ГЛАВА 1

ШПИОНАЖ СКВОЗЬ МГЛУ ВЕКОВ

Шпионаж, конечно же, вторая древнейшая профессия. Возможно, он даже старше торговли, которую все единодушно признают первой древнейшей и которую шпионаж так часто использовал в своих собственных интересах.

С тех давних пор, когда человек впервые пошел войной на человека, когда семьи, племена, народы, нации и, наконец, империи стали сражаться друг против друга, шпионаж был их главным оружием. Он также занял свое место в дипломатии, которая всегда предшествует активным действиям. Поскольку шпионаж и дипломатия – есть не что иное, как две стороны одной медали. И не случайно все иностранцы прекрасно знают, что Британская разведывательная служба – филиал Форин Офис на Уайтхолле, и что во главе ЦРУ в США стоял поначалу человек, чей брат, мистер Джон Фостер Даллес, был в то время американским госсекретарем, и что в самых секретных организациях есть как легальный аппарат, действующий под прикрытием советского посольства, так и нелегальный, с которым советские дипломаты не поддерживают, по крайней мере официально, никаких связей.

В древние времена демаркационная линия между дипломатией и шпионажем была еще менее заметной. Послы в древности всегда выполняли двойную миссию. На сцене они были дипломатами, за сценой – шпионами. Им вменялось в обязанность получать и передавать информацию любыми способами – как честными, так и не очень. И когда информация приобреталась первым способом – это была дипломатия, а когда вторым – шпионаж.

Вот почему история и литература последних трех тысяч лет полны шпионских историй, начиная от греческих и римских классиков и Библии и кончая историями атомных шпионов второй половины ХХ века. Детали разнятся, но факты, в огромном своем большинстве, остаются весьма похожими.

Были люди, шпионившие из патриотизма. Были и такие, у кого не было иных причин, кроме выгоды, желания денег или чего-то другого. Хотя были и такие, кто в великие революционные периоды человеческой истории шпионили по причинам, которые сегодня трактуются как «идеологические». Каким бы ни был, однако, мотив, в основе своей шпионаж, как важнейшее стратегическое оружие, почти не меняется. Лишь тактика его меняется со временем, большей частью благодаря использованию изобретений и открытий последующих веков. Но принцип остается неизменным.

Изобретение некоторых основных приемов шпионажа и контршпионажа приписывают в основном Александру Великому. Так, именно он изобрел и цензуру, и то, что сейчас называют мониторингом, то есть методы зондирования намерений врагов. На некотором расстоянии от своей штаб-квартиры он устраивал тайный наблюдательный пункт, куда стекались все данные, собираемые бродячими группами его агентов. Из донесений на пергаменте и сообщений, которые перехватывали разведывательные коммандос Александра, руководители его разведслужбы получали возможность проникнуть в замыслы противника. Поистине забавный момент в истории шпионажа: победы Александра Великого в огромной степени основывались на том же типе разведки, который способствовал триумфу Тихоокеанского флота США под командованием адмирала Нимица в решающей битве при Мидузе в 1942 году.

Во все века способы передачи информации были главной проблемой всех шпионов. И несмотря на то, что изобретение радио в начале нынешнего века революционизировало всю практику шпионажа, все же это по-прежнему такой метод связи, применяя который шпион крупно рискует быть обнаруженным.

Медея и Язон для передачи сигналов пользовались древним китайским и персидским приспособлением для зажигания огня на холме. Согласно Эсхилу, этот же метод использовал и Агамемнон, чтобы сообщить о падении Трои. А несколько веков спустя, в эпоху Пунических войн, шпионы Ганнибала в Сицилии использовали похожие устройства, чтобы передать разведдонесения войскам Сципиона Африканского, великого римского полководца. Подобные устройства в форме гелиографа несомненно использовались шпионами и в начале ХХ века, в ходе Бурской войны.

Шпионы классических времен имели также в своем распоряжении и эквивалент невидимых чернил и современной микрофотографии, дающей возможность написать целую страницу печатного текста и скрыть его за точками на почтовой карточке. Древние формы этих приспособлений использовались греком, живущим при дворе персидского царя Ксеркса и желавшим предупредить своих соотечественников о грозящем им персидском нашествии. Свое предупреждение он изложил на дощечках, густо намазанных воском. Другой греческий шпион писал свои донесения на листьях, которые использовались в качестве повязки для гноящихся ран раба, выступавшего в роли курьера. В другом случае, в ходе Персидских войн, раба обрили и на голом черепе а-ля Юл Бриннер накололи послание. Волосам дали отрасти, прежде чем отправить раба к получателю, которому раб должен был сказать: «Обрей мою голову и прочти».

Коды и шифры столь же стары, как и сам шпионаж. Возможно, еще до появления краснокожих в Северной Америке, шпионы, действовавшие в странах Востока, уже использовали клубы дыма разных размеров, чтобы с их помощью передавать сообщения из тыла врага. Юлию Цезарю приписывают изобретение первого простого шифра, основанного на перестановке букв алфавита. В этом простом, но эффективном шифре Цезаря буква А заменялась буквой Е, В на F, С на G и так далее.

Многим из этих хитростей и уловок не менее четырех тысяч лет, поскольку известно, что уже у древних египтян была хорошо организованная система шпионажа для наблюдения за завоеванными провинциями, расположенными на месте нынешнего Ливана. Уже во времена Восемнадцатой династии (с 1580 по 1350 год до н. э.) здесь существовала эффективная шпионско-дипломатическая служба, регулярно рассылавшая курьеров между Египтом и государствами Среднего Востока.

Примерно в это же время Моисей, которого фельдмаршал Монтгомери назвал величайшим полководцем всех времен и народов, отправил своих знаменитых двенадцать посланцев, чтобы исследовать землю Ханаанскую и как можно больше разузнать о ней. История эта изложена в Книге Чисел:

«И сказал Господь Моисею, говоря:

Пошли от себя людей, чтобы они высмотрели землю Ханаанскую, которую я даю сынам Израилевым:

И послал их Моисей высмотреть землю Ханаанскую, и сказал им: пойдите в эту южную страну и взойдите на гору, и осмотрите землю, какова она, и народ, живущий на ней, силен ли он или слаб, малочислен ли он или многочислен?

И какова земля, тучна ли она или тоща?

Есть ли на ней дерева или нет?

Будьте смелы и возьмите от плодов земли.

Было же это ко времени созревания винограда. Они пошли и осмотрели землю».

Вряд ли знаменитые немецкие шпионских дел мастера – или же руководители разведсети Советского Союза – могли бы придумать более эффективный инструктаж. Двенадцать шпионов Моисея – по одному из каждого колена Израилева – вел еврей по имени Осия, сын Навина, известный в английском языке как Иисус. Много лет спустя Иисус – к тому времени уже во главе всех еврейских сил – оказался участником других знаменитых библейских шпионских историй. Сказание о том, как Раав из Харлота предала город Иерихон – первое из письменных свидетельств о блуднице, которая была также и шпионкой, ставшей классической предшественницей Мата Хари и других дам подобного рода.

В Библии повествуется о том, как прежде чем выступить в поход против города Иерихона, Иисус Навин выслал впереди себя двух шпионов. Подобно другим своим собратьям, они нашли убежище в борделе, хозяйкой которого была Раав. Царь иерихонский, контрразведчики которого, без сомнения, также были частыми гостями ее заведения, прослышал о появившихся еврейских шпионах. Был объявлен розыск. Раав спрятала еврейских агентов на крыше под кипами льна, сушившихся там, а обыскивающим сказала, что евреи уже ушли. Заручившись обещанием, что в обмен на ее услуги она и ее семья будут защищены евреями, когда они возьмут город, Раав, чей дом располагался как раз на городской стене, позволила шпионам убежать, спустив их на веревке из окна.

История падения Иерихона – одна из наиболее известных историй Ветхого Завета. Иисус Навин взял город и предал его огню и мечу. Но Иисус выполнил обещания, данные своему тайному агенту, и потому Раав и ее семья уцелели. Считается, что она вышла замуж за одного из шпионов и оказалась среди предков царя Давида – и, следовательно, Иисуса из Назарета.

Есть и другие шпионские истории в Библии, самая известная из которых – история о Самсоне и Далиле.

Римляне были, пожалуй, наиболее ловкими и сведущими среди древних в применении методов шпионажа. Так, Сципиону Африканскому, противнику Ганнибала, приписывают изобретение устройства, которым наиболее часто пользовались советские тайные организации – отправку за границу опытных разведывательных агентов в качестве посольской прислуги.

В ходе римской кампании против Сифаксов нумидийский король Сципион направил посланника по имени Лаелиус во вражескую штаб-квартиру для ведения переговоров. Вместе с послом он отправил «трибунов и центурионов» – иными словами, офицеров разведки – переодетых рабами. Перед ними была поставлена задача осмотреть и описать укрепления нумидийского лагеря. В лагере случился скверный момент, когда нумидийский генерал опознал одного из шпионов и окликнул его: «Вы полководец, а не раб».

Тогда Лаелиус, не теряя присутствия духа, обернулся к переодетому римскому разведчику и закатил ему пощечину, а потом плюнул на него и закричал: «Ты, собака, как ты осмелился позволить себе быть похожим на римлянина!» Уверенные, что гордость римского генерала не позволит ему снести подобное оскорбление, нумидийцы были обмануты тем, как кротко тот принял удар, и поверили, что он действительно раб, а не офицер.

Римские шпионы приступили к работе и выполнили задание весьма хитроумным способом. Они отвязали множество своих лошадей, которые стали метаться по всему лагерю, а переодетые «рабы» гонялись за ними. Затем лошадей собрали, наконец, вместе близ лагерных укреплений, получив, таком образом, удобную возможность внимательно осмотреть их. Вскоре римские эмиссары вернулись к Сципиону, который, узнав о слабых укреплениях вражеского лагеря, немедленно предпринял массированное наступление, приведшее к полному и сокрушительному поражению нумидийцев, разгрому их штаб-квартиры и окончанию войны.

У всех правителей всегда были и свои шпионы, и контршпионы. Со временем группы разрозненных агентов и их деятельность окончательно оформились в хорошо развитые разведслужбы. К VI веку н. э. тайная служба Византийской империи в Константинополе превратилась в главный орган государства. Агентов под видом торговцев посылали в зарубежные страны, чтобы они докладывали о планах врага – прием, который, похоже, имеет сильное фамильное сходство с экспортно-импортными фирмами, используемыми в качестве прикрытия очень многими разведслужбами в ХХ веке.

Мусульмане также создали высокоорганизованные секретные службы в ходе своих стремительных рейдов по Африке, Азии и Восточной Европе. У одного из мусульманских халифов XI века была своя система тайной полиции, включающая и женщин-шпионок, которая вполне могла бы выдержать сравнение с подобными службами современного полицейского государства.

В средние века, когда многие государства были охвачены феодальными войнами, предательство и шпионаж стали чем-то банальным. В ходе франко-английских войн в конце XIII века один из знатных вельмож при дворе короля Эдуарда I, сэр Томас Турбевилль, стал главным шпионом французского короля Филиппа IV. Подобно многим другим своим последователям в более поздние века, Турбевилль был пленен на поле боя и заключен в крепость города Реймса. О его знатности было прекрасно известно французам, и они не преминули сделать ему выгодное предложение. Очевидно, в обмен на пожалованный земельный участок стоимостью сто фунтов – значительная по тем временам сумма – Турбевилль согласился вернуться в Англию в качестве французского шпиона. Его главной задачей стало поднять Уэллс и особенно Шотландию против Эдуарда I – победителя шотландцев.

Летом 1296 года Турбевилль вернулся в Англию, рассказывая всем, что ему удалось бежать из французского плена. Король Эдуард принял его милостиво и даже произвел в члены Совета – правительства тех дней. И, находясь в столь привилегированном положении, Турбевилль в течение длительного времени докладывал Филиппу IV об английских планах. В конце концов его поймали – и обошлись в традиционной манере, – когда несколько его секретных донесений попали в руки предшественников нынешней МИ-5 – департамента контрразведки в Англии тех времен.

Во времена Возрождения шпионаж, уже включавший в себя к тому времени и перехваты вражеских донесений, и подкуп, и самое неприкрытое воровство, превратился в признанное всеми приложение к дипломатическому ремеслу. В 1515 году посол Венеции при дворе короля Генриха VIII горько жаловался всемогущему тогда кардиналу Уолси на «королевских офицеров» в Кентербери, которые регулярно перехватывали его официальные донесения. Некоторые из этих донесений поступали из Венеции в зашифрованном виде, и посол был очень осторожен, беседуя с Уолси, боясь ненароком выдать ключ к содержимому шифрованных посланий и дать англичанам возможность расшифровать их.

К тому времени шпионы уже использовались на самом высоком уровне, и даже сам папа римский был не свободен от шпионажа высокого уровня: молодой секретарь из личного офиса папы Адриана VI был шпионом великого императора Чарльза V – постоянного политического противника святого отца. Через этого секретаря секреты Ватикана попадали непосредственно к Чарльзу V.

Приход Реформации оживил давно бездействовавшие элементы шпионажа – то, что сейчас называется идеологическим шпионажем. Люди добровольно и безжалостно предавали свои родные страны в интересах одной из двух жестоко противоборствующих ветвей христианской веры.

Император Чарльз V, который, еще будучи молодым человеком, лично встречался с Лютером в Уормсе, сам был величайшим мастером шпионажа своего времени. Шпионы играли весьма значительную роль в нескончаемых войнах, которые наполняли его царствование до тех самых пор, пока король не ушел в монастырь.

Роль величайшего европейского мастера шпионажа с энтузиазмом принял на себя его сын, хитрый и фанатично нетерпимый король Филипп II Испанский, ставший мужем английской королевы, вошедшей в историю под именем «кровавая Мэри». После ее смерти и вступления на престол ее сводной сестры, протестантки королевы Елизаветы I Англия превратилась в главную мишень секретных служб Филиппа.

Английские священники, получившие образование в европейских семинариях, засылались в Англию, чтобы докладывать о политических и военных событиях в этой стране. Но самым значительным шпионом Филиппа был посол Англии в Париже сэр Эдвард Стаффорд – первый двойной шпион, упоминание о котором встречается в истории. Стаффорд начал свою деятельность с установления контактов с испанским послом в Париже Бернардино де Мендосой, используя для этого своих друзей-католиков, а также родственников, живущих во Франции, королевы Марии Шотландской, сидевшей в то время в тюрьме. Испанцы знали, что Стаффорд постоянно нуждался, и потому предложили ему деньги и драгоценности в обмен на секретную информацию. Мендоса докладывал Филиппу, что Стаффорд был «достаточно готов к тому, чтобы давать информацию», и король Испании одобрил выплату последнему «2000 крон или тех драгоценностей, которые вы укажете». Впоследствии в испанских секретных донесениях Стаффорд упоминался не иначе, как «наш новый друг».

Когда сэр Фрэнсис Дрейк готовился к отплытию в свою знаменитую экспедицию с целью «подпалить бороду испанскому королю», Стаффорд регулярно снабжал Мендосу подробными сведениями о кораблях Дрейка, их снаряжении и вероятных датах отплытия. Но несмотря на предательство, Дрейк сумел добиться блестящего успеха в своей отважной миссии.

Когда в июне 1588 года испанская армада отплыла к берегам Англии, она располагала подробными сведениями о всех английских эскадрах, которые могли бы противостоять ей в Ла-Манше – а именно о кораблях лорда Хоуарда Эффингемского и сэра Фрэнсиса Дрейка.

В Лондоне за Стаффордом следил блестящий сэр Фрэнсис Уолсингэм, человек, которому единодушно приписывается честь основания британской секретной службы. Уолсингэм, правая рука королевы Елизаветы, премьер-министр Роберт Сэсил и лорд Бургли были образцовыми представителями славной когорты мастеров шпионажа и контршпионажа. Как бывший посол в Париже он был осведомлен о той паутине международных интриг, что покрыла все французскую столицу, и знал также, как это можно было использовать в своих интересах.

Уолсингэм взял курс, который впоследствии будет признан классическим в развитии техники шпионажа. Он решил не предпринимать никаких действий в течение некоторого времени – разве что послать шпиона следить за послом Стаффордом. Его агент, человек по имени Роджерс, или иначе Николас Берден, вскоре подтвердил подозрения Уолсингэма. Посол использовал свое положение, чтобы передавать католические письма в Англию и прикрывать папистских агентов. Более того, он выдавал весьма ценные секреты врагам протестантской Англии. Кроме того, Стаффорд возглавлял широкую сеть агентов во Франции; через своих связников, среди которых были и католики, он посылал важную разведывательную информацию в Лондон.

Уолсингэм придерживался «золотого правила» тайных операций, действовавшего во все времена: он ничего не делал открыто, и в 1586 году хитрость Уолсингэма стала приносить плоды.

Стаффорд не только продал секреты английской обороны Филиппу II, но и использовал те же самые испанские контакты для получения информации для Уолсингэма… и еще за два года предупредил английское правительство о готовящемся отплытии Армады.

«Испанская партия здесь, – писал он Уолсингэму из Парижа летом 1586 года, – похваляется, что не пройдет и трех месяцев, как на Ее Величество нападут в ее собственном королевстве и что великая армия уже готовится для этой цели».

Уолсингэм, однако, не до конца поверил Стаффорду, и другие агенты непременно перепроверяли все разведданные, поступавшие от посла. Так, несколько месяцев спустя один из этих шпионов докладывал:

«У короля Филиппа явно есть какой-то великий замысел против нас, поскольку он заключил соглашение с Фаггерсами (крупные международные банкиры из Аугсбурга) о деньгах, подлежащих уплате здесь, в специальном месте».

Уолсингэму требовалось подтверждение, и он отправил в Испанию одного из своих лучших шпионов по имени Ричард Гиббс. Переодевшись шотландцем, Гиббс своими глазами увидел в испанских гаванях около 150 кораблей, готовящихся к отплытию, и доложил, что испанцы говорят еще о 300 галерах, также включенных в подготовку к походу. Тогда английский шпион, до сих пор представлявшийся шотландцем, отправился в Лиссабон, где был хорошо принят испанскими морскими властями. Испанцы расспрашивали его об удобных якорных стоянках на восточном побережье Шотландии и особенно о заливе Ферт-оф-Форт. Потом офицеры испанской военно-морской разведки расспросили Гиббса о Темзе и есть ли в ней якорные стоянки для флота.

Гиббс был человеком находчивым и изобретательным, не только шпионом, но и кем-то вроде контрпропагандиста. Он заверил испанцев, что на Темзе нет никаких подходящих гаваней для их армады. Ибо Темза, сказал он им, «дурная река, забитая песком и илом – и у кораблей нет возможности зайти в нее».

Уолсингэм тем временем продолжал осторожно следить за Стаффордом. Существуют некоторые свидетельства, дающие основания предположить, что он прибегал к тактике, не являющейся секретом для глав шпионских ведомств гораздо более поздних времен, а именно – он снабжал Стаффорда тщательно фальсифицированной полуправдой, не без оснований полагая, что она будет вовремя передана испанцам. На фоне его достаточно двусмысленных, если не сказать сомнительных, отношений со Стаффордом, Уолсингэм, подобно всем великим разведчикам, столкнулся с фундаментальной дилеммой: или вызвать посла в Лондон и казнить его за измену, или оставить его в роли двойного агента и использовать его предательство в английских интересах.

Уолсингэм выбрал последнее.

После заключения в 1603 году Унии между коронами Англии и Шотландии, в царствование Джеймсов I и VI, Уолсингэм создал инструмент, который и превратился в британскую разведывательную службу. В царствование первого из королей династии Стюартов ее самым блестящим шпионом был посол, сэр Генри Вуттон, британский посланник в Венецианской республике. По его собственному признанию, он использовал «приемы своих врагов, хотя и с другими целями». В его посольстве, расположенном на одном из каналов, всегда можно было найти множество самых разных венецианских шпионов, убийц, головорезов и интриганов, готовых за деньги сделать что угодно. Негодяи, которых привечал посол, были совершенно необходимы ему для дел тайной дипломатии, но уж очень дорого обходились. Его шпионская сеть выросла так, что теперь покрывала всю Италию, однако основные его усилия были направлены против иезуитов. Письма, пересылаемые из одного итальянского города в другой, часто перехватывались, чтобы «вскрыть заговоры».

После копирования (копии отправлялись королю Джеймсу) письма возвращались в обычную иезуитскую службу доставки.

У Вуттона было хорошо развито чувство юмора, и он часто говорил:

«Должен признать, что у меня был особый аппетит на пакеты, которые отправляли друг другу святые отцы».

Несмотря на свой высокий дипломатический ранг, Вуттон не гнушался получением денег за работу, выполняемую им сверх его посольских обязанностей. Так, время от времени он передавал некоторые пикантные подробности, «лакомые кусочки» из тайной переписки иезуитов венецианскому правительству – за плату наличными.

Но какие бы поражения ни переживал орден иезуитов от рук британской секретной службы, однако жили в первой половине ХVII века два священника – ни один из них не был иезуитом, которые зарекомендовали себя как большие мастера шпионажа и тайных операций. Один из них – молодой монах-капуцинец, аристократ и эрудит по имени Франсуа ле Клерк дю Трембли, известный в истории как отец Жозеф, а другой – человек, которого отец Жозеф привел к власти – Арман Жан дю Плесси, кардинал Ришелье, величайший из государственных деятелей Франции.

С того дня в 1624 году, когда Ришелье достиг высшей власти во Франции Людовика XIII, он вел непрерывную борьбу с одной-единственной целью – превратить Францию в величайшую державу Европы. Приключения нескольких его шпионов и их противников обессмертил Александр Дюма в романе «Три мушкетера». Когда, после восемнадцати лет правления, Ришелье умер, цель, поставленная им, была достигнута.

Главным мастером шпионажа у Ришелье был его друг и советник, капуцинский монах отец Жозеф. Босой, одетый в серую сутану, этот скромный монах почти двадцать лет неслышно бродил по коридорам и гостиным ришельевского дворца. Он приложил руку почти ко всем основным дипломатическим событиям в Европе и был настоящим серым кардиналом, стоявшим за спиной властей предержащих. Временами он и сам не гнушался выступить в роли шпиона, хотя в основном руководил всеми тайными операциями в великой борьбе Ришелье против власти империи Габсбургов и Испании.

Отец Жозеф использовал своих тайных агентов, то интригуя со сторонником протестантизма шведским королем Густавом Адольфом против дома Габсбургов, то инспирируя восстание чешских протестантов против империалистической Австрии после их поражения в битве при Белой Горе, то для того, чтобы воспрепятствовать донкихотству и зачастую абсурдным желаниям герцога Букингемского, то чтобы замышлять заговоры с обитателями Северной Африки маврами-мусульманами против католической Испании. В итоге можно сказать, что многие его действия изменили политическое лицо Европы. К тому времени, когда Ришелье и его серый кардинал исчезли с европейской сцены, они сумели низвести Испанию с уровня величайшей державы Европы до уровня третьестепенного государства. Тогда как Франция стала главнейшей державой на континенте.

Но там, где Ришелье и отец Жозеф кончили, агенты короля Людовика XIV продолжили и очень скоро стали непревзойденными в своем мастерстве. И заслуга здесь принадлежала Оливеру Кромвелю. Сам лично очень набожный, он тем не менее последовал примеру Ришелье и никогда не позволял религии влиять на внешнюю политику государства. Подобно всем диктатурам, Англия под властью лорда-протектора была полицейским государством, и если у Сталина был Берия, а у Гитлера – Гейдрих, то у Кромвеля – Турло.

Турло стал государственным секретарем у Кромвеля в 1652 году и фактически заменил собою главных членов Кабинета. Так, был он одновременно и министром иностранных дел, и военным министром, и министром внутренних дел, и главой британской секретной службы.

Согласно обнародованным позднее данным, Турло тратил на разведку до 70 000 фунтов стерлингов в год – огромная сумма по тем временам. И неудивительно, что его агенты проникли во все поры британской политической и религиозной жизни. За границей он держал своих эмиссаров при всех европейских дворах. Некоторые историки свидетельствуют, что «Кромвель носил секреты всех европейских принцев в своем поясе».

Бдительность и подозрительность Турло «были общеизвестны». Он был блестящим начальником секретной службы, уверенным, что за важные секреты следует платить настоящую цену, и действовал соответственно. Так, он писал своему главному шпиону в Италию:

«Этих людей можно купить только за деньги. За деньги они сделают все, что угодно, заложат тело и душу. Подобные разведданные необходимо достать у Монсиньора, у Секретаря – или у кардинала».

За интересующую его информацию он был готов платить по тысяче фунтов в год, плюс 500 фунтов пенсион, да еще и по 100 фунтов единовременно. Для середины XVII века это были большие деньги, однако методы Турло вполне себя оправдывали. От агента из Вест-Индии он получил сообщение об испанском корабле, груженном сокровищами и готовым к отплытию на родину в Испанию. Испанцы, судя по всему, подозревали, что дата отплытия корабля уже стала известна многим, и потому отплытие было отложено. Однако отсрочка оказалась напрасной. Почти шесть месяцев военный корабль под началом адмирала Блейка провел в ожидании, пока наконец у берегов острова Тенерифе испанские корабли – и те сокровища, что они перевозили, – не попали в руки британского адмирала.

После смерти Кромвеля британская разведывательная служба впала в нищету, о чем Пепис весьма сожалеет в своем дневнике. И в результате в течение каких-то десяти лет Мата Хари семнадцатого века проникла непосредственно в спальню короля Чарльза II.

Луиза Керуали, бретонская красавица из рода Генриха Наваррского, была замечательно талантливой во многих отношениях. Избранная Людовиком XIV в качестве шпионки самого высокого ранга, она была послана в Лондон, где за очень короткое время добилась большого успеха в обольщении короля Чарльза – если этот термин можно применить, говоря о Веселом Монархе. Луиза была не только выдающейся куртизанкой, но и весьма искусным мастером шпионажа. Именно она фактически уговорила Чарльза «продаться» Франции.

Эта выдающаяся женщина, которой предназначено было стать прапрабабушкой Чарльза Джеймса Фокса, помогла уговорить короля Чарльза подписать Доверский договор, согласно которому король стал пенсионером Франции. За субсидию в размере почти четверти миллиона фунтов стерлингов, Чарльз обязался вступить в замышляемую Людовиком ХIV войну против датских протестантов на стороне Франции. Он также согласился воспользоваться помощью французской армии в случае, если британцы выступят против этого договора или крайне непопулярной среди них Луизы.

Но хотя Чарльз и согласился обратиться в римскую католическую веру, ни хитрости, ни уловки, ни аргументы куртизанки-шпионки не могли заставить его практически выполнить эту часть договора, во всяком случае, публично.

Луиза была дважды вознаграждена: за ее службу в королевской спальне Чарльз сделал ее герцогиней Портсмутской, а за услуги в качестве секретного агента король Людовик произвел ее в герцогини Обиньи. С обоих титулов она, как утверждалось, собрала не менее миллиона фунтов стерлингов – сумму, которая в наши дни примерно приближается к национальному долгу Великобритании.

После бегства Джеймса II в 1688 году главной целью британской секретной службы на следующие полвека стал шпионаж за якобитами. Некоторое время британскую сеть в Париже возглавлял поэт-дипломат Мэтью Прайор. Официально он числился секретарем британского посольства при французском дворе. Прайор был британским тайным агентом, которого контрабандой доставили в сады Версаля для встречи с любовницей Людовика XIV мадам де Ментенон. Переговоры, столь интересно начавшиеся, стали прелюдией к подписанию Утрехтского договора, принесшего мир Европе.

Восемнадцатый век стал эпохой расцвета дипломатических авантюристов всех мастей – от Казановы до Вольтера. За деньги можно было купить все и всех – и все зарубежные посольства располагали огромными суммами, предназначенными на подкуп нужных людей. Век этот стал поистине «золотым» и для шпионов высокого класса: не было никаких ограничений на степень знатности, и любой человек, вне зависимости от происхождения, мог стать тайным агентом.

В начале века самым блестящим шпионом был аббат, позднее кардинал, Дюбо, правая рука регента Франции герцога Орлеанского. Пытаясь достичь согласия с британцами, Дюбо отправился в Англию под видом кальвинстского пастора. В таковом качестве он присоединился к свите короля Георга I во время одного из визитов последнего в его родной город Ганновер. Позднее Дюбо вернулся в Вестминстер уже как посол Франции, но, как он сам признавался позднее, являясь при этом также и главой французской шпионской сети в Соединенном Королевстве, и если его официальным адресом была Дюк-стрит, Вестминстер, то его тайная штаб-квартира располагалась на Трафальгарской площади.

А его агенты посылали свои донесения:

«Мистеру Дюбюссону, Maitre a Danser, chez M. Hamton, Maitre a Charpentier a St. Martin, derrierel’eglise proche Cherincross». Из этого легко вывести, что в своей тайной деятельности он изображал из себя французского учителя танцев, нашедшего приют у плотника, живущего в переулке Сан-Мартин-ин-Филдс близ Черринг-кросс.

А через несколько лет британская секретная служба уже использовала еще более выдающихся шпионов. И среди них – находившийся на оплате у британского посла в Санкт-Петербурге не кто иной, как сам канцлер Российской империи Бестужев собственной персоной. Он получал по 10 000 фунтов стерлингов в год. Такая же сумма была дана «взаймы за службу королю» молодой германской принцессе, которая под именем Великой княгини Екатерины стала женой наследника российского престола, другими словами, эта грозная, внушительная леди, известная в истории как Императрица Екатерина Великая, БЫЛА ВЫСОКООПЛАЧИВАЕМЫМ АГЕНТОМ БРИТАНСКОЙ СЕКРЕТНОЙ СЛУЖБЫ.

У прусского короля Фридриха Великого, другой столь же внушительной фигуры середины восемнадцатого века, также были свои шпионы высокого ранга. И среди них самым выдающимся был его близкий друг, последний граф-марешаль Шотландии – прусский посол в Испании, где его задача, как главного шпиона Фридриха, была значительно облегчена тем фактом, что испанский министр иностранных дел того времени, ирландец по имени Уолл, был его близким другом. Однако наследственный граф-марешаль Шотландии не забыл и родную землю, ибо посылал также донесения и британскому премьер-министру Уильяму Питту-старшему.

С началом американской войны за независимость в 1776 году целые стаи шпионов, включая и множество женщин, объявились в расположении обеих воюющих сторон. И среди них самым знаменитым был пресловутый Бенедикт Арнольд, происходивший из старой и уважаемой аристократической семьи. Он уже был в чине бригадного генерала в армии Джорджа Вашингтона, когда поссорился с пенсильванскими квакерами из-за выпивки, распутства и азартных игр. В результате он был предан военному суду, но фактически оправдан. Случай, однако, не прошел даром для генерала, и когда Арнольда назначили командующим Вест Пойнта – ключевым пунктом в долине Гудзона, он сделал секретные предложения англичанам. В течение некоторого времени он действовал как своего рода двойной агент, передавая врагам описания агентов Вашингтона, а потом вступил в тайные переговоры с английским главнокомандующим сэром Генри Клинтоном и за 20 000 фунтов стерлингов согласился сдать Вест Пойнт в ходе имитированного нападения англичан. Его замысел увенчался успехом, что, вероятно, изменило весь дальнейший ход войны за независимость.

Но вскоре компрометирующие его бумаги попали в руки американцев. Поначалу офицеры Вашингтона не сразу оценили происшедшее. А Арнольд понял: дни его в качестве агента британской разведки сочтены. И бежал, ухитрившись пробраться на борт английского военного корабля. В Лондоне он был вновь принят на службу в британскую армию. Он не получил обещанные 20 000 фунтов, но был награжден 6000 в качестве возмещения за потери, понесенные им на американской территории. В последующие годы он нажил крупное состояние, занимаясь снабжением каперов, и умер в Лондоне в 1801 году.

За американской войной за независимость скоро последовала французская революция, которая в последнее десятилетие восемнадцатого века достигла своей кульминации. После казни Людовика XVI коронованные головы Европы стали смертельными врагами революционной Франции, а Британия возглавила поход Европы против Французского конвента. Военные действия оказались неудачными, и тогда англичане сменили тактику. Британская секретная служба приступила к организации контрреволюционного заговора против Франции.

В нейтральной Швейцарии англичане организовали шпионский центр, руководителем которого и главным шпионом стал 33-летний Уильям Викхэм. Из своей штаб-квартиры, расположенной во франкоговорящем районе Швейцарии, он координировал интриги французских эмигрантов с деятельностью сети британских шпионов. Его главной задачей было поднять роялистское восстание во Франции и, говоря словами британского министра иностранных дел тех дней, установить повсюду «устойчивое спокойствие».

Британский премьер-министр Уильям Питт-младший выделил Викхэму щедрые средства на выполнение его миссии. Так, в один из месяцев Викхэм потратил около 30 000 фунтов стерлингов.

СначалаВикхэмав западных кантонах Швейцарии. Республиканский Конвент в Париже выразил энергичный протест швейцарским властям, и в результате Швейцария была вынуждена выслать британского агента из страны. В первый, но далеко не в последний раз.

Устраивая новый шпионский центр в Аугсбурге, Викхэм вложил не менее 50 000 фунтов стерлингов в организацию заговоров, направленных на убийство Наполеона, однако все эти заговоры провалились. Один успех все же был достигнут: французский диктатор не на шутку встревожился, следствием чего стало назначение 40-летнего Жозефа Фуше министром французской полиции.

Фуше, которому суждено было стать bete noire (предметом ненависти) французского народа, создал самую эффективную систему внутреннего шпионажа в Европе. Один из знатоков утверждал, что он превратил наполеоновскую Францию в настоящее полицейско-шпионское государство, в котором было не менее шести полностью организованных полиций, а также тайная полиция. Все они подчинялись и передавали информацию непосредственно Фуше. Впоследствии разведка стала напрямую подчиняться самому Наполеону, который, уже будучи императором, проводил долгие часы за чтением донесений агентов.

Наполеон, обладая ненасытным, жадным любопытством корсиканского крестьянина, постоянно боялся пропустить что-нибудь интересное и важное, пусть даже самую малость. Ему нравилось знать о любом деле все, и никто не был застрахован от его любопытства и стремления сунуть нос в чужие дела, даже собственная семья. Однажды он написал весьма резкое письмо своему пасынку, сыну Жозефины, предупреждая, что одна из подружек последнего является полицейской шпионкой!

Однако не Фуше, а сменивший его Савари откопал для Наполеона знаменитого шпиона Карла Шульмейстера. Человек этот стал одним из величайших двойных агентов в истории.

Сын германского лютеранского пастора, Шульмейстер родился в 1770 году в немецкоговорящей провинции Эльзасе, которая в течение столь многих веков металась, словно политический волан, между Францией и Германией. Подобно многим другим эльзасцам, живущим по обеим сторонам границы вдоль Рейна, Шульмейстер к семнадцати годам стал законченным контрабандистом. Он постоянно ходил через границу из Франции в Германию и обратно, и был он настолько хорошо известным в среде контрабандистов, что в 1799 году его приметил сам Савари, и постепенно контрабанда плавно перешла в другие формы тайных операций. К 1804 году Шульмейстер стал одним из самых доверенных агентов Савари, к тому времени уже генерала и близкого друга Наполеона.

В те времена молодой бурбонский принц, герцог Энгиенский, последний из представителей знаменитой семьи Конде, беззаботно жил в германской провинции Баден, к востоку от Рейна, получая скудный пенсион от англичан. Вскоре прошел слух, на самом деле совершенно безосновательный, что герцог связан с человеком, о котором знали, что он замышляет заговор против Франции, и тогда Наполеон отдал приказ, что герцог должен быть «ликвидирован».

В столичном городе Страсбурге, что на западном берегу Рейна, у герцога была хорошенькая любовница-эльзаска. Герцог часто навещал ее, пересекая Рейн, подобно заправскому контрабандисту, у того места, где ныне огромный мост служит границей между Францией и Германией.

Шульмейстер знал все о любовных прогулках молодого герцога, а потому заверил Савари, что сумеет без труда похитить принца дома Бурбонов.

Первым делом он похитил любовницу принца и изолировал ее в небольшом домике близ Белфорта, который был французской собственностью, после чего или заставил девушку написать герцогу письмо с призывом о помощи, или же попросту подделал его. Бурбон отреагировал так, как и ожидал Шульмейстер. Герцог договорился, что его люди попытаются подкупить тюремщиков девушки, чтобы те позволили ей бежать на территорию покровителя принца – маркграфа земли Баден. Однако в ходе этой спасательной операции герцог Энгиенский был захвачен на германской территории и переправлен в Страсбург, откуда его перевезли в крепость Винсенн, в окрестностях Парижа.

Вскоре он предстал перед военным судом, судопроизводство в котором дало бы фору даже суду гестапо, и был приговорен к смертной казни за измену.

Получив приговор, герцог стал ходатайствовать о том, чтобы ему выдали ручку и бумагу, после чего написал любовнице письмо, в котором просил прощения за неудавшуюся попытку освободить ее. К тому времени циничный Шульмейстер уже освободил девушку из заключения и отправил обратно в Страсбург, посоветовав на прощание держать язык за зубами. В ту же ночь герцог Энгиенский был расстрелян, причем осужденного заставили самому держать фонарь, чтобы шульмейстеровские стрелки видели, куда стрелять.

За организацию этого похищения и убийства Шульмейстер был вознагражден крупной суммой, эквивалентной 10 000 фунтов стерлингов. Событие, однако, шокировало всю Европу. Наполеоновский министр иностранных дел Талейран, вошедший в историю как величайший политический флюгер всех времен, подвел итог случившемуся, цинично заметив:

«Убийство Энгиенского – это хуже, чем преступление… Это ошибка».

Каковы бы ни были его политические последствия, сам инцидент привлек внимание Наполеона к Шульмейстеру, и хотя император любил повторять, что все шпионы – предатели по натуре, он был в восторге от этого контрабандиста-похитителя: Шульмейстер пришелся ему по душе. Наполеон нашел умеющего внушать доверие эльзасца сущим сорвиголовой. Он был не только прекрасным тайным агентом – он был смешным и забавным. Широкоплечий и не очень высокий, Шульмейстер, казалось, излучал спокойную уверенность, которая покоряла всех и каждого – от парижской красавицы до габсбургского генерала. Восхищенный личностью этого человека и его способностями, Наполеон решил поручить эльзасцу весьма важное поручение. Император решил нанести смертельный удар по империи Габсбургов. А чтобы сделать это, надлежало проникнуть в среду австрийского верховного главнокомандования и узнать его намерения. Столь трудное задание и было поручено Шульмейстеру.

В начале 1805 года австрийским главнокомандующим был маршал Мак, добившийся столь высокого поста скорее благодаря связям своей семьи, нежели присущему ему лично тактическому и стратегическому блеску. Он очень переживал всякий раз, когда французы наносили удар за ударом по его престижу и репутации, и жаждал мести. В один из таких моментов Шульмейстер и предпринял свой первый, весьма характерный для него подход к маршалу. Указав на конверте адрес на Рейне, французский мастер шпионажа написал австрийскому главнокомандующему, утверждая, что он, Шульмейстер, молодой мадьярский дворянин, проживший большую часть своей жизни во Франции. Однако теперь он озлоблен, поскольку Наполеон заподозрил в нем австрийского шпиона и выслал из Франции. И вот потому он хочет отомстить и предлагает маршалу Маку свои услуги.

Человек, путешествующий по Европе в те дни, наталкивался на куда меньшее количество бюрократических препон, чем в наше время, а потому Шульмейстер без особых трудностей достиг Вены. Сняв апартаменты, соответствующие его вымышленному рангу, он нанес визит главнокомандующему. На маршала произвел глубокое впечатление тот факт, что столь молодой человек прекрасно разбирается в военной и политической обстановке во Франции. Мак спросил, не желает ли он рассказать все, что знает. Шульмейстер согласился, и Мак с радостью занялся этим свалившимся на его голову источником информации. Маршал Мак, подобно многим до него, был «покорен правдивостью» и шармом Шульмейстера. Он устроил его избрание в лучшие военные клубы Вены и даже добился у Габсбурга должности для Шульмейстера и зачислил его в свой личный штат в качестве ШЕФА РАЗВЕДКИ.

Шульмейстер по-прежнему поддерживал постоянную связь с Наполеоном. Сменяемые друг друга тайные курьеры доставляли добытые им разведданные в Париж, привозя обратно вводящую в заблуждение полуправду, которую Шульмейстер успешно скармливал австрийскому главнокомандующему.

Хотя он превосходно говорил по-французски, немецкий все-таки был родным языком Шульмейстера, что, естественно, помогло ему снискать расположение снобистского венского высшего общества тех дней. Он успешно подкупил двух штаб-офицеров Мака, и в обмен на осторожно предложенный подкуп оба с готовностью согласились подтверждать подлинность ложной информации, получаемой Шульмейстером от «секретных связников» во Франции.

Маршал Мак не был престарелым и немощным консерватором, а скорее типичным ортодоксальным, лишенным воображения генералом пятидесяти лет. У него было мало причин сомневаться в той информации, что сообщил ему Шульмейстер, и вскоре он убедился, что Франция стоит на пороге второй революции. В докладах, поставляемых Шульмейстером, говорилось об армейских мятежах, гражданских волнениях и заговорах роялистов. Все это, естественно, было придумано Талейраном, Савари и Фуше. Чтобы добавить правдоподобия этой информации, Наполеон начал уводить свои армии с Рейна, тем самым давая понять, что он сталкивается с проявлениями внутренней смуты во Франции. «Правильно» оценивать информацию Маку помогали и экземпляры газет, специально написанные и напечатанные в Париже и якобы контрабандой привезенные из Франции одним из связников Шульмейстера.

И вот, наконец, во главе тридцатитысячной армии Мак вторгся в долину Данубе в Германии, будучи при этом уверен, что он идет по следам маршала Нея, войска которого были спешно выведены из Германии, чтобы пресечь роялистский мятеж во Франции.

В середине октября, на подступах к городу Ульму на Верхней Данубе в юго-западной Германии, Мак лицом к лицу столкнулся с великолепными, вышколенными войсками под командованием французского маршала Нея, построенными в боевые порядки и готовыми к битве. Спустя несколько часов главнокомандующий армией Габсбургов с ужасом обнаружил на флангах своей армии войска под командованием великих капитанов Мармонта, Ланне и Сульта. 20 октября все еще озадаченный австриец признал поражение и изъявил готовность капитулировать. Австрийская армия попала в умно подготовленную ловушку.

Несмотря на значительность поражения, роль в этом Шульмейстера осталась незамеченной. Он вернулся в Вену вместе с побежденным Маком. Все были согласны, что налицо измена. Незадачливый главнокомандующий был смещен со своего поста, лишен звания и с позором заключен в тюрьму, а находящийся по-прежнему вне подозрений Шульмейстер принял участие в чрезвычайной встрече императора Габсбурга с русским царем, цель которой состояла в том, чтобы попытаться выработать общую стратегию противостояния Наполеону. Фактически Шульмейстеру было позволено продолжить играть свою роль двойного агента. С помощью фальсифицированных французских документов он внес главный вклад в одну из величайших наполеоновских побед – при Аустерлице, одержанной 2 декабря 1805 года.

К этому времени, однако, некоторые члены австрийского штаба начали подозревать Шульмейстера. Был дан приказ о его аресте и казни. И спас Шульмейстера сам Наполеон, чье молниеносное наступление на столицу Габсбургской империи застало город врасплох.

В качестве награды за решающий вклад в победу при Аустерлице и Ульме Наполеон одарил Шульмейстера небольшим состоянием. Плюс к этому ловкий эльзасец получал и щедрую плату от австрийцев, отказ от которой мог бы возбудить подозрения.

На протяжении нескольких лет Шульмейстер по-прежнему оставался шпионом Наполеона и выполнял секретные миссии в Англии и Ирландии, а также нес активную службу, командуя отрядом кавалеристов при Ландшуте. Во время второй оккупации Вены Наполеоном Шульмейстер был назначен главным цензором. На этом посту он уговорил австрийских издателей выпустить стандартное издание французской классики, которая до этого долго находилась в списке запрещенных в империи Габсбургов книг по политическим и религиозным мотивам.

Шульмейстер, несомненно, родился шпионом. Он скучал и томился без активной подпольной деятельности, и вскоре Наполеон вновь назначил его на пост шефа разведки. На Эрфуртском конгрессе он возглавлял французскую шпионскую сеть, следившую за всеми важными персонами, включая и русского царя, и даже самого Гете, приехавшего из окрестностей Веймара.

Наполеон восхитил великого германского мудреца и писателя. Но и Гете стал одним из немногих людей, к которым Наполеон относился как к равному. Император настойчиво желал знать подробности всего, чем занимался величайший из немцев своего времени. Каждое утро Шульмейстер должен был докладывать императору, с кем Гете встречался и что сказал. Кроме того, Шульмейстер продолжал следить за русским царем и его отношениями с прекрасной королевой Луизой Прусской, которой русский император помогал и которой восхищался.

Наполеон поддерживал близкие, дружеские отношения с Шульмейстером, обращаясь к нему фамильярно «Карл». Однако несмотря на это, у императора сохранялась профессиональная солдатская неприязнь к профессиональному шпиону. И хотя Шульмейстер явно давно заслужил и весьма жаждал получить французский орден Почетного легиона, Наполеон провел четкую линию в отношении знаков отличия. Был предел, который император никогда бы не переступил. В конце царствования император как-то сказал Шульмейстеру: «Я давал тебе огромные суммы денег за твою службу в прошлом. У тебя, наверное, около полумиллиона франков… но уважать шпионов я не могу».

Шульмейстер утешил свое уязвленное самолюбие покупкой огромной собственности, соответствующей тому титулу, который Наполеон вполне мог бы ему пожаловать. В своем родном Эльзасе, где он был популярной и очень уважаемой фигурой, он купил великолепное шато Le Meinau, а близ Парижа приобрел другую недвижимость. Вместе эти покупки потянули бы в ценах нашего времени ни много ни мало на 500 000 франков.

Австрийцы, конечно, ничего не забыли и не простили Шульмейстеру. После битвы при Лейпциге, когда австрийские армии вторглись в Эльзас, полк габсбургской артиллерии получил особое задание превратить шато Шульмейстера в груду развалин.

Шульмейстер был среди первых, сплотившихся вокруг Наполеона во времена Ста дней – после бегства императора с Эльбы в 1815 году. А после поражения Наполеона при Ватерлоо Шульмейстер был среди первых, кто подлежал аресту по решению союзников. Однако он вернул себе свободу, заплатив огромный выкуп. Остаток своего состояния великий шпион потерял на спекуляциях.

Его неоценимые услуги, оказанные Бонапарту, не были забыты. Он стал владельцем табачного ларька в Страсбурге. В 1850 году, когда другой Бонапарт, Наполеон III, посетил с визитом столицу Эльзаса, шпион был среди тех, кого должны были представить императору. А через три года он умер. Его личная преданность Наполеону была исключительной. Слабостью императорской шпионской сети была ее продажность. И Фуше, и Талейран были всем известны своей страстью к коррупции. А вот Шульмейстер оставался верен своему хозяину.

Британская разведслужба была неплохо осведомлена о тайной деятельности Наполеона. Она никогда не доверяла его почте, предпочитая пользоваться для передачи информации частной почтовой системой одного из крупнейших банковских домов Европы. В Лондоне также действовала эффективная антинаполеоновская система, возглавляемая дипломатическим авантюристом графом Д’Антрекье, который в свою очередь продавал секретную информацию из Франции британским властям, а также Австрии и России. В течение нескольких лет двое из его агентов – чиновники высокого ранга из талейрановского министерства иностранных дел, ежедневно докладывали о содержании деловых бумаг Наполеона.

Величайший британский успех того периода – и один из крупнейших в истории британских тайных операций – открытие секретов Тильзитского договора.

Царя Александра I, разрывавшегося между чувством огромного восхищения личностью Наполеона и дружбой с Пруссией, в конце концов уговорили встретиться с Наполеоном на границе Восточной Пруссии и Польши 25 июня 1807 года. Двое мужчин встретились в шатре на середине реки Неман. Шатер состоял из двух прекрасно обставленных апартаментов для обоих правителей. Следствием бесед наедине стало подписание договора, который в течение нескольких лет волновал Европу и о содержании которого ничего не было официально объявлено в течение более трех четвертей века. И все же британский министр иностранных дел Джордж Каннинг уже через месяц после подписания договора знал о содержании основных статей договора. Тильзитский договор был направлен против Англии. Самыми важными статьями соглашения планировалось закрыть Балтийское море для британцев, после чего Австрия вынуждена была бы вступить в общий союз, направленный против британского врага.

Данные о содержании положений договора попали к Каннингу от молодого русского штабного офицера Михаила Воронцова, сына графа Воронцова, присутствовавшего на плоту и вскоре снятого с поста посла России в Лондоне скорее всего из-за своих пробританских взглядов.

14 июля Воронцов получил письмо от сына, переданное британским авантюристом, который работал на Россию за плату и, возможно, был двойным агентом. Это письмо и приоткрывало тайну встречи в шатре на Немане.

Через два дня и Каннинг, бывший близким другом русского экспосла, также знал секрет. И стал действовать незамедлительно. Ясно, что ключевым моментом договора было установление военно-морского контроля в Балтийском море. И вскоре британский флот в составе более ста военных кораблей появился на рейде Копенгагена. А британский посол в датской столице передал ультиматум датскому правительству, который был отвергнут. Тогда британский флот открыл огонь по Копенгагену.

Бомбардировка столицыпрофранцузскинастроенная Европа была возмущена действиями англичан и даже полоумный король Георг III не удержался от протеста, Каннинг оставался безучастным и вынудил-таки датчан уступить: они отказались контролировать жизненно важные для Франции и России воды Балтийского моря.

Спустя некоторое время Дания стала сценой другого удачного хода, предпринятого британским тайным агентом. В результате наполеоновской интриги испанская армия в 15 000 человек под командованием маркиза де Ла Романа отправилась на север, где была окружена и попала в ловушку в Дании. В это же время герцог Веллингтон был занят кампанией на Испанском полуострове. Его брат, граф Уэллисли, служил в Форин Офисе. С помощью Каннинга он решил попытаться спасти испанцев, которые к тому же обеспечили бы весомое подкрепление испанским силам, воевавшим в союзе с Веллингтоном на Испанском полуострове.

Уэллисли отыскал невысокого, крепкого шотландца с добродушным лицом, по имени Джеймс Робертсон, известного своим последователям-экклезианцам как «брат Джеймс» из ордена Св. Бенедикта. Он получил образование в шотландском монастыре бенедиктинцев в Регенсбурге, в Германии, и не только говорил по-немецки с сильным баварским акцентом, но и знал немецкий лучше многих немцев.

Каннингс не увидел в нем ничего особенного, но решил воспользоваться услугами «добровольца».

«Брату Джеймсу» был дан пароль – одна неясная поэтическая строка, в отношении смысла которой Фрери, первый секретарь британской дипломатической миссии в Мадриде, однажды спорил с Ла Романа, и шотландец отправился в путь. Первым его местом назначения стал скалистый остров Гельголанд, принадлежавший в то время Англии. Отсюда британской секретной службой, действовавшей в Северной Германии, управлял человек по имени Маккензи.

Маккензи договорился, что контрабандисты переправят шотландца за сорок миль, к северному побережью Германии. Сразу на выходе из устья Везера ял контрабандистов был перехвачен французским пограничным катером, и контрабандисты решили было выбросить «брата Джеймса» за борт. Однако язык у шотландца был неплохо подвешен, и ему удалось уговорить контрабандистов высадить его на берег в том месте, где сейчас высится огромный океанский терминал Бременхавена.

Оттуда «брат Джеймс» пешком отправился в Бремен, где сменил свою церковную одежду на пальто неопределенного цвета и отправился в Гамбург под видом Адама Роха – бродячего торговца табаком.

Он добрался до огромного ганзейского города на Эльбе и начал осторожно расспрашивать местных жителей о точном местонахождении генерала Ла Романа. Случайно он услышал, что в госпитале в Альтоне, ныне часть Гамбурга, лежат раненые испанские солдаты. После некоторых расспросов он напал на их след. Говоря по латыни, он дал о себе знать испанскому капеллану, и священник привел «брата Джеймса» к больному офицеру, который сообщил, что Ла Романа фактически находится в заключении на острове Фунен.

«Брат Джеймс» отправился на север и через Копенгаген добрался до Фунена. Он поселился в лучшей гостинице в родном городе Ганса Христиана Андерсена Оденсе и начал продавать сигары и шоколад испанским солдатам. Когда в конце концов он смог добраться до испанского генерала, его ждал весьма прохладный прием. Шотландец тихо процитировал поэтическую строчку Фрери. И сдержанность испанца моментально исчезла. Главная проблема теперь состояла в том, чтобы договориться о транспорте, чтобы доставить испанского генерала на родину.

«Брату Джеймсу» сообщили, что британский фрегат будет патрулировать в Балтийском море, ожидая сигнала от него, и тогда шотландец попытался связаться с британским кораблем, подавая сигналы носовым платком. Во время этого занятия он был арестован датским часовым и предстал перед полковником, возглавлявшим охрану побережья. К счастью, полковник говорил по-немецки, и вскоре бойкий язык «брата Джеймса» вывел его из тюрьмы. Он сразу же предупредил Ла Роману, чтобы испанец ожидал дальнейших распоряжений, а сам отправился обратно в Гамбург.

Из Гамбурга он дал знать о себе Маккензи на Гельголанд, прося прислать британский балтийский флот, чтобы забрать испанца у Ниборга в оговоренный заранее день. План прошел без сучка и задоринки. В условленное время Романа появился со своими людьми, хотя ему удалось собрать лишь 10 000 человек из первоначальных 15 000. Испанские войска были перевезены в Испанию, где сразу же пошли в бой на стороне герцога Веллингтона.

«Брат Джеймс» вновь обрядился в свою одежду монаха и снова пустился бродить по всей Германии. После битвы при Ватерлоо он вернулся в свой монастырь в Регенсбурге, где и умер несколько лет спустя.

Герцог Веллингтон обязан британской секретной службе многим больше, нежели только спасением 10 000 испанских солдат. Его шпионская служба во время Испанской войны работала безупречно. Герцогу даже добыли ключ к шифру Наполеона, и через несколько лет после Ватерлоо он признавался: «Я знал все». Его также неплохо снабжали разведывательной информацией добровольные помощники из числа испанских крестьян, которые часто ловили и убивали курьеров Наполеона, выкрадывая у них донесения. Еще более важная информация приходила из его собственного филиала британской разведывательной службы, возглавляемого искусными офицерами, которые были одинаково блестящими лингвистами и первоклассными наездниками. Самым отважным и смелым из них был офицер по имени майор Кольхаун Грант. Когда маршал Мармонт в 1812 году вторгся в Португалию, Веллингтон отправил Гранта оценить обстановку на месте. Грант был схвачен и предстал перед главнокомандующим французов.

Подобно всем наполеоновским маршалам, Мармонт много слышал о робингудовских подвигах Гранта. Он попросил шотландского офицера дать честное слово, что тот не будет предпринимать попыток бежать.

Грант такое слово дал. Когда об этом прослышал Веллингтон, то был удивлен и расстроен: он предполагал предложить крупное вознаграждение испанским партизанам за освобождение Гранта. А через несколько дней испанцы передали ему несколько клочков бумаги, содержавших информацию о намерениях Мармонта. Даже находясь в заключении, Грант продолжал работать.

«Что за исключительный парень, – сказал герцог. – Что прикажете думать о нем, если и из заключения он присылает мне информацию».

Но Мармонт стал подозревать Гранта, и пленника переправили в Париж. И вскоре в руках у Гранта уже оказалась информация о его британских коллегах, работавших во французской столице. Он связался с ними и даже ухитрился получить американский паспорт. Под видом американского гражданина он какое-то время ходил по Парижу и даже сумел отправить Веллингтону информацию о готовящемся нападении Наполеона на Россию. Когда французы заинтересовались подозрительным «американцем», Грант исчез. Добравшись до побережья Ла-Манша, он приобрел рыбачью лодку и вскоре высадился на побережье Англии. Спустя некоторое время он вновь вернулся к Веллингтону в Испанию. Герцог присвоил ему звание полковника и назначил на должность, которая в современной английской армии звучит так: «полк. GSI» – полковник генерального штаба разведки.

После окончательного разгрома Наполеона при Ватерлоо короли и императоры, министры и послы (включая и ренегата Талейрана) вновь собрались в конце лета 1815 года на Конгресс в Вене. Австрийская столица в тот момент приютила самую огромную армию шпионов, когда-либо собиравшихся в одном городе. Пока Конгресс заседал, шпионы следили за королями и министрами. Следили и за второстепенными чиновниками, поскольку именно они выполняли всю реальную работу на встрече. А если выдавалась свободная минута, то, чтобы не скучать, следили и друг за другом.

Венчала вершину этого помешательства на подпольной работе зловещая фигура графа Меттерниха, германского аристократа и истинного правителя империи Габсбургов, главного мастера шпионажа в течение трех последних десятилетий. К его услугам была разветвленная сеть бродяг и проституток, прокуроров и политических информаторов – все они состояли на службе в секретной полиции Меттерниха. Именно они поставляли любовниц для сексуально озабоченного русского царя, собутыльников для пьющего короля Дании и слуг для всех остальных посольств. Слуги эти рылись в корзинах для бумаг в поисках скомканных и смятых клочков бумаги, из которых можно было извлечь какую-нибудь информацию.

Один лишь британский посланник Кастльриг, не хуже Меттерниха знакомый с методами работы секретных служб, мог состязаться с австрийским канцлером на равных. Кастльриг отказался от каких-либо слуг – и потому Меттерниху почти ничего не было известно об истинных намерениях и политике Его британского Величества короля Георга III.

В течение десятилетий европейского мира, последовавшего после устранения Наполеона с политической сцены, шпионы были чем-то вроде хлама на рынке. И лишь в начале второй половины девятнадцатого века и начала Крымской войны тайные агенты вновь стали главным инструментом международной политики. А спустя несколько лет во время американской войны за независимость уже целые полчища шпионов будут сражаться как с той, так и с другой стороны.

Самым знаменитым шпионом во время американской гражданской войны была женщина – уроженка Канады Эмма Эдмондс, которая в качестве шпиона северян не менее одиннадцати раз пробиралась на территорию, контролируемую южанами. Хрупкая, с мальчишеской фигурой, с широкоскулым, решительным лицом, острым взглядом голубых глаз и растрепанными волосами – трудно было бы вообразить нечто менее похожее на одну из лучших в истории женщин-шпионок. И брала она вовсе не шармом куртизанки.

Свое первое задание она выполняла под видом негра-раба. Мужчины! Ей удалось благополучно пройти через линию фронта на сторону конфедератов и сделать тщательные наброски и заметки об укрепленных сооружениях Йорктауна. Однако краска, которой она мазала лицо, оказалась нестойкой, и «негр-раб» неуклонно превращался в белого человека. Офицеры-южане заметили перемену. И тогда, бормоча что-то о том, что она полукровка, шпионка бежала, спрятав свои заметки во внутренней подметке туфель.

Следующую вылазку она совершила под видом женщины-ирландки, занимающейся торговлей вразнос, причем говорила она с таким ирландским акцентом, который можно было приобрести только в самом Типперери. Торгуя кексами, пирогами и всякой всячиной, необходимой в солдатском быту, она прошла через всю конфедератскую армию, собирая информацию. Вскоре Эмма вернулась на север, чтобы отчитаться о выполненном задании. Впоследствии она еще девять раз выходила на шпионские задания – и каждый раз в новом обличье.

К этому времени о ее деятельности стало известно конфедератам, и ей пришлось остаться на Севере и заняться контрразведывательной работой. В этой роли ей удалось накрыть шпионскую сеть южан, один из членов которой был схвачен и расстрелян. После этого Эмма заболела лихорадкой. Доставленная в госпиталь, она совершенно расклеилась и расхворалась и уже никогда больше не смогла восстановить свою нервную систему. Вскоре она вернулась домой в Новую Англию, где, всеми забытая, стала писать книгу о своих приключениях.

Величайшим шпионом второй половины девятнадцатого века был, как и многие другие агенты, немец. А именно Вильгельм Иоганн Карл Эдуард Штюбер, родившийся в 1818 году в маленьком городке Мессебург в Прусской Саксонии, где его отец служил мелким правительственным чиновником. Спустя несколько лет после рождения сына семья переехала в Берлин, куда был переведен отец, и в Берлине молодой Вильгельм Штюбер сначала учился на лютеранского священника, но потом намерения его изменились и он стал юристом.

Как только Штюбер приобрел квалификацию, он тут же окунулся в полицейско-судебную работу и вскоре уже стал хорошо известен как защитник в берлинских криминальных кругах, что неизбежно привело его к близкому контакту с берлинским департаментом полиции, где он стал числиться в списке полицейских информаторов. Когда ему стукнуло 27 лет, он был уже процветающим полицейским шпиком. С характерной тевтонской бесчувственностью, о которой так сожалел Шопенгауэр, Штюбер хладнокровно донес на дядю своей жены в прусскую политическую полицию за его радикальную политическую деятельность.

К середине сороковых годов девятнадцатого века в Европе вовсю шли процессы политического брожения, и Штюбер под видом либерального адвоката и защитника германского рабочего класса стал одним из ведущих агентов-провокаторов в Берлине.

В то время Пруссией правил один из слабоумных Гогенцоллернов, Фридрих Вильгельм, который поддерживал в стране непрерывный, безостановочный террор, действуя руками толпы. Во время волнений в «Год революции» в 1848 году Фридрих Вильгельм неожиданно столкнулся на улице с шумной и буйствующей толпой, гнев которой искал выхода. Во главе одной из самых шумных и грубых группировок был Вильгельм Штюбер. Вытолкнутый вперед под давлением демонстрантов, стоявших за ним, Штюбер неожиданно столкнулся нос к носу с панически испуганным королем, уверенным, что пробил его последний час.

Штюбер выступил вперед, стараясь выглядеть как можно свирепее, но, улучив момент, наклонился к уху Фридриха Вильгельма и зашептал, что на самом деле он полицейский агент, и сказал полусумасшедшему монарху, что никакая опасность ему не грозит, если он сохранит спокойствие и постарается выглядеть как можно дружелюбнее.

Каким-то образом Фридрих Вильгельм ухитрился последовать совету Штюбера и, как оказалось, не забыл шептуна, и вскоре в возрасте тридцати лет Штюбер, с одобрения короля, становится ответственным чиновником прусской политической полиции, не прекращая при этом расширять весьма прибыльную адвокатскую практику. Вскоре после 1848 года у него было уже не менее трех тысяч клиентов из криминального мира, из чего нетрудно заключить, что он, как адвокат, обслуживал большую часть берлинских подонков. У него была репутация защитника, гарантирующего оправдательный приговор.

Сотрудничая с политической полицией, он имел возможность узнавать о секретах департамента уголовных расследований и использовать их в интересах своих клиентов. Однако данные относительно истинной подоплеки его удивительных побед привели к скандалу. В конце концов его положение стабилизировалось, когда в 1850 году он был назначен полицейкомиссаром Берлина. Назначение, однако, не афишировалось, поскольку Штюбер фактически официально приступил к делу, которому посвятил всю оставшуюся жизнь – шпионажу.

Власти Пруссии поручили ему заняться проблемой, которая вызывала у них все растущую тревогу – и которая станет еще большей заботой для европейских разведывательных организаций в следующем веке. Короче, Штюбер должен был следить за деятельностью одного из отцов-основателей международного коммунизма.

Германский агитатор еврейского происхождения по имени Карл Маркс поселился в Хайгете, в Лондоне, и отсюда с помощью другого прусского эмигранта, дворянина Фридриха Энгельса, выливал устойчивый поток революционной пропаганды левого толка. Маркс уже пользовался значительным влиянием среди германских левых и рабочих движений, и потому Штюберу поручили поехать в Лондон и побольше разузнать о Марксе.

Как прусский полицейкомиссар Штюбер сделал осторожные запросы в соответствующий департамент Скотленд-Ярда, позднее ставшего известным как Особый отдел.

В викторианской Англии ни лорд Пальмерстон, ни другие политики не очень-то тревожились относительно деятельности группы германских памфлетистов, которые, похоже, почерпнули большую часть своих идей в читальных залах Британского музея. Англичане просто не видели в этом никакой угрозы своим интересам, а потому первые попытки создать англо-германский антикоминтерновский фронт не увенчались успехом.

Штюбер вернулся в Париж. Под видом политического ссыльного он обратился за помощью к германским социалистам и радикалам, живущим в городе, и получил ее. У них он сумел выудить список их друзей и единомышленников на родине, и когда Штюбер вернулся в Берлин, последовала волна арестов по политическим мотивам.

Где-то между 1850 и 1858 годами Штюбер спровоцировал начало великого исхода германских либералов, таких как Шурц, Якоби и Зигель, потомки которых стали одними из самых выдающихся граждан Америки.

В 1858 году высокородный патрон Штюбера, Фридрих Вильгельм, окончательно свихнулся и был помещен в аристократическую психбольницу. Место регента занял его брат, тоже Вильгельм, который больше известен в истории как Вильгельм I Германский. Он не одобрял ни самого Штюбера, ни его тайной деятельности, и потому Штюбер вынужден был отказаться от планов баллотироваться – в качестве либерала – в прусский парламент, и вскоре многие из его врагов получили возможность совместно выступить против него.

Штюбера арестовали и предали суду, но несмотря на это он по-прежнему оставался классным адвокатом и потому сумел блестяще организовать свою защиту. В суде он сумел доказать, что все, что он делал, он делал с одобрения короля. Он доказал, что никогда не был ни предателем, ни непатриотичным, ни лично мстительным. Все, что он делал, было лишь верной службой прусской короне. И потому осудить Штюбера фактически означало обвинить Фридриха Вильгельма и прусское государство. Вот почему суду не оставалось ничего другого, как оправдать его. Однако должности он был лишен.

Столь способный шпион недолго оставался без работы. Как-то раз ему удалось замять скандал, в который оказалась замешана жена русского дипломата в Берлине, после чего был приближен русским правительством. Штюберу было поручено создание в Санкт-Петербурге службы внешней разведки. Таким образом он фактически стал отцом иностранного отдела царской тайной полиции – «охранки», предшественницы Чека, ГПУ, НКВД и КГБ.

Как настоящий германец, все время, пока он занимался организацией русской секретной службы, Штюбер оставался прусским шпионом. Не во время ли своей русской ссылки встретился он с блестящим молодым прусским дипломатом графом фон Бисмарком, который некоторое время был прусским послом в Санкт-Петербурге, доподлинно неизвестно. В 1863 году, когда Бисмарк уже взял под эффективный контроль всю Пруссию, эти двое были представлены друг другу владельцем газеты «Nord-deutsche Allgemeine Zeitung». Оба нашли друг друга близкими по духу, и эта встреча стала началом грозного партнерства, продолжавшегося до самой смерти Штюбера. Будучи бисмарковским «королем ищеек», Штюбер играл ключевую роль во всех последующих триумфах Бисмарка.

Бисмарк уже решился на первые изменения в международной политической стратегии, на которую этот величайший государственный деятель Германии оказывал глубокое воздействие в течение последующей четверти века.

Главной его целью, остававшейся предметом постоянной озабоченности для Бисмарка, была мощь Австрийской империи. Если, как планировал Бисмарк, Пруссии суждено стать доминантой в германском государстве, историческая мощь империи Габсбургов должна быть сокрушена. Реорганизованная и перевооруженная под руководством Бисмарка, прусская армия была почти готова к активным действиям, и Бисмарку необходимы были точные данные о состоянии военной готовности Австрии. И Штюбер был тем человеком, который мог такие данные раздобыть. Когда Бисмарк предложил ему выполнить эту миссию, Штюмер заверил канцлера, что он сможет сделать это один.

Нарядившись торговцем дешевых религиозных статуэток и картинок, Штюбер «вторгся» в Австрию на повозке, запряженной одной лошадью. Он был деловым человеком, равно как и общительным. В течение нескольких месяцев он путешествовал по всей Австрийской империи, примечая и записывая все, имеющее хоть какое-то значение с военной точки зрения. И так точны были добытые им разведданные, что даже прусский главнокомандующий фон Мольтке поражался их достоверности.

Прусская кампания 1866 года была одной из самых коротких в военной истории – она продолжалась сорок пять дней. Благодаря Штюберу, она оказалась также и одной из самых решающих. Одержав победу при Садове, Бисмарк обеспечил господствующее положение Пруссии над всеми германскими государствами.

В ходе кампании Бисмарк поручил Штюберу заняться созданием контрразведывательной организации, на которую среди прочего планировалось возложить и охрану императора Вильгельма I и военной верхушки в лице фон Мольтке, Руна и самого Бисмарка. Штюбер взял за образец систему контрразведки наполеоновской Франции, созданную в свое время Фуше. С типичной прусской основательностью он создал разведывательную машину, эффективность которой заставила бы наполеоновского министра полиции позеленеть от зависти.

Как руководитель контрразведки, Штюбер общался с юнкерами из прусского генерального штаба, и подобно другим немцам, имевшим сходное происхождение, он был нахален и обидчив. Вышколенные, прекрасно воспитанные офицеры прусского генштаба, самая замкнутая военная каста в Европе, отказывались терпеть шпиона в своей компании. В ответ Бисмарк публично пригласил Штюбера на обед, а также уговорил сопротивлявшегося изо всех сил фон Мольтке дать Штюберу орден. Однако Мольтке разделял взгляды Наполеона на медали для шпионов, а потому исполнил просьбу Бисмарка лишь после того, как извинился перед своим персоналом.

Штюбера также можно назвать отцом пропагандистской техники двадцатого века, известной под названием «большая ложь». Он уговорил Бисмарка позволить ему основать по виду совершенно безвредную организацию, известную как Центральное разведывательное бюро, откуда шел поток односторонней и в высшей степени тенденциозной военной и политической пропаганды. После окончания войны Штюбер продолжил эту деятельность из Берлина, однако обнаружил, что его усилия серьезно подрываются сообщениями новостей, распространяемых берлинским отделением агентства Рейтер – британского агентства новостей. Используя средства, тайно предоставленные Бисмарком, Штюбер вынудил Рейтер свернуть свою деятельность, а сам впоследствии создал всемирно известное Телеграфное бюро Вольф, дожившее до нацистских времен.

Важная роль, которую сыграл Штюбер в победе над Австрией вкупе с растущим доминированием Бисмарка над прусским монархом, радикально изменило до сих пор враждебное отношение Вильгельма к шпиону. Утверждая, что пятилетняя ссылка Штюбера была следствием недопонимания и что этот мастер шпионажа поистине незаменим, король произвел его в члены Тайного совета Пруссии, а также даровал Штюберу и другие почести. На самом деле Штюбер и без всяких званий был к тому времени одним из самых значительных людей в Пруссии. И, главное, он был близким другом самого канцлера. Этот мастер дипломатии начал советоваться с мастером шпионажа по поводу дальнейших шагов, которые следовало бы предпринять. Оба сошлись во мнении, что их следующей целью должна стать Франция.

Характеристика Бисмарка как «железного канцлера» вызывает в воображении образ твердого, бескомпромиссного человека, однако в действительности, особенно на ранних этапах своей деятельности, он часто был подвержен сомнениям и неуверенности. И теперь Штюбер мог помочь своему хозяину в организации дипломатической изоляции Франции. Накануне официального визита в Париж русского царя Александра II Штюбер узнал от одного из своих прежних русских шпионов о планируемом покушении на жизнь царя. Это должно было случиться во время военного парада в Париже. Обычный путь в подобных случаях – сразу проинформировать французов. Вместо этого Штюбер попридержал открытие заговора до самого дня парада.

Французы, как и ожидали Штюбер с Бисмарком, были в панике. Они арестовали заговорщиков и рассказали все Александру и его свите. Царь потребовал смертной казни для заговорщиков, однако фактически никакого преступления не было совершено, и потому, согласно французским законам, заговорщиков могло ожидать лишь минимальное наказание. Александр был взбешен и покинул Париж в сильном негодовании. И впоследствии отношения Франции и России были явно прохладными. А ведь Россия была наиболее вероятным союзником Франции в ее будущем конфликте с Пруссией.

К 1868 году Бисмарк уже решил напасть на Францию. Наполеон III уже переоснастил свою армию, вооружив ее новыми винтовками и митральезами – первыми прообразами пулемета, установленными на колеса, подобно пушке, в качестве ответа на прусские заряжающиеся с казенной части ружья, которые по мнению военных экспертов обеспечили победу Бисмарка над Австрией. И Штюбера посылают во Францию, чтобы он на месте оценил технические достоинства нового оружия.

Каковы бы ни были относительные достоинства немецкого и французского вооружений, у Штюбера сложилось мнение, что Франция Наполеона III была раздираема внутренней борьбой и потому фактически безвластна. Его отчет разрешил сомнения Бисмарка, и вопрос о нападении на Францию был решен. Чтобы подготовить поход, Штюбер организовал шпионскую сеть, в которую входило около 40 000 агентов в Эльзасе и Лотарингии, откуда, где, как ему было известно, фон Мольтке и Рун планировали начать атаку. И в итоге мало что оставалось в восточной Франции такого, что было бы неизвестно Бисмарку и Штюберу за несколько месяцев до начала франко-прусской войны 1870 года. Когда военные действия начались, шпионы Штюбера немедленно докладывали фон Мольтке о каждом передвижении французских войск. Последовавшая победа под Седаном была неизбежной.

В ходе боевых действий Штюбер принял на себя командование полевыми полицейскими силами безопасности в количестве тридцати офицеров и 150 людей других званий и был безжалостен по отношению к французским шпионам. Когда во время осады Парижа Версаль стал штаб-квартирой немцев, Штюбер казнил жениха-француза, который вернулся в город после медового месяца, проведенного в Париже. А когда юнкера и штабные офицеры выразили протест, говоря о невиновности молодого человека и указывая, что он только что женился, Штюбер лишь заметил: «Это делает мою задачу еще более мучительной». Устроившись во дворце герцога де Персине, Штюбер становился все более свирепым и наглым на фоне продолжающейся осады Парижа. В конце концов он отказался повиноваться даже приказам фон Мольтке и Руна. Он соглашался принимать лишь указания Вильгельма Прусского, который вскоре будет коронован в Версале как император Вильгельм I, и своего хозяина Бисмарка. Естественно, вскоре Штюбера стали равно ненавидеть как французы, так и сами немцы.

Когда начались переговоры о капитуляции Парижа, Бисмарк разместил главу французской делегации на переговорах Жюля Февре в штаб-квартире тайной службы Штюбера, и чтобы постоянно информировать Бисмарка, Штюбер и двое его ближайших заместителей добровольно взялись исполнять роль личных слуг Февре. Так Штюбер стал камердинером французского посланника, и впоследствии француз очень хвалил его за то усердие, с каким он исполнял свои обязанности. Штюберу доставляла какое-то странное удовольствие роль слуги, и он пользовался каждой возможностью, чтобы порыться в вещах Февре. Каждый французский документ, каждая депеша и телеграмма были скопированы и переправлены Бисмарку. По словам самого шпиона, пункты соглашения, которые позднее Бисмарк диктовал французам, основывались исключительно на информации, которую он добыл для канцлера германской империи.

Когда немцы ушли из Франции, Штюбер оставил после себя обширную сеть тайных агентов – большинство из которых не были немцами, разбросанных по всей стране.

Несмотря на проблемы, порожденные после 1871 года сидевшими в Берлине правительствами-близнецами – правительством рейха и правительством Пруссии, Штюбер успешно строил национальную службу тайной полиции. Ее особой задачей стало следить за германскими государствами, такими как, например, Ганновер, который, учитывая его исторические связи с Англией, находил прусское иго особо утомительным. Как составная часть этой политики Штюбером в Берлине был открыт «Зеленый Дом», где иностранные и германские особо важные персоны могли предаваться порокам в роскошных условиях, ну а о содержании их бесед уже на следующее утро становилось известно министру полиции Штюберу. Этот дом был своего рода прототипом столь же пресловутого «Салона Китти», организованного нацистским последователем Штюбера – Гейдрихом за несколько лет до начала Второй мировой войны.

После победы над Францией и созданием империи Гогенцоллернов, Штюбер по-прежнему остается самым доверенным личным советником Бисмарка. Но даже при этом и несмотря на огромное богатство, накопленное им за долгие годы, он так никогда и не был принят в свете. Юнкера ничего не забыли, и его высокомерие, проявленное в Версале, закрыло Штюберу путь в берлинский свет. Однако его место в истории как главного шпиона Бисмарка останется за ним. Но когда он умрет, в 1882 году, на похороны придет не только Бисмарк, но и представители германского императора, равно как и других европейских коронованных особ.

Именно Вильгельм Штюбер создал германскую систему шпионажа и контршпионажа, которая послужила основой для создания германской секретной службы под началом ее прославленного шефа – полковника Николаи, с которой Германия Вильгельма II и вступила в Первую мировую войну.

Последние годы девятнадцатого века стали свидетелем и реорганизации британских секретных служб. Были разделены разведслужбы армии и флота, и таким образом британская и германская разведки развивались, все более отдаляясь друг от друга, в организации противоположных типов. И обе послужили моделью для создания секретных служб других держав в двадцатом веке.

С тевтонским стремлением к все большему централизму, немцы в итоге создали централизованную разведслужбу, развивавшуюся по пути, намеченному Штюбером. Германскую систему взяли за основу Соединенные Штаты, когда после 1945 года из разных соперничающих между собой секретных систем создавали свое Центральное разведывательное управление.

Британцы со свойственным им бесподобным политическим чутьем всегда сознавали, что глава британской секретной службы неизбежно становился бы самым могущественным человеком в государстве. Политический результат ясен: не следует подчинять все разведывательные службы одному человеку.

Различные ветви британской разведывательной системы стали, и остаются до сих пор, независимыми. Разведывательные управления Адмиралтейства, министерства обороны, а позднее и министерства авиации не поддерживали оперативных контактов с секретными службами, которые действовали, например, под эгидой Форин Офис. Информация, которую добывала каждая из этих служб, сходилась воедино лишь в одной точке – на Уайт-холле.

Эта система существовала на протяжении всей Второй мировой войны. Так называемые «любители» из Отдела особых операций (SOE), которые оперативно подчинялись министру военной экономики, были не осведомлены о деятельности «профессионалов» из секретной службы и не зависели от них. Этим объясняются некоторые трудности, возникавшие у этой отважной группы британских агентов под командованием полковника Мориса Бакмастера из знаменитого отдела «F», куда входили «Одетта», Петер Черчилль, «Мадлен» и другие герои и героини Сопротивления во Франции и в других оккупированных странах.

Независимость различных ветвей британской разведки может приводить к некоторой путанице, особенно среди союзников, которые не понимают, как эта система вообще может работать. Так, осенью 1945 года во время охоты за Гитлером, в которой автор участвовал в качестве иностранного корреспондента, некие офицеры американской разведки пришли к убеждению, что фюрер пережил падение Берлина и что британцам было известно, где он скрывается.

Потребовались значительные усилия британских офицеров и довольно много времени, чтобы обнаружить источник этих всерьез воспринимаемых слухов. И тогда выяснилось, что офицеры британской разведки несколько раз посетили генерала Риттера фон Грейма, который был назначен преемником Геринга на посту руководителя люфтваффе на случай чрезвычайных обстоятельств, когда тот умирал в Зальцбургском госпитале. Грейм был одним из последних среди покинувших бункер Гитлера в развалинах Имперской канцелярии и был вывезен на небольшом спортивном самолете летчиком-испытателем Ханной Райч.

Американцы решили, что Грейм открыл англичанам правду о Гитлере. И потребовалось некоторое время, чтобы офицеры британской военной разведки выяснили, что «агенты британской секретной службы», которых видели в Зальцбурге, были одеты в… авиационную форму. Это были офицеры технических служб авиационной разведки, которые пытались выудить секреты новых изобретений люфтваффе у умирающего Грейма.

Британская разведывательная система, состоящая из независимых и временами конкурирующих сетей, централизованная лишь на самой вершине, в одной точке, заслужила всеобщее одобрение и была заимствована крупнейшими шпионами двадцатого века – Политбюро или Президиумом Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза. Сталин быстро понял и оценил выгоду для себя в роли единственного руководителя всей системы советского шпионажа. Мистер Хрущев, конечно же, постарался сохранить за собой этот пост, хотя его полномочия, возможно, были несколько урезаны в результате событий, последовавших после 1953 года.

Вопреки всеобщей уверенности, существует по крайней мере полдюжины советских разведывательных сетей за рубежом. Некоторые из них сугубо технические и занимаются такими вопросами, как торговля. Одна – личная шпионская сеть Советского Президиума. Но, как станет ясно из этой книги в дальнейшем, двумя крупнейшими организациями советского шпионажа, часто жестоко конфликтующими между собой, являются ГРУ – внешняя разведслужба советского верховного командования, иногда известная как 4-е Управление, и зарубежный отдел советской полиции государственной безопасности, известной в разные времена как Чека, ГПУ, НКВД, МВД и в более близкие времена как КГБ, но которую профессионалы из стран Запада знают как ГБ.