Заключение

Наше путешествие по книгам В. Суворова окончено. Теперь вам тоже ясно, что представляет собой его вклад в изучение нашего прошлого, сколько стоят его «труды» и «концепции». Они не имеют никакого отношения к реальности. Остается только один вопрос: как суворовские пасквили сумели завербовать себе столько сторонников, ведь ложь автора лежит на поверхности, а его опусы несут весьма оскорбительный для нас смысл? Здесь, по выработавшейся на научных статьях привычке, мы предлагаем вам некоторые выводы, к которым мы пришли в ходе ощипывания перышек нашей заморской птички. Вот «система лжи» Виктора Суворова: сухой остаток его трудов, фальшивые «выводы» и те исторические истины, которые ему потребовалось исказить.

Главный тезис: СССР — виновник развязывания Второй мировой войны.

Тезис № 1: СССР более агрессивен, чем гитлеровская Германия.

Для того, чтобы это доказать, Суворов стремится отыскать «врожденную» агрессивность советского режима и, с другой стороны, умолчать об агрессивности гитлеровской Германии.

Врожденная агрессивность большевиков, за неимением лучшего, отыскивается в ходе любого мало-мальски заметного движения «красных орд» от центра страны, например контрнаступления РККА в Польшу в 1920 году, или наступательной фазе боев на Халхин-Голе. А чтобы придать требуемый агрессивный характер продвижению РККА, следует исказить все факты, свидетельствующие об отсутствии агрессии с советской стороны, например, избирательно забыть оборонительное начало этих боев.

Также нужно придать какую-то особую подлость заключенному 23 августа 1939 года советско-германскому договору о ненападении. Для этого следует утверждать, что именно этот договор развязал войну, хотя Гитлер не ставил нападение на Польшу в зависимость от договоренностей с кем бы то ни было. Необходимо забыть, что для Сталина на тот момент пакт с немцами был отличным шансом подольше остаться вне начинающейся независимо от его воли войны, и постараться найти криминал в желании Вождя (абсолютно правильном!) уберечь страну от полномасштабных боевых действий.

Кроме того, как враждебный акт в направлении Германии со стороны Советского Союза требуется выставить присоединение Западной Украины, Западной Белоруссии, Бессарабии и Прибалтики к СССР в 1939–1940 годах, а также финскую войну. Для подгонки событий под требуемый злобный колорит следует забыть, что каждое из этих внешнеполитических действий проходило согласно советско-германским договоренностям, под наблюдением германской стороны, и не вызывало ее протестов.

Для поддержания образа СССР как априори агрессивной страны требуются также многочисленные намеки на то, что:

А) советские люди гораздо хитрее всех остальных от природы и (следовательно) представляют большую опасность для немцев (и всего «свободного мира»), чем немцы для них;

Б) советский режим гораздо более скрытный, безжалостный и коварный, чем любой другой, в том числе и гитлеровский.

Для привлечения читателей два последних утверждения выдаются за защиту Чести Родины от неких неведомых злопыхателей; по этому поводу первое маскируется под лозунг «Мы не дураки», второе прикрывается борьбой с тоталитаризмом и бесконечной апелляцией к хорошему Западу, где, якобы, ничего плохого нет и быть не может, потому что демократия.

Тезис № 2: СССР начал агрессивную войну раньше, чем гитлеровская Германия

Поскольку единственный общепринятый критерий начала войны между двумя государствами (выступление вооруженных сил одной страны против войск другой) в пользу агрессивного Советского Союза абсолютно не работает, необходимо изобрести какой-то другой критерий, указывающий на более раннюю, чем 22 июня 1941 года, дату.

Таким образом появляются утверждения о приказе Сталина начать Вторую мировую, якобы, наличествующем в тексте, якобы, сокрытой стенограммы, якобы, сверхсекретного заседания Политбюро 19 августа 1939 года.

Еще требуется «скрытая мобилизация», начатая в СССР до начала войны, обязательно поставленная без сопоставления с мобилизацией войск Германии, проходившей совершенно открыто задолго до, якобы, имевших место аналогичных, секретных и потому половинчатых мероприятий в РККА.

И, наконец, нагнетается напряжение вокруг отмечавшегося очевидцами предчувствия войны, из чего делается вывод, что мирный СССР до 22 июня 1941 года готовился исключительно к агрессии, прочие же варианты действий страны, на самом деле готовившейся к войне, агрессивно замалчиваются.

Тезис № 3: СССР гораздо более опасен, чем гитлеровская Германия.

Для обоснования сего привлекается уже упомянутый лозунг «Мы не дураки», практически везде означающий последовательное утверждение того, что советский народ значительно превосходит другие по своей способности к ведению войны, более скрытен, хитер и (следовательно) гораздо более опасен, чем все остальные.

При этом акцентируется внимание на принципиальной и патологической антигуманности всех действий советских людей: извлекаются и придумываются «немыслимые зверства», «колоссальные жертвы», «тотальные изнасилования» со стороны РККА, разумеется, в полном вакууме относительно возможных аналогий с действиями Запада и даже фашистской Германии.

Кроме того, завышаются все количественные и качественные характеристики советского оружия, об устаревших образцах старательно умалчивается. Одновременно акцентируются слабые стороны немецкой техники, с помощью надуманных аналогий на пальцах демонстрируется шапкозакидательное превосходство всего комплекса боевой техники РККА.

То же самое необходимо обнаружить и в сравнении качеств личного состава Красной Армии и вермахта. С этой целью из всего комплекса свидетельств о немецких командирах выбираются ультрапартийные авторы, поносящие военных за непослушание фюреру и проигрыш войны на Востоке. О том, что на 1941 год успехи немецкой армии были куда весомее советских — умалчивается. Также забываются хвалебные высказывания гитлеровцев о своей армии, относящиеся к началу Великой Отечественной, или же они подаются под иронический комментарий о «скором прозрении».

Далее для утверждения о превосходстве советского командования над немецким следует забыть плачевный опыт начального периода Великой Отечественной, перескакивая сразу на победный сорок пятый. Предвоенные репрессии надо подать как усиление армии; мол, это — планомерное мероприятие, оказавшее положительное влияние на обороноспособность Советского Союза.

По всему комплексу вооружения проводится специальная разграничительная черта, отделяющая «наступательное» — агрессивное, злобное оружие от «оборонительного» — честного и правильного, которое, в отличие от первого, имеют на вооружении «добрые», «хорошие» демократические страны.

Из всей недолгой истории Советской России выбираются эпизоды, с помощью которых иллюстрируется «тоталитарность», скрытность, непредсказуемость в поведении, исключительная аморальность и корыстолюбие внешней политики советского руководства, что вдобавок дополнено поистине сверхъестественной проницательностью и гениальностью лично Сталина. Утверждается, что СССР уже самим фактом своего существования создавал смертельную угрозу жизням западных людей, при этом художественно живописуются абсолютно невыносимые условия существования человека в рамках СССР и соцлагеря, с постоянным запугиванием читателя тем, что все перечисляемые ужасы «коммунисты» собирались и имели реальную возможность осуществить именно у него дома.

Подведем итоги. Внимательно!

Все это есть сухой остаток от рассуждений Суворова, именно это он последовательно провозглашает на страницах всех своих «трудов». Разумеется, все эти его утверждения — бред, имеющий очень мало общего с действительностью. Это можно заключить хотя бы из угрожающе малого количества цитат, привлекаемых Суворовым для подтверждения своих тезисов, а также постепенно ставшее тотальным отсутствие сносок на источники.

Для того чтобы сделать свой текст убедительным, что является весьма непростой задачей при отсутствии вызывающих доверие цитат и крайнем неправдоподобии основных его постулатов, Суворов использует целый ряд специфических приемов. Сейчас мы с вами вкратце познакомимся с каждым из них.

1. Ложь. Эта весьма распостраненная метода, прочно угнездившаяся на страницах всех его книг. Вспомним, к примеру, утверждение из «Ледокола», что танки БТ никогда не использовались на своей территории. Вспомним как в «Дне „М“» Суворов изобрел Жуковский «блицкриг» на Халхин-Голе, напрочь игнорируя то, что война велась уже более двух месяцев, и, между прочим, именно оборонительная! Вспомним, как проврался Суворов, убеждая нас, что «пивной путч» Гитлера и беспорядки Тельмана произошли в один и тот же день. И таких примеров полно, больших и малых.

2. Преувеличение. Например (в течение всего повествования на протяжении всех книг), значения Советского Союза. Скажите, пожалуйста, почему это, хотелось бы знать, европейские дела у Суворова решаются где-то на периферии Европы? Куча места отведена позиции Советского Союза и его руководства, меньше — Гитлеру, который, впрочем, только для того и существует, чтобы идти у Сталина на поводу; а вот Англия и Франция упоминаются исключительно для галочки и зачастую лишь как невинные и ни о чем не подозревавшие жертвы событий, как-то все время идущих мимо них. Как, хотелось бы знать, можно описывать предвоенную Европу, не освещая подробно действий английского и французского правительств? Они ведь были тогда самыми мощными державами Европы и мира, имели сильнейшие вооруженные силы, огромный экономический и индустриальный потенциал, они были колоссальными колониальными империями, и, наконец, именно Англия и Франция вышли победителями из последней на тот момент войны. Именно Англия и Франция были гарантами существования и соблюдения ими же разработанных и проводимых в жизнь Версальских договоренностей! И когда мы говорим о вооружении Германии и задаемся вопросом о том, кто же там помогал Гитлеру, мы должны в первую очередь посмотреть на авторов и гарантов международных договоренностей, запрещавших Германии это делать. Кто эти гаранты? СССР? Нет! Так почему же он должен делать работу англичан и французов, на которую они с готовностью подрядились? СССР, конечно, направлял туда и сюда всевозможные протесты, да только вот считались с ними те же англичане и французы слабо. Но все это остается в рассуждениях Суворова за кадром. Фильм о Европе, а две самые мощные державы этого региона — за кадром, в кадре же мы видим только находящийся на далекой периферии Советский Союз и его демонического лидера. Почему к СССР применена такая лупа? Очевидно, что дядя режиссер мухлюет! Другой, менее общий пример — преувеличение всех мыслимых характеристик советского вооружения кануна и начала войны. Тут не имеет смысла повторяться, в тексте книги техническим подробностям уделено достаточно места.

3. Умолчание. Плавно переходящее из преувеличения и дополняющее его. Скажите, вы встречали хоть раз на страницах Суворова упоминание Лиги Наций? Я — да. Единожды (см. «Самоубийство», с. 315)!!! Хотя читал суворовские сочинения буквально в четыре глаза и несколько раз. А попробуйте написать несколько томов истории «холодной войны», лишь единожды упомянув ООН! Но вместо объективного изложения фактов нам снова тычут чертом в банке, находящимся на окраине Европы и регулярно дискриминировавшимся в той самой Лиге Наций, — Советским Союзом. Историю «холодной войны» не напишешь без Китая и Мао, но основные действующие лица находились не там! А СССР на ведущие роли как раз по итогам Второй мировой и вышел!!! Или, к примеру, встречали ли вы в сочинениях Суворова танк Т-26? Я — да. Единократно (см. «Самоубийство», с. 311)!!! Вы уже знаете, что именно Т-26 был самым многочисленным и распространенным танком РККА перед войной, «рабочей лошадкой» советских танкистов предвоенных лет, и в самом начале войны тоже, это — основная масса тех десятков тысяч советских танков, которыми все время трясет Резун. Напишите историю танков в Великой Отечественной, лишь единократно упомянув Т-34, и тогда вам станет понятно, как писались суворовские «труды»! Кстати, даже в этих местах и самая крупная тогдашняя международная организация, и основной на то время советский танк именно упомянуты, только упомянуты между прочим…

4. Образность и упрощение. Это — один из приемов, делающий труды Суворова очень популярными, но также и позволяющий ему искажать историю, не вызывая подозрений у неспециалистов. История — простая наука, там все сходится, как в кроссворде, — пишет какой-то там хренов суворолюб в «Русской мысли», но помните, что только дураку всегда все бывает ясно. Для примера задачка: отыщите подлинные причины событий, произошедших с десятком ваших знакомых за неделю. Встаньте на место каждого, опишите мотивы их действий. Это очень просто? Все сошлось, как в кроссворде? Если да, то вы просто плохо их знаете. Люди — не заводные куклы, механически исполняющие обусловленный кем-то танец, их поступки часто нелогичны, им свойственно принимать решения при неточной и неполной информации о событиях, они, наконец, ошибаются. А история стран и народов весьма похожа на многократно усложненное повторение истории простых людей. Так что излишняя простота в изложении научных исследований (а Суворов, напомню, претендует на вклад в науку) часто бывает хуже воровства. Вопиющий пример, который так и просится на эту страницу — наш «летучий шакал» Су-2 и проводимая Суворовым далекая, похоже, исключительно ассоциативная аналогия с Никадзимой B-5N. Сравнение делается Суворовым на уровне детсадовского стишка: вот это — стул, на нем сидят, вот это — стол, за ним едят, и далее в тех же доходчивых выражениях объяснено, что сидеть на столе и есть за стулом нельзя, хотя вообще-то мы с вами знаем, что даже и это не вполне так. Разумеется, в любой книге, и научной, и популярной, должен соблюдаться определенный баланс между простотой и точностью в следовании всем известным фактам, и далеко не все могут достичь удачного синтеза того и другого. Но у Суворова — особый случай, когда простота нужна не как средство верно передать историческую реальность, а как средство эту реальность закамуфлировать.

5. Культ себя. Об этом мало говорилось в тексте; не относящиеся к сути повествования куски я просто отбрасывал, но здесь следует остановиться на этих вещах подробнее. Чтобы читатель поверил такому количеству бреда и, как говорят в армии, неутыков, наш храбрый автор должен был представить себя ни много ни мало виднейшим спецом по армии, и экспертом в истории. Свой авторитет Суворов воздвигал долго, целеустремленно и целенаправленно, а теперь любовно полирует со всех сторон, благо сказать, по большому счету, ему уже нечего. Я до сих пор остаюсь в шоке от того, как беззастенчиво Суворов рисуется перед своим читателем на страницах своих книг. Здесь уж — никто лучше (в смысле хуже) Суворова не скажет, так что ему слово.

«Итак, Третьяковка. Обычно я приходил к вечеру. Так повелось: в Бородинскую панораму поутру не пробиться. А за пару часов до закрытия… И в Третьяковку тоже. Я люблю второй этаж. Больше всего — пейзажи. Во мне не состоялся великий пейзажист. Сознавая загубленную потенцию, часами ревниво рассматриваю чужие холсты: осинки, березки, елочки. На каждом пейзаже местечко высматриваю, куда бы лучше противотанковую пушку всобачить. Чтоб скрыть ее напрочь от вражьего глаза. А самая моя любимая картина — „Ночь на Днепре“ Куинджи. Картину эту никогда не встречал в репродукциях. Ее невозможно копировать: черная ночь, 41 оттенок черного цвета, зеленая луна, того цвета, каким бывает огонь светофора в ночном тумане, и лунная дорожка по Днепру, и отблески по черным облакам. Какая ночь! Какой простор! Какая мощь! Самый момент Днепр форсировать. И еще лучше в такую ночь снять тихонечко 3-ю гвардейскую танковую армию с Букринского плацдарма и под соловьиные трели перегруппировать ее на Лютежский плацдарм. Чтоб никто не дознался. А потом с Лютежского, откуда появления танковой армии противник не ждет, внезапным ударом… Ах, Куинджи!..»

Дорогой читатель, знакомясь с подобными откровениями, обязательно спросите себя, кто это написал. Может, прошедший сквозь огонь трех войн артиллерист? Или бронебойщик, Герой Советского Союза, уничтоживший в одном бою шесть немецких танков? Бывалый старшина, в горячем сорок втором три недели пробивавшийся из окружения к своим? Нет — человек, за всю свою жизнь ни разу не стрелявший боевым снарядом по реальному противнику. На счету Суворова-Резуна лишь один действительно близкий к боевому эпизод, по законам военного времени именуемый «добровольная сдача в плен с оружием в руках». Слова разглядывающего Куинджи Суворова имеют вес только тогда, если он рассуждает о том, как бы в эту лунную ночь под пение соловья удачнее обойти заградотряды, спереть гражданское платье и, зарыв в лесу форму и документы, полным ходом дерануть до хаты. Или, счастливо избежав пули в затылок от своего передового дозора, с минимальным риском поднять лапки кверху вблизи немецкой кухни. А наш «полководец», протянувший в вышеприведенном отрывке свои неокрепшие ручонки к армиям, в реальности даже ротой не командовал. И потому — с треском пролетел: кто будет мечтать форсировать Днепр при ЛУННОЙ ночи? Посмотрите на картину — видимость отличная! А слышимость — трели соловьиные за километры разносятся! А наш «спец» целые танковые армии собрался гонять полным ходом под луной да в полной тиши! Покойник — и тот проснется, выглянет полюбопытствовать, соловушка ли это нам свистит, или 3-я гвардейская танковая армия на цыпочках к Днепру при полной лунной иллюминации крадется? Воистину — «Ах, Куинджи!..»

6. Культ врага. Воевать с пустым местом не очень удобно, а с не пустым — очень опасно, когда твое единственное оружие составляют потоки слов. Поэтому Суворов пишет себе врага широкими мазками, не стесняясь в выборе выражений, но обозначая его предельно размыто: коммунисты, кремлевские фальсификаторы и продажные историки. Говоря о своих оппонентах, Суворов, в частности, пишет, что «выросли целые поколения добровольных защитников коммунистической лжи о нашей невероятной, поистине необъяснимой тупости» (Последняя…, с. 145). Я знаю, что это про меня, но я себя что-то не узнаю. И других его критиков не узнаю тоже. Кто это из оппонентов Суворова, скажите мне, пожалуйста, пишет о «нашей невероятной, поистине необъяснимой тупости»! Я не требую десятков тысяч фамилий, хотя мне были обещаны «целые поколения» соратников, но назовите трех!!! Здесь абсолютно советский, точнее даже сталинский прием — приписывание оппоненту точки зрения, имеющей гораздо больше общего с критиком, чем с критикуемым автором, после чего доводы, якобы принадлежащие врагу, с блеском разбиваются. Разница со Сталиным есть только в том, что критика вождя всегда имела адресатов, у Суворова при конкретном тезисе присутствует оппонент, о котором ничего не сообщается, фамилии злодеев (как правило, несколько) появляются только при упоминании размытых общих положений. Пример — на народ клевещут «Иосиф Косинский… Косинскому подпевают М. Штейнберг, Ю. Финкельштейн, Л. Квальвассер, Л. Розенберг и еще целая орава» (Самоубийство, с. 329–330) — видимо, злобствуют хором, и исключительно «вообще», а вот конкретное обвинение фальсификаторов в том, что «На вопрос: „Зачем Сталин согласился помогать Гитлеру рубить относительно узкий коридор через Польшу?“ — коммунистические историки пытались придумать ответы, но неудачно» (Ледокол, с. 41<40>) оказывается адресованным в пустоту, ведь «коммунистический историк» — это не фамилия, не звание и не должность.

7. Создание атмосферы. Этот прием, появлявшийся в «Ледоколе» еще в несовершенном виде (помните: «Каждый германский школьник знал, чем в конечном итоге для Германии кончаются войны на два фронта» (Ледокол, с. 42<41>)? Создается ощущение, что ничем не доказанный тезис — сама очевидность) позже был доведен автором до невиданных высот. С помощью целых абзацев пустопорожних рассуждений («Исследователь порой отдает всю жизнь научному поиску. И вот однажды… Именно такая удача выпала и на мою долю. В пропыленных архивах я нашел… судя по документам, сосредоточил в руках необъятную власть… было достаточно власти, чтобы ввести в сражение одновременно пять армий. Или десять. Или двадцать» (День «М», с. 40–41<366>); а назвал бы сразу окончательное число, ведь не было бы того эффекта, а?) Суворов ухитряется придать значимость вещи абсолютно второстепенной (в данном случае — сталинскому псевдониму «Иванов»), которая ему нужна для придания исключительности разработке и строительству Су-2, ведшемуся под этим названием. Суворову, для того чтобы добиться доверия читателя, мало просто сообщить факты и определенным образом их трактовать, для этого его факты слишком выборочны, а трактовки легковесны, уверенности в тезисах нет, и поэтому Виктору нужна ВЕРА. Чтобы добиться ВЕРЫ в свои тезисы, Суворов специально подготавливает восприятие читателя с помощью эмоциональных, но никак не относящихся к делу рассуждений, призывая к работе воображение, но не сознание. Его текст в данном и многих других случаях развивается по законам спиритического сеанса, когда духовидец, производящий руками над свечкой магические пассы и едва слышным шепотом бубнящий заклинания, не забывает подмигивать зрителю, мол, смотри, вот-вот начнется… А затем во весь голос гаркнет какие-нибудь «хабры-бабры», и тут уж только у самого крепкого нервами читателя волосы на голове не зашевелятся.

8. Умышленное неправильное цитирование. Примеров этому масса. Да и комментировать тут, пожалуй, нечего — исследователь, в отличие от пропагандиста, не может себе позволить ложь. А у Суворова мы в каждой книге встретились с умышленно искаженными цитатами. Самый показательный пример, это, скорее всего, цитаты из «Правды» в конце пятой главы «Ледокола». Это — голая неприкрытая ложь, не имеющая никакого оправдания. Не мог Суворов, приводя цитату из статьи Емельяна Ярославского, не заметить имени ее автора и имени автора цитаты (Франческо Сфорца).

9. «Мертвые души». Это я про источники Суворова. Главный парадокс его творчества заключается в том что, как только наш бристольский «эксперт» ссылается на какую-либо книгу и начинает называть ее авторов «замечательными историками», — это верный признак того, что книгу он или не читал, или ее содержание является злой насмешкой над суворовскими теориями. Так было с книгой Бушуевой про «Фашистский меч», так было с «гиперсекретными» мемуарами Сандалова, так же было и со статьей «двух мужественных, то есть настоящих историков» — Золотова и Исаева в «Военно-историческом журнале», выводов которых Суворов благоразумно предпочел не приводить. Господа суворолюбы, раз ваш кумир советует прочесть — не упрямьтесь. Читайте. Не любите, «не читая».

10. «Забытые обещания». Как вы, наверное, уже заметили, Суворов горазд давать обещания, но далеко не всегда готов их выполнять. Классическим примером этой суворовской методы является та самая, давно забытая «отдельная большая тема», успевшая со времен «Ледокола» стереться и забыться в суворовском сознании.

11. Смешивание этических и целесообразностных критериев оценки. Для того чтобы привести читателя к готовности воспринять нереальную суворовскую концепцию, необходимо побольше апеллировать к эмоциям, а тут данный прием безотказен. Вот, к примеру, нападение Германии на Советский Союз Суворову кажется вполне оправданным: конечно, ведь иначе ей крышка от злобного Сталина, ее нельзя обвинить в агрессии, ведь она просто боролась за свое существование; а вот СССР, по Виктору, виновен в том, что хотел напасть, потому что мечтал о порабощении и концлагерях. Знакомо? Действия немцев целесообразны (не имели другой возможности избавиться от угрозы с Востока), а СССР — безнравственны (построят в Европе ГУЛАГ); поэтому Германия оправдана, Союз заклеймен. А вообще-то, гитлеровцы у нас собирались построить (и построили!) вовсе не санатории, так что вторжение их преследовало аморальные цели; а СССР, в случае успеха своего мифического нападения, приобрел бы, по меньшей мере, выход к незамерзающим океанским портам и целый ряд индустриальных районов, то есть поход был бы целесообразен. Здесь необходимо отметить, что в сфере международных отношений и большой политики моральные критерии вообще применять нельзя, мы делаем это только для демонстрации порочности суворовских методов нагнетания «добрости» около одних государств и «злобности» около других. О тех же англо-американцах: конечно аморально сидеть за океаном и в блаженном ничегонеделании улыбаться союзнику, который с крайним напряжением перемалывает дивизии самого опасного противника и просит помощи; с точки зрения простого человека, конечно, следует броситься в бой. Но руководителю страны в этом случае не следует предаваться самопожертвованию, ведь он решает за весь народ, а мысль о том, что его солдаты погибли за правое дело, вряд ли компенсирует отсутствие отцов их детям. Тем не менее, вовсе нелепо выглядит смешение целесообразностного и этического критерия оценки в случае с отдельными личностями, а Резун отличился и тут. М.Н. Тухачевский, по его мнению, «стукач», — аморальный тип, — посему поделом ему; а Сталин, проводящий «очищение» — мудрый деятель, хочет усилить армию. Но ведь именно Сталин создал атмосферу для стукачества и доверялся стукачам, расстреливая направо и налево, а Тухачевский, даже если согласиться с криками мистера Су, — всего лишь способствовал, как мог, «очищению»!

12. Суждения с позиции сегодняшнего дня (при призывах к обратному). Время от времени Суворов прибегает к этому приему, его апофеоз — книга «Самоубийство», полностью являющаяся следствием его применения. Суворов говорит о неготовности Германии к войне с СССР с точки зрения далекого от современников событий наблюдателя, которому известен финал этой войны. А хорошо осведомленные современники июня 1941 года бились об заклад, отпуская Советскому Союзу недели и месяцы жизни! Постоянные обращения к этой своеобразной «лупе времени», сбивающей читателя с адекватной событиям точки зрения, заметны и в других эпизодах. Например, Суворов постоянно ужасается сотрудничеству СССР и Германии, имевшему место до прихода Гитлера к власти: ему-то уже известно, что Германия станет врагом Советского Союза, а с какой такой нехорошей целью Сталин сотрудничал с врагом? Вот и готова почва для домыслов и запутывания читателя.

Ну и, наконец, в заключение хотелось бы обратиться к столь часто поминаемому на страницах данной книги субъекту.

Малоуважаемый вы наш сказитель Виктор!

Вы ведь, наверняка, будете выпускать на нашей Родине еще какие-нибудь книжонки. И в них вам придется так или иначе касаться нашего разбора ваших бредней.

Опровергните, пожалуйста, каждое наше замечание, выдвинутое хотя бы одной главе любой из ваших трех книг. Попробуйте потягаться с нашим произведением, по сути, являющимся развернутым комментарием к вашей лжи! Попробуйте противопоставить что-либо путное тому, что мы с удовольствием и легкостью проделали с вашими трудами!

Рискните опровергнуть в духе вашей «концепции» последовательно все наши замечания в пределах хотя бы одной главы.

Если вы этого не сделаете, а попытаетесь отбрехнуться от нашего труда по разоблачению, пусть и в небольшом объеме, но каждого слова вашей лжи, одной-двумя придирками к неудачным фразам, без которых не может обойтись ни одно сочинение, то мы будем считать, что вы просто капитулировали, признавая, что ваша ложь является таковой даже по вашему собственному мнению.

И не вздумайте отмолчаться или, по вашему обыкновению, утопить суть в истерических рассуждениях на не относящиеся к делу темы. В последних строках своего последнего самоубийственного опуса вы обещали воевать. Пока что с вашей стороны наблюдаются только дымовые завесы и беганья по кустам. Помните, что «странная война» долго продолжаться не может.









Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Наверх