Когда на его столе зазвонил телефон, Джилмартин профессионально смеялся над шуткой своего будущего клиента.

—   Прошу меня простить, — извинился он перед собеседником, предпринимателем Хопкинсом из Коннектикута.

—    Алло, кто это? — Он поднес трубку к уху. — О, как поживаешь? Да, я выходил. Это правда? Очень плохо, действительно плохо. Да, не повезло, что я не был дома. Я так и знал! Ты так думаешь? Что ж, тогда продай двести обыкновенных Occidental. Тебе лучше знать... А что с Trolley? Держать? Хорошо, как скажешь. Конечно, я надеюсь. Я не люблю проигрывать! Ха-ха!.. Думаю, да. Всего доброго.

—   Это мои брокеры, — пояснил Джилмартин, повесив трубку. — Я мог бы сэкономить пятьсот долларов, если был бы здесь в пол-одиннадцатого! Они звонили мне, чтобы посоветовать продать — цена ухудшилась более чем на три пункта. Утром я еще мог выйти с прибылью. Но нет, сэр, не я. Ведь я вышел купить камфары.

Хопкинс был впечатлен. Джилмартин понял это. Он продолжил, демонстрируя комическую ярость, которая, как он считал, была уместней безразличия.

—  Важны не столько деньги, сколько удачливость в них. В конце концов, я не совершил сегодня сделку на камфаре и потерял на акциях. Хотя если бы просто пробыл в офисе на пять минут дольше, то получил бы сообщение от брокеров и сэкономил бы пятьсот долларов. Не дешево мое время, а? — произнес он, покачивая головой.

—  Но вы ведь все равно в прибыли, не так ли? — с любопытством предположил его клиент.

—  Думаю, да. Примерно на двенадцать тысяч.

На самом деле он преувеличивал. Джилмартин заработал намного меньше. Однако это «невинная» ложь тут же подняла его настроение. Он немедленно почувствовал расположение к своему гостю из Коннектикута.

—  Ух ты! — присвистнул Хопкинс с восхищением.

По отношению к нему Джилмартин тут же ощутил огромную нежность. Как будто доверчивость клиента обезвредила его ложь. Джилмартин спокойно улыбнулся. У него было славное лицо и приятный голос. Ему было тридцать три года. Джилмартин излучал здоровье, удовлетворенность и порядочность. И выглядел очень опрятным.

В его глазах читались честность и добродушие. Люди с уважением пожимали ему руку. Это заставляло друзей говорить о его счастливой звезде. В глубине души они ему завидовали.

— Вчера я купил это для своей жены благодаря небольшой сделке с акциями Trolley, — пояснил он Хопкинсу, вынимая маленькую коробочку из ящика стола. В ней лежало бриллиантовое кольцо. Немного безвкусное, но, безусловно, достаточно дорогое. Слегка завистливое восхищение Хопкинса заставило Джилмартина добродушно добавить: — Так что вы желаете на ланч? Я настроен на бокал шипучки — чтобы забыть о неудаче сегодняшнего утра. — Будто извиняющимся тоном Джилмартин продолжил: — Кому же понравится потерять пятьсот долларов на голодный желудок!

— Безусловно, она будет восхищена, — проговорил Хопкинс, думая о миссис Джилмартин. Миссис Хопкинс тоже нравились украшения.

— Это самая прекрасная маленькая женщина из когда-либо живших на Земле. Все, что есть у меня, — есть у нее. А все, что есть у нее, — принадлежит ей. Ха-ха! Да, именно так, — произнес Джилмартин, становясь очаровательно серьезным. — Все, что я получу на фондовой бирже, я собираюсь отдать ей. Все это посвящено ей. Она лучше позаботится об этом, чем я. И кроме этого, она имеет на это право — она так мила со мной.

Джилмартин был доволен нарисованной им картиной семейного счастья и собственным портретом прекрасного мужа. С легким сожалением он продолжил:

— Она навещает друзей в Пенсильвании, иначе я пригласил бы ее пообедать с нами.

И собеседники отправились в модный ресторан.

День за днем Джилмартина мучила мысль о том, что его фирма на Мейден-Лейн была расположена слишком далеко от Уолл-стрит. Порой он мог бы зарабатывать по четыре «куска», если бы находился в брокерской конторе. Но ему нужно было ездить по делам фирмы. Когда же он возвращался, то возможность ускользала, оставляя после себя лишь мечты, а также убеждение, что время, подъемная волна и информатор не ждут никого.

Ему поднадоело покупать и продавать хинин, бальзамы и эфирные масла для Maxwell & Kip, лекарственных дилеров и импортеров. И Джилмартин выбрал делом своей жизни покупку и продажу акций и облигаций. Работа была простой, прибыли — огромными. Он вполне мог заработать на достойную жизнь. Джилмартин не позволил бы Уолл-стрит забрать то, что она ему подарила. Он знал главный секрет: выйти из игры нужно вовремя! Он довольствовался бы умеренными прибылями, мудро инвестируя в первоклассные облигации. А затем он сказал бы Уолл-стрит: «Прощай навсегда!»

Привычка к бизнесу и неописуемый страх перед рисками некоторое время успешно боролись в его душе с тягой к биржевому информатору. Но в дело вмешался случай. Как всегда, его вовремя не оказалось у телефона. В тот момент брокеры хотели экстренно предупредить его о необходимости продать все активы. Они заблаговременно получили новости от клиента из Вашингтона, сообщавшего об эпохальном решении Конгресса. Но нельзя было терять ни минуты, ведь их коллеги тоже имели связи в Капитолии. Брокеры не взяли на себя ответственность за продажу без его ведома. Пять минут — целая вечность! — прошли, пока они смогли поговорить с ним по телефону. Но когда Джилмартин дал свое согласие, рынок уже упал на пять или шесть пунктов. Новости устарели. Они уже достигли брокерских контор, и половина Уолл-стрит знала о случившемся. Вместо того чтобы оказаться в первой десятке продавцов, Джилмартин был во второй сотне. Это и стало последней каплей, переполнившей его чашу терпения.

В его честь был устроен прощальный ужин. Все были там, даже посыльный мальчишка из главного офиса, которому двухдолларовый взнос не казался мелочью. Дженкинс, претендовавший на менеджерское место Джилмартина, был назначен тамадой. Он произнес остроумную речь, которая заканчивалась умело сделанным комплиментом. Более того, он выглядел искренне сожалеющим о расставании с человеком, чей уход означал для него продвижение по службе. И это было лучшим комплиментом.

Здесь присутствовали и другие клерки — старый Уильямсон, работавший со времен проверки мотивации, и юный Харди, постоянно страдавший из-за нее, немолодой Джеймсон, который считал, что может вести дела куда лучше, чем Джилмартин, и Болдуин, который вообще о делах не думал: ни в офисе, ни вне его.

Все хвалили своего бывшего товарища. Рассказывали о нем анекдоты, которые заставляли Джилмартина краснеть, а других — веселиться. Выражали сожаление об его уходе. И в то же время — надежду на то, что на новом месте ему будет лучше. Коллеги подтрунивали над Джилмартином и, упреждая события, просили, чтобы он не прятал от них глаза при встрече, когда станет миллионером.

Сердце Джилмартина приятно сжималось, однако порой в него даже закрадывалась грусть.

В разгар вечеринки поднялся Дэнни, старший среди офисных мальчиков, чья фамилия была известна только кассиру. С тоскою, будто провожая дорогого друга, мальчишка произнес:

—  Он был здесь лучшим. Он всегда был в порядке.

Все засмеялись.

Вызывающе оглядев окружающих, Дэнни продолжил:

—  Я бы работал на него бесплатно, если был бы ему нужен — вместо того, чтобы получать десятку в неделю от кого-нибудь другого.

Когда смех заполнил весь офис, мальчик чуть ли не крикнул:

—  Да! Я так бы и сделал! — Его глаза наполнились слезами. От страдал от их недоверия и боялся, что оно могло передаться Джилмартину.

Поднялся тамада и серьезно вопросил:

—  Что случилось с Дэнни?

И все прокричали в унисон:

—  С ним все в порядке!

Это было сказано с таким радушием, что Дэнни улыбнулся и присел, счастливо краснея.

Тут поднялся грубый Джеймсон, считавший, что может вести дела намного лучше Джилмартина. Он оказался последним выступающим.

—  За десять лет, что мы проработали вместе, у нас были свои разногласия и... э-э-э... о черт! — Он быстро пошел к Джилмартину и почти целую минуту сильно жал его руку, пока остальные смотрели на это в полном молчании.

Джилмартин страстно мечтал об Уоллстрит. Но прощание его опечалило. Старого Джилмартина, который работал с этими людьми, уже не было, а новый Джилмартин чувствовал сожаление. Он проникся тем, как сильно они о нем заботились. И он понимал, что и сам питал к ним ответные чувства.

Джилмартин сказал им — очень просто, — что вряд ли найдет на новой работе столь дружелюбных коллег. А что касается его приступов брюзгливости — продолжил он, — их не следовало поощрять. Он знал, что часто бывал несдержан. И смиренно покаялся в этом, надеясь, что его простят.

Если бы он мог прожить свою жизнь заново, то постарался бы следовать тому, что высказал в тот вечер. Джилмартину было страшно жаль покидать их.

— Очень жаль, парни, очень жаль. Действительно жаль! — нескладно закончил он с тоскливой улыбкой. И пожал каждому руку — таким сильным рукопожатием, будто уходил в путешествие, из которого мог не вернуться. А в самой глубине его сердца забрезжило сомнение в мудрости принятого решения. Но отступать было уже поздно.

Коллеги проводили его до дома. Они не хотели упустить ни единой возможности побыть с ним чуть дольше.

Все работники фармацевтической компании были убеждены в том, что Джилмартину открыт путь к несметному богатству. Старые знакомые по бизнесу и бывшие конкуренты, которых ему случалось встречать в трамвае или театре, говорили с ним, как с будущим миллионером. Они пытались общаться с ним «на языке Уолл-стрит», который считали профессиональным жаргоном, показывая, что и они тоже кое-что знают о большой игре. Но их старания заставляли Джилмартина лишь улыбаться с чувством превосходства. В то же время их восхищение и добродушная зависть приятно его будоражили.

Массу приятного Джилмартин обнаружил и у своих новых друзей с Уолл-стрит. Клиенты (а некоторые из них были очень богатыми людьми) слушали его комментарии относительно рынков так же внимательно, как он, позднее, был вынужден выслушивать их мнения. Брокеры обращались с ним, как с «хорошим парнем». Нередко лестью они заманивали его в торговые операции. Ведь каждые сто акций, которые он продавал или покупал, приносили им 12,5 доллара. Когда он был в выигрыше, они хвалили его безошибочное чутье. Когда же Джилмартин терял, брокеры утешали его, ругая за безрассудство, — прямо как добрая мама, которая превращает падение трехлетнего сына в шутку, чтобы заставить ребенка смеяться над своей неудачей. Это был обычный офис с обычными клиентами.

С 10 утра до 3 часов дня они стояли перед котировочным табло. Сотня глаз следила за тем, как смышленый мальчишка мелом рисовал на нем разные цифры, которые зачитывались с ленты информатора. Чем выше поднимались акции, тем больше становилось клиентов. Зачарованные рассказами друзей, получавших сверхприбыли благодаря росту котировок, толпы устремлялись на Уолл-стрит. Все выигрывали, поскольку покупали растущие акции на «бычьем» рынке.

Они удивительно походили друг на друга, эти люди, столь не похожие по характеру, внешним данным и возрасту. Их жизнь была полна радости. День за днем биржевой информатор пел для них веселые песни, осыпал всех золотыми шутками. Джилмартин и другие клиенты были готовы хохотать над самыми невинными историями, не дожидаясь кульминации анекдота. Иногда их пальцы будто шарили по воздуху, как если бы ощущали те большие деньги, которые приносил им информатор.

Они были новичками в большой игре — словно ягнята, которые радостно блеяли на весь мир о том, какими мудрыми и грозными волками они стали. Время от времени кто-то нес убытки, но это было мелочью по сравнению с общей прибылью.

Когда пришло резкое падение, все оказались заложниками своих открытых «бычьих» позиций. Падение оказалось ужасным. Оно было настолько неожиданным — для этих ягнят, — что все рассудительно сказали: это было как гром среди ясного неба.

Пока падение длилось, пока велась стрижка этого стада, всем было очень некомфортно. В тот день, который они впоследствии назвали днем паники, лица большинства брокеров были бледны. Вчерашние радостные биржевые спекулянты-победители превратились в охваченных страхом биржевых спекулянтов-неудачников.

На самом деле это падение было лишь немного сильнее обычного. Слишком много ягнят увлеклось спекуляциями.

Оптовые брокеры не держали свои капиталы в ценных бумагах (и не в ценных тоже). Они продали их ягнятам и теперь захотели выкупить обратно — по меньшей цене. Взгляды клиентов, как и в счастливые дни, были прикованы к котировочному табло. Их мечты были жестоко разрушены. Лошади, которых кое-кто успел-таки прикупить, присоединились к яхтам, теперь зафрахтованным. Красивые дома, которые они строили, были снесены в мгновение ока. А разрушителем их мечтаний и жилищ был все тот же биржевой информатор, который вместо золотых шуток выщелкивал теперь их финансовую смерть.

Никто не мог оторвать взгляда от табло. Личный крах, прописанный угрюмыми цифрами, как будто зачаровывал ягнят. Еще не убежденный, что все так плохо, Джилмартин сказал: «Я изменил свое мнение насчет Нью-Порта. Думаю, я проведу лето в моем личном отеле на крыше!» И он ухмыльнулся. Но никто не поддержал его шутку. Мануфактурщик Уилсон, еще недавно готовый смеяться надо всем, чем угодно, теперь, как загипнотизированный, смотрел на человека, который сидел на высоком стуле позади информатора и называл цены. Губы Уилсона скривились, будто он разговаривал сам с собой.

Снаружи, по холлу, вышагивал Браун, стройный и бледный мужчина. Для него все было потеряно, включая честь. Он боялся смотреть на информатор, не хотел слышать выкрикиваемые цены. Но этот ягненок все еще надеялся на чудо.

Джилмартин вышел из офиса, увидел Брауна и сказал с нездоровой бравадой: «Я держался так долго, как только мог. Но они все-таки получили мои деньги!»

Однако Браун не обратил на него внимания. Джилмартин нажал на кнопку лифта и проклял его медлительность. Он потерял не только «бумажные» прибыли, которые обрел за время «бычьего» рынка. В тот день все его сбережения за долгие годы рассыпались под стук информатора. У всех остальных было то же.

Они не смирились с первоначальными убытками — совсем еще незначительными. Эти неудачливые игроки продолжали держать бумаги в надежде на восстановление, которое позволило бы им отыграться. А цены все падали и падали. И вот уже убыток становился настолько большим, что, казалось, единственно верным будет продолжать держать акции — если потребуется, то и целый год, пока рано или поздно цена не восстановится. Но падение просто «выбрасывало их». А цены падали так низко, потому что многим приходилось продавать — хотели они того или нет.

После падения большинство разорившихся клиентов вернулись к своим первоначальным профессиям. Они выглядели печальными, но — увы — не слишком умудренными опытом. Пережив первый шок, Джилмартин постарался разузнать о новых возможностях в фармацевтическом бизнесе. Но сердце его к этому не лежало. Он чувствовал стыд от поражения на Уолл-стрит, полученного вскоре после ухода из Мейден-Лейн. И в его душу проник яд азарта.

Начинать с более низких позиций в Maxwell & Kip было плохо. Еще хуже казалось приговорить себя к долгим, утомительным годам в фармацевтическом бизнесе. Даже если бы все пошло хорошо, он сколотил бы весьма скромное состояние. А несколько удачливых недель на фондовой бирже могли бы вернуть ему все, что он потерял. И даже больше!

Пожалуй, пока он учился играть на бирже, ему стоило начинать с малого. Теперь Джилмартин понимал это предельно ясно. Все допущенные ошибки были вызваны неопытностью. Он лишь воображал, что знает биржу. Но только сейчас он действительно все понял. И поэтому только сейчас, после того как падение научило его многому, он мог обоснованно надеяться на успех.

Размышляя над своими ошибками, Джилмартин однозначно отверг возможность возвращения в сферу покупок и продаж лекарств как бессмысленную затею. Он уповал теперь на быстрое приобретение навыков торговли на бирже. Именно на них наш герой и сделал ставку.

Пару недель спустя Джилмартин снова проводил свое время у котировочного табло, болтая с теми трейдерами, которым удалось выжить, давая и получая советы. С течением времени хватка Уолл-стрит становилась все сильнее. Вскоре она подавила все его другие желания. Он не мог уже говорить, думать и мечтать о чем-либо, кроме биржи.

Отныне Джилмартин не способен был читать газеты, не думая о том, как воспримет новости рынок. Если сгорал огромный нефтеперерабатывающий завод, с убытками для траста в 4 миллиона долларов, он горестно вздыхал. Ведь он не смог предугадать катастрофу и «шортил» сахар. Если забастовка рабочих Suburban Trolley Company приводила к безработице сотен людей, Джилмартин проклинал безжалостную судьбу, поскольку не додумался вовремя продать тысячу акций Trolley.

До последней копейки он подсчитывал, сколько денег заработал бы, если перед катастрофой открыл «короткую» позицию по самой высокой цене, а выкупил акции по самой низкой. Если бы только знать!..

Аромат торговли Уолл-стрит окутывал его, словно туман. Из-за него все вокруг казалось будто покрытым пеленой. Джилмартин существовал в месте, в котором люди при встрече не говорили друг другу «Доброе утро», но лишь «Как рынок?» А когда кто-то спрашивал: «Как ты себя чувствуешь?», то получал в ответ: «По-бычьи!» или «По-медвежьи!»

Сразу после фатального падения Джилмартин принялся надоедать своим брокерам, чтобы те, по крайней мере, позволили ему торговать в кредит. И они пошли на это. Это были неплохие люди, искренне желавшие ему помочь.

Но удача отвернулась от Джилмартина. С настойчивостью безрассудного игрока он настоял на сражении с судьбой. Он был «быком» на «медвежьем» рынке. Чем больше Джилмартин терял, тем сильнее верил в «неизбежный подъем». Он покупал на своих ожиданиях, терял снова и снова, пока не задолжал брокерам большую сумму денег, чем мог им вернуть.

Поэтому не удивительно, что в какой-то момент они отказались предоставить ему очередной кредит. Брокеры проигнорировали его убедительные просьбы купить хоть последние сто акций. Дать ему всего один шанс! Последний шанс, ведь он был уверен в победе.

Конечно, долгожданное событие все же произошло. Рынки стремительно пошли вверх, заставив Уолл-стрит содрогнуться.

Джилмартин подсчитал, что если бы ему не отказали в кредите, он заработал бы и выплатил все свои долги. Вдобавок у него осталось бы еще 2950 долларов. Ведь во время движения вверх он «построил бы пирамиду».5 Джилмартин показал брокерам свои обвинительные расчеты, а они сказали ему в ответ пару ласковых. Незадачливый игрок покинул офис, решив подать на компанию в суд за преступный сговор с целью обмана. Впрочем, подумав, он смирился. Он посчитал, это был «очередной удар со стороны удачи». И пустил все на самотек, как в игре.

На следующий день Джилмартин вернулся в брокерскую контору. Все, что он теперь мог, — лишь говорить за других. Например, Смит держал 500 акций St. Paul по цене 125. Однако он хуже ориентировался в их положении на рынке, чем Джилмартин, который с этого времени усердно изучал новостные сводки и собирал информацию о St. Paul по всей Уолл-стрит. Наш герой с волнением выслушивал советы и слухи, касавшиеся акций, страдая, когда цена падала, и радостно смеясь, если котировки росли. Казалось, речь шла о его собственных бумагах. В определенном смысле, это стало лекарством от страха перед информатором. Порой его интерес был настолько острым, а советы — удачными (причем он говорил о нашей сделке), что счастливый победитель давал ему небольшую часть прибыли. Джилмартин принимал ее без сомнений. В тот момент ему было не до гордости. Он моментально проворачивал собственные миниатюрные сделки на Объединенной бирже. Или в Percy's — мелких фирмах, где принимались ставки на изменение цены акций под покрытие в один процент. Здесь можно было сыграть, имея всего два доллара.

Иной раз, когда клиенты бездействовали, Джилмартин брал у них взаймы пару долларов. Количество обретенных таким путем денег уменьшалось по мере того, как росло число отказов. В конце концов его попросили держаться от офиса подальше. А ведь еще недавно он считался здесь почетным клиентом.

Для Уолл-стрит Джилмартин стал фигурой из прошлого. Ежедневно он появлялся на Нью-стрит, за зданием Объединенной биржи, где собирались брокеры, торгующие опционами.

Голод этих игроков утоляли биржевые информаторы в барах. Время от времени случайные счастливчики звали Джилмартина в такие заведения. Здесь он бесплатно обедал, пил пиво и говорил об акциях. А также слушал рассказы удачливых игроков, всегда готовый вовремя поддакнуть в ответ. Временами в нем просыпался биржевик, и он гневно вещал окружающим об акциях, которые он хотел, но не мог купить на прошлой неделе. Теперь же они выросли на 18 пунктов! Однако эти запуганные информатором людишки лишь рассеянно кивали, а в их душах рождались будущие котировки. Иногда они даже не кивали — мысленно они пребывали у ленты, от которой оторвались на пару долгих минут. Они оставляли Джилмартина без слова утешения и уходили, даже не попрощавшись.

Однажды на Нью-стрит он подслушал поразительную новость. Один известный брокер говорил другому о том, что мистер Шарп «собирается немедленно поднимать Pennsylvania Central». Узнать такое было редкой удачей. Это вылечило Джилмартина от апатии и заставило поторопиться к своему шурину, державшему бакалейный магазин в Бруклине. Он умолял Григгза пойти к брокеру и купить столько акций Pennsylvania Central, сколько тот сможет. Это обеспечит ему безбедное будущее — ведь Сэм Шарп собирался поднять их! Кроме того, Джилмартин одолжил у шурина десять долларов.

Григгз поддался искушению. Долгие часы он спорил сам с собой и наконец с опаской согласился. Взял свои сбережения и купил сто акций Pennsylvania Central за 64. Постепенно, отслеживая финансовые сводки на страницах газет, Григгз начал забывать про свой бизнес. Мало-помалу, внутри у него заработал механизм информатора, а каждодневные мечтания окрасились в зеленый цвет доллара. Видя его озабоченность, жена Григгза решила, что дела в бизнесе идут неважно. Однако муж отрицал это, подтверждая ее худшие опасения. В конце концов он поставил в своем маленьком магазине телефон, чтобы постоянно общаться со своими брокерами.

Джилмартин быстро купил на одолженные десять долларов десять акций в мелкой брокерской конторе за 63,875. Акции моментально упали до 62,875 — он был раздавлен. Впрочем, вскоре они поднялись до 64,5.

На следующий день старый приятель и бывший клиент Джилмартина пригласил его выпить. Очевидное богатство товарища возмущало Джилмартина. Его оскорбляла возможностью других людей покупать сотни акций. Но выпивка привела его в чувство. В порыве искренности, озабоченно поглядывая по сторонам и опасаясь чужих ушей, он сказал Смитерсу:

—  Я кое-что тебе расскажу. Но об этом нельзя болтать — для твоего же блага.

—  Ну, валяй!

—  Pa. Cent пойдет вверх.

—  Да? — спокойно Смитерс.

—  Именно. Они однозначно превзойдут максимум.

—  У-ух! — произнес тот, похрустывая крендельком.

—  Это сказал Сэм Шарп. — Джилмартин едва не добавил «мой друг». Но поймал себя на этом и выразительно продолжил: — Вчера Сэм сказал мне купить Pa. Cent. Он собрал огромный пакет и хочет поднять их вверх. Ты ведь знаешь, кто такой Шарп, — закончил он, будто подчеркивая, что уж Смитерс-то знаком с могуществом Шарпа.

—  Это точно? — засомневался Смитерс.

—  Если Шарп решил поднять какие-то акции, как это будет в случае с Pa. Cent, ничто на земле его не остановит. Он сказал мне, что поднимет их выше максимума на протяжении шестидесяти дней. Это не слух и не подсказка. Это голые факты. Я не просто слышал, что они пойдут вверх. И не просто думаю, что случится именно так. Я это точно знаю. Понимаешь? — И он выразительно помахал указательным пальцем правой руки.

Смитерса охватило волнение. Через пять минут он уже купил 500 акций. И свято поклялся «не забирать своей прибыли», то есть не продавать, пока Джилмартин ему не посоветует. Они еще выпили и еще раз взглянули на информатора.

—  Будь со мной на связи, — сказал Джилмартин на прощание. — Я передам тебе то, что мне расскажет Шарп. Но об этом стоит помалкивать, — произнес он, значительно покачивая головой, будто посвящая Смитерса в почетную тайну.

Если бы Джилмартин встретился с Шарпом лицом к лицу, то не знал бы, кто перед ним стоит.

Вскоре после разговора со Смитерсом, он беседовал с другим знакомым — молодым человеком, который считал, что знает об Уоллстрит все, и поэтому имел одно хобби — манипуляции. Он никогда не поддавался на уговоры. И не покупал акции, если кто-то пел ему о том, как хорошо идут дела у некоей компании. Это была приманка для «сосунков», а не для умных биржевых операторов. Другое дело, когда на арене были «они» — загадочные «большие парни», могущественные «манипуляторы», чья жизнь была бесконечным сговором с целью втирать очки окружающим. «Им» наш игрок всегда был солидарен. Молодой Фриман не верил ни во что, кроме «их» злобности и «их» могущества, «их» стремления поднимать или топить любые акции. Его позиция постоянно вызывала насмешки.

— Tы — именно тот человек, которого я искал, — сказал Джилмартин, который вообще не думал о парне.

— Ты — помощник шерифа?

— Нет. — Он сделал короткую паузу для пущего эффекта. — Сегодня у меня был долгий разговор с Сэмом.

— С каким Сэмом?

— Шарпом. Старик вызвал меня. Он пребывал в хорошем настроении. Его защекотали до смерти. А если говорить по делу, то у него 60 тысяч акций Pennsylvania Central. И они могут принести от 50 до 60 пунктов прибыли.

— Хм... — скептически засопел Фриман.

Однако он был впечатлен переменой, произошедшей с Джилмартином. Еще неделю назад тот хотел одолжить денег, а сегодня говорил тоном уверенного в себе человека. Шарп, без сомнений, был его старинным приятелем — или новым.

Я был там, когда подписывались бумаги, — горячо продолжил Джилмартин. — Собирался выйти из комнаты, но Сэм меня остановил. Я не могу раскрыть все детали. Правда, не могу. Очевидно одно — он собирается поднять акции выше максимума. Сейчас они на отметке 64,5. К тому времени, когда они дойдут до 75, газеты начнут говорить о внутрикорпоративной скупке. А при 85 все захотят купить их в расчете на сильное продвижение. При 95 появятся миллионы «бычьих» советов относительно этих акций и молва о высоких дивидендах. Ты понимаешь это не хуже меня. Люди, которые не обратили бы на них внимания при цене на 30 пунктов ниже, кинутся скупать их в огромных количествах. Здесь важно только понимать, кто манипулирует рынком. Прибыль зависит от этого. В этих ребятах я не сомневаюсь, — закончил он с решительным кивком, будто говорил чистейшую правду.

— И я тоже, — искренне согласился Фриман. Он был атакован в больное место.

Странные вещи происходят на Уолл-стрит. Иногда даже безосновательные прогнозы сбываются. Так произошло и на этот раз.

Шарп начал поднимать акции — это великолепное движение стало для Уолл-стрит историческим. Pa. Cent головокружительно взмыли вверх. Все газеты заговорили о них, а публика просто сошла с ума. Бумаги прошли отметки в 80, 85 и 88 долларов и поднялись даже выше.

Вскоре Джилмартин скомандовал своему шурину продавать. Также поступили Смитерс и Фриман. Их прибыли были следующими: Григгз — 3000 долларов; Смитерс — 15 100 долларов; Фриман — 2750 долларов. Джилмартин заставил их заплатить ему хорошие проценты. С шурином проблем не возникло. Он просто сказал ему, что такова нерушимая традиция Уолл-стрит. И Григгз заплатил с таким видом, как будто в таких делах у него был огромный опыт. Фриман был более-менее благодарен. Но осчастливленный Смитерс, встретив Джилмартина, повторил ему то, что сказал за последний час доброй дюжине знакомых:

—   На днях я совершил прекрасный ход. Pa. Cent показались мне недооцененными. Я купил их немного. И получил приличную сумму.

Он выглядел гордым своей проницательностью. Он и вправду забыл, что этот совет дал ему Джилмартин. Однако последний ничего не забыл и жестко возразил ему:

—  Я часто слышал о таких вещах. Ты даешь людям дельные советы, они зарабатывают на этом деньги, а после приходят к тебе и говорят, как чертовски были умны и додумались поставить на нужную лошадь. Но у тебя это не пройдет. У меня есть свидетели.

—  Свидетели? — недостойно передразнил Смитерс. Он вспомнил.

—   Да, сви-де-те-ли, — отлаял Джилмартин, — мне пришлось буквально умолять тебя купить их. И именно я сказал тебе, когда их следует продавать. Информация пришла ко мне прямо из офиса, а ты ее использовал. Теперь ты должен мне как минимум две с половиной тысячи долларов.

В конце концов Джилмартин согласился на 800. А общим друзьям сказал, что Смитерс его обманул.

Казалось, что Джилмартин восстал из пепла как птица Феникс. Поношенную одежду он сменил на дорогую. Заплатил брокерам по счетам и переехал в лучшую квартиру. Он тратил свои деньги так, будто получил миллионы. Через неделю после той удачной сделки его друзья готовы были поклясться, что Джилмартин всегда был состоятельным человеком. Но это была внешняя сторона его жизни. Внутри он оставался все тем же — игроком. Он снова занялся спекуляциями, теперь в офисе брокеров Фримана.

Через два месяца Джилмартин потерял 1200 долларов, которые имел на счету в фирме. И даже те 250 долларов, которые он давал жене, теперь он был вынужден «одолжить» обратно, несмотря на ее уверения, что он их потеряет.

На этот раз падения не ожидал никто. Даже магнаты — загадочные и могущественные «они», как называл их Фриман. Поэтому потеря капиталов отразилась не на деловой репутации Джилмартина, а на вере в его удачливость. Фактически сейчас он был слишком осторожен. Ко второму серьезному финансовому краху его привела робость, а не безрассудность.

В результате долгих раздумий о своих поражениях Джилмартин превратился в профессионального советчика. Позволить другим спекулировать вместо него он счел единственно разумным способом победить.

Джилмартин начал с десяти жертв — он вовремя научился называть их клиентами. Новоявленный консультант рекомендовал им продавать привилегированные акции Steel Rod — каждому по 100 акций. Другой десятке жертв он посоветовал купить такое же количество тех же акций. И тех, и других он призвал забирать прибыль после изменения цены на четыре пункта.

Не все следовали его советам. Но семь человек, которые продали акции, заработали почти 3 тысячи долларов за ночь. Его процент составил 287,5 долларов. Шестеро купили и потеряли свои деньги. По секрету Джилмартин рассказал им о том, как предательство внутри компании заставило менеджеров временно отказаться от поддержки акций. Отсюда и падение котировок.

Они начали ворчать. Но болтливый консультант заверил их, что и сам потерял около 1600 долларов из-за выходки предателя.

На протяжении нескольких месяцев Джилмартин жил красивой жизнью. Но его бизнес дал сбой. Люди научились избегать его советов. Убедительность «инсайда», тайных подсказок Шарпа и увиденных его собственными глазами подписаний эпохальных документов сошла на нет. Если бы Джилмартин мог сделать так, чтобы его клиенты выигрывали и теряли поочередно, возможно, он смог бы сохранить свой бизнес. Но так получалось не всегда. Например, Дейв Росситер из компании Stuart & Stern получил неправильные советы шесть раз подряд. Однако это была не ошибка Джилмартина, а всего лишь неудачливость Росситера.

В конце концов, потеряв способность привлекать клиентов, Джилмартин был вынужден давать объявления в газеты — шесть раз в неделю (а также в воскресный выпуск одной из крупных ежедневных газет). Писалось там нечто вроде:

                   МЫ ДЕЛАЕМ ДЕНЬГИ

для наших инвесторов, следуя лучшей системе, которая когда-либо была разработана. Работайте с гениальными экспертами! Есть два метода действий: один — спекулятивный, другой — абсолютно верный.

                   СЕЙЧАС

пришло время вкладывать деньги в определенные акции ради гарантированной прибыли в десять пунктов. Вспомните, насколько успешно мы действовали на других рынках. Воспользуйтесь этой возможностью.

                   IOWA MIDLAND

Эти акции ожидает сильное движение. Оно уже близко. Ежедневно жду сигнала. Получу его вовремя. Прекрасная возможность заработать серьезную сумму. Письмо ко мне обойдется вам лишь в одну двухцентовую почтовую марку.

                   КОНФИДЕНЦИАЛЬНАЯ ИНФОРМАЦИЯ

Личный секретарь банкира и биржевого оператора со всемирно известной репутацией обладает важной информацией. Мне не нужны ваши деньги. Воспользуйтесь собственным брокером. Меня устроит лишь небольшая часть того, что вы заработаете, последовав моему совету.

                   ВЫРАСТЕТ НА 40 ДОЛЛАРОВ ЗА АКЦИЮ!

Феноменальное богатство на быстрорастущей бирже. Планируется сделка, которая за три месяца поднимет цену акций на 40 долларов. Информирую об изменениях и операциях группы с места событий. Лица, которые выкупят для меня 100 акций на Нью-Йоркской фондовой бирже, получат реальный выигрыш. Инвестиции безопасны и надежны. Предоставляется полная информация.

Он вновь разбогател. Ответы приходили к нему от продавцов мебели с Четвертой авеню и сельских молочников, плодоводов из Делавэра и рабочих с завода в Массачусетсе, электриков из Нью-Джерси и шахтеров из Пенсильвании. А также от врачей, водопроводчиков, владельцев похоронных бюро из крупных и мелких городов по всей стране. Каждое утро Джилмартин телеграфировал огромному количеству людей — за их счет — чтобы продать, и огромному количеству других людей — чтобы купить одни и те же акции. И брал комиссионные с победителей.

Мало-помалу его накопления росли. А вместе с ними росло желание торговать собственными деньгами. Это его раздражало — не торговать.

Однажды он встретил Фримана, который был в неважном настроении. Из вежливости он задал молодому цинику дежурный вопрос об Уолл-стрит:

—  Что ты думаешь о «них»? — Он имел в виду акции.

—  Какая разница, что думаю я? — со смиренной миной заявил Фриман. — Я — никто.

Но выглядел он так, будто мог себе позволить самоиронию.

—  Что ты знаешь? — спокойно поинтересовался Джилмартин.

—  Достаточно для того, чтобы быть «быком» по Gotham Gas. Я только что купил тысячу акций за 180.

На самом деле он купил только сто.

—  На каких основаниях?

—  Есть информация. Я получил ее непосредственно от директора компании. Видишь ли, Джилмартин, я посвящен в тайну. И не могу ничего сказать. Но ради твоего же блага посоветую тебе купить столько акций Gas, сколько только сможешь. Дела идут прекрасно. Некие бумаги были подписаны вчера вечером, и «они» почти готовы выбросить их на рынок. Однако у «них» нет еще всех акций. Когда они соберут их, готовься к фейерверку.

Джилмартин относился к советам Фримана более критично, чем к своим. Весь в сомнениях, он проговорил:

—  Акции, кажется, и так высоко оценены. Идут за 180.

—  Ты будешь думать иначе, когда увидишь их по 250. Джилмартин, я не просто слышал эту новость. Я не просто так думаю — я знаю.

— Идет, я в игре, — живо ответил Джилмартин. Он вновь почувствовал себя свободным, когда решился вновь сыграть на бирже. Так что он забрал 900 долларов — все, до последнего цента, — которые заработал, говоря людям приблизительно то же, что только что сказал ему Фриман. И купил сотню акций Gotham Gas по 185 долларов за штуку. А также телеграфировал всем своим клиентам, чтобы те последовали его примеру.

На протяжении двух недель акции колебались между 184 и 186. Фриман ежедневно подтверждал, что «они» собирают акции. Но в один прекрасный день директора встретились, решили, что дела идут неважно и продали большинство своих пакетов. Это уменьшило дивиденды с 8 до 6 процентов.

Gotham Gas потерял семнадцать пунктов за десять коротких минут. Джилмартин потерял все, что у него было. Теперь у него не было даже возможности платить за газетные объявления. Телеграфные компании отказались принимать сообщения «за счет получателя». И это лишило Джилмартина его дохода в качестве советчика.

Григгз продолжал спекулировать. Он потерял все свои деньги и деньги своей жены на маленькой сделке с Iowa Midland. Все, что мог получить от него Джилмартин, — это случайное приглашение на ужин. После того как его лишили собственности на дом за неуплату ренты, миссис Джилмартин оставила мужа и переехала жить в Ньюарк к сестре, которая не любила своего тестя.

Его одежда стала потрепанной, а питание — нерегулярным. Но в терпеливом сердце по-прежнему тлела надежда на то, что когда-то неким чудесным образом он «сорвет куш» на бирже.

Однажды Джилмартин одолжил пять долларов у человека, который заработал пять тысяч на Cosmopolitan Traction. «Акции, — сказал счастливчик, — только начали подниматься». Джилмартин поверил и купил пять штук в Percy's, его любимой мелкой брокерской конторе. Акции росли медленно, но стабильно. Однако на следующий день Percy's ограбили, поскольку собственник поскупился заплатить полиции за охрану.

Джилмартин прогуливался по Нью-стрит, беседуя с другими клиентами разоренной брокерской конторы. Все обсуждали, не было ли это подстроено самим Перси, который, как известно, неделями терял деньги. Один за другим жертвы расходились. В конце концов и Джилмартин покинул район биржевых информаторов.

Он медленно шел по Уолл-стрит, затем повернул на Уильям-стрит, думая о своей удаче. Cosmopolitan Traction, безусловно, имели все шансы вырасти. Казалось, он слышит, как акции кричат ему: «Мы поднимаемся, сейчас, тотчас же!» Вот если бы кто-то купил тысячу акций и согласился отдать ему прибыль за сто из них... Или десять... Или хотя бы одну!

Но у него не хватало даже на проезд в трамвае. Вдруг Джилмартин вспомнил, что с утра ничего не ел. Подумать об этом сейчас было неприятно. Видимо, следовало бы пойти на ужин к Григгзу в Бруклин.

«Да почему же, — сказал себе Джилмартин в порыве самобичевания, — я не могу купить себе даже чашки кофе?!»

Он поднял голову и осмотрелся, чтобы выяснить, насколько незначительным оказался ресторан, в котором он не мог купить даже чашки кофе. Джилмартин дошел до Мейден-

Лейн. Его взгляд скользил по вывескам северной части улицы и задержался на одной из них:

                   MAXWELL & KIP

Сперва он даже не понял, что она означала. После долгой разлуки эта надпись ни о чем не говорила.

Из конторы выходили клерки. Джеймсон, выглядевший особенно грубым, будто он постоянно думал, что справится с делами лучше Дженкинса. Дэнни, подросший на несколько дюймов. Он уже не был офисным мальчишкой. Он стал парнем, облаченным в голубой костюм с иголочки и модный галстук, излучавшим здоровье и добрый нрав. Уильямсон стал каким-то серым, а на его лице отпечатались тридцать лет рутинной работы. Болдуин, как и раньше, радовался окончанию рабочего дня. Этот весельчак заулыбался, услышав слова Дженкинса — преемника Джилмартина, — который выглядел авторитетно, как серьезный руководитель. В прежние времена он таким не был.

Внезапно Джилмартин окунулся в свою прошлую жизнь. Он ясно увидел, каким он был и каким мог бы стать. И он был потрясен.

Ему хотелось броситься к бывшим товарищам, поговорить с ними, пожать им руки, стать старым добрым Джилмартином. Он уже собирался подойти к Дженкинсу, но внезапно остановился. Его одежда была потрепана, и ему стало неловко. Он мог бы рассказать им, как заработал сотни тысяч и потерял их. И даже одолжить пару долларов у Дженкинса...

Джилмартин резко развернулся и быстро пошел прочь с Мейден-Лейн. Он не хотел, чтобы все увидели его в таком состоянии. Джилмартин будто только сейчас заметил поношенность своей одежды. Он шел и ошущал сильный приступ одиночества.

И он вернулся на Уолл-стрит. В начале улицы стояла церковь Святой Троицы, справа — филиал казначейства, слева — фондовая биржа.

От Мейден-Лейн до Лейн-ов-зе-тикер — таков был его жизненный путь.

«Если бы я только мог купить несколько акций Cosmopolitan Traction!» — сказал он себе. И одиноко пошел на север в Бруклин, к огромному мосту, чтобы поужинать с Григгзом, разоренным бакалейщиком.

Примечания:

5