4. ЧТО ДЕЛАТЬ?

На вопрос «что делать?» древний мир предложил 288 ответов.

Св. Августин


Вопрос этот не давал покоя русской интеллигенции со дня ее рождения. Николай Чернышевский поставил «Что делать?» в заглавие своего романа, над которым он работал в 1863 г. в Петропавловской крепости. Русский революционный демократ, властитель дум нескольких поколений интеллигенции, дал один-единственный ответ - делать революцию. В 1902 г. Ленин пишет свое «Что делать?» и дает два ответа: строить партию профессиональных революционеров и делать революцию. Михаил Горбачев, подводя итоги своего четырехлетнего руководства Советским Союзом, рассказал, что положение страны в начале 80-х годов беспокоило многих. Тогда, т. е. еще до апрельского (1985) пленума ЦК, утвердившего программу Горбачева, начались поиски ответа на все тот же вопрос. Задолго до пленума «было разработано 110 документов»1. 110 предложений, заключений академиков, писателей, крупных специалистов, общественных деятелей. 110 ответов на вопрос: что делать? Результаты этих анализов, объяснил Горбачев, - легли в основу программы «перестройки» создали стартовую площадку для «революции сверху».

В поисках объяснений появления Горбачева советская интеллигенция обратилась к реформам 60-х гг. XIX в., обнаружив аналогию между «застоем» России при Николае I и «застоем» брежневского Советского Союза.

[125/126]

Мысль о сходстве российского «старого режима» (который насчитывал 250 лет в начале XIX в. - если иметь в виду лишь династию Романовых), и советского режима, достигшего дряхлости за 70 лет после революции, знаменательна. Поиски аналогии между близящимися к упадку режимами представляют интерес. Герцен, а затем Бакунин определили возможности, стоявшие перед Россией, как выбор между Романовым, Пестелем и Пугачевым (между добрым царем, радикальной офицерской революцией и мужицким бунтом).

Формула Герцена - Бакунина - русская по форме, универсальна по содержанию: на протяжении веков, всюду, где режим исчерпывал свои возможности, он погибал в результате восстания угнетенных либо под ударами армии, если не успевал осуществить необходимых реформ «сверху». В историческом гардеробе советского прошлого не было после гражданской войны ни «Пестеля», ни «Пугачева». Имелись зато модели «Романова». Ленин организовал крутой поворот нэпа в 1921 г. Сталин командовал «великим переломом» 1929 - 1933 гг. Можно рассматривать в категориях «революции сверху» и брежневскую эпоху: время «застоя» было периодом чудовищной перекачки всех средств в «оборонную» промышленность, создания гигантских вооруженных сил и фантастической экспансии. Историки скажут, наверное, что в эпоху «застоя» советская империя достигла предельных границ, которые потом будут только сокращаться.

Высшая точка экспансии совпала с обнаружением советскими руководителями кризиса. Слабости советской системы стали очевидными после смерти Сталина. Реформы Хрущева дали определенные результаты, которые, во всяком случае, позволили Брежневу возглавить «триумфальное шествие» коммунизма по планете: в Африке, Азии, Латинской Америке к власти приходят адепты «научного социализма», устанавливающие однопартийные режимы по образцу и подобию советского. Отсутствие сопротивления поощряло Москву: ее влияние расплывалось как масло по камню. Шла гонка между советской экспансией

[126/127]

и западным осознанием ее опасности. Пройдет время, прежде чем станет ясно, кто и что способствовали остановке: выход США из послевьетнамского шока; сопротивление афганских муджахитдинов; согласие Западной Европы на установку «Першингов»; взрыв «Солидарности», воспринятый в Москве как предупреждение; внутренние пороки советской системы, выявленные перенапряженностью экспансии. Вероятнее всего, действовал комплекс всех этих причин.

Проблему - сталинская система без Сталина - пытался решить Хрущев.» Насыщенный до предела жаждой преобразований», - по выражению биографа2, Хрущев преследовал две цели: реализацию всех возможностей, которые давал пост генерального секретаря; пробуждение энтузиазма населения, необходимого для преодоления экономической отсталости, очевидной уже во второй половине 50-х годов. Первая цель была достигнута лишь наполовину: заняв бесспорное первое место среди руководителей, начав строить собственный «культ», Хрущев был свергнут, ибо недооценил своих противников. Заговор против него, как рассказывает Сергей Хрущев, было легко предотвратить, настолько неквалифицированно он готовился. К тому же сведения о заговоре дошли к Хрущеву своевременно. Он не поверил в его опасность3. Опыт Хрущева пригодился его преемникам: как строить «культ личности», не прибегая к сталинским мерам, как обезопасить себя от происков друзей и соратников. Вторая цель в значительной мере Хрущеву удалась. Новая программа партии, принятая XXII съездом (1961 г.) обещала построить коммунизм ровно через 20 лет. Программа КПСС, основанная на единственно научном, ибо победоносном и победоносном, ибо единственно научном, учении Маркса - Ленина, заверяла, что в 1980 г. Советский Союз по экономическому развитию, по благосостоянию населения достигнет уровня США, а кое в чем его превзойдет. В это поверили - как это ни кажется странным сегодня. Червь, однако, уже был в яблоке. Неутолимое желание побыстрее прибежать к коммунизму, подгонявший всех план и награды за его выполнение

[127/128]

и перевыполнение, породили первые «дела». За 20 лет до раскрытия узбекской «хлопковой аферы» стала известна рязанская «мясная афера». Чтобы перевыполнить план производства мяса и обогнать Америку, секретарь Рязанского обкома партии А. Ларионов приказал забить весь скот в области4.

Леонид Брежнев нашел свой вариант сталинской системы без Сталина. Оставалась неизменной цель - реализация потенциальных возможностей генерального секретаря. Помня опыт Хрущева, Брежнев расправлялся со своими противниками и возможными конкурентами без пощады, хотя, может быть, не так демонстративно, как предшественник. Вторая цель - пробуждение энтузиазма - подверглась трансформации. После неудачных, сделанных без особого желания, попыток реформировать экономику, главное внимание было уделено двум задачам. Первая - внешнеполитическая экспансия, которая убедительно свидетельствовала о силе и жизнеспособности Советского Союза, о законности его притязаний на победу социализма в мировом масштабе. Вторая - использование в невиданных еще масштабах средств массовой информации и пропаганды (СМИП), включающей газеты, журналы, радио, телевидение, кино, различные формы прямого устного общения с массовой аудиторией, для создания «имиджа» прогресса и процветания. Пожалуй, еще никогда разрыв между воображаемым миром и реальностью не был так велик. Разрыв был больше, чем в сталинское время, когда «надуманное» еще очень многим казалось достоверным. Как скажет социолог: «Все было брошено на то, чтобы заставить общество поверить в достоверность надуманного»5. Густота, универсальность лжи, глубина пропасти между выдумкой и фактами в брежневскую эпоху во многом объясняют эффективность лозунга «гласности», радость, эйфорию, вызванные позволением перебросить мост между ложью и действительностью.

Политика «гласности» была первым ответом на вопрос: что делать? Ответ прозвучал традиционно: В начале было слово… Задача заключалась в том, чтобы овладеть «словом»,

[128/129]

использовать его, как могучее оружие в руках нового генерального секретаря.









Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Наверх