателя…

Когда после школы Андрей поступил в Тюменское высшее военно-инженерное командное училище в 1987 году, через два месяца его отчислили с КМБ за драку…

Вернулся будущий старлей домой, в Подмосковье. Поступил в институт на вечерний. Работал на Красногорском механическом заводе оператором станков с числовым программным управлением. А потом на завод инженером пришла девушка Наташа. Вскружила голову Андрею и через два года стала его женой.

В 1988 году упрямый Крот снова поступил в Тюменское военное училище. Он свою дорогу хоть тротилом, хоть силой воли проложит. С красным дипломом закончил училище и, соблазненный «покупателями», вместо Германии уехал в дивизию имени Дзержинского, где через два года обещали дать квартиру. Сначала в саперной роте послужил, потом в учебной. Учил саперному делу рядовых из разных подразделений внутренних войск. У Крота был взвод «Сапер-подрывник». В нем готовились саперы для спецназа.

В 1992 году отправился в первую командировку в Ингушетию… Потом началась Чечня.

Самолет легко побежал по взлетно-посадочной полосе во Внукове. Дома… Стюардесса дала саперам на прощание по пакету с фруктами.

— Ешьте на здоровье, мальчики. Поправляйтесь.

Забрали свое оружие у командира самолета, закинули бронежилеты на плечи. На них оглядывались. С автобусной остановки Крот позвонил в часть. Машину выслали. Нужно было ждать. Они нашли скамейку под окнами диспетчерской.

Погода хорошая, у Крота коньячок внутри бродит, согревает. Тут вдруг из окна за их спиной высовывается женщина, диспетчер автостанции:

— Ребята, вы чего тут?

— Как в анекдоте… Машину ждем.

— Ко мне заходите, ребятки. У меня сын тоже служит. Давайте хоть вас покормлю. Голодные, небось.

Минут через пятнадцать в диспетчерской был накрыт стол, появились какие-то люди. Водочка. Народ у нас сердечный.

В приехавшую машину саперы сели под хмельком. Правда, боец по разрешению Крота хоть и пил, но аккуратно, понемногу. Вообще-то, не положено, но старлей сделал ему послабление по случаю приезда.

А в части вместе с доктором помянули друга Крота — Алексея Бушуева. Он погиб 19 мая. Вместе с ним Крот закончил одно училище, и вместе они попали в саперный батальон, и на войну. Только вот нет больше Лехи…

Дома Наташа ничего не сказала своему подвыпившему старлею… Уложила спать. Посидела рядышком, поглядела на него спящего беспокойно, тревожно и пошла к маленькой дочке.

В 1997 году Крот стал «витязем». Берут туда только проверенных людей. А он хлебнул со спецназовцами войны из одной кружки. И хочется ему по сей день настоящей, боевой работы.

22 июня 2001 года уже майору, начальнику инженерной службы отряда Кроту Сергей Иванович Лысюк вручил краповый берет. Контуженному не один раз, раненому Кроту пройти испытание, сдачу на берет, не позволило здоровье. Но, участвуя в боевых действиях, он заработал краповый берет с лихвой. Так решили заслуженные спецназовцы.

Восемнадцать командировок на счету Крота. Орден Мужества, медаль ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени, медаль «За ратную доблесть», медаль от ФСБ, очень почетный для любого сапера знак «За разминирование», крест «За службу на Кавказе».

В нынешней войне работа «творческая», как он сам ее называет. Работа, когда думать надо — минирование объектов и местности, установление мин-ловушек и «сюрпризов» для боевиков, разминирование.

В отряде Кроту на день рождения подарили карточку, которую можно крепить на китель. На ней написано его новое доброе прозвище: «Главный сапер отряда майор Взрывалкин Чих-Пых».

Работы даже слишком много. В Чечне на своей базе отряд бывает редко. В крайней командировке из двух месяцев Крот был на базе от силы недели две. Разъезжал по горам и селам, даже домой звонил из временных расположений отряда в горах, со спутникового телефона.

— Наташа, привет! У меня все хорошо, принимаю солнечные ванны в горах. И баня, и печка у нас тут… Ты что молчишь? Не веришь?

Жена слышала в трубке тревожный шум вертолетов, вздыхала:

— Верю.