Глава 8

Сладкая парочка

Они были абсолютно несочетаемы. Один член дуэта — старомодный дедушка, другой — хамоватый дядя. Вместе они производили комичное впечатление. Первый за семьдесят лет жизни женился только единожды и жил со своей женой вот уже сорок лет, более двадцати лет не менял работу, родился, вырос и состарился в округе Ориндж (Калифорния). Второй, пятидесятичетырехлетний, постоянно женился и разводился, переходил с одной работы на другую и часто переезжал с места на место, проживая на момент описываемых событий в модном местечке Морага на западе Оукленда, в Калифорнии. Несмотря на существенные различия, много лет они общались по телефону почти каждый день. Встретившись впервые в 1975 году, они продали друг другу облигации на миллиарды долларов. Старший член дуэта был казначеем округа Ориндж, и звали его Роберт Ситрон. Младший же, Майкл Стейменсон, занимал должность продавца ценных бумаг в Merril Lynch. Вместе они сотворили то, что многими чиновниками оценивалось как величайший финансовый провал за всю историю Соединенных Штатов: округ Ориндж потерял на производных ценных бумагах 1,7 миллиарда долларов.

Роберт Ситрон вполне соответствовал цитадели республиканцев — округу Ориндж, который путеводители характеризовали словами «как в кино, как в сказках, как в мечтах». Жизнь Ситрона в 80 и 90-е годы действительно напоминала мечту. За это время он стал одним из самых известных муниципальных казначеев Америки, его инвестиционная стратегия приносила неизменно отличные результаты, вплоть до 9% в начале 90-х. Обладал Ситрон репутацией человека, чья несгибаемость доходила до упрямства, отличаясь тем самым от Джона Уэйна, в честь которого был назван аэропорт округа, или от уроженца того же Оринджа Ричарда Никсона.

Как и многие граждане своего округа, а всего их насчитывалось 2,6 миллиона, Ситрон жил в прошлом. Он носил перстень с гигантской индийской бирюзой, галстуки режущих глаз расцветок, костюмы из полиэстера, брюки пастельных тонов и белые лакированные туфли. Ситрон был просто влюблен в Южнокалифорнийский университет, который посещал в 40-х годах. Гудок его автомобиля играл гимн любимого учебного заведения, а стол сего достопочтенного джентльмена украшали бронзовые конские яблоки — университетский талисман. На вечерах в Казначействе Ситрон собирал коллег вокруг рояля для пения чего-нибудь из репертуара 40-х годов. Записи об инвестициях он делал на каталожных карточках, в приходно-расходных книгах и даже на настенных календарях. Обедал он за антикварным столом в Оленьем клубе Санта-Аны или в ресторанах «Western Sizzlin». Единственной его уступкой прогрессу стала проверка ресторанных счетов на часах-калькуляторе. Посещать Уолл-стрит Ситрон не любил, да и вообще в Нью-Йорк выбирался четыре раза в жизни. Будучи весьма трудолюбивым, он никогда не брал отпусков, предпочитая проводить время с женой в собственном скромном доме в Санта-Ане.

Ключ к пониманию Ситрона дала фраза одного бывшего продавца Merrill Lynch: «Он знает втрое меньше того, что думает, будто знает». К примеру, Ситрон, хотя и был фанатичным приверженцем Южнокалифорнийского университета и учился там на множестве факультетов, ни одного так и не окончил. Ситрон часто обнаруживал свое невежество на людях. Во время одного телеинтервью он продемонстрировал репортеру, как хорошо он умеет пользоваться несколькими разноцветными телефонами, каждый из которых предназначался для связи с конкретным брокером. В процессе охмурения «А сейчас я говорю с Merrill. А сейчас я на связи с Солли (Salomon Brothers)» наш персонаж: случайно купил ценные бумаги, которые ему вообще-то были не нужны, и был вынужден еще раз позвонить брокеру, чтобы отменить сделку. Ситрон славился косноязычием и неспособностью к выступлениям, в связи с чем наблюдательный совет заставлял его излагать мысли в письменном виде, — правда, результат был не многим лучше. Например, вот что говорилось в отчете от 26 сентября 1994 года: «У нас нет большого возрастания инфляционной заработной платы, быстро строящихся зданий, как жилых, так и офисных, и этих стеклянных небоскребов... Было построено лишь немного высоких офисных зданий, если было построено». Немногие из налогоплательщиков округа поняли глубокую мысль о высоких офисных зданиях, если поняли. Кроме того, Ситрон оказался неспособен воспринять концепцию «покупай дешево, продавай дорого», ухитряясь приобретать ценные бумаги по высочайшей цене из всех возможных.


Для более молодого и более вменяемого Майкла Гаса Стейменсона Ситрон стал сущей находкой. Стейменсон — невысокий напористый и компетентный продавец, непременный оратор на множестве сборищ, пользовавшийся популярностью среди окружных казначеев. Ситрон быстро стал лучшим клиентом Стейменсона. На круг Merrill Lynch получил от Оринджа в качестве гонорара почти 100 миллионов долларов, из которых несколько миллионов пошли непосредственно в карман Стейменсона.

Происхождение и жизнь нашего второго героя были гораздо скромнее. Отец его — иммигрант из Греции, мать родилась и выросла в Оклахоме. Сам он провел детство в небольшом городке Ливингстон, проучился два года в Колледже Святого Хоакина в Стоктоне, потом в Калифорнийском колледже Фуллертона, отслужил в морской пехоте. Осенью 1970года Стейменсон поступил на работу в Merril Lynch, в отделение Ньюпорт Бич, откуда перевелся в Сан-Франциско, где и стал главным продавцом.

Стейменсон обладал тяжелым характером, и за ним тянулся длинный хвост конфликтов и скандалов; он мог громко выругаться и швырнуть телефонную трубку. Другими словами, Стейменсон был типичным трейдером. Он любил приговаривать: «Я дырками от бубликов не торгую». Бернард Микелл, старший вице-президент Sutro & Company, региональной фирмы, торгующей ценными бумагами, часто вспоминал характерные проявления активности Стейменсона. Так, на конференции муниципальных казначеев в Сан-Матео в 1988 году он подцер- живал предложение об обеспечении муниципальных инвестиций самозаймами, чего Merrill Lynch в принципе не делал. Стейменсон вознегодовал по поводу этого предложения и после продолжавшейся несколько минут осмысленной дискуссии сорвался на крик. Когда конференция наконец завершилась, Стейменсон нашел в холле Микелла и сказал: «А давай-ка прямо сейчас все и решим», — после чего наклонил голову, кинулся вперед, боднул оппонента и удалился с налитым кровью лицом.

B 80-х годах Стейменсон занимал пост ответственного за продажу ценных бумаг городу Сан-Хосе. По словам адвоката сего населенного пункта, Merrill Lynch определил некие инвестиции как «абсолютно надежные», «на которых невозможно потерять деньги». После того как в 1984 году Сан-Хосе потерял на них 60 миллионов долларов и из-за разразившегося скандала выгнал казначея, город вчинил Merrill Lynch иск в связи с мошенничеством и профессиональной недобросовестностью. Для того чтобы все успокоилось, Merrill Lynch пришлось уплатить Сан-Хосе 750 тысяч долларов. Чуть позже Merrill Lynch заплатил в аналогичной ситуации и Западной Вирджинии. Ни то ни другое Стейменсона не образумило.

С клиентами своими, за исключением Ситрона обращался достопочтенный джентльмен по-хамски. Дэниел Патрик Дейли, ответственный за инвестиции Сан-Франциско, рассказывал: как-то раз, когда он обедал, в ресторан ворвался Стейменсон и заорал, что надо немедленно продавать бумаги, приобретенные лишь несколько дней назад. Он обещал городу на этом мгновенный заработок в 17 тысяч долларов. Дейли согласился, но получил только 12 тысяч. Стейменсон попытался оправдаться, сказав: «Ну, обсчитался». На это Дейли ответил: или Merrill Lynch возмещает разницу, или Сан-Франциско никогда не будет с ним работать. Merrill Lynch разницу не возместил, и Сан-Франциско со Стейменсоном больше не имел дел.

Тем не менее наш герой остался главным продавцом в сан-францисском филиале, а значит, и богатым человеком. Львиная доля его комиссионных поступала из округа Ориндж. Merrill Lynch признал, что только за 1993— 1994 годы заработал на покупке и продаже финансовых продуктов округа 62,4 миллиона долларов, правда, цифра эта показалась администрации Оринджа заниженной. A Стейменсон, по данным Merrill Lynch, за указанный период сделал 4,3 миллиона.

В то время как Стейменсон копил, Ситрон расточал. Когда в 1994году процентные ставки начали расти, Ситрон стал терять деньги на масштабных сделках, заключавшихся в покупках у Стейменсона — и не только у него — структурированных бумаг на основе займов. Хотя впоследствии газеты и называли сделки округа запутанными, ничего сложного в них не было, особенно в сравнении с провернутой мною операцией с производными бумагами.

Вот что сделал Ситрон: он взял инвестиционный пул округа размером в 7,4 миллиарда долларов, занял у различных торгующих ценными бумагами фирм еще 1З миллиардов и купил краткосрочные высокоприбыльные облигации, доходность которых была привязана к изменению процентных ставок. Система эта мне знакома слишком хорошо. Самые разные так называемые облигации с плавающим обратным курсом при повышении процентной ставки быстро падали в цене. Купонная ставка этих облигаций была, как правило, очень высокой — допустим, 13% за вычетом плавающей ставки, скажем, той же ЛИБОР. Пока ЛИБОР была невысока, облигации стоили дорого. При ЛИБОР в 3%, например, облигация приносила 10% (13% — 3%). Но при росте ЛИБОР купонная ставка сокращалась. Чем больше повышалась ЛИБОР, тем существеннее были потери.

Еще один тип структурированных облигаций, облигации со стартовой датой, обеспечивали купонные выплаты выше средних всего несколько месяцев, пока процентная ставка была ниже ранее определенной, так называемой стартовой ставки на конкретное число — стартовый день. Если же процентная ставка превышала стартовую, то погашение облигаций со стартовой датой откладывалось на несколько лет, а инвестор оставался с почти ничего не стоящими бумажками на руках.

Хотя облигации с плавающим обратным курсом и были широко разрекламированы, бумаги со стартовой датой в этом плане составляли исключение. Позвольте привести в качестве примера одну из них, купленную округом Ориндж. Подобное вложение денег может показаться рискованным, но в действительности это был один из самых консервативных типов структурированных облигаций. Большую их часть Ситрон приобрел у Стейменсона, но несколько сотен миллионов долларов перепало и другим фирмам, в том числе Morgan Stanley. Облигация, о которой идет речь, была куплена именно там, но, к счастью, я к сделке никакого касательства не имел.

6 января 1994 года Morgan Stanley продал округу Ориндж структурированные бумаги, выпущенные Бостонским федеральным банком жилищного кредитования (Federal Home Loan Bank of Boston) — банком высочайшей категории надежности, чьи обязательства безоговорочно обеспечивались Казначейством США, на общую сумму 100 миллионов долларов. Вложение денег казалось практически безопасным.

Стартовой датой для этих облигаций было установлено 30 июня 1994 года, то есть ждать оставалось менее полугода. Если трехмесячная ставка ЛИБОР на стартовый день не превышала 4,25%, облигации погашались. Для округа Ориндж это означало: процент так и останется невысоким, и Ситрону следует озаботиться поиском новых возможностей для инвестиций, но все равно казначей мог бы гордиться получением купонных выплат за первую половину 1994 года выше рыночной доходности.

Что же произошло на самом деле? Трехмесячная ЛИБОР к стартовой дате превысила 4,25%, погашение облигаций отложили на три года, а купонная выплата ограничилась теми же четырьмя процентами. Таким образом, связанный с облигациями риск, пусть и ненамного, но возрос, погашение откладывалось, и можно было продолжать получать небольшие купонные выплаты. Ситуация, в которой погашение откладывается, рискованна уже потому, что нежелательна: процентные ставки-то растут. Другими словами, Ситрон оставался с трехлетними облигациями, которые все три года приносили бы 4% даже в том случае, если бы процентные ставки поднялись до небес. В зависимости от степени повышения ставок доходность облигаций в большей или меньшей мере страдала бы, то есть при продаже их до срока погашения вы могли бы понести значительные потери.

Оценка стоимости облигаций со стартовой датой на конкретный момент и вообще-то дело тяжелое для кого угодно, а уж для Ситрона с его скудным опытом в инвестициях — тем более. В нашем случае нельзя было ограничиваться простым подсчетом цены на сегодня, поскольку предсказать поведение процентных ставок невозможно. Во что лучше вложить деньги — в пятимесячные облигации с высокой купонной выплатой или трехмесячные с низкой? Для ответа на этот вопрос следует разработать компьютерную модель, упрощающую различные варианты поведения процентных ставок, причем для инвестиционных банков такие модели создают доктора математических и компьютерных наук. Совершенно очевидно, что Ситрону с его картотеками и бухгалтерскими книгами задачка оказалась не по силам, а кроме того, банки, впаривающие ему эти облигации, получали от нашего казначея, прямо скажем, неплохие гонорары. Другими словами, его просто обдирали. Как я уже говорил, лишь на одной облигации Morgan Stanley получил более 200 тысяч долларов.

В 1994 году и администрацию, и общественность округа Ориндж многократно предупреждали о риске, сопряженном с владением столь экзотическими бумагами. В марте одна серьезная газета назвала стратегию Ситрона «спиралью смерти». Merrill Lynch заявлял, что раз восемь советовал Ситрону не играть в столь опасную игру; более того, одно из предупреждений было конкретным и касалось возможности потерять 270 миллионов долларов при возрастании ставки на 1%, причем озаботился ситуацией Merrill Lynch еще в 1992 году, когда даже предлагал выкупить ранее проданные округу производные.

Боб Ситрон на критику реагировал очень болезненно, а предупреждения просто пропускал мимо ушей. Когда компетентнейший Goldman Sachs позволил себе нелестное высказывание относительно инвестиционной политики округа, Ситрон направил компании письмо, в котором выразил свою уверенность в непонимании ею инвестиционной стратегии Оринджа и попросил больше к нему с деловыми предложениями не обращаться. На вопрос, почему он так уверен, что после 1993 года процентная ставка расти не будет, Ситрон ответил: «Я один из крупнейших американских инвесторов и в таких вещах разбираюсь».

B апреле 1994 года, после того как процентная ставка начала повышаться, а производные — обесцениваться, Комиссия по ценным бумагам и биржам в Лoс-Aнджелесе вызвала Ситрона и задала ему несколько вопросов насчет инвестиций округа. На протяжении всей трехчасовой встречи казначей нервничал и отмалчивался. По совету приглашенных адвокатов округ Ориндж отклонил запрос комиссии о предоставлении ей документов за последний месяц: Ситрон готовился к перевыборам и хотел отсрочить неприятное разбирательство.

Избирательная кампания прошла в более нервной обстановке, чем предрекали прогнозы. Поскольку процентная ставка продолжала расти, оппонент нашего казначея, Джон Мурлах, бухгалтер Costa Меса, воспользовавшись предупреждениями о чрезмерном риске, сопряженном с портфелем инвестиций округа, начал приставать к Ситрону с вопросом о степени риска инвестирования средств в производные. В мае 1994года Мурлах предсказал округу Ориндж потерю 1,2 миллиарда долларов. И хотя позже выяснилось, что этот прогноз оказался чересчур оптимистичным, Ситрон был вновь избран на свой пост, несмотря на обращенные против него грязные избирательные технологии.

Тем не менее избирательная кампания оставила его опустошенным, поведение нашего героя стало изобиловать странностями. Приходил он на работу поздно, уходил рано. У него появилась привычка нервно посвистывать сквозь зубы. Еще одной причудой стали консультации с ясновидящими и астрологами о целесообразности инвестиций и использование представителей этих двух уважаемых профессий для предсказаний изменения процентной ставки. Ясновидящая напророчила Ситрону заботы из-за денег начиная с конца ноября, но более опытным предсказателем оказался все таки Мурлах.

Ситрон потерял хватку. Он засыпал за рабочим столом, стал забывать о назначенных им же встречах, мысли его витали где-то далеко. Психолог обнаружил ухудшение его способностей к логическому мышлению, обработке и усвоению информации. Как перед описываемыми слушаниями заявил адвокат Ситрона, его клиент страдал слабоумием и вообще обладал «ограниченными интеллектуальными способностями». Поверенный округа Ориндж обвинил Merrill Lynch в том, что банк, воспользовавшись болезненным состоянием Ситрона, сделал его козлом отпущения.

В начале ноября 1994 года заместитель казначея Мэттью Раабе предупредил руководство округа о кризисе портфеля инвестиций. Только тогда администрация сочла возможным для оценки степени риска прислушаться к мнению независимого консультанта. Затем 8 ноября администрация округа получила от него послание, которое окрестили зовом ангела смерти. B меморандуме доступным языком излагался наихудший из всех возможных сценариев развития событий, но было уже слишком поздно. Округ потерял более миллиарда долларов.


Вести о неприятностях округа Ориндж дошли до меня во вторник 1 декабря в 15.45. Инвесторы оставались в неведении до 17.00 — времени, на которое администрация созвала пресс-конференцию. Большая же часть человечества почерпнула информацию о гигантских потерях лишь на следующий день из утренних газет.

Финансовая катастрофа удивила Morgan Stanley меньше, нежели кого-то еще. Я почти уверен: мое начальство учитывало возможность таких потерь, а продавец, у которого округ Ориндж приобрел структурированные облигации, просто обязан был владеть ситуацией на основе анализа продаваемых бумаг.

И действительно, Morgan Stanley начал готовиться к встряске рынка производных более чем на месяц раньше Оринджа или кого-либо еще из инвесторов. Возрастание процентной ставки сделало дополнительные потери неизбежными. 25 октября, когда округ уже успел потерять миллионы, но все еще не знал, сколько именно, глава юридической службы Morgan Stanley созвал представительное собрание для определения дальнейшей политики в области операций с производными бумагами. Полдюжины адвокатов и несколько дюжин сотрудников группы производных набились в конференц-зал, где и выслушали тревожную весть. Наше положение оказалось не таким серьезным, как можно было ожидать, поскольку ни Procter & Gamble, ни Gibson Greetings претензий Morgan Stanley не предъявили, но мы отлично понимали: неприятностей можно ждать буквально от сотен других инвесторов.

Округ Ориндж был далеко не первым административным образованием, которому изменила удача в игре с инвестиционными банками. Несколько лет назад Западная Вирджиния потеряла почти 200 миллионов долларов, после чего начала судебные процессы против восьми инвестиционных банков, желая, чтобы те возместили ее убытки, и только Morgan Stanley решился довести дело до суда — редкий случай в финансовом мире.

Свидетельские показания оказались для Morgan Stanley изобличающими. Было рассказано о телефонном разговоре ответственного за опционы фирмы и ответственной за инвестиции, бывшего секретаря штата. Сотрудник Morgan Stanley спрашивал, не надо ли помочь разобраться в сделке, закрытой на прошлой неделе. Ответственная за инвестиции ответила: «Помочь мне? Не учите рыбу плавать!» B итоге Morgan Stanley и Западная Вирджиния стали смертельными врагами. Судья спустил на фирму свору прилизанных гарвардских типов. Дело кончилось решением суда о возмещении Западной Вирджинии со стороны банка 48 миллионов долларов из 190 миллионов, потерянных, по утверждению представителя штата, в 1986 и 1987 годах.

Участники собрания хорошо помнили тот приговор, и атмосфера в зале была жаркой, нервной и напряженной. Мы отдавали себе отчет в том, что превращаемся в потенциальный объект атаки, и решили впредь быть более осторожными с тем, что продаем, и кому продаем. Я еще раз высказал свое мнение: структурированные бумаги были изобретены теми, кто пытался заставить инвесторов играть в такие игры, в которые им на самом деле играть не положено. Теперь со мной согласилось уже несколько человек. Множество проблем с производными родилось на свет благодаря структурированным бумагам, и я благодарил Бога, что не разгуливал по минному полю, а продавал, как правило, инструменты на основе реальных активов. Бидьют Сен, месяцами скуливший по поводу недостаточного объема продаж группой производных структурированных облигаций, соизволил сострить: «Наш объем продаж настолько мал, что мы не вляпались в большое дерьмо».

На следующий день после того как округ Ориндж объявил о потерях, в пятницу 2 декабря, мы поняли: Morgan Stanley может все-таки вляпаться по-настоящему. Оказалось, что любимая фирма продала округу структурированные облигации примерно на 600—700 миллионов долларов, а это составило 10% от общего объема их приобретений. Конечно, главным виновником случившегося безобразия Morgan Stanley не был, но в число виновников неглавных входил. Мы торговали практически теми же бумагами, что и Merrill Lynch: суть их сводилась к прибыльности при отсутствии роста процентной ставки. Продажи начались в 1992 году и продолжались в 1994, причем заработал Morgan Stanley на них очень и очень неплохо. Гонорар в 200 тысяч долларов за облигации со стартовой датой не был чем-то из ряда вон выходящим. Проскочила еще кое-какая информация о роли Morgan Stanley, и его председатель Ричард Фишер был вынужден выступить по телевизору и прокомментировать потери Оринджа. Но к счастью, внимание публики сконцентрировалось на Майкле Стейменсоне и Merrill Lynch.

Тем временем Morgan Stanley столкнулся с новыми трудностями. Оказывается, банк предоставил злосчастному округу заем на 1,6 миллиарда долларов, и теперь возврат денег стал проблематичным. Всего же под залог структурированных облигаций округ занял у различных инвестиционных банков 13 миллиардов. Эти займы получили название «соглашения об обратном выкупе», или же просто «обратный выкуп». Хорошей новостью стало то, что группа производных к упомянутым займам была непричастна, так как ими в Morgan Stanley занималось подразделение обратного выкупа, над которым и нависла угроза. Этим беднягам срочно потребовалась наша помощь, в том числе и для подсчета реальной стоимости залогового обеспечения. Требовалось ответить на главный вопрос: стоит ли залог достаточно для того, чтобы фирма получила свои деньги назад?

Руководители моей группы организовали конференцию с участием представителей округа и множества адвокатов и консультантов. От Morgan Stanley присутствовали только директора-распорядители, меня такой чести не удостоили. Немедленно после окончания переговоров посыпались приказы: Отменить обеденный перерыв! Срочно данные мне на стол! Отправить это по факсу! Один из директоров предупредил, что нам придется в течение нескольких ближайших недель показать администрации округа, где раки зимуют, так как ни руководство Оринджа, ни даже его консультанты «вообще ни хрена не понимают».

Торговую площадку охватило неистовство. В доведении администрации до кондиции участвовали все сотрудники ГПП и даже Питер Карчес, глава отдела бумаг с фиксированным доходом, который для получения новой информации отрывался от работы буквально каждые несколько минут. Начали названивать репортеры, но у нас была суровая инструкция: в контакты с ними не вступать. Кто-то упорно пытал Королеву телефонными звонками, интересуясь проспектами структурированных облигаций, причем представлялся этот любознательный господин каждый раз по-разному, в том числе и студентом выпускного курса Гарварда. Карчес был очень занят, демонстрируя, что не зря его считают потенциальным главой фирмы. Он сосредоточил нити управления в своих руках, поскольку из всех участников этого бардака обладал наибольшими способностями к логическому анализу и кропотливой работе. Один из продавцов спросил Карчеса, не пора ли начать уничтожать документы, и получил спокойный ответ: «Нет». Карчес уточнил, кто именно обладает знанием деталей произошедшего в Ориндже, и собрал носителей этой информации, чтобы обсудить с ними стратегию действий. И опять, на мое счастье, я не вошел в круг посвященных.

В понедельник 5 декабря лицо Роберта Ситрона украсило первую полосу делового раздела «New York Times». Бидьют Сен начал издеваться, приговаривая: «Всмотритесь в его лицо. Он таскает перстень с бирюзой — ну, в это как раз поверить можно, — но можно ли поверить, что этот дедушка способен сначала купить, а потом заложить структурированные облигации?» Просто невероятно! Днем раньше руководители округа Ориндж посетили Ситрона, имея с собой коротенькое уведомление о его отставке, кое казначей и подписал. Если верить газетным статьям, даже после этого Ситрон продолжал кипятиться и отказывался признать потери. Руководителей округа настолько обеспокоило состояние психики бывшего казначея, что они удостоверились в наличии психиатра в зоне досягаемости.

В тот же день, 5 декабря, округ Ориндж сделал заявление о самом крупном муниципальном банкротстве в истории. Фонды округа обеспечивали существование около двухсот школ, городов и районов. Если разделить потери на всех жителей Оринджа, то получалось, что каждый из них— мужчина, женщина, новорожденный ребенок— лишился почти тысячи долларов. Инвестиции округа, и в том числе структурированные бумаги, упали в цене на 27%, и Ориндж объявил о невозможности в дальнейшем отвечать по собственным обязательствам.

Заявление о банкротстве выставило агентства, определяющие кредитоспособность, дураками, так как всего несколько месяцев назад, в августе 1994 года, Moody's Investors Service присвоило обязательствам округа индекс Аа 1, наиболее высокий среди индексов обязательств всех округов Калифорнии. В уведомлении об этом было сказано: «Так держать, округ Ориндж». Сегодня, 7 декабря, смущенное агентство Moody объявило облигации Орин- джа «мусорными», а ведь контора эта считалась одной из наиболее компетентных в своем деле. Коллеги Moody, в том числе S & Р, также не смогли предугадать банкротство, и вскоре всем им пришлось отбиваться от судебных исков в связи с раздачей индексов высокой надежности производным бумагам.

Роберт Ситрон и Майкл Стейменсон были вызваны повестками для дачи объяснений на заседание сенатского комитета Калифорнии по инвестициям местных органов самоуправления (California Senate Special Committee on Local Government Investments), где и выступили во вторник 17 января 1995 года на продолжавшихся весь день слушаниях. Это было жалкое зрелище. Ситрон отказался от одежды дикой расцветки и появился на публике в скучном сером костюме и в очках. Он оправдывался и признавал свое невежество. Вот слова из его выступления: «Оглядываясь назад, я понимаю, что для работы в столь сложной сфере, как операции с правительственными облигациями, мне не хватало ни образования, ни опыта». Заикаясь и бормоча, претендующий на роль жертвы Ситрон пытался оправдаться за всю свою жизнь: в армии он не служил из-за астмы, Южнокалифорнийский университет он не окончил из-за сложного материального положения, инвестором он был неопытным и акциями никогда не владел. В целом Роберт Ситрон производил просто жалкое впечатление.

Стейменсон также выразил сожаление, рассказал, как страдает из-за всего произошедшего по его вине. Он начал играть в наивность, называя Ситрона исключительно опытным инвестором и говоря, что многому от него научился. Версия Стейменсона была настолько же абсурдна, насколько версия Ситрона жалостлива. Когда наш второй герой принялся уверять, что он не был финансовым советником округа, сенатор от округа Ориндж республиканец Уильям А. Крейвен оказался не в силах вынести такое безобразие и назвал выступающего лжецом. В конце концов Стейменсону пришлось признать частые беседы с Ситроном, поскольку, по словам экс-казначея, беседы были ежедневными, но он по-прежнему не соглашался с тем, что являлся финансовым советником. Тут Крейвен опять взорвался и спросил: «Ну а о чем еще вы могли трепаться каждый день? О погоде?» Адвокат Ситрона Дейвид У. Уичерт тоже разозлился и выдал: «Для Merrill Lynch отделять себя от этого кризиса — то же самое, что для Exxon отделять себя от „Valdez"»12.

В итоге Стейменсон отделался легким испугом — из ведомости на зарплату Merrill Lynch его не исключили. Округ Ориндж вчинил банку иск на два миллиарда долларов, и, естественно, очень многое зависело от слов нашего героя. Стейменсон продемонстрировал лояльность фирме. Когда один из репортеров настиг его в офисе в принадлежащей Merrill Lynch башне из розового мрамора в сердце сан-францисского финансового района — на четырнадцатом этаже дома 101 по Калифорния-стрит, Стейменсон отказался говорить, прорычав только: «Ты запомнил, через какую дверь вошел? Вот через нее и выйди!»

Практически за одну ночь Ситрон одолел путь от одного из самых популярных политиков за всю историю Оринджа до врага народа номер один. Вскоре после банкротства какой-то калифорниец, увидев в офисе округа фотографию бывшего казначея, пообещал вернуться с ружьем и поупражняться в стрельбе по мишени.

Ситрон не только стал отверженным, его признали преступником. Позже ему предъявили обвинение в нарушении различных статей законов, регламентирующих инвестиционную деятельность. Расследование установило, что Ситрон не только не окончил колледж, но и обладал знаниями по математике, недостаточными для восьмиклассника. На основании стандартных тестов он был зачислен психологами в наименее приспособленные к логическому мышлению 5% американского населения. Судебный психолог сказал судье, занимающемуся делом Ситрона: «Ваш подопечный напоминает пустую бутылку, носящуюся в океане по воле волн».

Ситрон написал судье, выклянчивая снисхождение. В письме говорилось, что после ухода в отставку его не покидают мысли о самоубийстве. Ситрон настаивал: он покупал бумаги, не называвшиеся производными, но в действительности таковыми являвшиеся. Ситрон говорил о своей жене, с которой они прожили в любви сорок один год, и о том, что за все это время они спали в разных кроватях лишь шесть раз. Он жаловался, что из-за преклонного возраста и проблем со здоровьем тюрьма его убьет. В конце концов Ситрона приговорили к году тюрьмы с заменой заключения общественными работами.


Давайте все-таки вернемся к Morgan Stanley, где трейдеры, занимающиеся бумагами с обратным выкупом, все еще пытались определить степень риска фирмы в деле о займах, предоставленных округу Ориндж. Трейдеры не подсчитывали ежедневные изменения цен залогового обеспечения, в том числе и потому, что не знали, как определить стоимость структурированных облигаций. Вместо этого они узнавали цену залога лишь раз в месяц. Какой-то трейдер, чересчур волновавшийся по поводу ежедневного стремительного падения цены, сказал: «Да гори оно все огнем, раз в месяц такие известия получать все-таки лучше».

Отдел, занимающийся бумагами с обратным выкупом, никогда и ни в каком инвестиционном банке элитарным не считался. В процессе стажировки в First Boston я провел какое-то время и в этом подразделении, и в смежных структурах, в том числе в отделе, торгующем краткосрочными облигациями. Продажа таких облигаций проста и сопряжена с очень незначительным риском и малой прибылью — бумаги-то подлежат погашению очень быстро. В команде игроков в американский футбол продавец краткосрочных облигаций стал бы нападающим третьей линии. Нет, кроме шуток, многие такие продавцы действительно походят на линейных. Один мой знакомый, промышлявший этой торговлей, был здоровенным мужиком, с головой размером с компьютерный монитор. Несложная работа оставляла ему достаточно времени на еду и трепотню, а он был всегда готов и на то, и на другое. Обсуждали мы с ним только две темы: американский футбол и Макдоналдсы, причем его впечатляла глубина моих познаний в обеих областях — я мог выразить суждение как об Американской футбольной конференции, так и о меню упомянутой сети ресторанов, причем последнее обговаривалось в мельчайших подробностях, сравнивались и тщательно анализировались различные блюда из курятины, мы радовались безвременной кончине McLean и McDLT, негодовали по поводу McRib. Мы обменивались кулинарными историями, хотя даже величайшее мое достижение — четыре тройных гамбургера, три фунта мяса, которые я съел, чтобы выиграть двести пятьдесят долларов, — бледнело перед его оргиями в стиле Гаргантюа. Я просто зачаровывал собеседника рассказами о том, как, будучи школьником, работал в налдсе. Короче, этот продавец более всех знакомых мне человеческих существ походил на стейнбековского Лен- ни, но не стоит забывать вот о чем: во-первых, делал он несколько сотен тысяч долларов в год и, во-вторых, в отличие от литературного героя дружил со мной, а не с мышью.

К сожалению, работавшие в Morgan Stanley трейдеры, занимающиеся бумагами с обратным выкупом, также от Ленни отличались не многим, а в сложившейся ситуации любая ошибка могла обернуться непоправимой катастрофой. В декабре 1994 года округ Ориндж заморозил активы инвестиционного пула. Таким образом, любая продажа кем-либо, в том числе и Morgan Stanley, залогового обеспечения превращалась в операцию спорную, а возможно, и противозаконную. 8 декабря я узнал, что предоставленное нашей фирме залоговое обеспечение займа округу Ориндж на сумму 1,6 миллиарда долларов подлежащими обратному выкупу бумагами приблизительно наполовину состоит из надежных правительственных облигаций США, а на вторую половину — из облигаций структурированных. Morgan Stanley координировал с другими банками ликвидацию структурированных бумаг, поскольку если бы их удалось продать, не нарушая закон, то в осадок даже могла выпасть небольшая прибыль.

Как правило, для получения кредитором права продажи залога одного лишь заявления о банкротстве недостаточно, поскольку следует дождаться окончания собственно процесса банкротства. Тем не менее и Morgan Stanley, и прочие заимодавцы сочли, что они обладают правом продажи структурированных облигаций уже после заявления о крахе. Решение это было принято на основании главы 9 закона о банкротстве, посвященной банкротству муниципальных структур, где ясно сказано об исключении, сделанном в отношении платежей в счет погашения ссуды. Руководители решили сократить потери компаний путем немедленной продажи структурированных облигаций, а не ожидать окончания процесса банкротства,

даже если их позиция впоследствии будет сочтена противозаконной.

С благословения адвокатов Morgan Stanley в час дня начался заранее подготовленный аукцион по продаже структурированных облигаций. Аукционист вещал в громкоговоритель во втором конференц-зале, находящемся в двух шагах от торговой площадки и неподалеку от помещений группы производных. Этот аукцион стал одним из важнейших во всей истории фирмы. На него собрались все, в том числе и Джон Мак, и спешно вернувшийся из Лондона шеф отдела бумаг с фиксированным доходом Питер Карчес, и только что прилетевший из Гонконга Кен де Ригт, которому вскоре суждено будет сменить Карчеса на его посту. Торговцы производными в течение двух дней высчитывали цены на структурированные облигации, делая короткие перерывы лишь на еду и посещение туалета. Один из них все ворчал, будто по сотрудникам агентств, определявших кредитоспособность округа Ориндж, тюрьма плачет. Ходили слухи: наши потери составят около 50 миллионов долларов.

Аукцион по продаже структурированных облигаций взбаламутил весь рынок ценных бумаг. После объявления о торгах все устоявшиеся рынки пришли в движение. Страшила, никогда не упускавший возможности посмеяться, во время аукциона поведал может быть, а может и сказку об очередной блажи Роберта Ситрона.

Правда, я на аукционе не присутствовал. Меня и еще нескольких сотрудников послали доставить сверхважные документы всем участвующим в торгах банках. Курьеру настолько ответственную работу доверить было невозможно. На мою долю выпал визит в Goldman Sachs. Трясясь в такси, я ни на секунду не выпускал из рук бережно опечатанный пакет, и хотя мне до смерти хотелось узнать, что в нем, искушение удалось преодолеть.

Исполнив миссию, я устроил себе перерыв, чтобы прогуляться мимо Нью-Йоркской фондовой биржи, расположенной на Уолл-стрит неподалеку от Goldman Sachs. Несколькими годами раньше, еще до того как я начал работать в First Boston, друг пригласил меня посетить это здание. Для меня это стало незабываемым впечатлением: крики, вспышки, телефонные звонки. Тогда я считал биржу пупом финансового мира, и как же я ошибался! В наши дни эта организация стала пятым колесом в телеге инвестиционных банков, осуществляющих наиболее важные операции за закрытыми дверями и проводящих секретные совещания, причем часто за пределами США.

Вернувшись, я услышал жалобы сотрудников отдела бумаг с фиксированным доходом на малую прибыль; правда, позже выяснилось: при расчетах они ошиблись на несколько сотен тысяч долларов, а все потому, что какой-то парень неправильно вводил данные в компьютер. Наша группа действительно сделала деньги на продаже структурированных облигаций. Все испытали облегчение.

Все, кроме округа Ориндж и его адвокатов. 8 декабря в 13.54 Morgan Stanley и другие банки завершили продажу структурированных облигаций. B 14.36 администрация округа пообещала засудить каждого брокера, принимавшего участие в продаже. Хотя позже округ и предъявил иск Nomura Securities, одному из участвовавших в аукционе брокеров, об иске к Morgan Stanley я так никогда ничего и не услышал.


Округ Ориндж приобрел наибольшую в Южной Калифорнии известность, но удар по карману перенес не он один. В сентябре 1994 года группа производных получила следующую информацию: округ Сан-Диего, для того чтобы отсрочить неизбежные убытки, реструктурировал портфель производных общей стоимостью 700 миллионов долларов. ГПП обратилась к Сан-Диего с аналогичным предложением о реструктуризации, но округ выбрал другой инвестиционный банк. Сан-Диего владел производными, получившими название «облигации с купонной ставкой, привязанной к валютному курсу» (английская аббревиатура — CERLS), и походившими на PERLS за тем лишь исключением, что схема выплат применялась к купонам, а отнюдь не к основной сумме долга. Пока Morgan Stanley готовил свое предложение, мне пришло в голову, что администрации Сан-Диего может быть удобно оттянуть признание потерь до момента окончания выборов, и я даже позвонил в избирательную комиссию округа, желая узнать, когда выборы состоятся. Исходя из сообщенных мне сроков, я мог с достаточной долей уверенности утверждать: реструктурированные облигации будут погашены и потери будут признаны уже после выборов, так что мысль моя оказалась красивой, но и только.

Производные пользовались популярностью и в прочих административных образованиях вечно солнечной Калифорнии. Morgan Stanley продавал структурированные облигации округам Сонома, Сан-Диего, Сан-Бернардино и Ориндж. В море из 74 миллиардов долларов, а именно такую сумму составлял Калифорнийский пенсионный фонд государственных служащих (California Public Employees Retirement System, CALPERS), текла река из прибылей от производных, купленных на сотни миллионов. Потеряли на производных бумагах и другие штаты, в том числе Флорида, Луизиана, Огайо, Висконсин, Вайоминг и, конечно же, Западная Вирджиния. Даже кливлендские власти при постройке Дворца славы рок-н-ролла для подстраховки продали облигации с плавающей ставкой на 38 миллионов долларов и купили производные.

Одним из самых крупных покупателей оказался Совет по инвестициям штата Висконсин, который по рекомендации фондового менеджера Скипа Гибсона, личности среди продавцов производных Уолл-стрит весьма популярной, приобрел производные бумаги на 32 миллиарда долларов. Висконсин купил даже PERLS. В августе 1994 года, после того как прогорел один из трейдеров висконсинских PERLS, Morgan Stanley реструктурировал сделки, чтобы на несколько лет оттянуть погашение облигаций, а быть может, как и в случае с Сан-Диего, скрыть и отсрочить потери. Тем не менее, какую бы цель эта сделка ни преследовала, моя группа ободрала штат Висконсин как липку. С относительно небольшого объема продаж, составившего всего-то 35 миллионов долларов, мы получили в качестве гонорара почти миллион.

Но в сознание Висконсин так и не пришел, что и продемонстрировал, продолжив рискованную инвестиционную политику. Даже в самый разгар нашего издевательства над округом Ориндж сей штат выразил заинтересованность в покупке каких-то экзотических бескупонных облигаций с правом погашения в иенах. Через несколько месяцев до администрации Висконсина все-таки дошло, сколько именно на этих странных сделках потеряла их казна, и Скип Гибсон превратился в безработного.

Менеджеров многих фондов, несмотря на угрозу увольнения, просто-таки тянуло поиграть с ненадежными производными. Мне же эти ребята напоминали игроков в наперстки, причем под одним наперстком лежал скромный доход, чуть выше рыночного, а под другим — финансовая бомба с часовым механизмом.

Представьте себя на месте управляющего фондом, куда относят пенсии или другие деньги простые бабушки и дедушки или куда для пущей безопасности вложены собранные налоги. Если вы сумеете обеспечить бабушкам и дедушкам доход 6% вместо 5,5%, они порадуются вместе с вами. Ваши начальники порадуются вместе с вами. Вы станете звездой. Вот что произойдет, если вы верно угадаете наперсток. Для руководителя фонда лишние полпроцента прибыли— дар Царя Небесного. Небольшой рост базисной ставки — и без каких-либо усилий вы попадаете в высший эшелон менеджеров. Если же вам кажется, будто инвестиции не сопряжены с высоким риском и принесут хороший доход, то тут и думать не о чем, даже при том что банк требует солидный гонорар. Вы не можете устоять перед соблазном и покупаете производные.

А теперь представьте, как вы будете смотреть в глаза простым людям, узнавшим, что они потеряли все. Как эти люди поведут себя, когда выяснят, что вместо покупки краткосрочных надежных облигаций вы купили производные типа «облигаций повышенной доходности с плавающей процентной ставкой», выплаты по которым всецело зависят от изменений трехмесячной лондонской межбанковской ставки, более известной как ЛИБОР? Обрадуются ли доверившиеся вам люди внезапному изменению трехмесячной ЛИБОР? Станут ли они проверять величину трехмесячной ЛИБОР, устанавливаемую ежедневно в 11.00 по Гринвичу на основании средней долларовой процентной ставки, которая выводится из ставок различных банков; обратятся ли они к информационной службе Telerate (страница 3750, если кого интересует), где Британская банковская ассоциация (British Bankers Association) публикует величину ЛИБОР? Скорее всего, нет. Ачго, если вы выбрали не тот наперсток?

И вы, будучи фондовым менеджером, несмотря на такие думы пойдете на гигантский риск? Конечно, пойдете, так как, скорее всего, вы выберете нужный наперсток, бабушки и дедушки никогда ни о чем не догадаются, начальство сочтет вас гением, а вы получите большой и красивый чек на премиальные. Если же вы поднимете другой наперсток и трехмесячная ЛИБОР существенно возрастет, ваш фонд может обанкротиться, округу здорово не повезет, сограждане начнут с вами судиться. Но даже если вас выгонят с этой работы, то вы всегда сможете найти новую, да еще такую, что окажется лучше старой. Напористые фондовые менеджеры нужны всем.

Многие облигации из тех, которыми владел округ Ориндж, были еще более странными, нежели «облигации повышенной доходности с плавающей процентной ставкой», а курс их в очень большой степени зависел от операций, производимых вне Соединенных Штатов. Висконсин играл на японской иене, канадском долларе, итальянской лире, и список этот я могу продолжать и продолжать. Многие правительственные структуры приобретали PERLS, курс которых в определенной мере зависел от курса любой иностранной валюты.

Я очень удивился, обнаружив страстную любовь к Британии, испытываемую окружными администрациями, правительственными инвестиционными советами и муниципальными инвестиционными фондами. «Стерлинговые облигации с плавающей обратной ставкой», основывающиеся на британских процентных ставках, пользовались особенной популярностью в начале 90-х годов и раскупались так, будто бы это был «Гиннес» по десять центов за бутылку. Общий объем продаж бумаг новой эмиссии в 1992 году в пересчете на доллары составил более миллиарда. В 1993 году американцы потратили на них 813 миллионов за одну (только одну!) неделю.

Из всех видов британских бумаг особенно интересным показались мне «трехлетние валютные защищенные стерлинговые облигации с плавающей обратной ставкой» (Three-Year Currency Protected Sterling Inverse Floater). Поскольку облигации были с плавающей обратной ставкой, величина выплат по ним находилась в обратной зависимости от процентной ставки и вычислялась по формуле, приведенной в условиях владения. Другими словами, при возрастании процентной ставки выплаты уменьшались.

Тем не менее доход по этим облигациям зависел не только от ЛИБОР. Процент, выплачиваемый по облигациям, определялся двухлетним свопом с погашением в фунтах стерлингов. Двухлетняя ставка — фиксированный процент по процентному свопу в случае вашего согласия платить по плавающей ставке, основанной на ЛИБОР. B этом случае ставки устанавливались в британской валюте, то есть в фунтах стерлингов, следовательно, раз в полгода вы должны были определять эту ставку, а размер получаемой купонной выплаты составил бы фиксированный процент, за вычетом двухлетнего стерлингового свопа. Таким образом, покупая облигацию, вы рассчитывали, что британская процентная ставка снизится, но в отличие от прочих бумаг, ценность которых зависела от британской ставки непосредственно, в данном случае присутствовала зависимость косвенная, определяемая наиболее трудоемким и сложным для понимания способом из всех возможных.

Прелесть же исследуемой нами облигации состояла в возможности надежно спрятать торговлю производными от взглядов публики. Представьте себя на месте купившего эту бумагу управляющего фондом. Вам не надо было бы говорить ни начальству, контролирующим органам: «А посмотрите-ка, что у меня есть! Я тут прикупил трехлетние валютные защищенные стерлинговые обли-

гации с плавающей обратной ставкой». Никто бы ни о чем и не догадался. Кроме того, британские бумаги выглядели такими же непотопляемыми, как и трехлетние облигации в высшей степени надежной Федеральной корпорации ипотечного жилищного кредитования (Federal Home Loan Mortgage Corporation), более известной под именем «Фредди Мак». Покупатель походил на несовершеннолетнего оболтуса, дающего деньги местному бомжу, чтобы тот купил ему спиртного, а потом добавлявшего это пойло в кока-колу и пьющего такую дикую смесь на глазах у ничего не подозревающих родителей. Правда, в нашем случае роль бомжа брал на себя инвестиционный банк, труды которого оплачивались весьма неплохо.

«Фредди Мак», имевшая головной офис в шикарной резиденции McLean (Вирджиния), могла служить великолепным прикрытием. Это правительственное агентство, гарантировавшее жилищную ипотеку, с начала 1993 года также эмитировало производные, очень сложные для понимания. Агентство просто использовало производные, которые выпускал инвестиционный банк для получения займов по более низкой цене. Банк структурировал эмиссию и разделил риск. «Фредди Мак» обеспечила гарантии кредита. Всех устраивало и то, что купонные выплаты составили 16,05% за вычетом двойной ставки двухлетнего стерлингового свопа, причем выплачивались они раз в полгода на протяжении трех лет в долларах США. Дай Бог «Фредди Мак» здоровья! Ведь контора-то высшей категории надежности, обязательства ее безоговорочно обеспечиваются Казначейством США. Такие облигации может купить любой.

А теперь представьте ваш местный инвестиционный совет. Утреннее заседание, на котором уже успели проголосовать за новое районирование, заслушать жалобы на новую программу борьбы за безопасность на улицах, а теперь все члены совета напряженно ждут новой величины двухлетнего стерлингового свопа, публикуемого «International Financing Review» на 42 279 странице Telerate за два дня до купонной выплаты.

Разбираясь с этим видом сделок, я ощутил себя в какой-то сумеречной зоне инвестиционной политики, где на замысловатых загадочных производных с плавающим обратным курсом бездарно терял деньги не только округ Ориндж, но и округ Эскамбия, и Санкт-Петербург, что во Флориде, и округ Сандускай, и множество муниципалитетов Огайо, и колледж Одессы, что в Техасе, и даже Баптистская миссионерская ассоциация Америки.

Какие же причины могли побудить не склонные к изыскам правительства штатов и администрации округов играть на понижение британских двухлетних свопов? От их жилищ и до Миссисипи-то сотни миль, а уж до Темзы — вообще тысячи. На каком основании руководство провинциального колледжа или члены городского совета решили, что на той стороне Атлантики снизится ставка стерлингового свопа?

Ну, допустим, поверили финансовым аналитикам. А вот как они угадали, какие именно производные из числа рекомендованных этими независимыми экспертами следует покупать, чтобы воспользоваться выгодами предполагаемого уменьшения процентных ставок? Аналитики предсказали снижение уровня инфляции в Великобритании, что в свою очередь должно привести к уменьшению процентных ставок. Но в то же время кривая стерлинговой доходности круто пошла вверх, что подразумевает еще более резкий подъем форвардной кривой, а значит, предвещает рост процентных ставок. Ситуация, таким образом, располагала к игре на понижение форвардной доходности. И каковы должны быть ваши действия?

Аналитики инвестиционных банков обладали фантастической способностью генерировать предсказания, противоречащие динамике форвардных ставок. И каждый раз после того как эксперты изрекали что-нибудь умное, группы производных должны были осуществлять сделки, основанные на таких сотрясениях воздуха. Хотя, быть может, существует и иное объяснение.

Международный колорит американским потерям на производных придавало то, что многие административные образования США приобретали иностранные долговые бумаги, эмитированные такими организациями, как Rabobank, Nordic Investment Bank, Svenska Handelsbanken, Deutsche Bank и Abbey National. Эпидемия потерь выплеснулась и за пределы Соединенных Штатов. Не так давно Британский суд постановил, что лондонский административный район Хаммерсмит и Фулем, потерявший на свопах сумасшедшие деньги, имел право считать эти свопы недействительными. Другими словами, район не должен был выплачивать вообще ничего, так как, являясь административным образованием, он не имел права участвовать в сделках с производными такого рода. Сделки, таким образом, были аннулированы. Постановление породило лавину аналогичных судебных исков, большая часть которых была удовлетворена. Стороны гражданских судебных процессов в США пристально следили за разворачивающимися в Великобритании событиями, тем более теперь, когда их ряды умножились в связи со скандалом в округе Ориндж.

Участие европейских эмитентов в финансовой жизни Америки представлялось вполне логичным. Первые рынки производных появились в Европе в 1688 году, когда трейдеры Амстердамской фондовой биржи принялись заключать производные контракты. Теперь же, после многих лет развития сделок с производными в Америке, производные бумаги начали возвращаться на историческую родину.

Глобализация финансовых рынков необратима и отнюдь не ограничивается сектором производных. Даже Morgan Stanley не так давно провел переговоры о слиянии с некоторыми европейскими банками для использования преимуществ переноса деловой активности в Лондон и континентальную Европу. Одним из претендентов на руку и сердце Morgan Stanley был S. G. Warburg, оставшийся ни с чем, в частности, из-за спора по поводу имени новой фирмы. Страшила предложил назвать банк Mor-War, но это была только шутка. Никакая глобальная экспансия со стороны Morgan Stanley не стоила потери его гордого имени.


Примечания:



1

ЛИБОР — принятая в России аббревиатура от англоязычного названия London Inter Bank Offered Rate (LIBOR). — Примеч. ред. 



12

«Valdez» — печально известный американский танкер, принадлежащий фирме Exxon, виновник экологического бедствия — крупного разлива нефти у берегов Аляски 24 марта 1989 года. — Примеч. ред. 









Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Наверх