* * *

На Россию, господа хорошие, мне наплевать, это только хлам.

Я ненавижу крестьян, мужика… Крестьяне олицетворяют все то, что я ненавижу — традиции, веру, религиозный энтузиазм, ручной труд. Я подыгрываю, даже льщу им, но я их ненавижу. Я желаю, чтобы они все погибли, все до одного…

…Я надеюсь, что мы найдем способ… замордовать всех крестьян…

…Кровь есть лучше удобрение, какое дает нам природа

(В. Ленин)

Мы должны превратить Россию в пустыню, населенную белыми неграми, которым мы дадим тиранию, никогда и не снившуюся самым страшным деспотам Востока: эта тирания будет не справа, а слева, и не белая, а красная, потому что мы прольем такие потоки крови, перед которыми вздрогнут и побледнеют все потери капиталистических войн… Крупнейшее банкиры через океан будут работать в теснейшем контакте с нами. Если мы выиграем революцию, раздавим Россию, то на ее похоронных обломках укрепим власть сионизма и станем такой силой, перед которой весь мир опустится на колени. Мы покажем, что такое настоящая власть. Путем террора, кровавых бань мы доведем русскую интеллигенцию до полного отупения, до идиотизма, до животного состояния… А наши юноши в кожаных куртках — сыновья часовщиков из Одессы и Орши, Гомеля и Винницы — о, как чудесно, как прекрасно умеют они ненавидить все русское! С каким наслаждением они физически уничтожат русскую интеллигенцию — офицеров, инженеров, учителей, священников, генералов, агрономов, академиков, писателей!..

(Л. Троцкий)

Интернационал распорядился, чтобы европейская революция началась в России. И начнется… потому что нет у нас для нее надежного отпора ни в управлении, ни в обществе. Бунт начнется с атеизма и грабежа всех богатств. Начнут ниспровергать религию, разрушать храмы и превращать их в казармы, конюшни, зальют мир кровью, а потом сами испугаются… Евреи погубят Россию и станут во главе анархии

(Ф. Достоевский)

Подлинную скрытную суть, цель марксизма откровенно, без малейшего стеснения продемонстрировала большевистская революция, затеянная ее вождями, соплеменниками, прилежными учениками Маркса исключительно ради захвата в свои руки вожделенной власти.

Среди всех без исключения известных революций она единственная оказалась столь основательно, детально обоснованной, разработанной научно-теоретически и в практическом отношении. Ее обоснованию, подготовке и реализации посвятили десятки лет упорного труда, сотни капитальных трудов Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин (не считая сонмища более мелких мудрецов), провозглашенные на весь ХХ век самыми великими мыслителями, теоретиками, практиками революционного переустройства мира, вершителями судеб человечества. В сознании многих они остаются таковыми и поныне, такими же как и Гитлер или Мао Цзедун, который в свое время заявил: — самые великие политики те, кто имеет мужество уничтожить больше людей; — нет ничего страшного в термоядерной войне: если в ней погибнет даже половина китайцев, то половина все равно останется.

Особенно ревностно, добросовестно большевистские вожди усвоили марксову ненависть, презрение к деревне, мужику: во всех текстах дореволюционных программ большевистской партии крестьянство ни разу даже не упоминалось в качестве союзника, даже участника революции. Эта ненависть усилилась еще и личными мотивами главного большевистского вождя Ленина. Когда мама (в девичестве Бланк) в честь окончания университета подарила ему небольшое поместье (одно из двух, которыми владела) с деревенькой, местные крестьяне вскоре так возненавидели нового картавящего барина, что юный скороспеченный помещик в ответ еще больше возненавидел их. И с тех пор выражение «деГевенский идиотизм» стало его любимым.

Однако теория теорией, ненависть ненавистью, а грешная жизнь иногда вынуждает забывать их, если того требует политическая ситуация. А именно такая ситуация сложилась для большевиков в самый канун их революции.

После провала большевистского путча 1905 г. (напоминает мюнхенский путч фашистов в 1923 г.) партия была разгромлена, ее остатки ушли в подполье и фактически бездействовали вплоть до 1917 г., ее руководящие кадры, активисты оказались в тюрьме и ссылке, а вожди, включая Ленина, сбежали за границу и прятались, прозябали там 12 лет, потеряв малейшую надежду на саму возможность революции. И когда грянуло февральское свержение царизма, оно застало их, включая Ленина, врасплох, явилось для них полной неожиданностью — громом среди ясного неба. Когда к Ленину прибежали сообщить эту радостную весть, величайший революционный провидец накинулся на своих осведомителей едва ли не с матом и кулаками, в гневе орал, что этого не может быть, что это провокация и т. п. И поверил, лишь когда принесли газеты. Совершенно растерянным большевистским вождям предстояло возвращаться в Россию с полным непониманием политической обстановки в ней и какого-либо плана действий.

Единственное, что они отлично понимали, так это то, что нужны деньги и немалые, ибо без них революцию не сделаешь.

По наущению и с помощью старого друга, соратника по путчу 1905 г., миллионера, мудрого еврея Парвуса Ленин заключил тайный договор с германским Генштабом: после захвата власти большевики выводят Россию из войны, а Генштаб дает ему сейчас на этот захват и вывод мешки валюты и в запломбированном вагоне перевозит его с ними и его соратниками из Швейцарии в Россию через воюющую с ней Германию.

С мешками денег, полученными от американских олигархов, вернулся в Россию и Лейба Троцкий.

Однако после возвращения кроме иностранных денег у большевистской верхушки больше ничего не было.

В рядах вышедшей из подполья и фактически развалившейся партии насчитывалось около 25 тысяч членов, тогда как в партии эсэров — во много раз больше, в кадетской партии — более 400 тысяч. Она не имела малейшего влияния на политическую ситуацию в стране, не имела малейшего авторитета, поддержки среди рабочих, не говоря уже о крестьянах, которыми верховодили эсэры. К тому же в ней господствовал идеологический разброд, раскол на различного рода группировки, кланы. Еще большие разногласия, противоборство, склоки царили среди ее руководителей.

Учтя это, Ленин решил, что большевики должны, прежде всего, немедленно заявить о себе, о своем существовании, наличии, привлечь к себе всероссийское внимание. И первое такое громкое заявление он сделал в ночь возвращения 3 апреля 1917 г. с броневика на Финляндском вокзале столицы, призвав Россию к немедленной социалистической пролетарской революции, «о которой так долго говорили большевики». Этот призыв не вызвал особого энтузиазма в стране, а Плеханов даже назвал его вполне справедливо «бредовым», но зато Россия услышала о наличии в ней большевиков.

Еще громче большевики заявили о себе 3 июля: в ходе мирной демонстрации в Петрограде они организовали вооруженную вылазку, устроили кровопролитие, спровоцировали жестокую расправу властей над демонстрантами. В результате этой бессмысленной провокации не успевшая встать на ноги партия вновь была разгромлена, вынуждена вновь бежать в подполье. Ее газеты, типографии, на создание которых ушло немало привезенных денег, уничтожили, многих партфункционеров отправили за решетку.

Одновременно в руки контрразведки попали документы о немецких деньгах Ленина. Против него и ряда его соратников возбудили уголовное дело, обвинили в шпионаже в пользу Германии, в измене Родины, их разыскивала прокуратура петроградской судебной палаты. Ленин немедленно сбежал в Разлив, затем в Финляндию и затаился там на целых 3 месяца. Но и вернувшись в Петроград 7 октября, он прятался еще почти месяц, вплоть до переворота. Однако почувствовав, что переворот может состояться и без него, что из его рук ускользает власть, он преодолел свой страх и переодевшись в женское платье (большевики лживо приписывают это переодевание Керенскому) в ночь восстания явился в Смольный и встал у руля.

Только все это будет потом. А сразу после возвращения ему довелось решать тяжкую, словно камень, задачу:

— Где найти силу, способную привести к власти фактически разгромленных большевиков?!

— Как эту силу сподвигнуть на такой шаг, как ее обдурить, чем соблазнить, обольстить, какие для этого нужны лозунги?!

Марксистская теория в данном случае не могла помочь и на йоту. Собирать люмпенов-пролетариев, организовывать их в класс не было ни сил, ни времени. Рабочие явно не поддерживали большевиков. Да и революция им совсем не была нужна: они имели работу, неплохую зарплату, бронь от фронта на огромных оборонных предприятиях. К тому же с ними заигрывали, искали их поддержки и правительство, и многие партии, поавторитетней большевистской. Не нужна была революция и крестьянам. Им нужны были лишь скорейшее окончание войны да помещичья земля, поскольку данной им убитым большевиками Столыпиным земли было мало. Если бы он остался жив, то, возможно, за 1911–1917 гг. полностью решил крестьянский земельный вопрос, завершил бы наведение порядка в стране, спас бы царя, не допустил бы ни войны, ни февральской революции. Возможно. Но его убили большевики, чтобы не дать ему сделать это.

Таким образом, кроме Ленина и какой-то части большевистской верхушки, день и ночь мечтавших о власти, никому больше не нужна была революция.

Положение казалось абсолютно безвыходным, не сулило малейших надежд.

В тот момент была только одна сила, могущая дать власть большевикам — это ненавистное Ленину крестьянство.

Подавляющее число солдат и матросов составляли именно крестьяне. Им давно осточертела война, окопы и они уже помалу покидали фронт, бежали домой и помалу захватывали помещичьи земли. И нужно было срочно найти лозунги, затрагивающие самые насущные, животрепещущие интересы, нужды деревни, мужика.

Ленин нашел их, вернее, взял готовыми. Их оказалось всего два:

— Долой войну! (Декрет о мире). Он удовлетворял одновременно и крестьян, и немцев, поскольку означал выход России из войны.

— Землю крестьянам! (Декрет о земле).

Первый «подарил» ему вместе с деньгами германский Генштаб. Второй он украл у эсэров, которые не отважились воспользоваться им на полную силу, т. е. — призвать крестьян силой захватывать помещичьи и монастырские земли, как это сделал Ленин. Одновременно он провозгласил вечный союз рабочих и крестьян под мудрым руководством большевиков, которые впредь будут зорко стоять на защите этого братского союза.

Все это имело ошеломляющий успех среди крестьянства, в один миг большевики стали его кумирами, которых оно тут же привело к власти на своих солдатско-матросских штыках.

Запомним это.

Несколько позже Ленин выкинул лозунг и для люмпен-пролетариев, впрочем, одинаково и для рабочих, крестьян, солдат, матросов, которые с огромным энтузиазмом подхватили и реализовали его:

— Грабь награбленное!

Как и следовало ожидать, захватив власть в великой, успешно развивавшейся, весьма зажиточной стране, большевики в один миг погрузили ее в пучину многолетней тотальной разрухи, нищеты, голодухи, неимоверных народных страданий, во мглу беспроглядного мрака, отчаяния.

Они установили на десятилетия диктатуру воистину звериного режима массовых репрессий, беззакония, неслыханных по своему изуверству массовых пыток, казней. Этот режим натравил брата на брата, сына на отца, организовал братоубийственную гражданскую войну, три жутких голодомора, покрыл страну густой сетью концентрационных лагерей и пыточных застенков, превратил ее в сплошную всенародную тюрьму, залил кровью. Он уничтожил народную культуру, традиции, дал свободу, волю самым низменным инстинктам, страстям, на глазах потрясенного мира надругался над верой, культовыми храмами всех вероисповеданий, тысячи и тысячи церквей, мечетей, синагог, соборов, монастырей превратил в склады, конюшни, тюрьмы, а 60 из 80 тысяч наличных в то время — в руины. Он проклял, распял самого Бога, а богами назначил своих вождей-головорезов. И сегодня, сто лет спустя, развалины изумительных своей былой красой творений рук человеческих, бесценных исторических культовых памятников по всей стране свидетельствуют, вопиют о чудовищной звериной природе, сущности того гнусного учения, той революции, насажденного ею политического режима.

«Именно теперь и только теперь, когда в голодных местах едят людей и на дорогах валяются сотни если не тысячи трупов, мы можем (и по этому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией, не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления…

… Чем больше представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам при этом расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не посмели и подумать» (Из письма-директивы Ленина от 19.03.1922 г. Б. Камінський. Кремлівський упир. Газета „Нація і держава”, № 43 (155), 31 жовтня 2006 р.)

Только за период с 1918 по 1924 год, т. е. за 6 лет (из них 4 года, до болезни и смерти от сифилиса, страной, диктатурой непосредственно управлял величайший революционер, теоретик и величайший изверг Ленин), в результате репрессий, голода и гражданской войны погибло свыше 20 миллионов человек, т. е. по 3,3 миллиона в год, т. е. вдвое больше, чем общая численность жертв 1-й мировой войны — 9 млн. В гражданской войне погибло 15 млн., из которых только 400 тыс. — на поле боя. Тогда как в 1-й мировой войне Россия потеряла 2 млн.

После захвата власти узкий круг большевистской верхушки старательно концентрировал ее в своих руках — в Политбюро ЦК своей партии — верховном органе своей абсолютной диктатуры.

Именно в этом органе они открыто, без стеснения реализовали до того тайную доктрину марксизма, составляющую его суть, — в составе этого Политбюро сгрудились одни лишь соплеменники Маркса, в руках которых и очутилась абсолютная власть.

Правда, среди них оказался и один «не свой» — грузин Сталин, которого протащил лично Ленин. За что, за какие заслуги ему было сделано такое «антимарксистское» исключение, за что его так «любил» и проталкивал вверх Ленин, остается достоверно не выясненным.

Зато теперь общеизвестно, какой ценой заплатили тогдашние члены Политбюро за это, казалось бы, невинное отступление от установок тайной для непосвященных, но хорошо известной им доктрины своего великого учителя-соплеменника. За долгие годы совместной деятельности Сталин узнал все их преступления, дотошно изучил их подноготную, подлинную зверино-дьявольскую натуру, сущность и в яростной схватке с ними за установление своей личной абсолютной диктатуры в 30-е годы протащил их через пытки своих палачей, через позорные для них судилища и по их приговору всех до единого расстрелял. Не избежал своей участи и гораздо раньше выдворенный из страны и неплохо устроившийся в Мексике Троцкий: после нескольких неудачных покушений сталинский агент все же расколол ему голову ледорубом. И только гораздо раньше умершие Свердлов, Дзержинский и Ленин избежали подобной участи.

С 1917 г. и до развала СССР, т. е. в течение 84 лет Политбюро оставалось верховным органом абсолютной политическо-государственной власти. Ему беспрекословно подчинялись советы всех уровней до Верховного включительно, правительство, армия, суды, правоохранительные и карательные органы, профсоюзы, общественные организации и т. п.

За все эти годы в составе Политбюро не было ни одного, ни единого рабочего, крестьянина, пролетария.

Тем самым этот парторган почти столетие демонстрировал всему миру беспардонную лживость марксизма и большевизма, которые клялись посредством революции дать власть, всемирное господство пролетариям, рабочим, крестьянам, солдатам, матросам и кому там еще. На самом деле всем дали фигу, а добытая с их помощью власть оказалась в руках узкого, замкнутого, бесконтрольного круга вождей-партократов, соплеменников Маркса.

А начались разруха и народные несчастья буквально с первых дней большевистской диктатуры. Как только она в предельно сжатые сроки разрушила «до основанья» управленческую, производственную, хозяйственно-экономическую жизнь страны, энергоснабжение, транспорт, торговлю, словом, все, что только можно было разрушить, в городах тут же обнаружился жестокий дефицит продовольствия, запахло голодом. Это вызвало возмущение рабочих, всего населения, начались массовые выступления против большевиков.

Положение предельно усложнилось еще и необходимостью срочного выхода России из войны.

По-видимому, в первые дни прихода большевиков к власти германский Генштаб предъявил Ленину свои счета — потребовал немедленно отработать полученные от него деньги и угрожал разоблачением в случае промедления, что означало для вождя политическую смерть и всемирный позор. Т. е. промедление с выводом России из войны было для него действительно «смерти подобным»! Буквально через считанные дни после большевистского захвата власти советская делегация во главе с Адольфом Абрамовичем Иоффе уже начала с немцами мирные переговоры. Словно у большевиков не было никаких других более важных и срочных дел, этими переговорами ежедневно в поте чела и спины занималась вся большевистская верхушка во главе с Лениным. Отлично понимая, что он беспомощно висит у них на крючке и выполнит любые их условия, немцы предъявили воистину чудовищные, драконовские условия мира: они отбирали у России территорию размером более 150 тысяч кв. километров, в том числе всю Украину, часть Белоруссии и Прибалтики, территории на Кавказе, да еще и назначили контрибуцию в 6 миллиардов золотых рублей. После подписания договора немцы захватили более 1 миллиона кв. км. русской территории, потребовали отдать им Черноморский военный флот, который затопили, чтобы не отдавать.

Разумеется, в своем безвыходье Ленин соглашался на безоговорочное подписание этого дьявольского договора, готов был отдать пол России, лишь бы немцы оставили его в покое, перестали шантажировать. Разумеется и то, что против его подписания решительно выступили даже ближайшие его соратники Троцкий, Свердлов, Бухарин, большевистский ЦК, «левые коммунисты», ВЦИК, даже верная любовница И. Арманд, собственно, все, у кого была в порядке голова.

Словно затравленный зверь, вождь метался между своими соратниками, просил, умолял, перед Троцким даже падал на колени (как показано в известном спектакле) и из последних сил таки вымолил подписание этого позорного договора.

Дьявольски дорого обошлись стране, народу ленинское предательство своей Родины, служба немецкому Генштабу ради удовлетворения своей патологической жажды личной власти.

Если бы Брестский мир был единственным преступлением Ленина, большевиков, то и тогда они заслуживали бы проклятия. Но они совершили их столько, что никаких проклятий не хватит, а среди них этот мир выглядит заурядно.

К разрухе, голоду, всеобщему отчаянию теперь еще добавился и этот «мирный договор», и страна буквально закипела ненавистью к большевикам, над которыми нависла реальная угроза потери власти.

И спасая свою шкуру, они натравили голодающих рабочих на крестьян:

— Идите в деревню и забирайте хлеб, который прячут от вас кулаки!

Голод, как говорится, не тетка, и рабочий класс с удовольствием воспринял этот «чудесный» лозунг и ринулся в деревню грабить только что обретенного своего союзника, брата-крестьянина. Начиная с весны 1918 г., были в темпе сформированы вооруженные рабочие продовольственные отряды, численность которых к осени превысила 40 тысяч штыков. Они грабили деревню добросовестно, подчистую. При нужде привлекались и воинские части.

Ленин лично руководил этим грабежом, давал местным властям строжайшие указания, директивы, требовал их немедленного исполнения:

«Расстреливать заговорщиков и колеблющихся, никого не спрашивая и не допуская идиотской волокиты… (Ленин В.И. Полное собр. соч. Т.50. С. 165)

…Повесить (непременно повесить, дабы народ видел) не меньше 100 заведомых кулаков,… отнять у них весь хлеб, назначить заложников. Сделать так, чтобы на сотни верст кругом народ видел, трепетал, знал, кричал — душат и задушат кулаков. Телеграфируйте получение и исполнение. (Латышев А. Г. Рассекреченный Ленин. М., 1996. С. 57)

Под видом «зеленых» (мы потом на них все свалим) пройдем на 100–200 верст и перевешаем кулаков, помещиков, попов. Премия 100.000 руб. за повешенного».

Таким образом, не минуло и полгода, как большевики начали войну против давшего им власть крестьянства. Эта война длилась непрерывно вплоть до 1954 г., т. е. без малого 40 лет.

Деревня отчаянно сопротивлялась большевистско-рабочему грабежу, убила тысячи продотрядовцев. Однако силы были слишком неравные и хлеб выкачивали и выкачивали дотла, словно воду. Голод, массовые голодные смерти охватили сельские регионы.

Когда ходоки из вымиравшей украинской деревни пришли за помощью к Троцкому, этот выродок сказал им с возмущением:

— Да разве ж это голод?! Вот когда я добьюсь, чтобы ваши матери ели своих детей, тогда и будет настоящий голод! Тогда и приходите!

Нашли у кого просить помощи несчастные ходоки. Ведь для большевистских вождей-нелюдей, мрази, у которых рука не дрогнула расстрелять втихаря помазанника божьего царя, его августейшую семью вместе с детьми, прислугой и доктором Боткиным, серомахи крестьяне были не людьми, а навозом.

И крестьянам ничего не оставалось, как защищаться от этого большевистского зверья, наращивать свое вооруженное сопротивление. Тогда, по сути, и началась слившаяся с белым движением и интервенцией Антанты четырехлетняя гражданская война.

Но и после ее окончания война крестьян с большевиками не только не затихла, а набрала новую силу. По всей стране вспыхнули массовые вооруженные крестьянские восстания, прежде всего в самых зажиточных сельских регионах, где большевистский грабеж, репрессии были особо жестокими, — на Украине, Кубани, Дону, Тамбовщине, в Поволжье. Они начали захватывать и воинские части. Восстал Кронштадт после того, как его моряки, крестьянские сыновья, побывали во время отпусков в родных вымирающих от голода деревнях. На Тамбовщине на сторону крестьян перешли военные подразделения под командованием Александра Антонова.

Для большевистской верхушки дело приняло настолько опасный оборот, что она стала подумывать о бегстве из страны, если не удастся подавить крестьянство. На этот случай Ленин, Троцкий, Зиновьев (Апфельбаум), Каменев (Розенфельд), Менжинский, Дзержинский, другие партбонзы перечислили на свои личные счета в иностранные банки огромные валютные суммы.

Самым предусмотрительным из них оказался председатель ВЦИК, «всероссийский староста» Свердлов (Янкель Мойсеевич Гаухман). Через много лет после его смерти (умер в 1919 г., в 34 года при не вполне известных до сих пор обстоятельствах) в кремлевском складе обнаружили его личный огромный сейф. Он оказался до предела забит драгоценностями, ювелирными изделиями, золотыми монетами, зарубежной валютой. В нем также обнаружили целую кипу его, членов семьи и ближайших родственников заграничных паспортов. Все это было приготовлено, видать, на случай, если придется драпать.

А пока суд да дело, большевистские вожди обрушили на подавление крестьянского восстания всю мощь Красной Армии, карательных органов, партийно-советский актив. Кронштадское восстание потопили в крови матросов, которых косили пулеметами, артиллерией.

При подавлении «антоновщины» Тухачевский и Антонов-Овсеенко применили отравляющие газы. За укрытие «бандита» или оружия хозяина усадьбы расстреливали на месте, семью выселяли, дом сжигали. За поддержку, помощь восставшим в каждой деревне расстреливали каждого десятого жителя, репрессировали его семью, чинили и другие зверства. Зверства, которые в годы войны фашистские каратели использовали против мирного населения на оккупированных территориях. Правда, они все же не отважились, в отличие от большевистских карателей, применять газы. Подобные «меры» против восставших крестьян применялись по всей стране. Например, при подавлении крестьянских бунтов в Хакасии известный в последствии как детский писатель Аркадий Гайдар собственноручно расстреливал до 19 плененных «бунтовщиков» ежедневно.

Однако эти зверские репрессии не решали проблему, а лишь усиливали ненависть крестьянства к большевикам, крепили сопротивление хлебозаготовкам. Деревня перестала засевать свои поля: все равно большевики заберут урожай. Засевали лишь небольшие делянки для удовлетворения семейных нужд. Но забирали и это. Фактически «данную» в 1917 г. крестьянам землю большевики отобрали, вернее, крестьяне сами вернули ее им за ненадобностью.

Большевистский грабеж, репрессии породили такой разор, запустение деревни, ее пашни, нив, какого они не знали во всей прошлой многотысячелетней своей истории. Даже татаро-монгольское нашествие масштабами нанесенного ущерба не идет ни в какое сравнение с ужасами большевистского нашествия.

В конце концов стало очевидно и большевикам: в сложившихся условиях без армии, оружия, крови хлеб у деревни не возьмешь, да и брать скоро станет нечего. И это вынудило их отступить и начать новую политику в отношениях с крестьянами — НЭП, заменить продразверстку продналогом. Только после этого деревня угомонилась, крестьяне отложили оружие, взялись за плуг и быстро накормили страну, в которой прекратился голод.

Использовав в 20-е годы в войне с крестьянством, своим народом новое оружие — голод, голодомор, испытав, оценив по достоинству его высокую эффективность, большевики взяли его на постоянное вооружение и применили еще дважды — в 1932–1933 гг. и 1946–1947 гг., значительно усовершенствовали, довели до «кондиции», о которой мечтал Лейба Троцкий, — когда «матери едят своих детей».

Они применяли это любимое свое оружие выборочно — прежде всего в самых зажиточных, богатых хлебом регионах, где сплошная коллективизация напоролась на упорное, отчаянное сопротивление крестьян. Среди них первенствовали Украина и заселенные преимущественно работящими, добросовестными, умелыми украинцами Кубань, Поволжье, некоторые районы Сибири.

Только в одной Украине голодоморами 1921–1923 гг., 1932–1933 гг. и 1946–1947 гг. уничтожили около или больше 15 миллионов (кто их мог точно сосчитать?!) детей, женщин, мужчин, стариков, которые в жутких, неописуемых страданиях самоистязались, самоказнились медленной смертью. Для убийства такой массы людей, которая почти вдвое превышает общую массу жертв всех стран-участниц 1-й мировой войны, а по темпам их уничтожения превосходит военные вчетверо, режиму не понадобилось применять войска, танки, авиацию, артиллерию, отравляющие газы. Он не потратил и копейки на их погребение, могилы, гробы: их, словно падаль, сбрасывали во рвы, ямы и, не считая, засыпали. Палачи лишь все это организовали: отобрали у своих жертв заранее имущество и пищу до последней крошки да тщательно скрывали свои злодеяния от неголодных в собственной стране и от внешнего мира, и еще старательней пресекали малейшие попытки помощи голодавшим или их попытки вырваться со своей голгофы в места, где была пища. Именно с этой целью именно в 1932 г. были введены паспорта, которые выдали всем, кроме крестьян, которых таким образом намертво привязали к своим вымирающим от голода деревням.