Развод по-президентски



Избавь нас, Господи, жить в эпоху больших перемен

Народная мудрость


Октябрь серьезно осложнил отношения президента и Лубянки. Смутные подозрения о ненадежности системы, которая в тревожные для него дни занимала выжидательную позицию, нашли свое подтверждение. Несмотря на информацию, которая постоянно шла из дома 2, чувствовалась настороженность и отстраненность. Президент понимал, что в сложной ситуации действия контрразведчиков могут быть непредсказуемыми. Во всяком случае, активности они не проявляли, оставаясь над схваткой. В те дни разбираться с ними было некогда.

Растерянность министра безопасности Галушко, который предпочитал отмалчиваться, формально демонстрируя поддержку президенту, была очевидна. Он тоже, судя по всему, не знал, на кого ему придется опереться, если дело дойдет до драки. На его лице постоянно присутствовала вся гамма чувств — от опасений, до отчаяния. Наверное, если бы Ельцин удовлетворил его рапорт об отставке, Николай Михайлович был бы самым счастливым человеком.

Более предсказуемыми были люди из окружения Ельцина — А. Коржаков и М. Барсуков, сосредоточившие в своих руках все спецподразделения, которыми можно было решить задачу. И решимость, с какой они предлагали свои планы по разгону Верховного Совета, носила исключительно прагматичный характер. От силы до власти — один шаг.

Был предсказуем и Степашин. Но годы работы депутатом сделали его больше политиком, чем терминатором, бездумно выполняющим приказы. Он умел договариваться. Он мог договориться о правилах игры практически с любым вменяемым человеком.

Но президенту тогда было не до переговоров. Он спешил.

Копоть покрыла не только стены Белого дома. Она жирным слоем легла на репутацию и самого президента, и всей страны.

Втайне проведенные награждения наиболее активных участников многих повязали кровью. И даже те, кто не принимал участия в расстреле, были «обласканы» впрок.

Степашин же, как впоследствии оказалось, после публичного расстрела парламента выписал более 50 «справок» депутатам, волею случая оказавшимся в Верховном Совете, о том, что они находились там «по его (первого заместителя МБ) заданию». Только так можно было спасти их от шельмования и неприятностей.

На Лубянке наступило затишье. Разрубленный узел снял с душ ее обитателей неподъемный груз, оставив в сердцах досаду и горечь.

Можно было приниматься за работу.


В декабре 1993 года, когда уже рассосались страсти октября, когда отмыли от копоти стены Дома правительства, а сам дом обнесли забором, за которым суетились турки и югославы, неожиданно для чекистов грянул очередной гром.

18 декабря 1993 года министр безопасности Николай Галушко вместе со Степашиным были приглашены в Кремль. Причина вызова им была неизвестна, но и тот и другой готовились к чему-то переломному. Галушко признался, что не исключен акт передачи жезла. О возможном назначении нового министра уже поговаривали, все чаще называя фамилию преемника — Степашин.

Но президент был непредсказуем. Перед руководителями Лубянки был положен проект нового указа. В отличие от многих других он был литературно обработан и больше напоминал листовку периода начала девяностых.


УКАЗ

Об упразднении Министерства безопасности

и создании Федеральной службы контрразведки

Российской Федерации


Система органов ВЧК-ОГПУ-НКВД-НКГБ-МГБ-КГБ-МБ оказалась нереформируемой.

Предпринимаемые в последние годы попытки реорганизации носили в основном внешний, косметический характер. К настоящему времени стратегическая концепция обеспечения государственной безопасности Российской Федерации у Министерства безопасности Российской Федерации отсутствует. Контрразведывательная работа ослаблена. Система политического сыска законсервирована и легко может быть воссоздана.

На фоне происходящих в России демократических, конституционных преобразований существующая система обеспечения безопасности Российской Федерации изжила себя, неэффективна, обременительна для государственного бюджета, является сдерживающим фактором проведения политических и экономических реформ.

С целью создания надежной системы государственной безопасности Российской Федерации постановляю:

1. Упразднить Министерство безопасности Российской Федерации.

2. Создать Федеральную службу контрразведки Российской Федерации.

3. Установить, что Федеральную службу контрразведки Российской Федерации возглавляет Директор в ранге министра Российской Федерации и что он подчинен непосредственно Президенту Российской Федерации.

4. Назначить Голушко Н. М. директором Федеральной службы контрразведки Российской Федерации.

5. Директору Федеральной службы контрразведки Российской Федерации Голушко Н. М. в двухнедельный срок разработать и представить на утверждение Президенту Российской Федерации Положение о Федеральной службе контрразведки Российской Федерации.

6. Установить, что сотрудники Министерства безопасности Российской Федерации и подведомственных ему органов и организаций считаются временно проходящими службу в Федеральной службе контрразведки Российской Федерации до прохождения ими аттестации, необходимой для зачисления в штаты Федеральной службы контрразведки Российской Федерации.

7. Настоящий Указ вступает в силу с момента подписания.


Президент

Российской Федерации Б. Ельцин


Это было неожиданно. К бродившим слухам о возможной реформе МБ на Лубянке относились скептически. Что реформировать? Демонтированная в 1991 году система усилиями оставшихся чекистов начала работать. Появились результаты, и на фоне происходящих событий, неплохие. Стал меняться имидж системы. Она стала более открытой и в некоторой степени либеральной, как может стать спецслужба на историческом переломе.

Было понятно, что раздражение Ельцина в отношении Лубянки кем-то умело подогревалось, но… Затянувшуюся паузу прервал сам президент. «Вот так, понимаешь…»

Разговор был связан с некоторыми формулировками и сроками реализации перекройки Министерства безопасности в Федеральную службу контрразведки. Те же яйца, только в профиль, как в последствии говорили на Лубянке.

Пытаясь выйти из положения, а это было довольно сложно, так как ничего нового в задачах не было, стали искать выход. Хорошо, переименуем управления, добавив слово «контрразведка». Ну и что? Галушко, который сидел, словно на раскаленной сковородке, после помещения в «Лефортово» участников октябрьских событий, решение видел одно — спецслужба не должна иметь своего следствия, а значит, и собственного СИЗО. Степашин настаивал на обратном.

Вернувшись на Лубянку, они выпили по стакану водки и, удрученные, разъехались по домам. На душе было гадко и противно.

Ситуация зависла до 5 января. Центральный аппарат день и ночь разрабатывал новую структуру, новое положение. Все оказались за скобками, а точнее — за штатом. Ни проводить следственные действия, ни подписывать бумаги никто не имел права. Через пару дней президент все-таки назначил еще двух руководителей — начальника Управления кадров, начальника ФИНО. Но через три дня пришлось столкнуться с проблемой серьезнее.

В Ростове группой вооруженных преступников были захвачены учащиеся одной из школ. Террористы требовали денег, беспрепятственного выезда за пределы Ростова, вертолет с экипажем. По классической схеме плана «Набат» старшим оперативным начальником должен был стать начальник Управления безопасности по Ростовской области генерал Кузнецов. Но он уже не был начальником, находясь за штатом. Не могли принимать участие и его подчиненные, так как уже не были должностными лицами. Стройная система полетела в тартарары. Руководить операцией пытались все, кому не лень. Созданный в Москве штаб во главе с Олегом Сосковцом мало что мог решить.

В конце концов штурвал взял на себя губернатор области Чуб.

Неразбериха, безответственность, откровенное предательство…

Переговоры были поручены постороннему человеку — доверенному лицу бывшего министра иностранных дел Козырева — Валентине Петренко. Эта дама, непонятно кем назначенная для ведения переговоров, стала вмешиваться в работу штаба, подыгрывая террористам, диктовать условия участникам операции, а в конце концов, не задумываясь, что все ее переговоры под контролем, просто стала сдавать информацию. Контролеры не поверили своим ушам, когда она сообщила бандитам, что с ними вел переговоры не государственный чиновник, а командир группы «Альфа» генерал Геннадий Зайцев, что уже готовится штурм вертолета и их ликвидация… Это было больше чем предательство.

Три тревожных дня показали всю порочность подобных валюнтаристских реорганизаций, но уроком не стали…

5 января 1994 год кончились ожидания. Президент, скорее всего чуть остывший и трезво взглянувший на ситуацию, подписал Положение о ФСК. В течение трех месяцев путем переаттестации должен был быть переназначен весь руководящий состав. Безусловно, это носило на первый взгляд косметический характер. Наиболее одиозные личности давно покинули стены Лубянки, а потому сама переаттестация прошла без сенсаций. Практически все остались на своих местах, за исключением тех, кто сам написал рапорт об увольнении. Таких было много. Людям просто надоели эти эксперименты. Надоело самодурство вождей и их прихлебателей в Кремле. Для них было ясно, что президент просто не даст никому на Лубянке нормально работать, потому что безопасность России для него пустой звук… Как человек, не прослуживший в армии ни дня, он любил принимать доклады военачальников, любил себя называть Верховным главнокомандующим, но делать что-то во благо своей армии и своих спецслужб не хотел. И чекисты это знали.

Для многих переаттестация была серьезным испытанием. Люди почувствовали угрозу… Сколько сил и энергии пришлось затратить и самому Степашину, и начальнику Управления кадров, чтобы успокоить людей, сегодня даже трудно себе представить. Им верили и не верили. Сомневались в их силах. Многим казалось, что все уже предопределено, что все уже решено, а сама аттестационная комиссия имеет исключительно декоративный характер.

Так считали те, кто отчаялся биться головой о кремлевскую стену.

Среди тех, кто не дожил на своей должности до окончания аттестации, был и сам Николай Михайлович Галушко. Октябрьские события напомнили о себе. В феврале 1994 года Государственная дума приняла Закон об амнистии участников октябрьских событий. Генеральный прокурор Алексей Казанник выполнил это решение точно и в срок. Он лично позвонил начальнику Лефортовского следственного изолятора и отдал распоряжение — арестованных освободить. Ни Галушко, никто другой не могли отменить закон. Узники оказались на свободе. На «свободе» оказались и исполнители воли закона — А. Казанник и Н. Галушко.

Узнавший об освобождении «октябрят», как называли участников тех событий в Кремле, Ельцин устроил директору ФСК форменный разнос. После таких слов президента остается один выход — отставка. Но рапорт Николая Галушко не успел дойти до Кремля, как на Лубянку привезли указ. Он был написан в очень жестких формулировках, которые были скорректированы при участии Юрия Батурина — помощника президента по национальной безопасности.

В течение нескольких дней после отставки Галушко Степашин исполнял обязанности директора ФСК. Указа о назначении не было, и потому он выполнял эти обязанности по должности первого зама. Накануне заседания Совета безопасности ему позвонил помощник президента Ильюшин и поздравил с днем рождения. После обмена любезностями Степашин спросил, кто будет представлять завтра на совещании ФСК. Тот сказал, что завтра будет ясно.

Неопределенность в очередной раз создала напряженность в руководстве конторы. Отставка Галушко никого не удивила. Еще на стадии его назначения многие были обескуражены этим решением президента. Галушко как человек старой системы с трудом приспосабливался к новым задачам и новым подходам, тем паче, что некоторые носили, мягко говоря, не очень правовой характер. Кто-кто, а Галушко знал, что отступление закона от человеческих принципов могло настигнуть посягнувших на них через годы. Пример Чаушеску, Хонеккера, Пиночета, не говоря уже о судьбах руководителей ВЧК — ОГПУ — НКВД. От великого до смешного один шаг только у французов. В России величие часто сменяется сначала уголовным делом, а потом презрением и забвением.

А зная это, он мучился, осознавая себя заложником. Заложником президента. Скорее всего, понимал это и Ельцин, сделав тогда Николая Галушко лицом переходного периода.

В принципе все привыкли к таким поворотам, но многие определяли свою дальнейшую судьбу в зависимости от того, кто будет главой Лубянки. Слухи ходили разные. Шел разговор и о том, что придет кто-то со стороны, что может возглавить службу шеф столичного управления Евгений Савостьянов. Знавшие его близко, видели в нем разумного человека. Те, кто наблюдал за ним со стороны, за два года так и не смогли смириться с его демократическими взглядами, смелостью суждений и неординарностью подходов. Впрочем, все было относительно. Даже к своим противникам он относился с сочувствием, демонстрируя приязнь и незлопамятность.

«Пострадавшие» после августа генералы из столичного управления могли в этом убедиться. Кое-кому он помог лично, несмотря на прежнюю предубежденность.

Даже его друзья по демократическим тусовкам неожиданно почувствовали в нем весьма непростого человека, с которым, несмотря на близость взглядов, сложно договориться. Его приход в качестве шефа столичной охранки не ознаменовался полной, в их понимании, победой демократии. Архивы, к которым стремились многие из них, были закрыты на несколько замков, а последовательность в доведении до логического завершения уголовных дел просто удивила. Но назначение Савостьянова, безусловно, могло сказаться на настроениях в ФСК. Многие в центральном аппарате его просто не переносили, что отражалось и на отношениях с самим столичным управлением.

Но более часто звучавшей кандидатурой была фамилия Сергея Степашина.

Утром следующего дня, как и было обещано, раздался звонок Виктора Ильюшина, который сообщил Степашину, что подписан указ о его назначении директором ФСК.

На Совете безопасности президент коротко его представил и сказал, что нужно работать более жестко и сделать выводы из недостатков предшественника. За что сняли Галушко, было понятно. Ельцин не мог простить, что тот по амнистии выпустил участников октябрьских событий из «Лефортова». После заседания Совбеза Ельцин очертил задачи, которые стоят перед службой, но говорил совершенно очевидные вещи. Пользуясь сиюминутным расположением президента, Степашин оговорил льготы, которые было бы целесообразно оставить за бывшим директором. Поморщившись, президент начертал на заранее заготовленном документе «Согласен». За прошедшие дни он несколько поостыл, реально взвесил случившееся и понял, что все выглядит несколько нелепо.

Степашин вспоминает: «Ельцин часто остывал внешне, но внутренне он все носил в себе. Для него была важна задача, а не человек. Я думаю, он очень переживал сам процесс отставок, но очень не любил сообщать кому-либо об их уходе с работы. Даже когда снимали меня, Ерина, были наши рапорты, но не он нам сказал об указе, а Ильюшин.

Также было с Грачевым, с Козыревым, Черномырдиным. Со мной и Примаковым, когда мы были руководителями правительства, было по-другому. Он очень этим тяготился. Я думаю, на него отложили отпечаток события 87-го года, когда с ним поступили по-свински. Хотя, я еще раз хочу подчеркнуть, для него главное было — цель и задача, а что касается людей в этой связи — они были чисто материалом».

Назначение Степашина новым директором Лубянка приняла спокойно. Хотя кое-кто по-прежнему относился к нему с предубеждением, кое-кто с иронией, не считая его высоким профессионалом. Да собственно он на этом и не настаивал, сразу обозначив, что для него главным было оставаться политической фигурой, которая способствует эффективной работе профессионалов, которых тогда на Лубянке было немало.

Коренные назначения уже состоялись в процессе прошедшей аттестации. Многие были сделаны еще его предшественником и, естественно, без согласования с первым замом. Кое-кто удержался благодаря связям в Кремле. Впрочем, вспоминая о своих коллегах, Степашин убежден, что с каждым из них можно было работать. Что касается симпатий и антипатий, то он их отметал, рассматривая лишь человеческие и деловые качества. До сих пор он вспоминает о своих коллегах с теплотой, как о людях сложных, но безусловных личностях, с которыми было интересно работать.

30 марта состоялось первое заседание коллегии ФСК. Обсуждалось несколько вопросов, но один привлек наибольшее внимание — защита стратегических объектов. Помимо собственно оперативного обслуживания, на ФСК были возложены и контрдиверсионные функции. Но последние годы прошли под знаком лишения органов госбезопасности силовых функций. После августа группа «А» Седьмого управления КГБ СССР была передана в ГУО (Главное управление охраны) под руководство Михаила Барсукова. Накануне октябрьских событий в МВД было передано подразделение — «Вымпел», которое специализировалось на выполнении антитеррористических и антидиверсионных задач. Бойцы «Вымпела» могли освобождать заложников не только в самолетах, поездах и автобусах. Они могли освобождать их даже на атомных электростанциях и морских судах. При этом группы поднимались на борт прямо из воды. Дельтапланеристы группы могли бесшумно и неожиданно для террористов прямо с неба опуститься на головы бандитов. Что преследовал и чем руководствовался Ельцин, передавая это подразделение в МВД, остается догадываться. Но эффект от такого решения был непредсказуем для его аналитиков. ВСЕ(!) офицеры написали рапорты об увольнении. Ельцину было не понять, что человек, поступивший на службу в КГБ, неохотно менял свою фуражку на милицейскую. Тем более в принудительном порядке.

В ФСК не осталось ни одной профессиональной структуры, способной решать такие задачи. К теме возвращения «Альфы» и «Вымпела» в альма-матер Степашин возвращался не раз. Но каждый раз получал отказ. Тогда он решить создать собственную структуру. Ее возглавил бывший командир «Вымпела» генерал Герасимов. И в нее стали вливаться оставшиеся не у дел бывшие «вымпеловцы».

Внизу шли переназначения, носившие косметический характер, а потому серьезных проблем не вызывавшие. С апреля система заработала в нормальном режиме. Хорошие заделы, имевшиеся еще со времен МБ, сразу дали результат. Несколько арестов иностранных агентов всколыхнули атмосферу вокруг конторы. Были реализованы серьезные разработки на участке борьбы с экономическими преступлениями. Впервые ЧК всерьез занялась строителями финансовых пирамид, попал в поле зрения Мавроди и его команда, по которым совместно с МВД и налоговой полицией велась очень серьезная работа.

На два месяца удалось, убеждая президента, задержать Указ об акционировании ОРТ. Степашин писал: «Потеря государственного телевидения может привести к необратимым процессам с точки зрения информационной безопасности». Были предсказаны и иные проблемы, которые могут возникнуть в связи с утратой влияния. Чекисты понимали, что нередко создание акционерных обществ носило исключительно спекулятивный характер — купить дешево, продать дорого. Тем более что элементарный расчет показывал, что только государство в состоянии без жертв и потрясений гарантировать стабильную работу такого организма, как телевидение. Расчет на прибыль от рекламы… Всем было известно, что большая прибыль от нее идет черным налом в карман многих коррумпированных чиновников, не попадая в карман государства. А потому такая ожесточенная борьба развернулась за канал. Смерть Листьева была тому подтверждением.

Все, что произошло позже, было предсказано еще в 1994 году. К сожалению, противная сторона обыграла чекистов, обыграла здравый смысл. Указ об акционировании все-таки был подписан.

Примечательно, что в июле 1999 года самому Степашину пришлось разгребать последствия опрометчивого указа. Пришедший к нему на прием Игорь Шабдурасулов, руководивший тогда ОРТ, поставил перед очередным премьером вопрос о финансировании канала. Деньги, выделенные ОРТ правительством Примакова, кончились. Требовались дополнительные вливания из государственного кармана, который был пуст. В обсуждении проблемы у Степашина принимали участие Валентина Матвиенко и Михаил Лесин. Ситуация была тупиковая. Деньги требовались, чтобы погасить предыдущую задолженность. Тришкин кафтан — взять, чтобы отдать.

Мозговой штурм — где взять денег — ни к чему не привел. Сам Шабдурасулов предложил нехитрый ход — продать часть принадлежащих государству акций… Борису Березовскому.


Самым любопытным документом, который направил после создания ФСК президенту Степашин, был, пожалуй, список госчиновников, непонятно каким образом скопивших огромные состояния после августа 1991 года. Для этого было два пути — взятки или занятие деятельностью, несовместимой со статусом госслужащего, и как следствие — уход от налогов.

За год до этого Степашин говорил, выступая на питерском радио: «Особенно важен не закон о борьбе с коррупцией, а закон о госслужбе. Я вообще против закона о борьбе с коррупцией, который будет носить больше политический характер. Должен быть закон о госслужбе, который четко определит, кто что может, кто что не может совмещать и кто за что несет ответственность. В Уголовном кодексе должна быть регламентирована форма ответственности за нарушение этого закона, ответственность органов, в том числе внутренних дел и безопасности. У нас есть та номенклатура, которую трогать уже нельзя. Поэтому должна быть определенная прокурорская смелость, парламентская и прокурорская защита.

Очень важна работа службы налоговых расследований. Во всем мире с коррупцией, в том числе в высших эшелонах власти, блестяще борются через великолепно налаженную систему налоговой полиции. Мы же на налогах теряем миллиарды.

Нужна политическая смелость и президента, и Генерального прокурора, чтобы принять решение по ряду фигур, по которым уже есть оперативные и иные материалы Министерства безопасности. Если это будет касаться депутата и будут представлены документы, Верховный Совет поддержит любое представление прокурора».

Но Верховного Совета не было. Прокуратура возглавлялась Алексеем Ильюшенко (в прокуратуре его называли ПИВО и за любовь к народному напитку, и за «Постоянное Исполнение Временных Обязанностей»), служба налоговой полиции предпочитала отыгрываться на людях восьмого эшелона.

Большинство же из поименованных в списке имели иммунитет и находились среди близкого окружения президента. Принять решение по ним мог только Ельцин. Но покарать человека из своего окружения значило «высечь» самого себя… Директор же ФСК наивно полагал, что меры будут приняты исчерпывающие. После обнародования факта этой записки (как утекла эта информация из Кремля, можно только догадываться) меры были-таки приняты. Кое-кто ушел по-тихому, кого-то переместили по горизонтали… Лубянка беспомощно разводила руками, в очередной раз убедившись в импотенции кремлевской власти, ее нежелании навести элементарный порядок в стаде священных коров.

Этот документ вызвал очередные слухи о реформе ФСК. Теперь уже в качестве версии, как таковой, выдвигались идеи слияния нескольких спецслужб. На очередной встрече Степашин в лоб задал вопрос Ельцину. Тот сделал большие глаза и категорически слухи опроверг. Пресс-служба даже распространила текст этого опровержения. Но было понятно, что это первый звонок азартному директору ФСК.


Принципиально важным для системы госбезопасности Степашин считал личные контакты с людьми, особенно на территориях, куда визиты руководителей спецслужбы были крайне редки.

«Я избрал тактику (и Ельцин со мной согласился) — осуществлять еженедельные поездки по регионам. Это было очень важно. Прошло очень много назначений начальников территориальных управлений, которых я не знал. Надо было посмотреть людей в деле, важно было приподнять систему в лице местных властей, губернаторов, со многими из которых я был знаком. Но самым главным был прямой контакт с личным составом, для которого ценнее всего представлялась информация из первых уст. Тем более что два удара за три года для любой организации очень весомы, а для нашей…»

В 1994–1995 годах Степашин посетил 56 органов ФСК — ФСБ из 89. График поездок был плотен и разнообразен. В большинстве органов руководство КГБ и МБ не было ни разу за всю историю. Крайней точкой на карте был Сахалин. То, что происходило там, оставило гнетущее впечатление. Люди, прибывшие на край географии из Центральной России, ощутили себя просто брошенными. Островная психология не позволяла им строить свою жизнь на годы, распоряжаться сосредоточенными там богатствами по-хозяйски. Особенно безысходной была жизнь на островах, или северных территориях, как называли их японцы.


На пограничном транспортном самолете Степашин вылетел на Итуруп. Еще на подлете было видно, как со всех сторон к аэропорту мчатся какие-то машины.

На бывшем аэродроме полка стратегических бомбардировщиков, выведенного с острова, Степашина никто не встречал. На милицейском «уазике» он вместе с начальником Управления ФСК отправился в поселок. Там царили запустение и разруха. Бывшие жилые дома полка, так и не переданные на баланс местной власти, были разворованы и разгромлены. Ни рам, ни дверей не было. Еще недавно пригодный для жизни жилой фонд был фактически уничтожен. Островная психология! Люди, оставшиеся на острове, потеряли всякую надежду, а разговоры о передаче островов Японии доводили их до полного отчаяния. Что будет завтра? Как жить? Где жить? Скопленные на Дальнем Востоке деньги обратились в прах. Вырваться на материк не было ни материальной, ни физической возможности.

А на взлетную полосу прибывали люди. Самолеты — вчера вполне очевидный вид транспорта — стали редкостью. Отчаявшиеся люди жили на чемоданах, с надеждой поглядывая в небо. А не завернет ли случайно самолет или вертолет, на котором можно вырваться из этого ада.

К приезду на аэродром Степашина на полосе скопилось много женщин и детей. Директор ФСК с удивлением обнаружил непрошеных потенциальных пассажиров. Выяснив, в чем дело, он решительно приказал: «Организуйте посадку!»

Пограничник возражал. Самолет не предназначен для перевозки гражданских лиц, тем более не заявленных в полетном листе. «Сажайте под мою ответственность», — приказал Степашин.

Взяли всех, кого смогли. Многие не верили своему счастью. Кто-то ждал самолета год, кто-то меньше. В иллюминатор было видно, как с отчаянием смотрели вслед люди, которым не нашлось места на борту…

Там же Степашин изучил и еще одну проблему, которая сегодня на слуху, а тогда… Служба ФСК в Находке подготовила любопытный анализ, связанный с приватизацией порта. Вся инфраструктура была оценена в смешную сумму, которую, поднапрягшись, могли даже внести участники поездки со Степашиным. За мизерную цену были скуплены не только причальная стенка, но и терминалы, механизмы — все, что создавалось многие годы тысячами людей и еще вчера было народной собственностью. Вокруг порта образовалась целая плеяда мошенников, жуликов и проходимцев. А борьба за влияние на него стала приводить к кровавым разборкам. Через несколько лет, став министром внутренних дел, Степашин обратил самое пристальное внимание на морские ворота России, вокруг которых переплелись политические, экономические, пограничные и криминальные проблемы. Но тогда для борьбы сил у ФСК и желания у власти не было. ФСК работало на корзину…

Обо всем, что увидел и прочувствовал директор ФСК, побывав в далеком далеке, он докладывал президенту, председателю правительства. Докладывал с болью, осознавая свою беспомощность перед механизмом развала страны.

«Уже с мая 1994 года мы начали как бы возвращать утраченные позиции после 93-го, появилось много оперативных дел, которые без своего следствия реализовать было просто невозможно. Компромисс, связанный с выведением следствия из системы, оказался ошибочным. (Более того, свыше 800 уголовных дел по контрабанде, переданных в другие ведомства, были просто развалены. С невероятной легкостью следователи ГВП (Главной военной прокуратуры) пытались расследовать дела по шпионажу. Как заявил первый следователь, который вел дело Вадима Синцова, ему потребуется не более месяца, чтобы передать дело в суд. В реальности дело расследовалось около двух лет. — Авт.). Мы стали активнее поднимать вопрос о следственном комитете. Начали создавать свое специальное силовое подразделение — пока небольшое (управление специальных операций), которое должно было компенсировать отсутствие группы «Альфа» и переданного в МВД «Вымпела». Уже был готов проект Закона о Федеральной службе безопасности (контрразведка — все-таки более узкое понятие для государства, а тем более для самой системы, решающей огромный пласт задач). Летом 1994 года была повышена заработная плата сотрудникам теперь уже ФСБ, после чего был нелицеприятный разговор с Ериным и Грачевым. И армия, и милиция этой надбавки не получили…

В связи с появлением разного рода экстремистских организаций, в том числе и откровенно фашистского толка, я подумывал о создании структуры, которая бы занималась политическим сыском. Потому что если не защищать конституцию и власть, то для чего нужны органы госбезопасности?»

Ликвидация пятой линии, наивный плюрализм, воцарившийся в обществе, привели к тому, что самые агрессивные группы и группки стали все больше заявлять о себе, шокируя обывателей циничностью заявлений. Деятельность РНЕ, секты Аун Сенрике, т. н. Белого братства стали приобретать угрожающий характер. Общество, незащищенное правовыми и оперативными противовесами, оказалось уязвимым. «Я категорический противник политического сыска в старом его понимании, — говорил Степашин, — но работа по ряду организаций, по отслеживанию обстановки — это прямая задача органов безопасности. Надеюсь, что больше штурмов Белого дома у нас не будет.

Мы подготовили проект указа президента по этому поводу, будем вносить соответствующие изменения в законодательство, будет создаваться определенная организационная структура».


При Степашине началось формирование структур по защите Конституции, которые были призваны активно заниматься экстремизмом, не допуская его перерастания в терроризм. Увы, на тот период были слишком сильны предубеждения, которые не позволили осуществить намеченное. Сам Степашин не раз подвергался нападкам со стороны радикалов, которые требовали борьбы с экстремизмом, но не допускали и мысли о создании структур для борьбы с ним. А тревожиться было от чего, так как основой экстремизма был радикализм. И правый, и левый. И потому все призывы политиков на борьбу с таковым по сути напоминали «науськивание» спецслужб на борьбу со своими политическими противниками. Даже понятие самого опасного явления — фашизма — так и не было закреплено в законе, а потому и борьба с ним напоминала битву с ветряными мельницами. Как известно, РНЕ как организация просуществовала до 1998 года.

Примечательно, что идеализм 1991 и 1993 годов стал рассеиваться к середине 1994, и прежние заблуждения заставляли по-новому посмотреть и на общество, и на власть.


Досье


1994

Март


В Санкт-Петербурге задержан подозреваемый, причастный к умышленному убийству руководителя городского отделения Русской партии Н. Бондарик.

Распространена информация об аресте агента спецслужб Великобритании, передававшего разведке информацию военно-промышленного характера.

Задержаны члены преступной группы, причастные к нападению на караульное помещение НПО «Заря», готовившие покушение на мэра города Анатолия Собчака.

Ивановскими чекистами предотвращен контрабандный вывоз в Литву партии меди на сумму 38 миллионов рублей.

Чекистами Удмуртии задержаны лица, торговавшие оружием, похищенным с завода. Изъято 22 автомата АК.

Задержаны два инициативника, пытавшиеся продать американскому дипломату документацию на танк Т-82.

В Калуге предотвращено хищение денежных средств в сумме 32,6 млрд рублей по подложным авизо.

Обезврежено взрывное устройство в гостинице «Микрон», г. Зеленоград.

В Тюмени задержана группа офицеров 19-й отдельной железнодорожной бригады, занимавшихся хищением боеприпасов. Изъято 10 тысяч патронов, 20 электродетонаторов и большое количество имитационных средств.

В Приморье пресечен незаконный вывоз за границу 42 тонн титана, более 30 тонн меди, 28 кг вольфрама, более 40 кг ртути на сумму свыше миллиарда рублей.

Задержаны три гражданина Эстонии, пытавшиеся проникнуть на один из объектов атомного кораблестроения в Северодвинске.

В Липецке совместно с МВД задержаны военнослужащие-контрактники, похитившие большую партию боеприпасов.

Изъято 4 блока для пуска ракет, противотанковые мины, реактивные снаряды и множество патронов.

В Иркутске задержаны похитители 3 кг самородного золота.

В Липецке пресечен незаконный вывоз 700 кг олова.

Столичными чекистами совместно с РУБОП изъято 200 кг взрывчатки, похищенной с промышленного предприятия.

В Иркутске задержан гражданин США, пытавшийся вывезти партию сибирских самоцветов на сумму 1 миллион 20 тысяч доларов США.

В Приморье явился с повинной агент спецслужб КНР, завербованный во время своей заграничной командировки.

Правительству Израиля передано дело НКВД на бывшего премьер-министра Израиля М. Бегина.

В Якутии задержаны преступники, пытавшиеся сбыть 98 алмазов и 9 изумрудов.


Апрель


Пресечен канал доставки оружия из Литвы в Новосибирск. Изъято 78 единиц огнестрельного и газового оружия.

В Санкт-Петербурге задержан иностранец, имевший при себе шесть пистолетов, около 3 тысяч патронов к ним и несколько миллионов рублей.

В Краснодаре ликвидирован подпольный склад оружия.

Брянскими чекистами предотвращен вывоз культурных ценностей на сумму более 100 миллионов рублей.

Пресечен контрабандный вывоз через аэропорт Шереметьево природных сапфиров на сумму более 100 тысяч долларов.

Учреждена ведомственная награда — знак «Почетный сотрудник контрразведки».

Контрразведчиками у преступников изъято более 1 миллиона доз фенциклидина, изготовленного в подпольной лаборатории профессиональным химиком.

При получении 10-миллионной взятки приморскими чекистами арестован начальник отдела местной налоговой инспекции.


Май


Начальник департамента государственной безопасности Чечни С. Гелисханов обратился с письмом к директору ФСК и министру внутренних дел, в котором излагается информация о группе преступников, занимающихся «контрабандным» вывозом нефтепродуктов из Чечни в Россию.

На Дальнем Востоке началась операция «Иностранец» по предотвращению незаконного въезда граждан КНР в Россию.

В США директор ФБР Луи Фри высказался за активизацию сотрудничества между ФБР и МВД и ФСК России.


Активизировалась информационная работа. Множество аналитических материалов пошло в Кремль и правительство. В прогнозах не ошибались.

Встречи с президентом были очень частыми и регулярными, раз в неделю Степашин докладывал ему обстановку лично, ежедневно по телефону. Организация начала оживать. Большую помощь тогда оказывал помощник президента Ю. Батурин.

В мае в ФСК проходит всероссийское совещание руководителей органов ФСК. На нем с докладом выступает президент. Примечательно, что авторы доклада, который писался на Лубянке, с тревогой следили по тексту, о чем говорил Борис Ельцин. За исключением нескольких малозначащих абзацев он произнес слово в слово все написанное. Значит, облегченно вздохнули авторы, «верной дорогой идете, товарищи».

Президент демонстрировал заботу о чекистах и приязнь к Степашину. После дружеского обеда он убыл в Кремль, оставив обитателей Лубянки подводить итоги и анализировать ситуацию.

«У нас прекратился полностью отток кадров, вновь стал большим конкурс в академию ФСБ. Мы ввели знак Почетный сотрудник контрразведки, знаки трех степеней за службу в органах госбезопасности.

Но тогда уже чувствовалось резкое противодействие со стороны службы госбезопасности, у нас уже тогда существовало как бы два КГБ, появилась ревность, различного рода полунамеки, полудоклады.

Когда Ельцин прилетел из отпуска летом 1994 года, так загадочно улыбнулся, посмотрел на меня:

— Ну, вы активно работаете, но я все про вас знаю, вы должны это иметь в виду.

Я говорю:

— Борис Николаевич, мне нечего от вас скрывать…

А за спиной стоял и загадочно улыбался Барсуков.

Должен сказать, что у нас тогда начали складываться очень неплохие отношения с МВД, мы подписали соглашение о сотрудничестве».

Такого рода документам Степашин уделял много внимания. Одно дело, когда взаимоотношения между ведомствами разграничены законом, другое, когда они строятся на двусторонних договорах, которые не разграничивают сферы влияния, а напротив, создают базу для совместной работы. Это было особенно важно в связи с ростом числа субъектов оперативно-розыскной деятельности. Даже служба безопасности президента стала претендовать на свою нишу. И эта ниша не была связана с их прямыми обязанностями…

12 июня 1994 года в день независимости России был подписан Указ об усилении борьбы с организованной преступностью. Он вызвал много споров и суждений, в основном критического толка, особенно статья, дающая право задерживать членов преступных групп на 30 суток. Демократическая пресса разразилась валом публикаций.

Но жизнь диктовала свои правила игры. Произошло несколько покушений на олигархов, существенный скачок роста преступности, в основном тяжких и особо тяжких ее видов.

Народ выдвинул требование: проблема номер один — борьба с преступностью!

Искали разные меры, но идея указа принадлежала прокуратуре. Ерин и Степашин завизировали проект указа. Это было особенно важно в условиях создания искусственного противостояния ФСБ и МВД. Оно усиленно подогревалось (разделяй и властвуй?). Этого противостояния боялись и Степашин, и Ерин. Разговаривая на одном языке, не пытаясь выяснять, кто главный, они того же требовали от своих подчиненных. У одних же амбиции еще не прошли, у других стали появляться. Можно было понять и тех и других. Указ должен был положить конец и этим надуманным противоречиям.

Он просуществовал недолго. За полтора-два года (трудно оценивать его продуктивность или контрпродуктивность) результат, по мнению Степашина, все-таки был.

Существенно оживились международные связи, были подписаны договоры со спецслужбами Франции, Германии, США. Был введен институт представителей во многих странах для координации борьбы с организованной преступностью, терроризмом и наркомафией. ФСБ вышла на международную арену, так как оперативная обстановка стала осложняться, выдвигая новые задачи.









Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Наверх