* 534 НИ 2

также ввести выборность священников и епископов мирянами. Избрание епископа не подлежало утверждению папой, его лишь ставили в известность «как видимого главу церкви». Все служители церкви должны были присягать не папе, а на верность конституции - как чиновники. В их рядах произошел раскол, многие не могли отказаться от подчинения папе, признаваемому ими наместником Бога на земле, и они не принимали светскую присягу.

Большую часть церковных земель приобрели буржуазия и крестьяне. Когда на рассмотрение собрания поступило предложение наделить землей сельскую бедноту, оно выступило против.

То, что крестьяне, пожелавшие окончательно размежеваться с помещиком, единовременно должны выплатить ему сумму податей за много лет вперед, было утверждено законодательно. При этом государство не собиралось кредитовать их. Но у большинства крестьян не было ни денег, ни желания платить. Летом 1790 г. прошла волна погромов помещичьих имений и самочинных захватов урожая.

Так же равнодушно отнеслось собрание и к положению рабочих. Оно ликвидировало старые цехи, позволявшие хозяевам согласованно держать в руках своих работников, но и последним, а также фабричным рабочим запрещено было объединяться в коалиции (раньше у подмастерьев такая возможность была). Оба решения мотивировались тем, что «никому не дозволено внушать гражданам какой-либо промежуточный интерес, отделять их от общего дела духом корпорации». Но ставить на одну доску собственников, которые всегда найдут возможность договориться, и рабочую бедноту вряд ли было справедливо.


***

Королевская семья вела тайную переписку с иностранными дворами. Те отдавали себе отчет, какими угрозами для всей монархической Европы чревато то, что происходит сейчас во Франции. О том же неустанно твердили эмигранты - принцы и сеньоры.

Мирабо сочувствовал стесненному положению Людовика и Марии Антуанетты в Париже, понимал, насколько оно им тягостно, и старался добиться для них свободы передвижения внутри государства. Но он настоятельно отговаривал короля искать поддержки за границей против своего народа. Однако весной 1791 г. Мирабо скончался, и при дворе началась подготовка бегства короля и его близких.

Попытка была предпринята в июне 1791 г. Из свидетельств очевидцев складывается впечатление, что все делалось крайне нерасто ропно. То королева очень медленно собирает детей и собирается сама, то, уже рассевшись по каретам, вдруг вспомнили, что королевский выезд не может осуществляться без какого-то должностного лица, и посылают за ним. Наслоилось и прочее подобное, и в результате всех проволочек беглецы были опознаны и задержаны в Варение - у самой бельгийской границы. Добраться до Брюсселя удалось только брату короля герцогу Прованскому (будущему Людовику XVIII).

Париж встретил вернувшегося короля угрюмым молчанием. Вышло распоряжение, запрещающее гражданам каким-либо образом выражать свои чувства. Но престиж крроля был сильно подорван и в народе, и в Учредительном собрании. Его даже временно взяли под стражу.


***

Но на серьезные меры против государя собрание не пошло. Слишком резкий тон взяли в связи с этой неудавшейся попыткой бегства радикальные элементы, призывавшие двигать революцию все дальше и дальше. Конституционалист Барнав, всегда стоявший за ограничение монархии, теперь делился своей тревогой: «Революция должна остановиться. Еще шаг по пути свободы, и мы уничтожим королевскую власть. Еще шаг по пути равенства, и мы увидим уничтожение собственности».

Противоречия в демократическом лагере обострились до такой степени, что пролилась кровь. В июле наметили справить «праздник федераций» - единства всей Франции. Левые противники монархии организовали на Марсовом поле, на воздвигнутом там «алтаре отечества» сбор подписей под требованием о низложении короля среди собиравшегося на праздник народа. Но по распоряжению собрания «для пресечения беспорядков» на Марсово поле прибыли отряды армии и национальной гвардии во главе с Лафайетом и мэром Парижа Байи. В солдат полетели камни, а те дали залп по толпе. На ступеньки алтаря повалились убитые и раненные.

Барнав и другие сторонники конституционной монархии оставили якобинский клуб и образовали собственный «клуб фельянов» (названный тоже по имени монастыря), к которому примкнул и Лафайет. Среди якобинцев остались только горячие сторонники республики и дальнейшего движения к равенству. Их клуб развернул еще более активную агитацию среди массы беднейшего населения.

Тем временем короля, по крайней мере, внешне, реабилитировали. 14 сентября 1791 г. он клятвенно утвердил перед собранием окон









Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Наверх